Блиц Министров "Без галстуков"-2019

Тема «Если бы миром правили кошки»

G2V из рукава Ориона

Куратор планетарной системы типа G2V из рукава Ориона ничего хорошего от этого утра не ждал. А вот выволочка от Главы Всегалактического Совета (ГВС) была более чем вероятна. А потому куратор сидел съежившись на краешке дивана, рассматривал свой тоненький лысый хвостик и перебирал все окраины вселенной, куда он обязательно отправится после приема у ГВС. Миссия была провалена.

ГВС стремительным шагом, почти бегом ворвался в приемную. Заметил куратора, и приветливо кивнув ему, пригласил пройти в главный зал. Довольная улыбка ГВС по мере ознакомления с новостями потихоньку исчезала.

— Это что же такое, а?! – начал спрашивать ГВС тихим голосом, но возмущение его росло и росло, а вместе с тем и увеличивалась громкость недовольства.

— Это как понимать? Итак столько времени и ресурсов потратили на это недоразумение, это столько раз пытались хоть что-то сделать… Ведь уже было три попытки санации этой планеты, да? А что имеем? Опять и то же самое! Вот если бы я верил в проклятия, как верят эти аборигены, то я бы подумал, что кто-то проклял эту планетку. Нет, ну как можно из раз в раз с жуткой целеустремленностью уничтожать все вокруг, да и самих себя в конце концов?! Как такое возможно? Где и когда мы проглядываем ту черту, что переходит местная цивилизация, ту черту, которая ведет к уничтожению самой жизни?! Откуда это в них? И доколе?

Куратор вполне понимал ГВС, ему и самому было очень жаль и трудовсвоих, да и этих на планете, которым был подписан приговор. Но ведь они сами… сами делали и делают так, что шансов выжить нет. Загадили всю планету, почти убили все живое, а сейчас задыхаются и умирают в том, что создали. А ГВС уже расхаживал по главному залу, пушистый хвост метался из стороны в сторону, предупреждая о крайнем раздражении хозяина. А тот уже и говорить не мог, а только шипел:

— Малые котята только так поступают! Но они взрослеют, они учатся, а тут все как в черную дыру – засосало и пропало!

— А может именно потому, что они именно как дети… — попытался встрять в монолог начальника куратор G2V.

— Дети? Какие дети? – отозвался ГВС, пуша усы и прижимая уши от возмущения.

— Ну, как цивилизация, они еще в детском возрасте, — продолжил куратор и не давая ответить ГВС, продолжил мысль – они не могут всего понять и осознать последствия своих поступков…

— Все могут, а они не могут, — возразил ГВС, — чем они отличаются от других? У них все есть, ну в данном случае было, прекрасная планета с богатым миром, очень богатым! Ты же не будешь с этим спорить? А они не ценят!

— Эээ… так им не с чем сравнивать, они не знают других миров, — попытался защитить своих подопечных куратор, — ну да их это не оправдывает. Но мне тут пришла в голову одна мысль почему так…

— Ну, говори же свою мысль, — поторопил ГВС, — чего тянешь, может и дельная, в следующий раз и поможет будущим…

— Видите ли, многоуважаемый… — куратор вдруг засмущался, — вот эти разумные, что живут на данной планете, они очень мало живут… ну отдельные индивиды, у них очень короткий срок жизни… личной… И, может быть, потому знания и осмысление этих знаний происходит так медленно… ну, каждый учится на своих ошибках, а тут они просто не успевают…

— Ну, ты выдал… — удивился ГВС, но немного помолчав все же добавил, — хотя да, это самая короткоживущая раса разумных… Но ладно, это уже задумки на следующий раз… Все наблюдатели покинули планету? Почему до сих пор я вижу это недоразумение перед глазами? – опять начал сердиться ГВС.

— Нет не все, один остался…

— Как остался? – заволновался ГВС, — Его удерживают? С ним что-то случилось? Нет возможности его доставить на базу? Вот, до чего доводит цацканье с этими разрушителями!

— Нет, — куратор старался отвечать коротко, чтобы не раздражать и без того уже взволнованного ГВС, — Он решил сам там остаться.

— Сам? – удивлению ГВС не было предела, — Покажи мне его… Из-за него все планы рушатся! Почему он там остался?

И на стене, бывшей одновременно и окном и экраном, мгновенно начался развертываться мир. Остановилась картинка на заднем дворе полуразрушенного дома. Вокруг валялись непонятные части каких-то механизмов, обломки кирпичей, висели пестрые тряпки, грязь и запустение царили в этом углу мира. Но почти развалившиеся стены неожиданно отсекали шум и грохот города. И только слышался смех ребенка и топот быстрых ног. А рыжий пушистый котенок разбавлял серость этого двора, бегая мохнатым солнечным зайчиком среди мусора и ловя фантик на веревочке, что таскала за собой девчонка. И куратор планетарной системы типа G2V ответил своему боссу:

— Он сказал, что его тут любят.

Тема «Праздник к нам приходит»…

Праздник к нам приходит

Тихо… Лишь потрескивают дрова в камине. И время будто замерло. А перед камином, разделённые невысоким столом, сидят двое мужчин. На столе два бокала, бутылка вина и шампанское. Большое мозаичное окно распахнуто настежь, а за ним, не смея войти, стоит звёздная морозная ночь.

Огонь камина бросает свет на замершие лица, спокойные, бесстрастные. У обоих мужчин светлые волосы, да только один белокур, а второй совсем сед.

И седой первым нарушает тишину.

— Мне пора, — тихо произносит он, — давай прощаться…

Светлый открывает бутылку с вином, наливает доверху бокалы.

— Чокнемся?

— Нет, — качает головой седой, — давай, не чокаясь. Слышал где-то, что за ушедших не чокаются.

— Что ты чувствуешь? – спрашивает светлый. Непростое это любопытство, знает, что когда-то и ему придётся уходить.

Седой пожимает плечами, задумывается, потом усмехается.

— Знаешь… — говорит он, — а ведь я тоже задавал тот же вопрос своему предшественнику.

— И что?

— Ничего. Он тоже пожал плечами.

Светлый ставит бокал на стол, на его юном, но совсем невыразительном лице, в отличие от его визави, явно читается волнение.

— Но так не должно быть! – восклицает он. – Послушай… я, незадолго до нашей встречи, прочитал одну фразу, оставленную кем-то из наших. Он написал, что готов был отдать всю свою жизнь за один только день, если этот день станет памятью для всех.

Седой кивнул.

— Да, я тоже — то ли читал это, то ли слышал. Но память бывает разная. Кому нужна горькая память, пусть даже если она останется на века…

И умолк. Теперь и на его бесстрастном прежде лице, выразительном, с резко отточенными чертами, будто сама жизнь и время работали скульптурами, отразилась целая гамма эмоций.

И это не укрылось от светлого.

— Что? – и в этом «что» было столько надежды!

