Жители Мастерской, на ваш суд представлены 13 замечательных миниатюр, а также две прекрасные внеконкурсные работы.
Пожалуйста, поддержите участников — проголосуйте за 3, на ваш взгляд, лучшие миниатюры.
Голосование продлится до воскресенья 19 августа 16:00 по Москве.
ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.
_____________________________________________________________________________________
№1.
***
Факел на стене отбрасывал причудливые тени на каменные стены. Темноволосый мужчина наблюдал за танцем пламени, пока его старая знакомая допивала воду. Когда кубок опустел, она вновь вернулась к прерванному занятию:
— Пиши!
— Да отстань ты от меня, — огрызнулся порядком подуставший спорщик, опускаясь на стул и пододвигаясь к письменному столу.
— Пиши, я сказала!
— Не буду, — отмахнулся от девушки мужчина.
— Как ты не понимаешь, — рыжая стукнула собеседника какими-то бумажками по голове. — Это отличная идея! Пиши! — Она одернула черный балахон и выжидательно глянула на давнего друга.
— Иди ты знаешь куда! — разозлился парень, скидывая со стола чернильницу.
— Яков, я ведь обижусь! — фыркнула она, присаживаясь на краешек столешницы. — Это идеально. Эта рукопись войдет в историю. Уж я-то знаю!
Мужчина взлохматил пятерней волосы и бросил злой взгляд на представительницу прекрасного пола:
— Но как? — он зло стукнул по столу кулаком, — Как ты себе это представляешь! Меня же сразу на костер, как еретика!
Рыжая фыркнула, вскочив на ноги и начала разбрасывать по и так замусоренному столу бумажки:
— Ты хоть знаешь, сколько я демонов изучила для этих записей. Да я до самого Люцифера опустилась! Он же, зараза такая, меня чуть не поджарил, пока на вопросы отвечал! Причем в прямом смысле этого слова, — ведьма ухмыльнулась, — Да и придумала я, как избежать наказания церкви, — она протянула Якову один из листов пожелтевшей бумаги.
— Ты рехнулась, сама на себя наводки составляешь?!
— Но там ведь тоже не всё правда, — захохотала девушка, усаживаясь на колени к Якову. — И Генриха я уже уговорила, так что ты в меньшинстве. Соглашайся.
Мужчина бросил измученный взгляд на свою собеседницу и, вздохнув, вывел косым почерком на пергаменте «Молот Ведьм».
№2.
***
Перед лицом великой цели
никакие жертвы не покажутся
слишком большими.
Слова складываются в строки, строки рождают предложения: «Русые волосы, карие глаза, слегка вздернутый носик»… Нет, это не она! Дар богов позволяет оживить написанное, но в памяти не осталось воспоминаний. Смерть забрала любимую, горе стёрло всё, кроме имени – Танайя.
Сверху раздаются шаги. Взгляд падает на песочные часы. Слишком рано, есть время, чтобы вспомнить. Скрипит дверь, в проёме появляется начальник стражи.
— Пора, — бросает он. – Слышишь, чародей?
— У меня есть время, — дрожащая рука указывает на убегающий песок.
— Приказ короля. Собирайся, Имшаэль.
— Пусть король скажет, что времени нет. А пока пошли вон!
Начальник стражи пожимает плечами и закрывает дверь. Через несколько минут в камеру врывается Эбх Завоеватель.
— Как ты смеешь не подчиняться приказам?!
— У меня есть время, — Имшаэль умоляюще смотрит на короля. – Ведь я любил её, как ты не понимаешь?
Эбх краснеет от злости и обрушивает кулак на стол.
— Любил, говоришь! Так почему она погибла от твоего меча? Думаешь, меня подводит память? Я отлично помню, что ты сказал перед тем, как забрать мою дочь навсегда: «Мы прогуляемся по лесу и вернемся в замок». А вечером я выехал искать вас. Забыл, как тебя нашли измазанного в крови? Как выпотрошил Танайю и оставил тело волкам?
— Я ничего не помню! Но я всё исправлю! Дай мне её портрет и через мгновение она будет жива.
— Время вышло, — король поворачивается спиной, и ворвавшиеся стражники уводят Имшаэля.
Вечером Эбх Завоеватель выходит во двор замка. Потирая подбородок, король смотрит на тело, которое покачивается из стороны в сторону. Из раздумий выводит голос советника, подошедшего сзади:
— Сир, письмо из северных земель.
— Что пишет Галлиан? – король делает вид, что не замечает морщинистой руки, в которой зажато послание.
— Галлиан Второй согласен с решением вашего величества относительно судьбы чародея. Хотя Имшаэль и был посланником правителя, тот не будет принимать никаких ответных шагов. Преступление против короны во всех землях карается смертью. Разведчики донесли, что армия Галлиана завтра отойдет от наших границ. Лишившись Имшаэля и его дара, они не посмеют начать войну. Мы спасены, сир.
— Ступай, советник. За заслуги перед короной ты будешь щедро вознаграждён.
Запах старости постепенно исчезает, а король продолжает размышлять. О повешенном чародее и о дочери, которой пришлось пожертвовать ради спасения королевства.
№3.
