Битва на салфетках №121. Тур второй. Голосование.

Жители Мастерской, на ваш суд представлены семь замечательных миниатюр! И еще одна чудесная минька на ВНЕКОНКУРС

Пожалуйста, поддержите участников — проголосуйте за 3 миниатюры, которые, на ваш взгляд, самые лучшие.

ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.

Голосование принимается до воскресенья 23 марта до 12-00 по Москве.

____________________________________________________________________________________  

№1

***

Гриша на ИЖике встретил их на вокзале и галопом помчал по расхлябанной дороге. Нина цеплялась за сиденье, упиралась в люльку ногами, обутыми в модные московские «каблуки». Новое пальто, оплаканное уже в первые минуты поездки, сейчас было заляпано до пояса. Хотя и так было понятно, что московский гардеробчик в деревне Грязи не приживется.

Дорога стала ровнее, и Нина поплыла вдруг мыслями в прошлое свое житье. Вспомнилось почему-то, как с сестрой мыли полы по пятницам. Как промывали выкрашенные желтой масляной краской половицы, сгоняя воду к высокому порогу. Потом, полюбовавшись ярким канареечным полом, сестры начинали стелить длинные пестрые половики, вязаные мамой. Брались за разные концы, растягивали тканевую ленту и ровнехонько укладывали на влажный еще пол. Половички сразу прилипали к солнечным половицам, комната становилась наряднее — хотелось ходить по свежевымытому на цыпочках, и быть всегда хорошей, маминой помощницей.

Анна Григорьевна нагрянула неожиданно, привезла домашней ветчины на продажу. Нина обрадовалась снохе – не виделись давно, да и тоска одолела. Муж все еще сидел, а с Андреем не сложилось. Сноха участливо слушала Нинин рассказ и качала круглой головой: вот ведь как… Еще полгода назад Нина летала от любви, хвалилась, что первый раз женщиной себя почувствовала – красивой, желанной, а теперь… Похудела, как коза драная. «На мужчине всегда грех висит, особливо на жадном», — рассудив так про Андрея, Анна Григорьевна стала рассказывать о своем житье. Слова лились плавно, спокойно, было в них что-то от мотива народной песни – монотонное и незыблемое. И поплыли перед Ниниными глазами картины детства, лица соседей. «А ведь Митька-то до сих пор не женат. Тебя, поди, ждет», — решила рассмешить ее сноха. Нина вспомнила долговязого одноклассника, неумелого ухажера, их встречи на озере. «Кто восход солнца увидит, тому один грех прощается», — так Митяй тогда говорил, хотя какие у них в ту пору грехи-то были? Как у воробьев. Тепло защемило что-то в груди, слезы сами закапали…

Так, после нехитрых посиделок и сама Нина не поняла, как оказалась в поезде, бросив постылую столицу. Что звало ее к родному порогу? Надежда на то, что добрый, милый Митяй и вправду ждет ее? Может быть. Хотелось жить простой жизнью: мыть полы по пятницам, растить детей, любить мужа, ворча для виду. Ну и что, что Митя курит? Мужний дым глаз не ест. Трудно, конечно, покажется, после Москвы-то. Да легко только злыдни живут: у них и вовсе забот нет. А своих рук не оборвешь — счастья не будет.

№2

Гонщик

Наша деревушка Грязи, расположена дальше, нежели чем у черта на рогах. До ближайшего поселка сто километров на юг. Автобусов отродясь никто не видел. Вместо них большие грузовики ходят, да и то, только когда дорога не размыта. В остальное время бульдозером можно проползти, но на нем далеко не уедешь.

Однажды, к жене нашего тракториста Василия Лихачева, приехала мама по линии жены. Старушка планировала отдохнуть с недельку, но как раз с ее приездом начались дожди на месяц. Бедный Василий ни капли в рот, аж нос побелел и щеки порозовели. Родственница жутко нервничала по причине своей задержки и ночами не спала. Конечно, во всех ее нервах виновный был Василий. Несчастный аж с лица опал, все больше в сарае пропадал, где стоял оставленный его дедом трофейный мотоцикл. С войны еще. Василий на нем свою фамилию оправдывал, когда перебирал лишку. Так гонял по деревне, что не понять было, то ли себя Шумахером считал, то ли от чертей спасался. Скорей всего и то и другое вместе взятое, если учитывать как он это делал.