— Я, кажется, понял… — задумчиво ответил седой, — вот только сейчас это понял… понял то, что у каждого из нас и есть такой день. И даже не один – а каждый день, проведённый нами в этом мире, памятен для кого-то. И пусть эти дни не несут память на века, но они памятны тому или иному человеческому веку. Ты только задумайся — каждый день рождаются миллионы, и эти дни становятся для них значимыми, увы, но и миллионы покидают этот мир — и тоже каждый день, оставляя в памяти других боль утраты. Каждый день наполнен чьими-то эмоциями, и для кого-то он становиться самым счастливым днём его жизни, для кого-то самым горьким, но ни один день не бывает пустым, а значит…

Бом!

Удар колокола ворвался в комнату, прервав речь седого.

— Мне пора… прощай.

— Погоди! – крикнул светлый. Он быстро открыл бутылку шампанского, налил в бокалы, поднял голову… седого не было, лишь снежинки тихо кружились на том месте, где он только что сидел.

Светлый вздохнул, подошёл к распахнутому окну и протянул ночи бокал. Закрыл глаза и полной грудью вдохнул морозный воздух.

И в тот же миг на него навалился мир, всей своей тяжестью, оглушив эмоциями и какофонией звуков. Смех, плач, залпы салюта, стрельба, взрывы, рыдания, хохот, крики ужаса, радости, восторга, боли… и заглушающий их многомиллионный возглас:

— С Новым годом!

Но Новый год уже не слышал приветствия, он растворился полностью в этом упавшем на него мире.

Тема «Карнавал в Лукоморье»

Карнавал в Лукоморье

Кощей медленно брёл по тропинке, и мысли роились в голове унылые: «Нет, не любит… Всё Ивашку-царевича ждёт. А ежели сравнить, то и дворец мой побогаче будет, и Лукоморье поболе царства евойного. Да и по уму… я-то и чародей, и мудрец – сколько веков-то живу? А Иван? Ну, кому в здравом уме в голову придёт лягушку лобызать?..»

— Эй, Трифон! – окликнул он проходившего мимо одного из богатырей. — А ну-ка, подь сюды!

Трифон подошёл к царю и поклонился.

— Вот, скажи мне Трифон, — обратился к нему Кощей, — что бы ты сделал, кабы лягушка с тобой заговорила, да поцелуй бы потребовала?

— Со страху бы помер, Вашество! – замахал руками Трифон. – Подумал бы, что либо накануне перебрал, либо умом двинулся!

— Ну, ступай, Трифон, — махнул ему рукой Кощей.

« То-то и оно… а он целовать начал! Разве ж я мог предвидеть это, когда Василису наказывал? И ведь видел в ней благосклонность ко мне поначалу. Да только нрав у неё всегда был капризный. Никак не могла смириться, что я больший чародей, нежели она. И решил её наказать – пусть посидит, подумает. А уж ежели и расколдуется, то только любовью чьей-то. Уверен был, что в таком образе лишь я и могу любить. И на тебе! – и тут ему в голову пришла мысль. — А что если?..»

И Кощей поспешил ко дворцу.

Василису он нашёл в саду.

— Всё тоскуешь? – спросил он. – Эх, люба моя, было бы по кому тосковать. Ты сама-то Премудрая, а полюбила незнамо кого. Разве ж умный человек станет лягушек целовать? Умный человек за свой ум испужается, коли услышит голос лягушачий.

Василиса глянула на него, повела плечиком и нахмурилась. Кощей же, увидав, что она, вроде как, призадумалась, решил быстренько ретироваться. Пусть подумает! Мешать не станет, а зёрнышко сомнения, глядишь, и зародил.

А сам направился в избушку к бабе Яге.

— Опять ты тут! – покачала головой Яга. – Расклада делать не буду! И не проси. Нельзя гадать так часто, не то всё прогадать можно.

— Ягусечка, — умоляюще произнёс Кощей, — а ну как сейчас поменялось что-то? Раскинь- ка на короля пикового.

— Так и быть, — вздохнула Яга, — раскину, да только на трефового. Гляну, где твой соперник находится, и как скоро тут будет.

Яга бросила на стол карты – те легли веером.

Взглянув на карты, Яга крякнула:

— Эх… болезный ты мой. Посему выходит, что будет он в Лукоморье завтра ввечеру…

Кощей совсем поник:

— И что же делать?

— Раньше нужно было делать! — в сердцах ответила Яга. – Ты на себя-то глянь, в кого превратился! Совсем от любви иссох — кожа да кости. Кому такой дохляк-то приглянётся?

— Да, я кушаю… — пробормотал Кощей.

— Кушаю, — передразнила Яга, — кушаешь всякую заморскую дрянь. С неё и не потолстеешь. Ты вот – на-ка! – пирожков моих поешь волшебных, в тело-то и войдёшь.

Кощей стал жевать пирожки, а Яга внимательно смотрела и что-то шептала про себя.

— Жуй-жуй! Это я ещё чуточки приколдовываю. Ну, вот, — удовлетворённо сказала она, — уже и щёчки порозовели. Покушаешь ещё – и ничуть не хуже наших богатырей станешь.

Кощей дожевал пирожки и вздохнул:

— Ивашку она ждёт… тут уж жуй не жуй. И тоскует шибко. А он завтра и прибудет, как ты нагадала. Ты лучше совет какой дай…

— Перво-наперво, ты сундук, в котором смертушка твоя хранится, с дуба зелёного сыми да Водяному в болото отдай. А то неровён час – доберётся. А из кота воин никакой. Он лишь сказки сказывать умеет. А во-вторых… — Яга умолкла, потом тихо ахнула и засмеялась, — кажись, я придумала! Намедни летала я как-то по миру. И в тридесятом царстве увидала празднество весёлое, что карнавалом зовётся. Обряжаются все на ентом карнавале в кого угодно, да так, что и не узнать, а опосля идут по дорогам с песнями да плясками. Вот я сейчас и удумала… — тут Яга склонилась к Кощееву уху и стала шептать.

А как шептания закончились, Кощей вскочил и, бросив на прощание: «Ну, и Яга! Ну и голова!» — снова побежал к Василисе.

— Люба моя, — заговорил он, приблизившись к ней, — придумал я, как развеселить тебя. Устрою-ка я завтра карнавал. И пройдёмся мы с песнями и плясками по неведомым дорожкам. А карнавал – это…

— Да, знаю я, что такое карнавал, — усмехнулась Васидиса, — чай имеется блюдечко с яблочком – в нём и видала! – и осеклась, испугавшись, что Кощей догадается, что она и Ивана видеть могла. А Ивана-то она видела, да совсем недавно, и ведомо ей, что он вот-вот объявится.

Но Кощей так был увлечён своими надеждами, что ничего и не приметил. Зато Василисе его задумка очень даже по сердцу пришлась.

«А наряжусь-ка я бабой Ягой. Авось и удастся ускользнуть незаметно, да вместе с Иваном».

А баба Яга, проводив Кощея, достала из-за печи книжицу волшебную и стала её листать.