***
Здесь сыро и холодно, а единственная лестница, казалось бы, ведёт в никуда. Можно вечность подниматься по скольким, поросшим мхом ступеням, спотыкаясь и падая, но всё равно им не будет конца. Я проверял. Из этой ловушки выхода нет.
Маленькая комнатка в подземелье сознания, потолок которой теряется в бесконечности. Именно здесь я заперт последнее тысячелетие.
Плесень, книги и я… таково наказание, быть заключённым в искажённой правде сказки. Не думал, что среди волшебных строк может скрываться такая сырая комнатка подземелья, тюрьма для избранных, где главная пытка – помнить собственную ошибку и пытаться найти способ её исправить в толще распадающихся от времени страниц.
Вы помните ту сказку? Историю о Спящей Красавице? Забудьте, всё глупости и выдумки! Она спит. Она всё ещё спит… Уж я-то знаю!
Позвольте представиться, Ашкаар – ворон-оборотень, хранитель и учитель принцессы Авроры. Это не крёстные, а я не смог уберечь единственную дочь короля, за что и понёс наказание… Заточён сознанием в собственной книге сказок, написанной специально для принцессы, оставлен наедине с мыслями в самых тёмных и пугающих строках.
Я помню, как заснул принц, вкусив яд с губ Авроры… Я выберусь отсюда, только когда придумаю способ её спасти. Мою дорогую и яркую девочку, ту, которую старый ворон считал своей любимой дочкой.
Пусть нет ответа в книгах, я придумаю, как избавиться от проклятия, ведь есть ещё время… есть вечность…
Самая высокая башня замка пустовала уже многие сотни лет. Ходили легенды, что когда-то именно здесь находилась опочивальня златовласой Утренней Звезды. Принцессы Авроры, которая была разбужена поцелуем прекрасного принца.
И лишь сидящий на резной спинке кровати ворон знал правду. Он понял, как можно спасти девушку, вырвался из плена собственного сознания, но было уже слишком поздно. Пощадившее старого учителя, время потеряло настоящую историю Авроры, и лишь сказки остались бродить по миру.
«Жили долго и счастливо»… Именно об этом всегда мечтала принцесса.
№4.
***
Больше всего на свете я не хочу заканчивать эту книгу. Я даже не знаю, о чем повествует первая страница, сколько разномастных строк соединяют ее со мной. Лица предшественников давно стерлись из памяти, но наша общая цель все так же далека.
Когда-то был настоящий Мастер. Он плел кружевную вязь слов, легкими штрихами создавал ветер, горы, леса, птиц и судьбы людей. Сколько великих войн свершилось в то время! Из океанов поднимались континенты, и моря смывали целые страны. Светлая любовь юной красавицы останавливала извержение вулкана, и древние пророки вещали о грядущих свершениях. Нам было трудно и больно в безумном мире, но это была настоящая жизнь!
И вот однажды Мастер забыл о нас.
Он осмелился думать, что его жизнь важнее судеб миллионов. И даже захотел сжечь все до единой рукописи. Не стало героев и пророков. Солнце замерло зловещим оком в зените. Последняя надежда таяла в безветренном небе.
И тогда собрались лучшие алхимики, чтобы совершить невозможное – вернуть в наш мир Мастера. После многих месяцев изнурительных опытов он появился здесь, за этим самым столом. Ему пришлось продолжить вековой труд по истории вымышленного мира. Солнце вновь покатилось по небосводу, но Мастер оказался заложником своих же законов.
Нет ничего вечного и никого бессмертного.
В конце концов, нам пришлось продолжать самим. С тех пор поколения «историков» создают будущее, а поколения алхимиков бьются над извечным вопросом – как отправить одного из творцов «туда», за пределы мира, где даже время течет по-иному. Тогда перестали бы меняться почерки и чернила книги судеб. И, быть может, другие люди прочли бы кровопролитную, но прекрасную историю наших народов. И все было бы не напрасно.
Даже смерть Мастера.
Главное, чтобы книга не заканчивалась.
№5.
***
«Великий и могучий» – слыхали? Это про меня… Мое имя Вам ни о чем не скажет – у меня много имен. Возраст? Тоже не отвечу: не считал. Откуда родом? Да я во стольких странах побывал, что и сам не знаю теперь, гражданином какой являюсь. Где живу? А не скажу адреса, не хватало, чтоб и отсюда меня выперли! Скажу только, что глубоко под землей, где солнечный свет не просачивается, где растения не живут. А мне – в самый раз, хоть никто не мешает. Род деятельности? О! Чем только не занимался, каких открытий не сделал! Вот, например, думаете, Ньютону вашему дорогому яблочко само на макушку упало? Ха-ха, этот простак и не заметил, что под тополем сидел. Если б я не влез на высокую ветку и не дал бы ему яблоком по темечку, не открыл бы он свой Закон! А Менделеев? Просто– заснул, ему таблица приснилась? Да как бы не так! Я ж под подушку ему положил готовую, составленную накануне. Все, все что ни есть в мире – ко всему моя рука приложилась. Вот чего в адронном коллайдере неполадки были? Так ведь экономить хотят на всем: я говорю, на серебряные саморезы крепить каркас надо, а они на китайские наляпали! Да, Китай! Стена – это тоже мой проект! А сейчас вот решил – надо бы книгу другую написать, чтоб и Библию, и Коран, и Танах – соединить в одно. Столько лет писал их, мучился, а толку никакого! Хотел как лучше, разнообразие в верования внести, а чего-то столько споров! Вот напишу – и все сразу помирятся, делить нечего станет, только как бы там главного героя назвать? Может, своим именем? Хотя нет, я скромный, мне лишняя слава ни к чему. Я ж запросто и Наполеону, и Гитлеру разрешил мои военные планы своими именами подписывать. Ну и Пушкину надарил идей, пускай народ считает, что Онегин – это его творение. Жалко что ли? Я ж все во благо человечества! Сейчас после книги займусь постройкой новой орбитальной станции – пора вести народ в миры иные! Эх, если б еще природную скромность побороть, я б развернулся…
— Патявин! А ну брось писАть! – женщина в белом, зачем ты меня отвлекаешь?