И вот дождь кончился. Теща живо похватала пожитки, яйца в спешке вместе с петухом в корзину кинула, и деру домой. «Вези меня, Василий, как можно быстрее!» — говорит. Как он обрадовался такому счастью! Мотоцикл завел, газует, торопит. «Быстрей, мама, пока дождь снова не пошел!» Жена его в коляску села, проводить надумала. На деле, конечно, все поняли. Василий бы в этом году точно не вернулся с большой земли.

Как только теща уселась на заднее сиденье, (в коляску габариты не позволили), втопил Василий, будто он не за рулем столетнего байка, а гонщик «Формулы 1». Через все лужи и кочки на скорости перелетал, по воде как глиссер пошел, повороты в затяжном прыжке как с трамплина срезал, чтобы не застрять и к поезду успеть. С ветерком помчал, только грязь из под колес и жена из коляски на ухабах вылетала, да парила, коленками сверкая.

И ведь доехал Василий до вокзала, и тещу проводил. Правда, чуток позже в сельпо штраф пришел с фотографией. Тут-то все узнали, что Василий отметки 140 км/ч достиг. Как он из раритета такие скорости выжал, ума не приложу. Зато теперь его всей деревней уважают, фотку на почетное место повесили, как гордость района. Штраф всей деревней уплатили. У Василия отродясь таких денег не было. Знатный гонщик.

Правда, слух прошел, будто бы теща его больше к нам ни ногой. И чего ей не так? Ума не приложу. Природа у нас — закачаешься! А как прокатилась! Позже Василий как ни старался, выше шестидесяти выжать не мог. Может тещи не хватает?

№3

На трех колесах

Мотоцикл подпрыгивал на ухабистой дороге, влетая в лужи и поднимая фонтаны брызг. Мать и сестра, сидевшие сзади, при каждом толчке взвизгивали и кричали, что Олег непременно их угробит. Олег же смотрел вперед, на дорогу, гадая про себя – куда она приведет его на этот раз?

Он впервые сел на мотоцикл в пятнадцать лет, и все родственники тогда были уверены, что его поездка окончится в милиции. Но трехколесный друг привез Олега в более интересное место – в компанию городских байкеров, которых не беспокоил его юный возраст и которые научили его самым потрясающим трюкам на дороге. Правда, чуть позже эта дорога все-таки едва не окончилась в милицейском участке, но Олег чудом сумел вовремя свернуть с нее.

Потом он закончил школу и решил уехать в столицу. Точнее, практически уже выехал из поселка, разогнался на шоссе, но отец вернул его домой. Его слова о том, что в городе Олег никому не нужен, что ни поступить в вуз, ни устроиться на приличную работу он не сможет и что городские жители будут только смеяться и издеваться над ним, звучали очень убедительно, так что парень резко развернулся и поехал обратно.

С тех пор он ездил только по поселку и его окрестностям. Петляющие кривые дорожки чаще всего приводили его к разным неприятностям, порой к довольно серьезным. Один раз ухабистая тропинка привела его к пивному ларьку, и после этого он долго колесил вокруг него, закладывая на своем мотоцикле крутые виражи. Потом ему стало неинтересно кататься по дороге, и он съехал с нее, промчался по каким-то свалкам и пустырям и, в конце концов, мотоцикл принес его в больницу. Была даже вероятность, что он унесет его еще дальше, туда, откуда уже нельзя будет вернуться домой, но в последний момент Олег все-таки успел затормозить.

После этого случая он долго ходил пешком, уверенный, что больше никогда не сядет за руль мотоцикла, тем более, что тот тоже требовал починки. Но прошло какое-то время, и дорога снова стала манить Олега. Мотоцикл был возрожден к жизни и опять помчался вперед, хотя теперь уже осторожно, без лихачества. Зато теперь, катаясь на небольшой скорости, он лучше видел, что творится вокруг. Видел опустевшие и заброшенные дома в поселке, спившихся людей, одичавших бездомных собак… Видел все это и понимал, что если не уедет в город, то рано или поздно опять приедет к пивному ларьку, а потом на кладбище.

Отец переезжать в город отказался наотрез. А вот мать с сестрой, хоть и с опаской, но все же уселись на мотоцикл Олега, и теперь он с радостью гнал по шоссе.

№4

***

Учеба в институте началась с «трудового семестра». Место называлось Грязи. Отряд разместили на турбазе, руководителем оказался преподаватель философии. Всю мужскую часть населения турбазы утром увозили строить баню и вести водопровод председателю колхоза. Готовить пригласили местную женщину – повара. Нас же определили работать на сортировочную машину.

Работа, по большому счету, выполнялась автоматически – немецкая машина отбраковывала камни и, по размеру, отсеивала клубни в четыре бункера. Между машинами, подвозящими картофель на сортировку, мы успевали и в лес сходить за опятами, и поваляться с картами на сеновале.

Окрестности были живописны: у пруда с небольшой плотиной стоял разрушенный господский дом. Вокруг одуряюще пахли антоновкой сады, а на скошенных полях, прикованные цепями, паслись жуткого вида свиньи.

Белая «Волга» тихо остановилась у руин господского дома. Мы с Валей, моей новой знакомой, прижались к выступу стены. Из машины вышел молодой брюнет с телефоном. До нас долетели обрывки фраз: «Спустить пруд. Подземный ход – ценности. сегодня»

Под утро на турбазе появились четыре милиционера. Оказалось хулиганы, ночью, спустили пруд и затопили пару колхозных полей.

Днем на сортировку приехала всего одна машина. Мы с Валей пошли по грибы.

— Смотри – труп — сказала Валя.

Сквозь вывороченные комья почвы было видно крупное розовое тело.

— Это свинья – вон, пятачок, а вот натянутый обрывок цепи. Странный крюк, за который зацепилась цепь, с трудом повернулся в моих руках. Вдруг грунт из-под туши стал осыпаться. Мы бросились за куст. Грязный, задыхающийся, молодой брюнет вылез из-под туши, кинул в наш куст свёрток и тяжело побежал по лесу. Ветхая тряпица размоталась и из нее радужным дождем посыпались невиданной красоты каменья. Тут же земля разверзлась вновь. Два милиционера бросились за парнем. Тот обернулся и выстрелил. Валя закричала.

Вечером мы всё рассказали и сдали найденное руководителю. Оказалось, что под плотиной начинался подземный ход. Неизвестный проник в него. Так же в подземный ход забежала напуганная потопом свинья. Животное нашло заваленный выход и, едва не погибнув, сумело выбраться наружу.

И вот — Ленинский профиль заросшего бородой философа, напросившаяся с ним повариха на личном мотоцикле председателя увозят раненную в ухо Валю домой. Мотоцикл ревет на разжиженной дороге. Валя виновато смотрит на меня, сжимая сумочку, в которой лежат восхитительные, цвета крови, рубиновые серьги. Больше я Валю никогда не видела.

№5

В гости

В поселке грязь Люську Киселеву знали все, характер у нее был вспыльчивый, но добрый. Главное, под горячую руку к ней не попадать. Муж у Люськи давно умер – цирроз печени у него был. Осталась она одна, с дочкой Настей.

-Эй, Настька, собирайся живей!- крикнула с порога Люська.

-Чего там мамань? – спросила, лениво потягиваясь Настена, симпатичная девушка восемнадцати лет.

— Заелась, варенье с подбородка сотри, опять, небось, с Колькой Ерохиным чаи распивали,- проворчала женщина.

— Ну, с Колькой и чего? Сама знаешь, любовь у нас? – надула губы дочка.

-Знаю, я, кто от такой любви рождается! Никакой проку от него нет, говорю тебе, непутевый он. Смотри, Настька, я твоего нагулыша нянчить не буду, за мной на складе никто местечко не придержит! Собирайся, к тете Зое на именины едем! Да, не одевайся как на парад, а то я тебя знаю. Бабке 90-й год, не на свадьбу едешь!

-Эх, мамань, когда, это я разодевалась,- буркнула. — А на чем поедем? Автобусы, поди, все уже на город ушли?

— Автобусы! Да на кой ляд нам сдались эти автобусы, мы на митрохинском мотоцикле поедем! – выпятила грудь вперед маманя.

-На митрохинском? А разве не он в прошлом году на нем в столб врезался? – недоумевала Настька.

— Он!- расхохоталась Люська, припоминая пьяного Митроху в рваной шапке и с шишкой на лбу. Так он отремонтировал его уже.

Настька пошла в свою комнату и начала перебирать свои наряды. Нашла более-менее подходящий розовый костюм и платок в горошек.

-Кажись, пойдет?- подумала про себя.

За окном послышался свист.

-Ну, чего, тебе?- высунулась в окно Настена.

Молодой парень с лохматой непричесанной головой подкрался из-за кустов.

– Мать дома? – шепотом спросил он.

— Дома, Коленька, где ж ей еще быть?

— А ты чего такая нарядная?

— В гости едем к тете Зое, — улыбнулась она.

-Точно в гости? А то, смотри, я ревнивый!

-В гости.

— Настька, застряла что ли?- послышался из-за двери голос матери.

-Бегу.

-Ну, я пошел,- пробурчал Колька.

Настька закрыла окно, парень украдкой вышел через калитку.

-Ну, чего? Где твой Митроха?

-Вот получим с тобой Настька наследство, от тети Зои, я у нее единственная родственница, заживем! В городе, ты и о Кольке своем забудешь!

— Мамань, ну, ты, чего, я Кольку люблю!

За окном просигналил мотоцикл.

— Пора.

От Митрохи пахло перегаром, мотоцикл взревел, и, набирая скорость, помчался по кочкам.

— Говорила, тебе, не надо с Митрохой связываться! – бурчала Настя, почесывая сломанную ногу.

-Ну, Митлоха, ну, погоди, — прошепелявила Люська.

№6

***

Любовь Никитична, забыв про возраст и больную ногу, летела к автобусной остановке. К жестяной будке с надписью «Центральная» как раз подходил чихающий «пазик», и спустя сорок минут, проведенных в непрерывной тряске, она уже отворила дверь дома.

— Дали! — радостно крикнула она, едва зайдя в избу. — Квартиру дали!

Муж Любы, худощавый, но жилистый старик, сидевший у печки, не успел ответить из-за возникшей рядом чудовищной смеси приторных духов, розового жакета и длиннющих накрашенных ресниц.

— Какую? Где? Когда переезжаем?

Чуть опешив от столь неожиданного появления и обилия вопросов, Люба ответила дочери не сразу.

— Машка, опять ты нафуфырилась… Да рядом, в рабочем городке, — и добавила, погодя. — Двухкомнатную.

— Слава богу! Наконец-то уеду из этой дыры, — выдохнула Маша и убежала к себе.

Люба покачала головой и, сняв куртку, села на табурет рядом с мужем.

— Ты рад? — тихо спросила она.

Старик немного помолчал и усмехнулся, сохраняя при этом суровое выражение лица.

— А нам то что? Это ей нужно. Глянь, как одевается, недовольная ходит. Черт знает, чего там понахваталась после поездки к подруге.

— Время такое, Сережа, в город все едут. Да и что ей светит здесь? А там выучится, работу хорошую найдет…

— Да знаю я. Вот только пустеет село, молодых никого не осталось. Так и умрем, когда все разъедутся.

— Опять ты со своей шарманкой, — рассердилась Люба.

— И выгонит нас, когда надоест или хахаль появится.

Маша вышла из комнаты и заявила:

— Я готова, отправляемся!

— Как, уже? — удивилась Люба.

— А почему бы и нет?

Сергей, посмотрев на Машку, уже в сотый раз попытался найти в ее глазах хоть капельку понимания, но увидел лишь острые иглы ресниц.

— Хорошо, — процедил он, резко встав и накинув на плечи затертый ватник.

Спустя час, Сергею удалось завести старый мотоцикл с коляской, и они выехали из родной деревни, петляя по размытым осенним дорогам. Останавливаясь на редких перекрестках, Сергей запрокидывал голову и, хмурясь, разглядывал свинцовые облака, что, кажется, висели над ним неисчезающим роком.

Вдруг на очередном светофоре рядом с ними остановился новенький москвич, и из окна выглянуло добродушное молодое лицо.

— Эй, отец, подскажи, как до “Грязей” доехать?

— А зачем тебе? — удивился Сергей.

— Да пожить там хотели. Говорят, озеро есть. А то устали от этой городской суеты…

Получив указания, парень кивнул и двинулся к лесополосе.

Сережа и Люба с улыбкой смотрели вслед исчезающей, как мираж, машине, пока их не прервал недовольный и саркастичный голос Маши:

— Понаехали.

№7

***

— Маня, доча, поспешай! Батька злится ужо!

— Да иду, иду я! Чего раскудахтались то!

— Опаздывать не след. Подумают чой!

— Мать, да ты на нее глянь, расписалася, как торба. Поди не на ярмарку везем.

— Отец, не ворчи на дочь. Смотри, кака пава, сватьям понравится.

— А с губами у ней чего? Набили небось? Иль осы пожрали?

— Типун те на язык, ирод! В город она ездила, хель специальный качала. Чтоб мужикам нравиться.

— Что за хель такой, Марусь?

— Ой, батя, да разве ты поймешь? Теперича я как те красотки журнальные.

— А по мне утка — кряква. Тьфу!

— Вась, ты на дорогу смотри, не крутись. А то колдобины одни. Гусей растрясешь.

— А курей не жаль?

— Им то што, отнеслись поди, а в суп сгодятся.

— Вот не пойму я вас, родичи. Вы зачем птицу везете? У них своей будто нет?

— Это приданное, Марусечка. Положено так.

— Я сама подарок, вашего не надобно.

— Энто сейчас не надобно, а потом упомнят. Да, Вась? Вона твоя мать до сих пор корит, голыдьбу взял. Чой молчишь? Ну молчи-молчи, иуда.

— Дочь, што за чудной запах от тебя? Мыло — не мыло?

— Бать, ты вправду иль придуряшься? Пассьен это- духи такие.

— Вот и чую, что пасет, а чем — не пойму.

— Ароматы заграничные. На районе купила.

— Мать небось денег дала?

— Да не крутись ты, ирод. Весь подол мне задрызгал. Ехай медленно. Пошто гонишь? Вон ужо «Грязи».

— Мож мне с зятем выпить охота.

— Напьесся еще — весь день впереди.

— А вдруг товар не к лицу?

— Ты о Маруське? Иль о гусях?

— Обо всех. Товар не угодит — назад не повезу. Сами вертухайтесь. Бабы с возу — кобыле легче.

— Это какой кобыле именно? Той редкозубой из продмага? Так я ей их прорежу, со мной не забалуешь. Ишь, моду взяла, мужиков чужих приманивать.

— Вот ведьма старая, ты поменьше соседок слушай!

— Поеду — себе губы нахелю и в клуб на танцы. Посмотришь тогда, где старая!

— Давай-давай, мозги себе тоже нахель, штоб об черепушку громко не брякали. Все — приехали к сватьям. Вылазьте!

ВНЕКОНКУРС

№1

На правах рекламы…

Иван Максимович сильно хотел домой, в деревню Грязи. Потому что по субботам в это время сосед Митрич уже пластал на газетке селедочку и охлаждал чекушку, а дед Судаков приносил вареной картошки и зеленушки с огорода. Беспокойство внушала и судьба бутылки «беленькой», спрятанной за наличником. Вдруг Нюрка все-таки ее обнаружила? Понесло же благоверную в райцентр по магазинам! Всю неделю плешь проедала: поедем да поедем!

Анна Семеновна сильно хотела домой, в деревню Грязи. За день она набегалась по магазинам, ноги гудели, мотоцикл растряс все, что мог. До вечерней росы надо успеть закрыть огурцы, да и скотина уже, наверное, ревмя ревет с голодухи. И все это надо сделать до девяти часов, ведь в это время начнется очередная серия «Кровь и любовь» — сериала, активно обсуждаемого в ее кругах. Пропустишь серию — все, падение личного рейтинга на лавочке.

Лизавета сильно хотела «домой», а не в деревню Грязи. За год учебы она привыкла называть свою общагу при техникуме «домом» и к родному порогу совсем не стремилась. По субботам в актовом зале устраивали дискотеки, девчонки, наверное, уже наряжаются. Но «понаехали» родители, а с батей не договоришься. В охапку, в люльку: «Едешь домой!» А в Грязях — не курорт, то огурцы закрывай, то помидоры открывай, то грядки пропалывай.

И мотоцикл «Урал» домой, в деревню Грязи, не хотел. В гараже течет крыша, по полу гуляют сквозняки и по углам носится всякая хвостатая шушера. Хотелось в автосервис, подлечиться. Прыгая по ухабам, «Урал» подсчитывал убытки за эту поездку: коробка передач передавала сигналы SOS, что-то хрустело в районе рулевого демпфера. Но хуже всего был сегодняшний «обед». Ну на проверенных заправках железного коня «кормить» надо!

Мотоцикл высоко подпрыгнул, чихнул и встал. И Митричу с дедом Судаковым в тот вечере пришлось соображать на двоих, подруги по лавочке подвергли Анну Семеновну остракизму за пропущенную серию, Лизавета впала в депрессию, застряв между «домом» и Грязями. А мотоцикл «Урал» отказался ехать дальше по принципиально-техническим соображениям. Ведь есть же надежные, проверенные АЗС сети «Грязьнефть»! Техника требует деликатного обращения и качественного бензина.