Блиц Министров №66. Голосование

Ленивый Муз

Василий захотел стать писателем. Страстно, до зуда. Он и сам удивлялся внезапно возникшей тяге к писательскому ремеслу. А всё началось после его встречи с бывшим одноклассником, Серёгой Ковалёвым. Болтали они долго, и вот, в процессе беседы, Серёга и похвалился, что он теперь не кто-нибудь, а самый, что ни на есть, писатель, и что у него уже огромная аудитория читателей, пусть, в основном и женского пола, но зато благодарных и восторженных. А под конец дал Василию адрес литературного сайта и свой псевдоним – Серж Коваль. «Сергей Ковалёв, — так объяснил он, — звучит не слишком звучно».

Придя домой, Василий чисто из любопытства сунулся на этот сайт, нашёл Сержа, правда, читать его опусы не стал, зато прочитал комментарии, и по сему выходило, что Серж Коваль пишет исключительно шедевры. А какие же имена были у поклонниц! По одним лишь именам воображение сразу рисовало образы восхитительные и обольстительные!

Вот тогда Василий и загорелся этой идеей – а стану-ка и я писателем! Но проще захотеть, нежели сделать. И первое, обо что он споткнулся — неблагозвучные имя и фамилия —

Василий Бочкин.

Своё имя он невзлюбил с детства. И зачем только родители назвали его в честь покойного деда?

«Дали какое-то кошачье имя», —с упрёком говорил он.

«Глупый ты! – возражал ему отец. – Василий переводится, как царь! Базилевс! А ты, говоришь, кот!»

«Ну да… — продолжал ныть Вася, — это если кота назвать Василием, то он будет и царь, и базилевс, а если человека так назвать, то будет – кот!»

И вот теперь Василий-Базилевс ломал голову над тем, как бы ему назваться? Покрутив и так, и этак своё имя, он придумал производное – Ивась. Но… Ивась Бочкин?

Василий поморщился. Получалась какая-то бочка ивасей. Вася вспомнил, что вроде бы, есть такие селёдки, правда, не знал, как будет называться одна селёдка – ивася или ивась?

А потому решил не рисковать и поискать, как будет Василий на других языках? И в результате остановился на немецком варианте – Базиль.

На его счастье, при регистрации, вовсе не обязательно было лепить к имени ещё и фамилию. И Василий стал Базилем. Потом и аватарку нашёл – симпатичного такого мачо в шляпе и с сигарой.

И оставалось дело за малым – что-то написать. Вот тут Вася и приуныл. В школе он учился на троечки, и по-русскому языку на ту же троечку, да ещё и с натяжкой. Но ведь и Серёга учился ничуть не лучше!

Меж тем, летний вечер наполнил комнату ароматами и лёгкой прохладой, было удивительно тихо – все разъехались по дачам, и всё благоволило к созданию чего-то необыкновенного, но… в голове новоявленного Базиля было пусто.

«Тут без этой? Как её там?.. – попытался он вспомнить самый необходимый элемент творчества. –А! Без Музы – никуда…»

И тут со стороны окна раздался какой-то странный звук. Василий повернул голову к окну и ахнул – на подоконнике сидел кот! Откуда он взялся? Квартира Василия находилась на шестом этаже, не иначе свалился откуда-то сверху.

Несмотря на обиду на своё имя, животных Вася любил, а потому, решив спасти кота, он осторожно стал подходить к подоконнику и звать: «Кис-кис…»

При этом «кис-кис», кот фыркнул, встряхнулся, и Василий увидел на его спине два маленьких крылышка! Он в ужасе попятился от окна:

— Кис-кис… тьфу! Свят-свят… — пробормотал он.

Кот презрительно на него посмотрел и спрыгнул с подоконника.

— Ну, что переполошился, — презрительно сказал он человеческим голосом, — сам же меня звал. Вот я и явился.

— К-кто явился? – запинаясь спросил Василий. – Ты кто?

— Муз я! – сердито ответил кот. – Тебе ведь нужен Муз?