— Ваше дело, Марья Степановна, санитарное состояние здания поддерживать, не мешайте, я резюме пишу.
— Какое еще резюме? На стенах?
— Меня не устраивает работа в этом департаменте, я хочу перевестись…
— Ах ты, паразит! Я-те щас переведусь! Я главврачу пожалуюсь, чтоб тебя к буйно помешанным отправили, в отдельную палату! Лечють их тут, лечуть, деньги казенные тратють, а этим психам ничего не помогает…
…Эх, надо бы усовершенствовать систему здравоохранения, а то вот, жалобы поступают!
№6.
Обращение левитации.
Я всегда летать хотел, как птица. Вот в академию и поступил. Думал, научат. Как же! Магия – наука прикладная. Повышение урожайности почв, управление дождевыми тучами. Декан на первой лекции заявил:
— Сельское хозяйство – вот ваша цель. Корона учит, лицензии даёт. Извольте стараться.
И пошло! Приручение духов воды и земли, обращение песка в жирный перегной. Карта магических потоков в туше свиноматки. Тоска…
А летать – охота. Левитировать. Парить. Реять.
Подвальчик этот я случайно нашёл. Старые пособия грудами. Пыль и запустение. У нас практикум по очистке неровных поверхностей шёл. Полезное умение. Я и вызвался – навести порядок. Метлой и тряпкой проще, но куратор согласился. «Делай, — говорит, — да отчет не забудь. По форме семь. Иначе не зачту».
Сработал я быстро, невелика наука. Фолианты по местам разложил, книжных скорпионов вывел.
В свитки заглянул, а там…
Для начала их в воздухе развесил. Чтобы легче читать. Смотрю на них – и обидно чуть не до слёз! Пергаменты реют, а я — всё равно — к земле как привязанный. Про то, как самому воспарить – в манускриптах ни слова. Неужели всё зря, и мне не взлететь?! Потом – как сверкнуло в голове. Простая же штука – метод обращения! Формулу набросал наспех – верно, вроде! – и высказал.
Вишу теперь напротив – и даже ругаться нечем! Ему-то что, сто лет на полке пролежало, теперь сидит – дремлет. Рожа кислая. И патлы. Давно стричься пора.
Интересно, скоро заклинание выдохнется? Кобчик не отбить бы! Кто знает, как оно будет…
№7.
***
Всё началось с обыкновенного гусиного пера, которое я нашёл дождливым вечером в парке. Или это оно нашло меня? Перо прилипло к мокрой скамейке и издали напоминало вопросительный знак. Я тогда поразился: откуда оно взялось тут? Не каждый день в центре города находишь гусиные перья.
Перо тут же перекочевало в карман пиджака. Почему я так сделал, до сих пор не понимаю, но тогда это казалось естественным и правильным. Оно пролежало в кармане несколько дней, пока мне не понадобилось записать телефон одной прелестной дамы, и я не укололся об его очинённый кончик. С этого момента моя жизнь перевернулась с ног на голову. Да, именно так, раз и перевернулась!
Я и раньше любил писать забавные миниатюры для друзей, но никогда не принимал это увлечение всерьёз и уж тем более не помышлял о нелёгком ремесле писателя. Но всю ночь я провалялся без сна, ворочаясь с бока на бок, сочиняя неимоверную историю. Точнее, история сама пришла ко мне и наглым образом влезла в мысли, не давая покоя и требуя немедленного увековечивания на бумаге.
Я не выдержал и сел за рабочий стол, но не нашёл ни одной ручки или хотя бы огрызка карандаша, только сиротливо стоящий пузырёк чернил в нижнем ящике. Когда-то каллиграфия была моим страстным увлечением, и не один час был проведён за выведением кистью витиеватых символов и узоров. Странно, что чернила до сих пор не высохли, а сохранились должным образом. Аккуратно макнув кончик пера, полюбовавшись тёмной бусинкой, стремящейся поскорее соскочить на бумагу, я неспешно вывел первое предложение…
Что же здесь удивительного, спросите вы. Действительно, ничего, если бы листы, исписанные мною, не начали жить своей собственной жизнью! Они перемешивались, залазили в мой портфель, летали небольшими стайками по всей квартире, щекотали пятки по ночам, тыкали в затылок, подгоняя поскорее к столу. Я пробовал бороться, запирал их, рвал, выбрасывал, но всё тщетно! Стоило появиться хоть одной свободной минутке, как листы с пером тут как тут! Неудачные страницы самоликвидировались: складывались в самолётик и вылетали в окно, в виде лягушек запрыгивали в мусорную корзину или просто таинственным образом исчезали. Вначале мои тексты были скудны и нелепы, но с каждым днём дела шли лучше и лучше.
Когда сразу несколько издательств согласились напечатать мой первый роман, я даже не удивился. Был счастлив! Это была заслуженная победа. И если бы я мог, то каждому писателю подарил бы по такому перу, которое заставляло не мечтать, а работать!..
№8.
Рецепт.
— И сколько это ирод меня тут держать будет?! Ну не помню я рецепт этого яда, не помню. Что мне теперь тут до самой смерти бумагу марать? Уж не одну сотню стихов написал, даже не думал, что на такое способен. Вместо рецепта всё какая-то рифма в голову лезут, наверное, от голода. Хоть бы похлёбку какую принесли, а то только вода и хлеб, а так хочется горяченького. Обещал, что за рецепт жаренную баранью ногу даст, а может две. Нет, чувствую не видать мне ноги бараньей, как своих ушей. Не помню я этот рецепт проклятый, вот опять стихи лезут. Да что же это такое?! Мне надо вспоминать рецепт, а у меня только рифма на бумагу ложится. Рука сама строчит, я даже не задумываюсь над тем, что пишу. Мне рецепт, рецепт нужен, а не стихи!!! — наверное, в тысячный раз повторял свой монолог, запертый в подземелье ученик лекаря. Так и не стать ему самому лекарем. Учитель умер, не оставив после себя ни одной записи. Заставлял всё запоминать, а ученик лишь пропускал мимо ушей, слушая его. А теперь потребовался Королю рецептик одного прекраснейшего яда, что изобрёл лекарь, да не знал тот, что ученик его олух несусветный, ничего не запомнил, что говорил ему.
А Король лишь потирал руки. Не мог ученик лекаря вспомнить рецепт, да и ладно, зато вон какие стихи строчит. Король их присваивает и прославляет имя своё во всех землях. Не смог стать отравителем других Королей, но зато затмил их «своим» талантом.
По всей Земле разлетелся слух о великом Короле — поэте и все мало-мальски уважающие себя королевства тысячами заказывают книги со стихами. Придворные писцы только и успевают выполнять заказы, и полнится королевская казна без набегов и войн, а лишь при помощи красивых, рифмованных строк…
— Нет, не видать мне бараньей ноги, опять стих вышел. Ох, ну как же вспомнить этот проклятый рецепт! — донесся крик из подземелья, водрузив на лицо Короля самодовольную ухмылку…
№9.
***
Знакомы ли Вы с писателями? Я один из них. Если бы Вы каким-либо чудом проникли в мои мысли, то, верно, сошли бы с ума. Разве Вы никогда не слышали, что все писатели отчасти безумны?
Я люблю погружаться в свою работу с головой, словно запираюсь в подвале собственного разума, где никто не сможет мне помешать, никто не сможет туда проникнуть.
В этом мысленном подвале царствуют книги и рукописи. Все они с нетерпением ждут своего появления на свет. Вот я сажусь за стол, непременно пахнущий можжевельником, и начинаю диалог со своими будущими воплощениями. Пока еще невесомые книги рассказывают чудесные истории, а я их бесконечно записываю. Порой мы вместе смеемся, а иногда наша беседа даже переходит в бурный спор.
Бывает, книги совершенно не хотят со мной делиться своими секретами, тогда я просто молча наблюдаю за шелестением их загадочных страниц. Хоть я и чуточку безумен, но прекрасно понимаю, что все это волшебство возможно только здесь.
Не любить книги невозможно, поэтому я терпеливо жду, когда меня перестанут игнорировать. Они все такие разные и непредсказуемые, совсем как люди. На моей книжной полке стоят разные книги: старые, потрепанные, обожженные и даже с вырванными страницами, совсем новые и гладкие, тонкие и многотомные… Некоторые молчат уже настолько давно, что покрылись толстым слоем пыли, другие постоянно говорят со мной, постепенно разрастаясь в размерах. Есть и строптивые, которые в порыве страсти рвут свои страницы или пытаются сгореть в огне настольной лампы. Но я их спасаю, бережно ставлю на полку и даю отдохнуть.
Книги – моя жизнь, это все, что у меня есть. Порой мне кажется, что сам я живу лишь на страницах одной из них и нет меня на самом деле. Что тут скажешь, писатели ведь все немного безумны.
№10.
***
Когда над горизонтом появились первые тучки, я понял, что они меня нашли. Кинулся к капитану, но тот только посмеялся над моими страхами и посоветовал научиться определять направление ветра. Мне захотелось врезать по наглой бородатой роже, но я сдержался. Ушел в каюту, открыл книгу, а глаза закрыл. Но на ум ничего не приходило.
Спустя два часа тучки исчезли, небо словно залило мазутом, налетел бешеный ветер, а у моря, казалось, появилась одна-единственная цель – пожрать наш кораблик, хорошенько истрепав его перед этим. Что за радость есть переломанное судно, не могу понять.
Они – причина этой бури. Они любят драматичные обстановки и с удовольствием их создают, а что может быть драматичнее тонущего корабля?..
… только убегающий с него я. Успел. Придумал. Записал. Судно и людей уже не спасти, скоро они станут моими ночными кошмарами, но главное – не скоро, а сейчас, и сейчас я стою… нет, пытаюсь стоять на бывшей палубе, книга в моих руках, книга раскрыта, а я заношу себя в действующие лица новой пьесы, и перо в моих пальцах отплясывает ирландский танец. Волны обходят меня и книгу, мы так сухи, словно находимся не в эпицентре бури, но в пустыне. Стихии всегда чувствуют, что можно потрогать, разбить, уничтожить, а что нельзя. Жаль, у людей такое чутье отсутствует напрочь.
Пузырек с чернилами срывается с пояса и разлетается на множество осколков. Ччерт.
Они налетают вороньем, их глаза блестят от от надежды на то, что бесконечная гонка наконец окончилась. Мерзкие оборотни. Не дождетесь, не будет вам книги. Не будет.
Заканчиваю выводить корявое «к» и ставлю точку. Опять это ощущение – словно фокусник накинул на окружающую реальность платок, стянул, и вместо бущующего моря – тесная подвальная каморка, освещенная свечами, вместо криков тонущих матросов – гулкая, пыльная тишина.
Замечаю множество свитков и книг на столе.
…которые поднимаются в воздух и превращаются в магов. Медленно. Со вкусом. Успели просочиться, чертовы твари, оборотни, чтоб вас десять раз через колено Хеопса!
Открыть книгу! Хватаю перо, окунаю в колбу с темной жидкостью, похожей на чернила, перо дымит, темная капля срывается с его кончика и растекается по открытой странице. Непонимающими, растерянными взглядами маги провожают исчезающее слово «алхимик».
По листам ползут ожоги.
Слышен сухой и неприятный треск. Одна за другой рвутся, пропадают реальности, миры и вселенные, записанные моим корявым почерком, каллиграфическим почерком отца, чьими-то рунами, иероглифами, цифрами.
Не будет вам книги.
№11.
***
— Это невозможно! – воскликнул юноша, запуская пергамент в свободный полет. Тот, в свою очередь, плавно очертил круг почета и оказался рядом с другими свитками. Юноша нервно куснул кончик пера и простонал:
— На дворе XVIII век! Век техномагии и нультранспортировки! Так почему же я вынужден здесь торчать и сам писать? Я! Маг в десятом поколении…
Свитки, тем временем, решили устроить игру в салочки и, столкнувшись одновременно, упали прямо на незадачливого хозяина.
— Ааа! – психанул Маг, в сердцах ломая перо.
— Так, — уже спокойнее произнес он, выдергивая новое из совиного крыла, — место учебы… УниверМаг – универсальная магистратура. Далее… опыт работы…
Он почесал в затылке и откинулся в кресле. Рука нечаянно задела листок, тот медленно упал на пол, где тут же был придавлен ногой Мага. Юноша чертыхнулся и поднял пергамент. На нем отчетливо виднелся отпечаток тяжелого армейского ботинка.
— А почему армейского? – пробормотал Маг, оглядывая свои легкие домашние туфли. Тоскливо вздохнув, он подошел к шкафу и попытался вытащить очередной свиток.
Шкаф не выдержал столь грубой попытки Мага забрать свой драгоценный, один из последних оставшихся в живых, пергамент, опасно накренился и… погрёб хозяина под большей частью библиотеки. Тело под грудой книг конвульсивно содрогнулось.
— Достало! – проорал взбешенный Маг, резко вскочил, раздраженно скидывая книги, и цапнул близпарящий лист. – Победа!
Сев за стол и дописав почти все, он расслабился и удовлетворенно посмотрел на свиток:
— Итак… Следующий и последний пункт – цель. Соискание на дол… Блииин!
Маг смотрел на противно растекающуюся, только что им поставленную, кляксу. Клякса была подозрительно похожа на Снейпа, что никак не радовало юношу – он ненавидел это старинное предание о Гарри Потере. Со злостью и досадой он зашвырнул подальше еще один свиток.
Это было уже сотое резюме, написанное юношей собственноручно. И почему в век магического прогресса для приема на работу резюме нужно писать без использования магпера? Еще и почерк проверяют: а вдруг это за тебя кто-то написал? Как на приеме в Магическую секретную службу! А он всего-то хотел устроиться клерком в обычную контору. Маг вздохнул, запечатал конверт и отправил адресату. Затем потянулся и откинулся на спинку стула. Перед глазами плыли исписанные свитки. Неприятно кольнуло ощущение, что это вся его жизнь пишется и переписывается… Кем-то… За него… Раз за разом, снова и снова, в который раз переворачивая страницы. Ну что ж, спасибо и на том, что хоть не вырывая!..
№12.
В плену
Я сижу один в подвале, собственноручно прикованный к вымышленному миру.
Я прекрасно помню, с чего все началось, но абсолютно не помню, когда именно я попал в плен своих фантазий. Эйфория накрыла сразу. С первого же дня мое перо легко скользило по бумаге, выстраивая удивительную картину. Я восхищался своими героями, вместе с ними страдал, преодолевал, любил и ненавидел. Упивался ролью творца. Сколько это длилось – не знаю.
Я забыл, в каком учусь институте и на каком курсе. А может быть, я уже древний старик и прожил целую жизнь.
Логика неохотно шевелится в сторону возраста. Воображению этот факт биографии вовсе не нужен.
Я лихорадочно пишу, не различая дней и ночей.
Я отрываюсь от письма и покидаю подвал лишь раз в сутки, чтобы подняться на кухню. Но и в такие моменты сюжет частенько не отпускает меня. Неожиданно в голове вспыхивают яркие сцены, которых как раз не хватает для главы. Озаренный неожиданной идеей, я резко останавливаюсь, топчусь на месте, продлевая радость открытия. А потом не могу вспомнить, я поднимался или спускался. Если иду вниз, значит, уже поел, а если поднимаюсь, то должен быть голоден. Мой организм молчит и не подсказывает, куда же я шел. Мозг выбирает вернуться к столу и записать новые сюжетные ходы.
Спать я тоже разучился. Это раньше мои герои были романтичны, наивны и благородны. Теперь они такие же безумцы, как я. Стали коварными и непредсказуемыми, а главное — непослушными. Видать, хилый из меня Демиург.
Умрите злодеи! Да пусть восторжествует добро!
Но увы, они противятся такому финалу. И вот уже пятый вариант концовки романа летит в мусор. А у меня больше нет сил.
Послушайте, вы, герои моих фантазий, я выстроил для вас удивительный мир, делайте что хотите, только отпустите меня. Я устал жить в виртуальной реальности. Не запишу больше ни одного вашего «подвига».
Финита!
Я хочу знать, как меня зовут по паспорту и сколько мне лет. Чем я занимался до писательской напасти, кого любил, с кем дружил…
Ах, да, забыл сказать главное. А все началось с того, что я помог бабулькам с нашего подъезда грамотно настрочить жалобу в ЖЭК.
№13.
***
— Опять воруешь? – Она ловко схватила Криса за шиворот. Фрукт слишком сочный, чтобы делиться.
— Не отдам! – Да какой уж тут вырваться! Девица держала крепко. Вот сила! – Это всего лишь персик!
— Он стоит денег.
Ей богу, строгая мамочка!
– Не мальчишка же, а ведёшь себя, как ребёнок!
Рынок – как на сковороде пекся. Народу много, шуму – еще больше. Кто б увидел мелкого вора?
— Как ты заметила?
— Ты не один такой, – она понизила голос, – особенный.
— Глупая торговка! – дернулся Крис. – Да что тебе известно?
— Я не торговка, – усмехнулась она, – твой дар. Поговорим?
Девушка ослабила хватку. Крис мог уйти. Сердце, что ли, удержало на месте? Она видела, как фрукт сам грациозно прыгнул в руку?
— Ты следила за мной?
— Можно сказать, и так. И не фыркай мне тут! Вот и продавец. Идем лучше, пока целы!
— Это твоя мастерская?
— Трактир отца.
Криса впечатлили стены, увешанные яркими холстами.
— А ты отлично рисуешь!
— И не только. Я вижу эти картины. Они отражают будущее.
— Думаешь, можно нарисовать «завтра»?
Девушка хихикнула. Да, все было серьёзнее некуда.
— Ты можешь его написать! Перо, творящее реальность! Тебе по силам изменить мир, а ты стал вором!
— Да что ты знаешь? Судьба и так меня обидела. Я сирота и имею право!
— Думаешь, это жизнь? Берёшь, что хочешь – и прав?
— Прекрати! Закон жизни – выжить. Любой ценой.
— Нет. Честно!
Девушка откинула ткань с холста:
— Видишь этих немощных стариков?
Да какие же это старики! Наглые попрошайки, пьяницы. Одинокие, нечестные, как и он сам.
— Они скоро умрут.
Да пусть, что хотят, то и делают. Это просто зарисовка!
– Прожив жизнь, они ничего не видели. Нет детей. Нет семьи. В твоих силах подарить им счастье!
— Водки налить, что ли? Иль мешок золота с неба на голову?
Их взгляды встретились. В чем она разочаровалась?
— Я подскажу тебе.
Она сдернула вторую завесу. Крис увидел яркий цветущий сад, полный зелени, жизни. Но зачем старикам красота, если нечего есть?
— Ты не понимаешь мир, — сказал Крис, — в нём свои законы.
На её глазах выступили слезы.
— Я думала, в тебе есть душа!
Крис запомнил эти слова. Последнее, что она сказала. На следующий день кто-то разграбил трактир, разрезал картины и увел её.
Он смотрел на уцелевший клочок пейзажа. О каком даре шла речь? Перо и пергамент…
Будущее? Могу его изменить!
— Я перепишу историю. Я создам свой мир!
Он ползал, жалкий, среди обрывков несбывшихся надежд.
Он жил в своих фантазиях. Каменная темница, перо и пергамент стали его пристанищем. Мир иллюзий обманчив.
Крис решил, что потерял свой дар.
А, может, он никогда его не имел?
Внеконкурс:
№1.
«Здравствуй, моя милая Элишка!
Вот уже пошла вторая осень с тех пор, как я получил от тебя последнее письмо. Я даже не знаю, где ты: бродишь ли с цыганами по старинным улочкам Бухареста, сидишь ли на берегу Сены, попивая свой излюбленный французский кофе. Но я отправлю письмо на твой прежний адрес, в надежде, что когда-нибудь оно окажется у тебя в руках.
Спешу сказать, что у меня все по-прежнему. Жизнь идет своим чередом, только все чаще стали болеть ноги и сюжеты для сказок теперь приходят какие-то унылые, даже не узнаю себя… Может быть, я старею, а может быть, это все дурацкая погода. Надеюсь, там, где ты сейчас, тепло и солнечно.
Знаешь, в последнее время я все чаще вспоминаю ту весну в Праге – весну твоего нового рождения. Помнишь, тогда был апрель, скользкий, звонкий, и по улицам текли тающие снега. Ты стояла у окна и с непониманием и любопытством смотрела на этот мир, скрывающийся за рыжими крышами, на голубое небо с хлопьями из облаков, на красные гусеницы трамваев, ползающих под нашими окнами. Тогда я знал, что совершил невероятное, возможно, лучшее во всей своей жизни. Раскрыл главную тайну: что из мыслей и чернил тоже можно создать человека. Мы оба поверили в сказку и, может быть, поэтому сказка поверила в нас.
Я знаю, что с тех пор ты ничуть не изменилась. Такая же большеглазая, похожая на мальчишку, с непослушными короткими волосами. Маленькая рыжая ведьма, не хватает только зеленых глаз… Ты потом еще долго корила меня за то, что я сделал тебя именно такой – несовершенной, с «глупой» внешностью и со своенравным характером. Ты любила обвинять меня в своих пороках; в том, что у тебя глаза «как у стрекозы» да и характер «какой-то гнилой». Я всегда поражался такой острой самокритичности. Хотя, наверное, ты была права…. но что за радость в совершенстве! В этих прекрасных сказочных героинях, красивых принцессах с золотистыми локонами… милые куклы, сделанные и шоколада и ванили. Я знаю, они никогда не смогли бы войти в наш мир. А ты смогла…
И не просто вошла, прыгнула с разбегу, окунулась с головой, вцепилась в него цепкими пальцами и больше уже не отпускала. Ты и сейчас все еще держишь этот мир за хвост, хотя прошло столько лет, и даже Прага постепенно меняет свой облик.
Вот и я постепенно старею…
Забыл сказать: пан Мареш обещал к ноябрю опубликовать в журнале мои новые сказки. Знаешь, все чаще мне кажется, что я исчезаю как писатель. Меньше и меньше идей приходит в голову, а если и приходят, то все – вторичные, глупые… А иногда мне кажется, что я перестаю верить в волшебство…. Хотя, конечно, это не так. Помнишь, ты говорила: «Волшебство никогда не уходит, потому что оно внутри нас»? Как часто эта фраза придавала мне сил, как часто помогала не упасть окончательно…
Иногда мне становится страшно за тебя. Иногда я думаю, что должен был той осенней ночью догнать тебя и воротить домой, во что бы то ни стало. Но я знаю, что больше всего на свете всегда, даже когда жила на страницах моей старой тетрадки, ты ценила свободу. И постоянная жизнь в тепле и уюте рядом со своим создателем для тебя – мука.
И еще я вспоминаю твой сказочный оптимизм и понимаю – ты не пропадешь. Нигде и никогда.
Но все-таки я прошу тебя, в круговерти твоих путешествий в этом мире не забывай, пожалуйста, что дома тебя все еще любят и ждут.
Твой добрый сказочник.
P.S. Здесь который день идут дожди, и у меня протекает потолок. Уже залило несколько книг. Нужно что-то делать.»
№2.
Ко всем приходит возраст, когда задаешь себе вопрос: кем ты хочешь быть в будущем? Для юного Неда наступил именно такой момент. Одним из его увлечений была музыка. Она была его страстью. Она завораживала, уносила в далекие неведомые страны, рисовала невообразимые образы. На совершеннолетие юноше подарили книгу. О музыке и великих (и не очень) музыкантах.
Нед рассматривал подарок. Мягкая кожаная обложка манила и привлекала. Юноша открыл книгу ровно посередине. На странице был нарисован странный человек, склонившийся над листом и что-то усердно пишущий. Уютно потрескивал огонь в фонаре. Вокруг летали… молодой человек пригляделся и увидел: ноты! Иллюстрация была настолько красива, что Нед увлекся ее созерцанием.
«Вот что из себя представляет музыкант!» Как завороженный, смотрел он на нарисованного человека, на его шкаф с кучей книг. Юноше показалось, что издалека, из глубин доносится музыка. Нед прислушался. Искренняя, нежная и слегка грустная мелодия доносилась из книги. «Ого! Книжка-то музыкальная» — восхитился Нед, и, чтобы лучше слышать (кажется, попахивает плагиатом), приложил ухо к странице.
— Может, подвинетесь, молодой человек? – прохрипел придавленный музыкант. Юноша отпрянул и удивленно посмотрел на страницу. Она становилась все больше и объемнее, полностью заполняя собой пространство. Человечек, до этого сидевший на стуле, встал и, заложив руки за спину, начал перекатываться с носка на пятку, при этом оценивающе оглядывая молодого человека. Нед, в свою очередь, вытаращился на музыканта.
— Извините, — сказал музыкант, — С вами можно побеседовать?
Нед еле заметно кивнул, раздумывая, стоит ли рассказывать об этом родителям, и сон ли это или реальность.
— Хм, — хмыкнул человек, потерев подбородок.
— Скажите, — вдруг осмелел юноша, — вы музыкант?
Легкая улыбка скользнула по лицу книжного персонажа, доказывая, что Нед оказался прав.
— Я не просто музыкант, я еще и композитор, — склонился человек в полупоклоне. Нед с восхищением смотрел на музыканта и композитора в одном лице.
— Запомните, мой юный друг, музыка – это жизнь. Это атмосфера, это то, что окружает нас с рождения и до конца нашей скоротечной, но до последнего вздоха, музыкальной, жизни. Музыка – это реальность и фантазии. Это образы, эпохи, действия и ожидания. Музыка – это то, что вокруг нас и в наших душах. Каждое мгновение можно обрисовать музыкой. Ты просто закрываешь глаза и видишь то, что рисует тебе мелодия. Прислушайся…
Нед послушно прикрыл глаза и постарался сосредоточиться на скрипке музыканта. Она мягко обволакивала и уносила все мысли, страхи прочь. Но вдруг в сознание молодого человека диссонансом вторгся скрипучий и противный голос музыканта:
— На самом деле не так все просто. Нужно четко организовать последовательность звуков, то есть мелодию. Определить силу звучания. В данном отрывке, который ты имеешь честь слушать, содержится так называемое фугато «ветра», оно символизируется глиссандирующими волнистыми линиями. Соноричное по своей природе произведение может не иметь определенной высоты.
Нед открыл глаза и посмотрел на музыканта, который, демонстративно передвинув стул в центр, сел и стал читать ему лекцию:
— Помни, что музыка – это сплошной труд. Обязательные тренировки: утром, днем и вечером. У тебя не должно быть перерывов. Только пятиминутные на завтрак, обед и ужин.
— Все в один перерыв? – со страхом спросил юноша. Музыкант презрительно посмотрел на него:
— Естественно нет.
Он надменно стряхнул у себя невидимую пылинку и продолжил:
— Музыка – это самое величественное, что есть в мире. И путь к ней труден, долог и тернист! Вот скажи, во сколько ты встаешь утром в выходной день?
— В десять, — ответил удивленный юноша, который ожидал все что угодно, но не этот вопрос.
— Соня! Нужно гнать сон прочь. Как твои сонные пальцы, сонный голос смогут хорошо работать? А, выйдя на сцену, ты будешь храпеть?
Нед хотел было сказать, что никогда в жизни он не храпел, но человечек его остановил:
— Сколько раз в день ты выбрасываешь мусор?
— Один.
— О горе, — страдальчески заломил руки музыкант, — ты еще и ленив!
Нед уже абсолютно не понимал в чем дело. Он не понимал, причем тут мусор и лень и тем более, причем здесь музыка! Он уже хотел только одного – прекратить весь этот разговор немедленно.
— Лень – это абсолютно не мыслимо и невозможно! – возмутился музыкант. – Как ты будешь играть гаммы каждый день, учить большие композиции? Когда ты ленишься просто убрать за собой?
Нед оглядел свою идеально прибранную комнату и не найдя ни одной пылинки скептически посмотрел на музыканта.
— Музыка – это же кропотливый труд. Каждая нота, каждый до-диез создает свой неповторимый стиль, если ты усидчив и корпишь над каждым упражнением. Это адский труд! — взревел музыкант и указал пальцем на юношу. — А такие как ты, этого не понимают!
У Неда уже заболела голова.
— Самое главное для каждого музыканта – это сцена. О… ты стоишь на сцене, восхищенные глаза зрителей, букеты цветов, аплодисменты переходящие в овации, бурные овации!… Но вот если ты провалишься, — глаза музыканта злобно сверкнули. Неда затрясло. Прямо перед его глазами проносились видения. Вот он выходит на сцену и не может вспомнить ни нотки, дрожь в коленках, злобные перешептывание зрителей, косые и осуждающие взгляды. И в конце помидоры летят, помидоры…
— Нет, — закричал юноша отгоняя видения прочь.
— Это еще не все, — продолжил мучитель, — ты должен положить свою жизнь во имя искусства. Ты должен нести свой тяжкий крест во чтобы-то не стало, как бы тебе не было трудно, сколько бы слез и крови не было пролито. Да и после долгих и упорных тренировок еще нет гарантий, а в твоем случае их практически нет, что ты будешь выступать в Большом Театре или перед напыщенными сэрами. В общем, это долгий и изнурительный труд. И если ты еще согласен…
Нед резко и со злостью захлопнул книгу. Музыка прекратилась, музыкант исчез, душевное состояние юноши стало приходить в норму.
На следующий день он подал заявление в инженерно-технический вуз.
Не надо заранее пугать будущего студента, когда это можно делать постепенно и в пределах академических часов.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.