— Та-ак, — бормотала она, — где-то тут должно быть… а, вот! Мороки! На минуточку, на часок, на суточки… на суточки, думаю, самое то…

Иван-царевич въехал в Лукоморье аккурат перед самым закатом, как и было нагадано Ягой, и поехал по неведомой дорожке. Но что это? Будто музыка откуда-то доносится…

Иван прислушался. Точно! Да ещё и такая весёлая. Он свернул с дорожки и затаился в кустах. И вскоре увидел странное шествие.

Впереди, рука об руку шли двое: Один – не иначе царь морской, второй – весь лохматый, белый. Вроде, как йети – видал таких Иван в книжке с картинками. Откуда ему было знать, что это всего лишь Водяной с Лешим? За этой странной парочкой важно на двух лапах вышагивал кот в одежде школяра и даже с книжкой под мышкой. Рядом с ним ковыляла баба Яга. За ними шла целая толпа девиц, разодетых под благородных дам, в руках у них были бубны, трещотки… Правда, из-под шлейфов торчали рыбьи хвосты. А за девицами выступал богатырь.

«Не богатырь, а одна срамота», — подумал Иван. Потому как на богатыре была лишь шкура, перекинутая через плечо, а в руках дубина. Это сам дядька Черномор нарядился в Геракла. За «Гераклом» же попарно, в ногу, шествовали тридцать четыре медведя! Иван аж замучился их считать. Все мишки были, как на подбор. А как же весело наяривали на балалайках! Правда, один мишка был худее остальных, зато и куда стройнее. А за мишками… сердце Ивана радостно забилось. Она! Его Василисушка!

И пропустив процессию вперёд, Иван кинулся к ней, подхватил на руки, и бросился к коню. Им удалось ускакать незамеченными.

До царства Ивана ещё нужно было ехать и ехать, а потому влюблённые сделали привал в чистом поле. Ах, что это за любовь была! А после уснули оба крепким сном. И лишь ввечеру проснулись. Как глянул Иван на свою Василисушку — в ужасе отпрянул!

— Что с тобой стало, любовь моя! – воскликнул он.

Тут заплакала Яга, запричитала:

— Это опять меня проклятый Кощей околдовал…

— Что же делать? – растерялся Иван.

— А то, что ты с лягушкой тогда делал. Целуй меня, да покрепче и пожарче, авось, и спадёт колдовство.

И хотите верьте, хотите нет, но с каждым поцелуем Яга становилась всё краше и краше. Недаром люди говорят, что любовь творит чудеса.

А Василиса меж тем, воротилась ни с чем во дворец, взяла блюдечко, глянула и… в сердцах плюнула.

«Прав был Кощей, — подумала она, — дурак он и есть!»

А тут и Кощей в светёлку вошёл. Поглядела на него Василиса, А Кощей-то и не Кощей вовсе, а ни дать ни взять – добрый молодец. Помогли Ёжкины пирожки.

А через неделю в Лукоморье снова был карнавал, только на этот раз по случаю бракосочетания царя Кощея и Василисы Прекрасной.

Тема «Отражение»

Отражения

День не задался с самого начала. Ночью под окнами развоевались коты, угрожающе вопили, выживая соперника с облюбованной территории, утихали на время, но потом опять возобновляли военные действия. Рекс вздыхал на коврике, бродил без устали по квартире, цокал коготками, а утром поднял хозяина с постели в неурочный час.

Заглянув в вишневые с поволокой глаза сеттера, Стас обеспокоенно спросил:

— Что случилось, дурачина?! — и подумал, что, наверное, следует нанести визит ветеринару — собака в последнее время была беспокойной, в дурном настроении.

Пес терпеливо ждал, когда хозяин наденет ошейник, пристегнет поводок — тот был медлителен и неловок спросонья — и потом поведет на прогулку.

Дом, в котором они жили, примыкал вплотную к лесу: березки, вязы и елочки начинались у подъезда и уходили вдаль, в лесопарк, начинавшийся в городе и простиравшийся на сто квадратных километров в область. Люди гордились, что у них сохранилась природа в первозданном виде: тут жили белки, зайцы и лоси, подходившие зимой, в голодное время года, близко к домам. Поговаривали, что за чертой города водятся медведи. Однако самой большой гордостью горожан была цепь красивых озер, находившихся недалеко от домов. Пес встал на привычный маршрут, по которому они ходили не первый год, и бежал резво, не оглядываясь, уверенный, что хозяин следует за ним. По земле между деревьями стелился туман — лето уходило, ему на смену шла осень. Уже пахло прелыми листьями и мокрой травой и утром было сыро и зябко.

Пес исследовал стволы замерших в предрассветной истоме осин и берез, мокрые от росы лавочки стоявшие вдоль дороги и бежал дальше. Его путь лежал к озерам, Большому и Малому, возле которых горожане проводили свой воскресный досуг. Дорога перешла в заросшую травой тропинку, в которой червонным золотом горели листья — предвестники осени. Тропинка скаканула через железную дорогу, покрутилась в небольшом сосняке и уперлась в Большое озеро. Над озером клубилась легкая дымка, сквозь которую синела вода с россыпью крупных белых кувшинок. Солнце еще не взошло, однако облака, вода и примыкавшее к лесу поле — светились мягким розовым светом. Возле пруда тропинка разветвилась надвое — одна шла в обход Большого озера, вторая — к Малому пруду, прячущемуся за полосой плакучих ив. Здесь всегда было тихо, безветренно и как-то сказочно красиво. В Малом озере по неписаным правилам никогда не купались, боясь нарушить какое-то природное равновесие, которое каждый интуитивно чувствовал. В погожий летний день озеро сверкало, как зеркало, и в нем, как в зеркале, c точностью до мельчайшей детали, отражалась верхняя часть мира. Говорили, что иногда в глубине появлялись какие-то образы, что озеро не принимало людей с нечистой совестью, что у него была память и озеро мстило своим обидчикам. Большинство посмеивалось над этими слухами и все равно любило свое озеро — как любят родное и близкое существо.

Лес расступился перед Стасом, открывая пологий спуск к воде. Сегодня озеро казалось еще красивей, еще сказочней. Из глубины к поверхности поднималась дымка и ивы на краю cклонились низко над водой, словно старались разглядеть то, что было в ее глубине. Рекс, стоявший у самой воды, оглянулся на Стаса. Его морда выражала озабоченность и недоумение. В этот момент он был так забавен в своей какой-то прямо человеческой растерянности, что Стас усмехнулся.

— Что, Рекс, красиво? Кого ты там видишь? Может быть, Лохнесского монстра?

Пес тявкнул в ответ. Его вишневые глаза смотрели укоризненно. Стас тоже спустился к воде и встал у самой кромки, разглядывая пруд. Рекс навострил уши и пристально смотрел вперед. Что-то ему не нравилось, вызывало беспокойство и подозрение, но он не мог понять, что. Пес тщательно обнюхал воду и вдруг заворчал. Его верхняя губа вздернулась и поехала вверх, обнажив крупные острые зубы. Стас удивился реакции обычно спокойной, добродушной собаки. — Что случилось, дружок? Тише, тише!

Пес боится воды? Непорядок! Стас пошарил в траве и нашел небольших размеров сучок и, размахнувшись, запустил сучок в воду.

— Взять, Рекс, взять! Ну что же ты, дурашка! Эх, ты!

Стас был разочарован. Пес, охотно купавшийся летом, заскулил и прижался к ногам хозяина, не спуская взгляда с воды. По воде бежали круги. Отражение разломилось, распалось на множество осколков. Осколки плыли навстречу друг другу, соединялись, как в калейдоскопе, в причудливый узор. Последний кусочек встал на место. В воде отразилась станция, за которой виднелся крошечный магазинчик и киоск с мороженым. Да ведь это Ашукино, где они когда-то отдыхали с Ликой!

На перроне стояла девушка в майке и джинсах. Возле ее ног примостилась красная спортивная сумка. Что-то в девушке показалось Стасу знакомым.

Лика! — вдруг понял он и крикнул уже уверенно: — Лика! Как ты здесь оказалась?

— Лика, подожди! — снова крикнул он и как был в ботинках, майке и брюках, — шагнул в воду. Отражение поплыло, разломилось на осколки. И почудилось Стасу, что морок исчезнет, а вместе с ним Лика, как это однажды уже произошло.

А возле ног человека метался пес, гавкал, рычал. Он ухватил хозяина за край футболки и, упираясь лапами, потянул прочь от воды.

К перрону подошел поезд, задержался на мгновение. Девушка со спортивной сумкой вошла в вагон и села у окна. Поезд стоял, на его голубых боках играли блики, и что-то сказало Стасу, что его не будут ждать вечно.

Что это было? Машина времени, которая отвезет его назад, в прошлое, чтобы он мог исправить свои ошибки? Или портал, через который он сможет пройти и найти ту, о которой он в последнее время постоянно вспоминает? В любом случае, это не было глюком, плодом его больного воображения, судя по тому, с каким злобным остервенением метался и лаял на отражение пес. А Рекс, отчаявшись образумить хозяина, прыгнул в воду, поднял фонтан брызг. Он оскалил зубы и попробовал ухватить морок зубами. Стас закричал на сеттера и, не сдержавшись, пнул его ногой. Пес завизжал от боли и обиды, выскочил из воды, покрутился на прибрежном песке и помчался вокруг озера. Стас чуть не заплакал — морок медленно исчезал, разламывался на бессмысленные осколки калейдоскопа. Медлить было нельзя. Стас пошел по воде, стараясь не упускать отражение из виду. А отражение словно дразнило его, отодвигаясь все дальше и дальше.

Стас остановился. Он понял, что должен сделать что-то, чтобы Лика его заметила.

С Ликой он познакомился на вечеринке школьных друзей, отмечавших новоселье. Накануне он встретил Вовку, задумчиво бродившего с телегой в крупном супермаркете.

— Праздную со всеми по очереди. Родственники, школьные, институтские. На школьных ты опоздал, завтра собираются коллеги. Присоединяйся — приглашаю! — и обладатель новых апартаментов повернулся к полке, где стояли грибочки соленые, маринованные и в собственном соку.

Стас был рад за Вовку, чья личная жизнь, равно как и карьера, складывались благополучно. На следующий день, прихватив цветы и конверт с деньгами, он отправился в гости. Подготовка к вечеринке шла полным ходом: на кухне суетились женщины, нарезали, терли овощи и мясо для салатов, относили в гостиную, где уже стоял праздничный стол, ломившийся от обилия стоявших на нем мясных и рыбных закусок и вина. Мужчины столпились на просторном балконе, курили и обсуждали какие-то свои дела. Стас почувствовал себя неуютно. Он уже жалел, что заскочил к приятелю и чувствовал себя лишним. Заиграл мобильный телефон. Звонил заказчик — и Стас присел на обувную тумбу в прихожей, заваленную одеждой гостей, обсудить пару важных вопросов.

— Дядя! — перед ним стоял крошечный мальчуган в просторных не по размеру штанишках и дергал за рукав.

— Тяпка-а! — протянул малыш, не спуская с дяди Стаса огромных голубых глаз.

— Что? Какая Тряпка? — Стас выглянул из-под висевшей над ним одежды в надежде на помощь.

— Тяпка — это медвежонок. Стас, да? Вы сидите на нем, — женщина в простеньком свитерке и потрепанных джинсах улыбнулась ему. Она запустила руку в ворох одежды и извлекла старого медвежонка с одной-единственной бусинкой на том месте, где у всех обитателей Земли находятся глаза. Малыш схватил медвежонка и потопал в глубину апартаментов, откуда доносились крики маленьких гостей. Лика — так звали женщину, настолько отличалась от прочих бывших на празднестве элегантных дам, что он невольно заинтересовался. Они проболтали весь вечер — сначала за столом, потом уединившись в одной из комнат, где на диване горкой лежала одежда, которой не было места в прихожей. Как и он, Лика шла навстречу новой жизни и новой судьбе и эта неопределенность и зыбкость будущего их объединила. Лика недавно перебралась из крошечного городка, где родилась, в более крупный и и надеялась со временем сделать карьеру. Она была по профессии бухгалтером.

После вечеринки они больше не расставались. Лика поселилась в двухкомнатной квартире Стаса вместе с маленьким Кирюшей, владельцем коричневого медвежонка. Им было хорошо втроем. Потихоньку налаживался быт и росли доходы. И уже Кирюша называл Стаса “папой” и Стас лениво подумывал о том, чтобы оформить их отношения на бумаге, как вдруг встретил Ксюшу. Яркая, уверенная в себе и успешная, она была полной противоположностью Лике. Стас серьезно увлекся Ксюшей. Она, с его точки зрения, была лучшей кандидатурой в жены, чем Лика.

“Иногородняя, — думалось Стасу. — А вдруг иногородняя Ксюша станет претендовать на его квартиру? А Кирюша? Пройдет время и он станет взрослым и приведет в его дом свою семью. Что тогда?”

Думать о всех этих проблемах Стасу не хотелось. Он расстался с Ликой без всяких объяснений, просто поставив перед фактом женитьбы на Ксюше. Лика ушла из его жизни, а через год Ксюша в нем разочаровалась и развелась.

Стас вспоминал о Лике с чувством вины и сожаления. После расставания с ней в его жизни случилось немало неудач: он потерял работу и долго не мог найти другую несмотря на неплохое резюме. Основал бизнес — и потерял, не успев выплатить кредиты. Жизнь как будто наказывала его за предательство.

Он сменял двухкомнатную квартиру на малогабаритную однушку в спальном районе возле лесопарка и завел сеттера, своим мягким добрым характером напоминавшего ему Лику.

— Лика! — снова крикнул Стас. В этот раз ему показалось, что девушка в поезде его услышала и чуть повернула голову. Может быть, ему дают шанс исправить ошибки. Может быть, удастся вернуть Лику и всю их прошлую жизнь.

Стас набрал в легкие побольше воздуху и нырнул. Через секунду вода сомкнулась над его головой.