— А-а… да-а… — всё ещё испуганно, но и не без недоверия подтвердил Василий, — нужен. Но ведь Муза – это такая… — и он постарался изобразить руками нечто женское – а ты – кот!

— То – Муза, — кивнул головой кот, — а я – Муз!

Василий вздохнул — в конце концов, какая разница, кто ему будет надиктовывать будущие шедевры?

Он вновь уселся за компьютер и, уставившись в девственно чистый вордовский лист, сказал:

— Я готов! Диктуй!

— Что?! – услышал он за спиной. – Диктуй? Ты писателем или секретарём заделаться собрался?

Василий обернулся – кот уже запрыгнул на диван и лежал на нём вытянувшись и раскинув лапы в стороны.

— А… а как же я писать-то буду? – растерянно пробормотал Вася. – И, главное, что? Ведь у меня и до тебя не было ни единой мыслишки, а теперь и с тобой тоже нет.

— А вот так и начни, — подсказал ему кот, — начни с того, как ты сидел без этой самой мыслишки, как услышал звук с подоконника, как увидел меня…

— Ага! – обрадовался Василий. – Понял. Это я сейчас… — и он застучал по клавишам. Пусть пока медленно, но уверенно.

Записав всё то, что случилось с ним до того момента, как кот дал ему совет, он вновь обернулся к коту – тот, кажется, уже уснул.

— Эй! – окликнул его Василий. – Я всё записал, а дальше что?

Муз недовольно приоткрыл один глаз и сказал:

— А дальше пиши, как я тебе дал совет – описать всё, что было до этого совета…

— Что?! – вытаращил глаза Василий. – Это что же получается? Идёт бычок, за ним тянется мочало, начинай сказку сначала?! Так что ли?

— Какой ещё бычок? И, вообще, с чего ты взял, что Музы всё делают за самих писателей? Музы лишь дают вдохновение. Вот гляди на меня и вдохновляйся! – и Муз снова смежил веки.

Василий, открыл в негодовании рот, но так и не нашёлся, что ответить.

«Вдохновляйся… — обиженно подумал он, — не Муз, а лентяй какой-то… Кот, как кот, разве что с крылышками. Был бы Учёный, глядишь, сказку бы какую рассказал, а я бы записал…»

И тут Вася вспомнил детство и бабушку – ох, и сказочница была! И не читала ведь сказки – сама сочиняла! Получше любого кота! А что если и написать о том, что Муз к нему прилетел сказки рассказывать?

Вася вспомнил «Тысячу и одну ночь» – одну из немногих книг, которые он прочитал. Там Шахерезада рассказывала сказки, а у него их будет рассказывать кот. Вот те самые бабушкины сказки. Это же целый сборник выйдет! Пусть не тысяча и одна ночь, а сто и одна ночь. А заканчивать кот свои сказки тоже будет на самом интересном месте! И пусть все эти дамы с такими прекрасными псевдонимами каждый раз будут стонать: «Проду! Базиль, проду!»

Василий радостно потёр руки и принялся печатать. Наконец, первая сказка без конца была готова.

— Ну, как? – раздался голос у него за спиной. – Написал? У-у… это что такое? Никак земляника на траве.

— Какая такая земляника? – удивился Василий, но глянув на монитор, понял. Весь текст пестрел красным и зелёным. Не хватало лишь двойки, а то и кола в конце текста.

— И что мне делать? – огорчённо спросил он Муза.

— Как что? Вспоминать правила, исправлять, расставлять знаки препинания.

— А ты на что?! – возмутился Василий. – Сочинял я сам, печатал сам, теперь ещё и ошибки исправлять самому?! А ты только лентяйничать будешь?

— Ну-у… что печатал ты сам – это да, я бы так точно не напечатал. А вот сочинял… ты ведь не сочинял, а вспоминал. А кто тебе эту мысль подкинул? Кто тебе сказал – смотри на меня и вдохновляйся? Вот ты и вдохновился. Сказки-то у тебя там кто рассказывает?

Крыть Васе было нечем.

— В общем, — продолжил Муз, — ты давай работай, а я пошёл.

— Постой! – испугался Василий. – Куда это пошёл? А как же я? Всего лишь одну сказку и написал, и ту без конца.

— Так я же не совсем ухожу, — усмехнулся Муз, — а лишь до завтра. Как там? Сто и одна ночь? – и засмеявшись, он взмахнул крыльями и вылетел в окно.

С их первой встречи прошёл месяц. За это время Василий научился довольно грамотно писать, пусть и с помощью всевозможных подсказок, и, наконец, настал тот день, когда он выложил на сайт свою первую сказку. И почти сразу же снискал расположение прекрасных читательниц, которых подкупил и образ таинственного мачо, и звучный и чуть кошачий псевдоним, но главное – это наличие самого кота-сказочника.

— Ах, автор! – писали ему они. – Когда же ваш котик расскажет нам, чем закончилась эта история, и так хочется почитать уже следующую!

Василий же, читая эти комментарии, весело стучал по клавишам. Правда, сам он по-прежнему думал, что его труды не имеют ничего общего с развалившимся на диване Музом. Это он трудится, а Муз – лентяй-лентяем.

Муз и Микки

Теплый лучик весеннего солнца весело пробежался по деревянным перилам крыльца и стукнул по носу спящего рыжего кота. Кот лениво приоткрыл один газ и, смешно сморщив розовый нос, чихнул. Стайка воробушков испуганно вспорхнула на дерево. Но кот снова закрыл глаза и свернулся клубочком, подставляя солнцу пушистую рыжую спину.

— «Ну, Муз, ты совсем уже обленился, — раздался голос подошедшей к нему хозяйки. Она забрала мисочку с остатками сухого корма. – У тебя из под носа птицы скоро все склюют, а ты и не заметишь».

Котик недовольно заворочался, как будто хотел сказать: «Ну и пусть склюют, ты же мне еще еды принесешь, хозяйка»

— Когда захочешь поесть в следующий раз, придешь в дом. Нечего здесь среди двора валяться и мышей смешить, — хозяйка хлопнула входной дверью.

Муз, названный так хозяйкиной дочкой, которая не выговаривала имени Мурзик, проспал до вечера. Когда солнце перестало греть спинку котика и потянуло прохладой, Муз вдруг почувствовал, что проголодался. Но миски рядом не оказалось. «Похоже, хозяйка решила исполнить свою угрозу», — возмутился Муз. Затем он неохотно поднялся, лениво потянулся и, ворча, направился к двери в дом. Котик решил, что сегодня накажет хозяйку и не только не даст себя погладить, но и вообще не придет к ней в кровать спать. Гордо задрав рыжую морду и важно растопырив усы, Муз королевской походкой вошел на кухню. И оторопел от увиденного. Из его миски ело и громко чавкало маленькое лохматое существо. Свесив длинные коричневые уши, оно с аппетитом уплетало еду и при этом виляло хвостом.

— Молодец, Микки, хороший пес, — хозяйка потрепало противное существо по шее. Оно радостно взвизгнуло и вдруг увидело кота.

— Познакомься, Муз – это Микки. Он теперь будет жить с нами, а когда вырастет, станет охранять наш дом. Надеюсь, вы подружитесь.

— «- Еще чего! – Муз уже почти ненавидел этого Микки». А пес вилял хвостом и радостно повизгивал.

Кот подошел и лапой перевернул миску с остатками еды песика. Тот расстроено заскулил. А Муза тут же хозяйка в наказание подергала за ухо. Было не больно, но обидно.

Кот потихоньку залез в шкаф с посудой и оттуда наблюдал за противным существом. Он уличил момент, когда хозяйка вышла из кухни, а Микки оказался рядом со шкафом. Муз передними лапами толкнул дверцу, а задними соскользнул с тарелок и взлетел на холодильник. В тот же момент тарелки с грохотом посыпались вниз. Муз спрятался под стол. А Микки еле успел увернуться от сыпавшейся на него посуды. «Ну, теперь этому Микки попадет», — кот с горящими как изумруды глазами стал наблюдать за событиями. На шум вбежала хозяйка и запричитала: «Ах ты мой бедненький песичек. Ты не ушибся? Сейчас я задам этому рыжему разбойнику».

Кот не верил собственным ушам. А хозяйка схватила веник и начала шарить им под столом. Муз стремительно вылетел из кухни и помчался на чердак.

Там он не спал всю ночь, обдумывая план мести, как извести этого Микки. Кот вспомнил, что слышал во дворе о том, как соседского пса наказали за погрызанную хозяйскую обувь. Теперь Муз решил действовать. Он прокрался к входной двери и ухватил замшевые тапочки хозяина. Обхватив всеми четырьмя лапами тапок, Муз с восторгом впился зубами в один из них. Кот закрыл глаза и в упоении так драл этот тапок, что не заметил как в дверь вошел хозяин.

— Это еще что за новости? – громкий окрик заставил котика мигом придти в себя. Он бросил почти сгрызенный тапок и едва успел увернуться от другого, пролетевшего ему вслед.

Муз долго прятался на чердаке, но под утро потихоньку прокрался на свою мягкую лежанку и уже хотел вытянуться и уснуть, как вдруг он почувствовал, что там кто-то лежит. Этот кто-то радостно взвизгнул и лизнул кота в нос. Такого издевательства Муз уже не смог вынести. Он зубами вцепился в хвост ненавистного пса и так его тяпнул, что песик громко заскулил от боли. Мигом подскочила хозяйка, схватила кота за шкирку и вытряхнула на улицу со словами: «Посиди за дверью и подумай над своим поведением!»

А что там было думать! Тут и так все ясно. С появлением этого пса начались для него, Муза одни неприятности. А самое ужасное, он понял, что хозяева его больше не любят, и он никому не нужен. Котик грустно поджал хвост, опустил голову с поникшими усами и потрусил куда глаза глядят. Он вышел со двора и направился по дороге. Котик решил поискать другой двор, где нет противных псов и вредных хозяев. Перед ним мелькали цветущие яблони, выглядывающие из-за деревянных заборов. Он постоянно заглядывал в разные дворы. Но ото всюду доносился лай или угрожающий рык. И котик бежал дальше. К концу дня он с непривычки так устал, что еле волочил лапы.

Муз прилег под ближайший куст и задремал. Проснулся он от угрожающего рыка. Муз мигом открыл глаза и с ужасом увидел перед собой лохматую морду громадной собаки. Котик дернулся было вбок, но и тут наткнулся на другую уже гладкую морду еще одного пса. За ними виднелись собаки поменьше. Высунув языки, они в нетерпении поскуливали. Котик попятился и уткнулся спиной в забор. В ту же секунду он моментально оказался наверху и оттуда оглядывал противника. Похоже, он заблудился, и перед ним была стая бродячих собак. Муз замер на месте. А собаки, почуяв, что теряют добычу, начали лаять и прыгать, пытаясь дотянуться до котика. Одна подошла совсем близко к месту, где он сидел и задрав морду, раскрыла пасть. Муз зажмурился, чтобы не видеть страшных клыков. Но тут же открыл глаза, услышав вдалеке знакомый лай. К нему на помощь, вооружившись палками бежали его хозяин и хозяйка. А впереди них заливисто лая, несся Микки. Бродячая стая мигом бросилась наутек, когда спасители подбежали к котику. Хозяйка осторожно сняла с забора Муза и прижала его к себе, сунув нос в его пушистую солнечную шерстку.

«- Как же ты нас напугал, котик. Мы полдня тебя везде искали. Если бы не Микки, то я не знаю, что бы делали, — по щекам хозяйки потекли слезы.»

Вечером того же дня Муз потихоньку прокрался в корзину к Микки, и пристроившись к песику под бок, стал тихонько напевать ему свои замурчательные песенки.

Влип в альтернативную историю…

«И там шальная императрица в объятьях юных кавалеров забывает обо всём!» — пропел Аффтар и кровожадно занёс свои руки с растопыренными пальцами над клавой, готовясь впиться этими самыми пальцами в каждую клавишу со стёршейся от постоянного юзанья буковкой. Ох, сейчас он им забубенит попаданца в тело Петра Первого. Или Ивана Грозного! А то кто ещё, как ни он – попаданец диванного теоретика в реальную историческую фигуру, научит местную правящую элиту как нужно правильно управлять страной! Ведь как надо управлять страной знают все! Все, кроме самих монархов, даже если монархия эта – демократическая, как в той самой его стране, в которой он, Аффтар, имеет неосторожность жить – в Родине-Матушке Федерации-Империи!

Итак, занёс он свои руки над беспомощно распластавшейся перед его праведным гневом клавой, поэтично так занёс… И завис! А чё писать-то? Вот бы Муз пришёл, да нашептал!

Только схватил Аффтар свой бубен, поплясал с ним, потом подул в горн… И в этот момент в комнате открылся портал. Хотя Аффтар никогда не писал про порталы, потому что все его попаданцы попадали куда-нибудь через другие вещи. Чаще всего через бутылку столичной, опрометчиво опрокинутую прямо в пустой желудок, то есть, принятую натощак и без закуски. Порталом они не пользовались. Зачем все эти мудрёные технологии, когда есть народное средство?

Но в этот раз открылся именно портал. И из него тут же с кровожадными криками выскочила толпа какой-то нечисти, и нечисть эта забегала по комнате хороводом, размахивая изысканными сверкающими боевыми ножами. Все были страшные, с чёрными мордами, красными глазами, острыми ушами, торчащими в стороны, и все – седые. А ещё оскаленные, с клыками. И на всех были изысканные наряды, стилизованные под паутину.

— Черти? – деловито осведомился Аффтар, — А ну валите отсюда! Я сегодня с утра не пил! Чего вы ко мне без приглашения являетесь!

— Да ты хоть знаешь, кого оскорбил? – сказал самый маленький, но очень гордый пришелец, приставив клинок к горлу Аффтара, — Хотя бы представляешь, кого чертями обозвал?

— Как кого? Чертей! – выдал Аффатр то, что казалось ему очевиднее очевидного, и принялся рассуждать: — Вы чёрные? Значит, черти! – а потом ещё и деловито добавил, персонально тому чёртику, который стоял сейчас перед ним: — Убери от меня этот ножик! А то получается как-то невежливо!

— Это не ножик! Это Н’а’Хрен Шо-Хош! Имей уважение к такому дорогому, ценному и опасному артефакту! А мы – да чтоб ты знал! Мы… Гроза подземелий, мы – Тёмные Эльфы, или если одним словом – то Дроу! Из жестокого царства гигантских пауков, грубой силы и ударов в спину! И если уж о вежливости говорить, то хамить ты первым начал, любезный! Когда нас чертями обозвал!

— Так черти и есть! – хмыкнул Аффтар, — И хамить первыми вы начали, явившись сюда без приглашения! Я лишь защищался… – он небрежно отпихнул в грудь нежданного визитёра, а потом схватил со стола чашечку кофе и швырнул ему вдогонку.

Чашка попала в пришельца и недопитый кофе растёкся по изысканным нарядам мокрым пятном.

— Ничего, чернее будешь! – злорадно молвил Аффтар, глядя как незваный гость оторопело опустил глаза, рассматривая это непрошенное украшение на своей одежде.

— Мы тебе не хамили! – после напряжённой паузы резко выдал он, — Ты же вызывал… — тут он торжественно замолчал, набрал в грудь побольше воздуха и с трепетом выдал: — Его! – причём, это местоимение он произнёс с большой буквы: — Вот мы и пришли! Так вместо того, чтобы встретить дорогих гостей, ты сначала обзываешься, потом кидаешься…

— Так я Муза ждал, а не вас…

— Ну, так за Него теперь мы! – ответил за всех маленький, но очень гордый Дроу.

— Это ещё почему? – недоверчиво прищурился Аффтар.

— Он не хочет к тебе идти.

— Я чем-то его прогневал? – недовольно хмыкнул Аффтар.

— Не поверишь. Ему… — тут он снова торжественно замолчал, а потом с трепетом произнёс: — Лень! – это слово он тоже выговаривал с большой буквы: — Вот и прислал нас. Видишь, не смотря на Её Высочество – Лень, Он о тебе помнит, и заботится… Даже не поленился нас по всему Интернету выискивать и вылавливать, чтобы к тебе послать! А ещё потом взять и заставить нас сюда идти не поленился, хотя нас попробуй чего-нибудь заставь!

— Так, я не понял? – подбоченился Аффтар, — Проду за меня писать тоже вы теперь будете? А ну-ка, а ну-ка… Давайте! Садитесь, печатайте. А то мои фанаты заждались, а у меня, между прочим, подписка платная, я отрабатывать должен…

— Платная, говоришь? – прищурился одним глазом маленький, но очень гордый Дроу, — Тогда наваром делись! – он выставил перед собой раскрытую ладонь, явно ожидая, что в неё сейчас что-нибудь будет дадено, — А то ишь ты, нашёл себе литературных негров…

И вдруг открылся ещё один портал. Оттуда выскочила команда похожих чертей, только эти были все синюшные, черноволосые, в чёрных плащах с высокими алыми воротниками.

— Ещё одни черти? – прищурился Аффтар. — Почему не тролли? Мне нужны помощники — критикам отвечать, врагам и конкурентам коммы оставлять!

— Повежливее! – возмутился самый матёрый и внушительный из них: — Мы, между прочим, не кто попало, а Вампиры! – он уставился на маленького, но очень гордого Дроу: — А вы тут как оказались? С каких это пор пауки быстрее летучих мышей?

— Ну, во-первых, если ползком – то быстрее, — как бы невзначай рассматривая свой ножик Н’а’Хрен Шо-Хош, сказал маленький, но очень гордый Дроу, — Во-вторых, вас Он выслал позже… Вот и не догнали!

— В общем, — Самый матёрый и внушительный Вампир уставился на Аффтара: — Нас послал… — он сделал торжественную паузу, а потом с трепетом произнёс: — Он! На случай, если здесь вот эти, — он кивнул в сторону всех скучковавшихся Дроу, — Не справятся!

— Но это Он явно перестраховался! – возмутился маленький, но очень гордый Дроу.

— Вампиры-вампиры… — почесал макушку Аффтар, а потом вдруг засиял словно его осенило: — Ах, упыри! – и тут же спешно добавил: — А меня кусать нельзя! Я только что хорошенько принял! – он сделал губы трубочкой и щёлкнул себя по щеке, извлекая громкий характерный чпок. – Вы же не кусаете пьяных? Пьяного сам Бог бережёт! Для вас пьяного укусить – эквивалентно окроплению святой водой, уколу серебряной вилки и осиновому колу в сердце!

— Он врёт! – тут же заявил маленький, но очень гордый Дроу, — Нам только что другое говорил! Когда перепутал нас с чертями! В смысле, что он не пил! Валите его, ребята! Сейчас он у нас начнёт фэнтези писать!

— Никогда не писал фэнтези! – взвыл Аффтар, — Чего вы ко мне все лезете! Не мешайте мне! Я как раз забацал романчик про то, как попаданец в Товарища Сталина сражался с Силами Зла на стороне Дарта Вейдера!

— С Силами Зла? То есть… — тут маленький, но очень гордый Дроу недоумённо замолчал, а потом возмущённо выдал: — С нами?!!! – он посмотрел на самого матёрого и внушительного Вампира: — И что будем с ним делать?

— А сам Дарт Вейдер – разве не зло? – растерянно спросил он.

— Валите, валите, проваливайте отсюда! – в ужасе закричал Аффтар, замахиваясь клавой, — Я не хочу фэнтези писать! Я хочу писать альтернативную историю! Про Дарта Вейдера… И Товарища Сталина! Убирайтесь, проваливайте!

— А он побеждает! – испуганно закричал маленький, но очень гордый Дроу, явно расстроенный таким поворотом событий, — Точно на его стороне и Товарищ Сталин и Дарт Вейдер со Звездой Смерти! Никак, это и есть тот самый попаданец!

— Ничего, сейчас ещё и орки подтянутся! – приободрил его Вампир: — Вот пусть они с ним и разбираются!

— Лучше бы сам Муз… — жалобно застонал Дроу.

— Он не придёт… Не поверишь… Ему… Лень!

— Где ты, вдохновение! — взывал я, сидя в позе лотоса. Каждая клеточка моих ладоней, обращенных тыльной стороной вверх, пыталась уловить послание от Вселенной.

Когда ноги совсем затекли, я с скорбью признал, что в информационном канале произошло серьёзное засорение.

Срок сдачи рукописи переносился уже дважды, и сегодня редактор поставил мне условие — или я сдам ему текст через неделю, или верну выданный аванс. Поскольку предоплата давно пополнила выручку близлежащих баров, мне позарез требовалось получить остаток оговорённой суммы. Для этого надо было дописать роман.

Две недели я напрягал мозговые извилины так, что они грозили пробить черепную коробку ворохом спирально закрученных пружин. Тщетно. Воображение иссякло, будто компенсируя недавний ренессанс, когда я чуть ли не ежедневно выдавал по бестселлеру.

Проклиная очередной пустопорожний день, я залёг в постель с намерением возобновить потуги утром, однако и сон меня предал — беспокойство не давало мне уснуть.

Вспомнив совет от ветеранов бессонницы, я принялся считать овец.

Белоснежные кудрявые тушки дисциплинированно топали перед моими воспалёнными глазами и вереницей удалялись за горизонт.

— Тридцать первая, — тупо считал я, — Тридцать вторая, тридцать, тридцать…

Тут я сделал вынужденную паузу — тридцать третья овечка явно отбилась от стада и куда-то забрела.

— Где ты, саботажница? — разозлился я.

— Здесь, — раздалось нежное тремоло.

Я вскочил и увидел, что на краю моей кровати сидит белое шерстяное облачко. Голову эфемерного создания украшали аккуратные букли, перевитые розовыми лентами, а взмахи густо накрашенных ресниц поднимали сквозняк.

— Это что ещё за овца по вызову? — оторопел я, — А ну, марш в строй!

Печальные глаза навыкате увлажнились.

— Нет сил, — глотая слёзы, пробормотала овца, — Я не могу идти бодрым маршем, потеряв попутчика.

— Да ты плод моей фантазии, какие у тебя могут быть драмы? — саркастично выдал я, только потом сообразив, что вступил с воображаемой овцой во вполне реальную беседу.

— Не хотелось бы сыпать банальностями, но даже ягнята знают, что мысль материальна, — траур по приятелю не помешал тридцать третьей впасть в дидактику.

— По твоему призыву мы собрали сотню и вышли на дефиле. И тут произошло небывалое… В наших рядах каким-то образом оказался баран. Он шел за мной под номером тридцать четыре. Ты бы, конечно, ничего не заметил, а мне сразу же бросились в глаза неполадки в его гриме и одежде — не зря я столько лет в модельном бизнесе, глаз намётан. Из-под наспех нахлобученного шиньона торчали его рога, а черные кудри пробивались сквозь тонкую белую накидку. Он заметил мой интерес и подмигнул, когда я снова обернулась, и тогда я задержалась и мы пошли рядом. По дороге он рассказал, что замаскировался, чтобы скрыться от преследователей. Эти негодяи шли за ним по пятам. Наверняка хотели пустить на мясо. Ведь он идеально соответствует всем требованиям к баранине. Молодой брюнет, накачанный от копыт до рогов… — уши овцы так чувственно подрагивали в такт хвалебной оде, что я внезапно осознал причину её глубокой скорби. Похоже, девушка умудрилась влюбиться в своего попутчика по эти самые уши.

— