Салфетки № 105. Второй тур. Голосование.

Жители Мастерской, на ваш суд представлены 9 замечательных миниатюр и одна миниатюра вне конкурса.

Пожалуйста, поддержите участников — проголосуйте за 3 миниатюры, которые, на ваш взгляд, самые лучшие.

ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.

____________________________________________________________________________________

№1

Люди моей профессии о себе не рассказывают. Я был медвежатником. Взламывал сейфы в банках и имел процент от выручки. На моем счету сотни сейфов известных фирм.

Как-то раз, проснувшись, я решил, что пора завязывать. В любом деле всегда надо вовремя остановиться. Я скопил такое состояние, что жил на одни проценты. Боже, представить страшно, что имели те, для кого я вскрывал эти сейфы.

Я купил дом в тихом месте и залег на дно. Не знаю откуда местные узнали о моем прошлом, но однажды за мной приехали с предложением, от которого я не мог отказаться из-за гонорара.

Привезли меня в роскошный трехэтажный особняк, завязали глаза и повели по этажам. Сняв повязку, я увидел, что нахожусь в полумрачной комнате перед огромным сексодромом под пологом. Неужели это сейф — удивился я новшеству.

— Откинешь одеяло, вскроешь замок и свободен. — кратко была поставлена задача.

Вопросов нет. Провожатый ушел, я откинул одеяло и обомлел. Передо мной открылся вид очаровательных, широкорасставленных женских ног. Их стройность была безупречна. Две красивые белые линии сходились там, где и было положено, но… самое сокровенное было скрыто непонятной конструкцией с мигающим светодиодом.

— Ты будешь работать или меня рассматривать? — услышал я приглушенный женский голос.

Я сглотнул подкативший ком и выдал первое, что пришло на ум.

— Давайте знакомиться что ли.

Ответ последовал незамедлительно.

— Надеюсь тебя вели с завязанными глазами?

— Да. — ответил я.

— Тогда о каком знакомстве идет речь? Там на стенах мои портреты. Если ты меня увидишь, то тебя убьют. Вскрой этот замок и свободен.

Аргумент против знакомства был доходчив. Живущие в таких домах не шутят и я приступил к осмотру. Никогда еще не приходилось работать в столь экстремальных условиях. Мои уши грели теплые, аристократические ножки, из нагрузки знавшие только массаж и тренажеры. Плоский животик медленно подымался при дыхании, нежные волоски лобка щекотали мой нос, когда я на слух ловил защелку. Я потел. Пояс верности фирмы «Большой фаллос» оказался с секретом. Открыв замок код менялся на очередной. Никогда не угадаешь какой. Когда это выяснилось, в мою задачу прибавилось и закрытие замка существующим кодом, что удвоило гонорар и увеличило ответственность. Все расходы нес любовник очаровашки.

Я провозился с замком около часа, но код был разгадан. Этот день я запомнил на всю жизнь. Потом уже меня возили в этот дом три раза в неделю и каждый раз, самым сложным для меня было возвращать пояс верности. Но это другая история, для отдельноо описания.

№2

Слушай

— Слушай, а вдруг не получится?

— Почему не получится? Получится. Обязательно получится.

— Тогда в этот раз нужно все продумать до мелочей. Так, чтобы быстро получилось: пришел, сделал, ушел. А то выйдет, как в прошлый раз.

— Ну, как в прошлый раз? Я виноват, что ножовку забыл? Ну, ладно, виноват. Но это же в первый раз было. Я волновался. От волнения и забыл. Согласись, не рядовое мероприятие?

— Оно-то так, конечно… Но в этот раз ничего не забудь! 

— За дурака не держи!

Помолчали.

— Слушай, а как ты думаешь, он золотой?

— Ну, уж если не золотой, то позолоченный точно!

— Тогда, ты поаккуратней, ладно? Если золотой, можно же потом в ломбард снести. Компенсация за прожитые годы…

— Ну, ты и курица! Представь, как мы с этой вещицей в ломбард припремся! Сразу определят куда надо!

— Ничего я не курица! На части распилить можно! И в разные ломбарды! Если золото, конечно… Уж больно на медь смахивает.

— На части оно, конечно, можно было бы. Да только эта штука еще и историческую ценность имеет. Ее бы целиком куда-нибудь «толкнуть»…

Помолчали.

— Слушай, а ты где прятаться будешь? В прошлый раз шторы были, а сейчас – жалюзи.

— Ой, да хотя бы вон там – в шкафу. Еще и надежней будет. За шторами мне все чихать хотелось. Пылищи там – море! 

— Ну, да. В шкафу-то понадежней будет…

— Ага. Вместительный. Там и поспать можно, пока все разойдутся…

Помолчали.

— Слушай, а давай тянуть не будем? Давай прямо завтра, а? Я, просто, жуть как нервничаю. Как представлю, что может быть, если план провалиться, так и жить сразу не хочется…

— Ну, что ты, глупая? Думай о хорошем. Думай о том, как нам с тобой будет хорошо. О том, что впереди – светлое будущее… Нам только эти несколько дней пережить – и все! Я люблю тебя!

— И я тебя…

— Молодые люди! — смотритель приблизился к последним посетителям выставки. – Музей закрывается. Если вы не успели все просмотреть, приходите завтра – досмотрите.

— Да, да. Мы уходим. А завтра обязательно придем к вам еще…

№3

Дымом пропиталась даже земля. Пожар в краеведческом музее погасили ещё вчера, но запах гари до сих пор сочился из обугленных брёвен во все стороны. Виктор – бывший врач, а после оглушительной победы демократии обычный бомж – вяло ковырял палкой мокрую золу. Рядом сосредоточенно разгребал угольки Иваныч. Такой же изгой, но со стажем.

— Какого чёрта мы тут делаем?! – раздражённо спросил Виктор. — Наберём кило ржавых гвоздей, а толку? Даже на чекушку не хватит!

— Не пыли! Наши разгильдяи наверняка что-то забыли.

— Ага, — скривился Виктор, — дураков предупредить!

Он вздохнул и загнал палку под бревно, собираясь добраться до разбитого ящика. Однако не успел…

— Иваныч! – громкий крик заставил обоих обернуться. – Глянь, что нашёл!

Через завалы пробирался щуплый мужичонка с лиловым синяком под левым глазом. В руках он держал металлический предмет, отдалённо напоминающий подставку для глобуса.

— Здоровый шлем-то, — радостно тыкал находкой мужичок в живот Иванычу. – Не иначе, с циклопа какого. Глаз-то один!

Он ткнул пальцем в отверстие в форме сердечка на широкой металлической ленте.

— Шоколадный, — усмехнулся Виктор.

— Чего?

— Глаз, говорю, у циклопа шоколадный.

— Медь, — шмыгнул носом Иваныч.

— Ага, — кивнул Виктор и подмигнул счастливцу. – Ценная вещь, Мишаня. Жене подари.

— Дашке что ли? – удивился мужичок. – А на кой он ей?

— Верной будет по гроб.

Мишаня примерил «вещь» на голову и недоверчиво протянул:

— Дуришь… Это ж какую башку надо иметь.

— А ты на задницу натяни, — ядовито предложил Виктор. – Дашке или себе – результат один. Неудачников в мире станет меньше. Попробуй!

— Скажешь тоже… — фыркнул мужик.

Он покосился на Иваныча и неуверенно пропихнул ноги в «шлем». Подтянул, с удовлетворением хлопнул по металлическому обручу. Что-то хрустнуло, на землю скатились обломки пружины, ободья плотно стянулись на поясе. Мишаня испуганно ойкнул, и попытался содрать неожиданные оковы. Да не тут-то было…

— Свершилось! – захлопал в ладоши Виктор.

— Иваныч, не слазит, — жалобно пискнул мужик.

Но Иваныч его не слышал – медленно полз на карачках по земле и дико хохотал.

— Целомудренный ты наш, — с хрипом выдавил он и вновь зашёлся смехом.

— Витя… Иваныч, я писать хочу…

— А что, в дырочку не пролазит? – ехидно поинтересовался Виктор, но тут же добавил уже серьёзно. – Дуй в бойлерную к Ваське, он снимет.

Вглядываясь в спину убегающего Мишани, он покачал головой:

— Да… Слышь, Иваныч! Хорошо, что в анатомический театр его не взяли. Куда бы он фаллопиевы трубы примерил…

№4

Тонкий звон над гладью моря: «Сан-то-ри-ни»… Церквей здесь больше, чем домов, а вино дешевле пресной воды. Корабли прибывают в порт, крики встречающих гулко отражаются от прибрежных скал. В такие дни здесь собирается весь остров – от губернатора до последней портовой шлюхи. 

С трудом сдерживая шаг, с мятущимся сердцем приходят на пристань дочери почтенных семейств. Каждая ждет своего капитана — того, кто назовет девушку невестой на глазах всего острова. Кажется, не святость церквей, не пряный аромат сладких вин, а дух соперничества правит этим местом. Он витает над пристанью, от него сгущается воздух и учащается дыхание. Этот демон часто творит скрытые от людей, но страшные вещи. Опасности подстерегают самых достойных: как судачат в порту, не раз первые красавицы острова случайно припудривались гашеной известью, другие оступались, гуляя в одиночку по крутым обрывам. 

Более осторожные вглядываются в силуэты кораблей. Цвет их влажных глаз изменчив, как море, тела упруги, словно спелый виноград — кажется, тронь, и брызнет сок. И все же капитаны ценят свободу куда дороже молодого вина. 

Но в жизни каждого капитана наступает момент, когда после шторма, глядя на сломанные мачты, он понимает, что жизнь проходит. И тогда, придя в порт, он улыбается одной из девушек Санторини и преподносит ей ларец с лежащим в нем медным ключом.

Самые наивные полагают, что это ключ от сердца капитана, более расчетливые видят в нем пропуск к капитанским богатствам, к дому из вулканического камня с небесно-голубой крышей и настоящей деревянной мебелью. И только матери скорбно поджимают губы, не отвечая улыбкой на восторги будущих капитанш. Ибо матерям ведом истинный смысл ключа. Ключ – это не дар, он только напоминание о том, что с этой минуты их кроткая девочка уже не принадлежит себе. Цена богатства – свобода. Так было и так будет на этом острове.

После свадьбы капитаны уходят в море, и не случалось, чтобы они забывали ключи. И когда пучина забирает их, женщины, потроша рыбу, уже не ждут, что ключ найдется – море не возвращает трофеев.

Никто не видит, как блестят их глаза во мраке комнат, когда ночами они мечутся по призрачным анфиладам. Сквозняки страстно взбивают их волосы, вздохи отражаются от каменных стен и возвращаются обратно – уже остывшими. Иногда обостренными чувствами они улавливают тепло человеческого тела, бросаются навстречу и замирают в отчаянии — это всего лишь слуги начинают утреннюю уборку. Как будто склеп нуждается в человеческом участии…

№5

***

Расстроенный взгляд в никуда и сморщенный лоб Лидии Васильевны выдавали в ней тягостное напряжение и едва заметную досаду. Она как-то слишком крепко сжимала телефонную трубку, внимательно слушая невидимого собеседника, и то и дело горестно вздыхала. По нервно подрагивающим губам было видно, что пухлая светловолосая женщина с простоватым и немного наивным лицом сама желала заговорить, но всё никак не находила возможности это сделать. 

— Да знаю я! – вдруг воскликнула она в каком-то несмелом, но отчаянном негодовании. — Знаю! И что все так делают, и что так принято. Без тебя понимаю, что даже неприлично порядочной жене без любовника, и я разве ж против? Но не могу, не могу, и всё тут… Что говоришь? Кандидатов, думаешь, нет? Эх, если бы! Да вот хотя бы на той неделе водопроводчик приходил, суровый, статный — ну, думаю, вот оно. Уже и он не против и готово всё, а тут… Ооой, тут я как увижу перед собой золотце мое, Петеньку моего ненаглядного, вот не поверишь, как вживую! Глядит он на меня и улыбается, ласково так и грустно-грустно. Тут же всё и закончилась: водопроводчика я выгнала взашей, и сижу – рыдаю… Говоришь, Ленка уже третьего себе завела? Да и без тебя слышала, она мне сама хвастала, а что я могу? Вот скажи, что мне-то делать, когда Петенька придёт с работы, усталый, голодный, но всегда, всегда с розочкой в руках! Говоришь, себя не уважаю, не ценю красоту свою? Вот сосед недавно приходил, тоже самое говорил, а уж как клялся-то: «люблю, — говорит, — не могу!». Я что? А что я? Я и не слушаю его даже, всё мне Жорочка вспоминается… Знаешь, я как набедокурю: котлеты там пережарю или борщ пересолю, он мне слова грубого не скажет. Только улыбнётся так — по-доброму и плечами пожмёт, «Это ничего, Лидочка, — говорит — это мы переживём!». Дура я, говоришь? И то верно, всё у меня не как у людей! Каждый день я от этого переживаю, так переживаю, что заснуть не могу… но вот Петенька поцелует перед сном в лобик, нежно-нежно, да и скажет, будто соловушек пропоёт: «Не печалься, Лидушка, всё пройдёт!». Всё пройдёт… Ну ладно, Людка, потом поболтаем, а то мне ужин готовить пора — Жорочка скоро с работы придёт.

И Лидия Васильевна повесила трубку.

№6

Я ни разу не видел приятеля в таком подавленном состоянии. Макс, мой одноклассник отличался уникальным чувством юмора. Смазливая внешность и остроумные шутки били наповал в делах амурных. «Мачо — не плачут»- было его девизом.

— Денчик, спасай! Доигрался я в «люблю».

Максим приподнялся с табуретки, подошел вплотную и оттянул спортивные штаны.

От увиденного у меня помутилось перед глазами. Пытаясь сдержать гомерический хохот, я сполз на кухонный пол. Слегка успокоился и, вытерев слезы, посмотрел на Макса, угрожающе нависшего надо мной.

— Чего ржешь, придурок? Мы со Светкой в верности поклялись. У нас через неделю свадьба. А завтра я с парнями в Бангкок лечу — мальчишник. Кино помнишь? Не хуже зажжем! И куда мне с такой ракетной установкой? Тем более зачехленной?

Максим крутанул бедрами, продемонстрировал чудное изделие из пластика на мужском достоинстве. Ракушка с маленьким замочком препятствовала любому домогательству.

Борясь с новым приступом смеха, я уточнил:

— А на фига балетный камуфляж?

— На фига? Она меня на «слабо» взяла! Что я не мужик? Обещал – сделал. Да и не жмот — на нее нацепил дорогущий аксессуар — кожаный, весь в стразах, чертовски гламурный, как все девчонки любят. Она уже в Инстаграме выложила, попой крутит — подружкам хвалится. А мне — глянь, дешевый пластик цвета хаки нашла. Ден, подбери ключ, будь другом. Прояви солидарность.

Я на мгновение вернулся в прошлое, на школьный выпускной, когда Максимка по той же причине — Будь другом, Ден, прояви солидарность — целовался с моей девушкой Светой, да-да — той самой. И вот, пожалуйста.

Знаете, месть приторно сладка. У меня от удовольствия даже скулы свело.

— Не понял, Макс, а как же любовь, переписка два года, охи — вздохи, мол — жду парня из армии, как же взаимное доверие, в конце концов…

— Доверяй, но проверяй. Проходит все выходные в защитной упряжи, не снимет — подарю ей свадебное путешествие на острова. Ключик то один единственный, вот тут у самого сердца. А нет — на ее место любая другая прибежит, со мной не забалуешь. Не отвлекайся, Самоделкин, держи инструкцию к замку. Изучай внимательно, а я пока за пивом сбегаю.

Приятель спрятал свое застрахованное на все сто богатство и вышел в коридор.

Я дождался, пока хлопнула дверь, и набрал номер Светланы.

— Один-ноль в нашу пользу, солнышко. Пришел. Сейчас разбираюсь в механизме. Это не твоя китайская дешевка, что скрепкой открыть можно, это военные технологии Уралцветмет. Но при желании справлюсь. Что? Хм, как скажешь, милая. Встретимся завтра? Отлично. Целую.

№7

Лекция по средневековой истории, проходившая в малом актовом зале НИИ Времени, собрала несколько сотен посетителей. Большинство мест были заняты самыми разными людьми – мужчинами и женщинами всех возрастов, которые, затаив дыхание, слушали молодого лектора. И не удивительно: лектор рассказывал так увлеченно и красочно, что не заслушаться его речью было невозможно. Ведь он рассказывал о том, что совсем недавно видел собственными глазами! Смотрели слушатели, правда, не на него, а на огромный экран за его спиной, где сменяли друг друга видеозаписи давно ушедших веков.

— В общем, в эту эпоху все было не настолько ужасно, как было принято считать до изобретения хроноскопа! – голос лектора, усиленный микрофоном, звучал в тишине аудитории звонко и торжественно. – Время это было достаточно жестоким, но такого варварства, как «пояса целомудрия» или «пояса верности» все-таки не существовало. Их выдумали гораздо позже, чтобы еще сильнее очернить те времена. Те, кто был на моих прошлых лекциях, наверное, уже увидели закономерность? После каждой смены власти или общественного строя люди начинают рассказывать о прошлом строе всевозможные ужасы. И если настоящих ужасов недостаточно, сочиняют новые – в меру своей фантазии. А сейчас – перерыв десять минут и вторая часть лекции, посвященная пыточным орудиям.

Экран за его спиной погас, а слушатели зашелестели блокнотами и тихо заговорили, обсуждая увиденное. Лектор быстрым шагом вышел из аудитории и устремился в курилку.

Там он некоторое время дымил в одиночестве, мысленно репетируя начало следующей части лекции. Но потом его оторвал от этих мыслей скрип двери: в курилку вошел полный пожилой мужчина в очках.

— Здравствуйте, профессор! – шагнул ему навстречу молодой человек.

— Здравствуй, — улыбнулся тот. – У тебя сегодня опять аншлаг, как я погляжу?

— Разве ж это аншлаг? – махнул рукой его младший коллега. – Вон, к Яне или Павлу на лекции народ со своими стульями приходит, у них вообще мест свободных нет!

— Не скромничай, твои лекции людям тоже очень интересны! – возразил профессор.

— Спасибо, — молодой человек затянулся в последний раз и ткнул окурком в пепельницу. – А помните, что вы говорили год назад? Что хроноскопы – это конец исторической науки, что людям не нужна правда и нас никто не будет слушать…

— Помню, — не стал отрицать профессор. – И согласен признать, что был не прав. Но кто же тогда мог предположить, что мы увидим в хроноскоп? Кто же знал, что прошлые века окажутся не такими страшными, как мы все думали?

№8

Все беды от женщин! И Луи, жених моей племянницы, прямое тому подтверждение. Этот незадачливый охотник на вампиров сейчас сидит с одним из них и методично напивается. А всё потому, что Лора в очередной раз сбежала от предложения руки и сердца. Зато у меня появилась возможность посмотреть, что бывает с людьми от водки, алкоголя из далёкой северной страны. Её-то я и подсунул огорчённому Луи. Нуу… и сам немного попробовал.

– Себа, ты хороший вампир! – хлопнул меня по плечу Луи. Ох ё! Ну и силищи у него, я чуть в стену не впечатался – Я тебя уважаю! А ты меня?

– И я тебя уважаю! – попробуй тут что-нибудь другое скажи.

– А Лора меня не любит! Опять в свой университет сбежала – чуть не плача поведал всему трактиру охотник. – Я к ней и с цветами, и с жабами, и с летучими мышами и… и… с чем только не подходил! А она всё отмалчивается…

– С ней, как с экспериментом, нужно действовать решительно!..

– Да в пояс верности её надо! – перебил меня бородатый и такой же пьяный как Луи мужчина за соседним столиком, видать накипело.

– Точно! – стукнул по столу кулаком парень – Идём, Себ!

– Куда?!

– Действовать решительно!

И мы пошли. А вы бы осмелились возражать двухметровому, накачанному, пьяному, огорчённому до глубины души и полному энтузиазма охотнику на вампиров? Вот и я не решился…

***

Голова болела жутко, и совсем не хотелось просыпаться. Но болезненные толчки в бок продолжались. Пришлось открывать глаза.

Зря я это сделал. Я валялся на полу возле двери в свою лабораторию, а рядом со мной стояла моя любимая жена — это она пинала меня в бок. Никакого сострадания к собственному мужу!

– Дорогой, а что это на тебе за странная железная штуковина? – с неподдельным интересом спросила Марина.

О нет! Только не это! Сердце постучалось в пятки, а по спине прошагала целая армия мурашек. Медленно переведя взгляд ниже, я вмиг протрезвел. Этот оболтус спьяну нацепил пояс верности на меня.

– УБЬЮ! Где Луи?!

– В церкви. – спокойно ответила жена – Скоро церемония венчания начнётся. Меня попросили тебя разбудить — ты шафер.

Вот ведь! И даже праведно разгневаться на них не получается! Всегда удивлялся тому, как наше семейство умеет перевернуть всё с ног на голову…

– Угу. Только гадость эту с себя сниму.

– Зачем? Мне нравиться! – и звонко рассмеявшись, жена убежала наверх готовиться к знаменательному событию. А я остался разбираться с этой выдумкой инквизиции.

№9

— О Боже! Я теперь до смерти цепи сии носить обречена? *горестно заламывает руки*

— О, как получится, моя дорогая, как получится? Возможно — да. Возможно — нет. Покажет только время и целомудрие моей жены *целует в щеку*

— До смерти? Нет! Я это прозревала, и потому в бокал ваш всыпала я яд. Прощайте, мой супруг. Пусть смерть та будет ваша. А я спокойно жизнь вдовою проживу *отворачивается к окну и ехидно улыбается*

— Что? Нет! О женщина — коварство. Гори… акх… акх… *падает на пол, хватаясь за горло, бьется в слабых конвульсиях и спустя минуту затихает*

— Свободна. Это — пятый. *затаскивает тело на подоконник и выкидывает из окна* — Есть ли на свете хоть один нормальный муж? *вопрошает риторически, глядя в Небеса… молчание...*

Внеконкурс

№1

Посвящаю этот эпизод замученным мракобесием сестрам.

 В моей темнице нет замков, нет решеток на окнах и стражников, стерегущих вход. От свободы отделяет сотня крутых ступеней или один шаг в бездну.

Спустишься, подняться почти невозможно. Тяжесть железа, сковавшего тело, становится невыносимой, придавливает к влажным камням. Я попыталась всего раз и более не решалась.

Куда идти заклейменной за похоть, где скрыться проклятой Богом и людьми? Просить милости у глухих или стать погребенной под грудой камней, собранных слепцами?

Стены башни, моей последней земной обители, ласкают воды Драйзам.

Река изогнулась змеей, чешуйчато серебрится среди черепичных крыш, прячется в грязных переулках Свободного города*, выбирается на волю у южных ворот и исчезает в тени вековых елей.

Когда-то на другом берегу, на песчаной отмели, ты зажигал костер. Он пылал до полуночи, затмевая свет звезд. Он иссушал слезы и дарил надежду. Я знала, что ты еще помнишь.

Но однажды сойка пропела весточку — ушел твой суженый, заманила его тропка лесная, тропка путаная и сумрачная, увлекли его ласки ведьмы шварцвальдской, ласки жаркие, слова сладкие.

Лишь улыбка тронула мои уста, а следом раздалось благословение.

— Будь счастлив, любимый. Скоро и мы обретем свободу.

Рука с трудом протиснулась под оковы, стершие до крови бедра, тронула горячую, гниющую плоть, под ней билось невинное сердце.

Как быстро растет плод, но и ему не под силу разорвать жестокие путы. Нерожденное дитя и грешница людским судом или божьим обречены на гибель. Муж- палач, выбросивший ключ от пояса в речной омут, словно чудовище боится света и прячется в склизких, холодных арках. Я слышу его хриплое дыхание — шакал наслаждается каждым мгновением, приближающим вечность. Вдыхает запах моего умирающего тела, слизывает капли крови с камней, видит, как железо под лохмотьями вспарывает кожу и уродует ржавыми тисками растущего бастарда. Ждет, когда боль порвет чрево жены-потаскухи в клочья. Но более всего он жаждет раскаяния.

Грудь уже налилась соком, но уста младенца никогда не испьют его.

Сердечко, бьющееся под моими пальцами, никогда не познает радость материнской любви. Но оно не узнает и людской ненависти.

Под окнами башни чайки свили гнездо. Когда никто не видит, я кормлю их хлебными крошками и радуюсь. Скоро птенцы научатся летать и покинут обитель скорби.

Скоро мой ребенок проснется и обретет душу. И наступил день, когда ясность восторжествует над мраком, а выбор над обреченностью, когда мы вместе с белоснежной стаей упадем в небо.

*Свободный город – Фрайбург ( Германия)