Через мгновение озеро стало прежним. Сеттер вернулся на берег и лег на песок, на котором все еще cохранялись отпечатки ботинок хозяина. Проходившие мимо собаки, завидя его виляли хвостом, их хозяева его окликали, удивляясь, почему он один. Рекс лежал, положив кудлатую голову на лапы, и неотрывно смотрел на озеро. В его вишневых глазах была тоска. Он не уверен, вернется ли хозяин или останется с той, ради которой отправился в этот далекий путь. Однако пес знал, что, сколько бы ему не пришлось ждать Стаса, он будет ждать его вечно.

Тема «Чашечка кофе на ночь»

Одиночество

Я располагаюсь напротив панорамного окна. Отсюда видно вечер. Сквозь кофейный пар сочится сумрак. Это с одной стороны. С другой — трещат поленья и одним своим треском нагревают воздух.

Ко мне подходит воображаемая дочь. Её зовут, допустим, Эшли. Она приносит сладкий рулет с яблоком и корицей. Рассказывает, как дела в школе.

— Вот, подрались мальчики из-за меня, — говорит, распутывая длинные ивовые дреды.

— И зачем тебе это? — не смотрю на нее, смотрю в черную сгущёнку ночи. Но изо всех сил впитываю в себя дочерино присутствие.

— Мне? — удивляется она как-то без интонации. — Да низачéм.

— Значит, ты допускаешь в своем классе скандал, который тебе ни разу не на руку?

Делаю глоток, цокаю фарфором. Эшли молчит.

— Мне было приятно, что за меня дерутся, — сухо отвечает она.

— Налей-ка мне ещё, — показываю египетским перстнем на чашку. И чашка уплывает на кухню.

Я выпроваживаю дочь, потому что замечаю напротив себя две мертвые луны.

Зверь не моргает. Он излучает злое зрение. Беззащитное сердце сгорает под его желтыми лазерами. И когда дочка, моя милая Эшли, входит в зал, чудовище по ту сторону ночи растворяет её в пустоте особняка. Теперь каждый кубический микрон в доме пропитан ею. И над каждым микроном я роняю скупую мужскую слезу. Эш…

Тема «Странные соседи в квартире напротив»

Торжество Свободы

Проснувшись утром, Свобода Фидельевна позавтракала и оделась в пальто самого вызывающего цвета. На самом деле ее звали Татьяна Михайловна, но девушка была бунтаркой и специально поменяла имя. Теперь ее имя было знаменем и тестом. Сразу становилось понятно, если человек при знакомстве удивленно вскидывал брови, значит с ним не по пути и не стоит тратить на него свое время. Лучше потратить его на вызывающий демарш в виде прогулки в лимонном пальто под мэрией. При этом Свобода Фидельевна любила напевать Марсельезу. Через несколько часов такой прогулки на нее обращали внимание и грубые гвардейцы подходили с просьбой пойти гулять в парк. На такое подлое предложение, гулять там, где выгуливают собачек, девушка возмущалась и начинала петь еще громче.

Сегодня Свобода Фидельевна собиралась на очередную прогулку к мэрии. Выйдя из квартиры, она заметила, что в пустовавшую квартиру напротив кто-то заселился. «Мэрия подождет», — решила девушка и прильнула глазом к замочной скважине. Входная дверь в квартиру находилась как раз напротив кухни, и стало видно, как за столом сидят три амбала в формах, глушат водку и закусывают печатными пряниками в форме пятиконечных звезд. Это были росгвардейцы. Соседка поняла, что выиграла в лотерею и сможет разузнать все их секреты. Приложив к двери ухо, она услышала обрывки разговора.

— Как там твои старики?

— Отец плох, нужно оперировать. Получу зарплату и сразу ему отдам на лечение.

— Ты держись, надо тянуть.

— А у тебя что, девушка твоя вернулась?

— Нет. Наслушалась каких-то уродов на митинге и теперь считает меня бандитом.

— Не любила, значит, еще и дура.

«Сами вы дураки!» — обрадованно потерла руки Свобода Фидельевна. — «И так вам и надо за все ваши злодеяния!» Легкой походкой девушка пошла к мэрии, предвкушая, как вечером снова будет слушать секреты под дверью соседей напротив. Ее жизнь становилась все насыщеннее.

Тема «Грибы с глазами»

Когда танцевали грибы

— Ты знаешь, что бывают грибы с глазами? – вертелся вокруг Олег, пока я доделывала таблицы к годовому отчету. Глаза уже болели, голова гудела, а муженек не обращал внимания. – Давай попробуем, такой шанс нечасто выпадает.

— Какой еще шанс? Дай доделать работу и умереть, — взмолилась я, добивая последнюю колонку.

— Вечеринка «У лилового гриба» – Серега всех наших приглашает, с семьями. Пойдем? Ну пойде-е-ем, русалочка моя, пусть этот Новый год будет самым необычным, — умоляющий взгляд Олега и долетавший с кухни запах собственноручно запеченного им тунца растопили ледяной айсберг моего упорства. В конце концов, я тоже имею право побеситься, напрочь выбросив из головы даже воспоминания о бухгалтерии, отчетах, сводках и статистике. А привычная унылая вечеринка в обществе свекра и свекрови, которые не преминут заявиться, узнав, что мы никуда не собираемся, прельщала меня меньше всего. «Отрываться – так по полной», — приправив этой мыслью очередной кусочек горячего и благоухающего розмарином и еще какими-то травами тунца, я согласилась на безумный грибной Новый год в лиловом цвете.

— Это какое-то грибное маньячество, — шепнула я Олегу, когда мы вошли в клуб и стали осматриваться. Нас окружали грибы всех видов и размеров. Большинство гостей надели на головы грибные шляпки, которые раздавали на входе. Мне, кстати, всучили рыжую панаму, похожую на гриб лисичку, а Олег красовался в высоченном меховом «сморчке», постоянно задевавшем лампочки в «грибных» плафонах. Блуждающая светомузыка вырисовывала на стенах шевелящиеся грибы, и даже столики и стулья были в форме грибов.

Шлепнувшись на ближайшую розовую сыроежку, я заявила, что не собираюсь встречать праздник без шампанского, и что мне было обещано нечто незабываемое, а не просто фантазийный антураж. К нам моментально подбежал ложный китайский опенок с полным подносом диковинных закусок и с шампанским, призывно торчавшим в ведерке льда. Пригубив из бокала, я посмотрела на любимого, и увидела, что он удаляется от меня. Нет, он стал расти, и вот уже его шапка пробивает потолок, уносясь все выше к звездному небу. Стало даже обидно, ведь он всегда обещал унести меня к звездам, а при первой же возможности унесся к ним сам.

Решив отложить переживания, обиды и разборки на потом, я допила бокал и пошла на музыку – резко захотелось потанцевать и развеяться. Я сама себя не узнавала, но как только какой-то мухомор пригласил меня на танец, стала выделывать с ним такие па, что все волнушки кругом заахали и ринулись делать селфи на фоне наших выкрутасов. Потом я, конечно же, добралась до караоке и зажигала там чуть ли не до утра, собрав толпу боровиков-продюсеров, чуть ли не подравшихся за право заключить со мной контракт.

А потом… Кажется, я кружилась в лиловом небе, обгоняя летающие грибы и дотрагиваясь до прохладных грибных звезд.

Пока не услышала вой грибной сирены. Как будто тысяча перезревших дождевиков взорвалась у меня в голове!

— Хватит, хватит! Не хочу больше танцевать! – простонала я, протирая глаза.

— И что мы с тобой будем делать через три дня на грибной вечеринке? – хохотнул Олег, выключая будильник.

— Снова вечеринка? А как же вчера? И вообще, ты бессовестно бросил меня, улетев к звездам. Что это было?! – колотила я руками по одеялу, решив высказать все свои вчерашние претензии к предателю в сморчковой шапке. – И где твоя шапка сморчка?!

— Шапка сморчка? Ха-ха, теперь я понял, о чем ты бормотала всю ночь, — покатился Олежка, запрокинув голову. – Похоже, я какие-то не те травки насыпал в тунца – ты вчера посреди ужина заснула, а я решил, что устала после своей работы, и не стал будить, а так и занес в постель. Но ты была буйной. Всю ночь то что-то напевала, то бормотала про сморчка-предателя, то требовала еще шампанского. Ну и дела! Знаешь, а давай лучше махнем на праздники к теплому морю?

— Давай, — успокаиваясь, завернулась я обратно в одеяло, пока мне не начали мерещиться водяные, Посейдон и говорящие осьминоги.

Тема «Дрессировщик теней»

Дрессировщик теней

Ураган рычал диким зверем, стонал, словно неприкаянные души умерших и несся по стране, сея повсюду разрушения и наводя на жителей ужас. Старожилы и те не могли припомнить такой бурной ночи. Ураганы в их стране случались нередко, но такого мощного раньше не было. В эту ночь так никто и не уснул. Жители уцелевших домов попрятались в подвалы. А, те, чьи дома погибли, пришли к более удачливым соседям. Люди жались друг к другу как цыплята и разговаривали только шепотом.

— Этот ураган — знамение всем нам. Что-то должно после него случиться, — пожевал беззубым ртом седой старик.

— Да, ладно, тебе дед! — нарочито бодрым голосом попытался ответить молодой черноволосый парень. — Он пройдет и все наладится.

— Нет, упрямствовал дед, — и даже для верности стукнул по полу палкой. — Мир уже станет другим.

Лишь в единственном доме, крытым серебристой крышей не слышно было разбушевавшейся стихии. Ураган обошел его стороной. На первом этаже ярко горел камин, а вдоль стен были расставлены горшки и вазы самых причудливых форм. Оттуда доносились еле слышные вздохи и бормотания. Спиной к входной двери расположилось резное кресло, инкрустированное синими сапфирами, кроваво-красными рубинами и зелеными как кошачьи глаза изумрудами. Камни загадочно мерцали в полумраке, придавая комнате таинственный вид. Сначала из одного горшка потянулась темная тень и стала расти, пока не превратилась в огромную грузную фигуру мужчины. Фигура нависла над резным креслом. Затем из другой вазы выскочила острая как шпилька тень и на глазах превратилась в тощую фигуру женщины, которая оказалась по другую сторону. Из остальных горшков и ваз потихоньку стали высовываться тени самых разнообразных форм. В этот момент послышалось шевеление в кресле, и глухой голос тихо, но твердо произнес:

— А ну назад, сидеть, пока не вызвал!

Далее последовал взмах руки, из которой вылетела горсть блестящей пыльцы и рассыпалась по горшкам и вазам. Поднимающиеся было тени, вмиг попрятались обратно. Только те, которые уже успели обступить кресло, так и остались на месте.

— А вы, темнейшие, сейчас выслушаете свои наказания, — молодой человек поднялся и подошел поближе к камину. Свет огня выхватил грустное, но невероятной красоты лицо, высокую стройную фигуру в бархатном черном костюме, на лацкане которого красовался серебряный знак F — знак исключительности, позволяющий отдавать приказание теням людей. Кроме него, Фантома, во всем королевстве больше никто не знал о том, что тени живут самостоятельной жизнью. Когда человек спит, тень незаметно отделяется от него и ускользает на свободу. А вырвавшись на свободу и лишенная присмотра, она может вытворять все что захочет. Если тень долго никто не контролирует, она становится пособницей злых сил, может вселиться в другого человека, выжить его тень и превратить жизнь того в кошмар. Такой человек либо сходил с ума и может убить себя либо других. Вот этого и нельзя было допускать. Когда тени особенно разгуливаются, в стране происходит какое-нибудь ненастье, как например, последний ураган.

— Тебе, темнейший, — обратился Фантом к грузному мужчине, — отныне запрещается покидать твоего хозяина, королевского камердинера, ночью. Поэтому ты будешь заточен в сосуд пожизненно и сможешь покидать его только днем для того чтобы выполнять свои теневые обязанности.

— Простите, господин Фантом, это не я. Это все она, — заскулил толстяк, кивая в сторону женщины. Эта ведьма, горничная ее величества…

— Сам ты ведьмак, — бойко парировала тощая и показала ему язык. – А еще тень камердинера его королевского величества. И не стыдно мной свои безобразия прикрывать? Сам потащился на ведьминский шабаш, да еще и меня звал.

— А ну молчать! – повысил голос Фантом. – Оба хороши. Из-за вас в стране ураган. Значит, и накажу обоих. Ты, темнейшая, также пожизненно будешь заточена в вазу.

Фантом хлопнул в ладоши и обе тени вмиг скрылись.

— Следующей вызывается тень садовника.

— Я здесь, господин, Фантом, — прошелестело из глиняного сосуда. Вскоре показалась худая тень с узкой яйцеобразной головой.

— Ты хорошо себя ведешь, — благосклонно произнес Фантом, — выращиваешь вместе с хозяином цветы, помогаешь заблудившимся путникам, лечишь больных. Может у тебя есть какие-то особые желания?

— Можно…Я бы хотел, — начала заикаться тень.

— Смелее, смелее, – подбодрил Фантом.

— Я хотел бы побывать в садах соседних королевств. Может, там я найду цветок бессмертия.

— Цветок бессмертия? – Фантом сморщил лоб. – Хорошо. Я тебе разрешаю. Ты можешь каждую ночь вылетать за пределы королевства.

— Благодарю, господин, — тень садовника, кланяясь и пятясь задом, исчезла в глиняном сосуде.

— Ну, на сегодня, пожалуй, и хватит, — устало пробормотал Фантом. Он уже потянулся рукой к лацкану пиджака с серебряной монограммой F, чтобы закрыть общение с тенями. Но в этот момент из хрустальной вазы показалась еще одна. Тонкая и изящная, она словно игривая кошечка легко спрыгнула на пол и превратилась в молодую девушку. Фантом от изумления онемел.

На прекрасном лице глаза сияли как звезды. Длинные льняные волосы словно корона обвивали ее голову. А осиную талию украшал золотой пояс, подчеркивая принадлежность к королевской семье.

— Как тебе это удалось? Ни одна тень не можем превратиться в человека? – изумился Фантом.

— Я же не простая тень, а королевская, — пожала плечом красавица. – И поэтому я могу кое что еще, чего не могут тени.

— А что еще ты можешь? – поинтересовался Фантом.

— Любить, — прошептала девушка, и, подойдя вплотную к Фантому положила ему на плечо руку.

— Любить? – переспросил ошеломленный Фантом.

— Ну да. Разве тебе не хочется чтобы тебя любили, а не боялись? – прошептала красавица. Она заглянула своими сияющими глазами прямо в холодные глаза Фантома.

В тот же момент внутри у юноши все перевернулось. Его словно магнитом потянуло к этой девушке.

— Но я не могу. У меня другое предназначение. Я же дрессировщик теней, — попытался он слабо сопротивляться.

— И тебя это устраивает? Ты сидишь в этом доме всегда один. Разговариваешь только с тенями. Неужели тебе не хочется другой жизни?

— Я не знаю, какая она другая жизнь, — вздохнул Фантом.

— Настоящая, а у тебя призрачная, — воскликнула красавица. – Послушай, я добыла средство с помощью которого я смогу всегда быть человеком. Но оно помогает только в том случае, если меня полюбит человек.

— Я готов, то есть я уже люблю тебя, — Фантом перестал сопротивляться. Слабые искорки, вспыхивающие в нем при прикосновении этой девушки, разожгли в его сердце костер. Комната вдруг озарилась светом, а драгоценные камни на кресле превратились в ароматные розы.

Ураган стих и наступило солнечное утро.

Тема «Странная находка»

Призрак прошлого

Заброшенный каменный дом, поросший колючим кустарником, давно привлекал внимание Каэля. Он слышал, что в отдалении от всех тут жил старый антиквар, и, что когда тот умер, из дома растащили все более-менее ценное. Но Каэля интересовали не те ценности, которые можно продать или обменять. Он слышал и более позднюю историю здания: будто три или четыре века назад здесь жила молодая девушка, которая выбросилась из окна после вести о смерти ее мужа. Интересно было посмотреть, осталось ли от того времени хоть что-то, не пригодившееся людям. То, до чего можно дотронуться, почувствовать забытое время.

Здание будто смотрело на мальчишку своими глазами-окнами, звало к себе тихим заунывным плачем, проникновенным шепотом. Все чаще вечерами Каэль замечал за разбитыми стеклами еле различимые очертания женской фигуры. Она была в одеянии светло-голубого оттенка и будто парила в воздухе, иногда отражаясь одновременно в трех окнах.

В один из летних вечеров мальчишка возвращался к себе домой мимо тропинки, которая как раз сворачивала в сторону этого дома. Его снова, словно магнитом, потянуло посмотреть на те самые окна. По спине парня пробежал легкий холодок: даже находясь на значительном расстоянии от здания, можно было чувствовать его силу, ненавязчивое влияние. Каэль свернул с пути. Уже немного позднее он остановился напротив строения, немного склонив голову, и замер, вглядываясь в отражения бликов на разбитых стеклах.

— Здорово, дружище! – кто-то вдруг увесисто хлопнул его по плечу. – Я и не надеялся тебя догнать, а ты вдруг… как столб!

— Эд.

— Ну.

— Пойдем? — Каэль загадочно улыбнулся, указывая на дом. Эдисон поначалу шагнул назад, покачивая головой, но почувствовал, как рука друга больно вцепилась ему в плечо.

Каэлю уже очень давно хотелось зайти, но одному всегда было страшно. И тут такой момент.

Эд замешкался, потом неуверенно кивнул. Получив вдруг согласие, Каэль теперь и сам не знал, хотелось ли ему идти в столь непонятное, пугающее его разум место. Но теперь он был не один, и можно было наконец-то порадовать свое любопытство.

Они вошли в дом через приоткрытую потрескавшуюся дверь серого цвета. Вокруг было немного поломанной мебели, нагроможденной друг на друга. Тут были и не очень современное кресло, и совсем уж старинные, почти рассыпавшиеся в прах стулья; Оставшиеся пустыми деревянные полки и тумбы, уже никуда не годные: отсыревшие, покрывшиеся плесенью. Видимо, в свое время, на них накапало с крыши, вот и не понадобились никому. Часть вещей была накрыта простынями, на остальных умиротворенно лежал слой пыли. Здесь же стояли подсвечники и лампы, лежали листы почти белой бумаги и пожелтевшей газеты, чернильница с давно засохшими чернилами и несколько обыкновенных ручек.

— Сколько же этому дому лет? – Эдисон удивленно приподнял брови. Каэль лишь пожал плечами в ответ.

Мальчишки поднялись по лестнице на второй этаж и прошли в первую комнату.

В глаза им тут же бросился огромной высоты портрет юной девушки, грациозно выставившей вперед тонкое запястье, изображая танец. Картина стояла без рамки, возможно, обрамление кому-то показалось дороже самого творения.

Лицо девушки было неискренне: страстная, с вызовом, улыбка красных губ и тусклые голубые глаза, печально смотрящие сквозь все.

Эд с усмешкой показал ей средний палец, и на мгновение ему почудилось, что у картины сдвинулись брови к переносице.

— Мрачновато тут… — уже снимая палкой паутину с комода, протянул он Каэлю.

— А, по-моему, отличное место, чтобы собираться. И акустика неплохая.

— Картину уберем.

— За что ты ее так? – усмехнулся Каэль.

— За что? – шепотом повторил хрустальный женский голос на ухо Эду.

Тот отпрыгнул в сторону. И, никого не заметив, испугался еще больше.

— Давай уйдем, а?

Каэль в это время заметил громадный шкаф с книгами и направился к нему. Книги лежали еще и на полу, разбросанные, неровно сложенные. Было понятно, что искали что-нибудь интересное для последующей продажи. Вероятно даже и нашли, но складывать обратно оставшееся не сочли нужным.

Каэль достал парочку изданий и, рассмотрев на каждой дату написания, виновато улыбнулся.

— Не видать тебе, Эд, дорогих книг. Это все и полувека не пролежало. Но можно что-нибудь из них отобрать и почитать.

— Хорошая идея, – равнодушно бросил Эдисон. – Только пойдем уже.

— Ты из-за девушки? – Каэль уже вовсю изучал книжный шкаф: доставал самые тяжелые тома, сдувал с них пыль, просматривал с интересом названия и даты.

— Откуда ты знаешь? Я не показывал виду.

Каэль презрительно фыркнул.

— Ага, шарахнулся несколько минут назад, когда услышал голос.

— Ты тоже слышал, но ничего не сказал? – Эдисон даже не нашелся, как правильно отреагировать, и выдал только легкое возмущение.

— Я думал, что испугаюсь, придя сюда, но этого не произошло. – Задумчиво произнес Каэль, пролистывая очередную книгу. Она была действительно качественно сделана: обложку украшали рисунки ручной работы, текст в них также был написан от руки, только вот буквы… это были разного рода палочки и стрелки. Её он, предварительно смахнув пыль, положил себе на колени.

В дверях скользнуло нечто полупрозрачное, качнулись смятые, бледные занавески, лицо Эдисона обдало прохладным ветерком.

— Знаешь, Эд, я видел ее в окнах иногда.

— Да она и сейчас тут! — Эдисон пнул ногой почти черный стул, отчего тот повалился на бок. — Я больше не останусь! У меня все тело в мурашках, по спине будто мертвец погладил, и шея ледяная!

— Ты что, такой клад! – Каэль сиял не хуже монеты, поглаживая книгу.

Эд отрицательно покачал головой и попятился.

— Ты в своем уме? Мы можем не выйти отсюда.

Каэль же только пожал плечами.

— Дело твое, конечно, но тогда изучать это я буду один, – он еще раз погладил старинную книгу. – Я ее искал, я знал, что она моя. Моя находка, только моя…

Друга уже не было рядом, послышались четкие шаги по лестнице, потом громко хлопнула дверь на первом этаже. Каэль поднялся, подошел к разбитому окну и посмотрел вниз.

— Полудурок! – крикнул с улицы товарищ.

Ничего не ответил он другу. Спокойно отошел, сел на пол и около минуты молчал. Затем парень поднял с пола ту самую книгу, написанную знаками, открыл ее наугад и быстро просмотрел страницы.

« 1612. Давеча бывал у нас Иким Сол, предлагал закупить «Арагвейского». И хочется, и платить нечем. Микая сильнее всех просила купить, даже ложку принесла с собой. Но Ирма брови нахмурила, и остались мы снова впустую обедать».

— Да я же текст по стрелочкам и закорючкам читаю! Эд! Ты представить себе не… Точно, Эд, спасибо, что поддержал.

Он снова уставился в книгу, пролистнул еще несколько страниц вперед.

« 1614…

С давних пор, который год

Вишня в том саду цветет

И цветением весенним

К нам в сердца любовь несет!

Подарю стихосложение Микае, уж больно весела. А Ирма пусть одна сидит, за грубость свою».

— Кирхе, лишь ты один не боялся ничего. – Пронесся слабый голос по комнате.

При имени «Кирхе» в его голове промелькнуло что-то знакомое. Он обернулся, но никого не увидел. Комната вновь разнесла эхо легкого, хрустального вздоха.

— Извините, я…просто…дом…а тут книги… — Каэль почувствовал холодное прикосновение к щеке.

— Так долго ждала, — послышалось совсем рядом. – Но не того хотела, не так видела.

— Не грусти, Надин. – Каэль тоже прикоснулся к своей щеке, будто поглаживая холодок, но внезапно очнулся.

«Откуда я знаю? Откуда я знаю?» Застучало у него в голове. «Откуда текст, откуда имя, чертов дом, эти книги…»

Мальчишка почувствовал холод теперь уже на всем теле. Казалось, кто-то обнял его. Но парень стоял, боясь пошевельнуться, и готов был стоять так бесконечно долго.

— Прости, что не ответила на последнее письмо, прости, что не приехала, — было сказано со вздохом в самое ухо, — Прости, что не смогла…жить.

Каэль боялся даже сказать слово, думая, будто все сон, и что все исчезнет.

— Кирхе, ничего не вернуть, — протяжным вздохом пронесся отзвук голоса – Ты получил вторую жизнь, а я…

Каэль зажмурился, пытаясь вспомнить хоть что-то, кроме имен, при произношении которых он словно выходил из тела и смотрел на себя со стороны.

— Нет. Пусто. Будто ничего и не было. – Каэль пожал плечами. — С чего вы взяли, что я Кирхе?

— Душа, – будто пропел хрустальный голос. – Душа зовет, душа поет…

— Когда умрешь, то все пройдет. – Продолжил мальчишка.

— Лишь твоя душа звала меня каждый день, когда ты проходил мимо дома. Я знала, что должна была отпустить тебя. Не смогла.

— Милая, что я должен сделать? – Не своим голосом произнес он.

— Пойдем со мной, Кирхе, только не отпускай книгу…

Каэль направился к окну в соседней комнате и открыл ставни. Закат был очень ярким, а внизу стояла она, такая красивая, все в том же голубом платье, только уже не блеклом. Она показывала рукой, что ему нужно спуститься. И Каэль тоже захотел туда, к ней.

— Кирхе… — вновь пронесло эхо голоса, — Что же ты медлишь?

— Потому что я не Кирхе! — Каэль вновь очнулся и бросил книгу на пол. — Может, и был им когда-то. Но теперь у меня новая жизнь.

— Хорошо, я принимаю твой выбор. Значит, моя жертва напрасна. Смерть была выбрана мной, чтобы последовать в мир теней за любовью. Но мой мир и твой оказались слишком далеко друг от друга, наша смерть была разной. Моя — по своей воле.

— Вы не виноваты, но…

— Да. Не найдя свою любовь таким способом, я выбрала мир призраков здесь, а не мир успокоения.

— А еще вы ждали. Но поймите, того Кирхе, которого вы знали, больше нет.

— Я понимаю. Ты уже совсем другой. Тот, которого я знала, не стал бы раздумывать. Его частичка осталась со мной, в этом дневнике. Если ты хочешь оставить книгу, я стану охранять ее память снова.

— Я не хочу такой судьбы ни для кого. Я хочу вас отпустить. Летите в свой мир теней, прекратите охранять вещь. Это не жизнь.

— Ты можешь отпустить меня, тогда сожги книгу. Но знай – если ты ее уничтожишь, я не вернусь в мир теней, а исчезну. Ведь я продала свою душу в обмен на то, чтобы дождаться тебя в новом времени. И твой дневник, Кирхе, это единственное, что оставляет мне подобие существования.

— Тогда вы просите нечто ужасное.

— Нет, мой милый. Нет мне жизни без того Кирхе, которого знала только я. И не желаю даже существовать. Но прежде, чем ты примешь решение, я перескажу тебе договор о душе. Он важен.

— Я думаю, есть выход получше, чем уничтожать книгу.

— Выслушай договор, не торопись, тогда ты примешь правильное решение.

Но Каэль решил сделать лучше. Он поднял книгу и высунулся из окна.

— Стой! Договор! – она закричала, уже не из-за спины и не хрустальным голосом. Она кричала оттуда, снизу. Оттуда, где ее можно было видеть из окна.

Мальчишка же увидел совсем другую картину, умиротворенную.Там была весна и зеленая трава, там была она в своем нежном одеянии, и она ждала. Каэль бросил книгу вниз, а сам резко захлопнул ставни.

Он надеялся, что так получится намного умнее. Милая женщина в голубом платье не исчезнет, а он спокойно пойдет домой проживать свои мальчишеские дни.

Но договор Надин в обмен на душу звучал так:

«Частичка души Кирхе – его дневник, с частичкой души Надин – слезы со страниц дневника, да соединятся вместе.

Кирхе возьмет дневник с собой и да отправится в мир Надин. Да будет его душа также принадлежать МНЕ.

В случае разлучения с дневником, Кирхе, независимо от желания, да возвратится к месту нахождения дневника.

Кирхе имеет право уничтожить предмет с заключенной частью души, чтобы освободиться, тогда Надин исчезнет.

Да будет так».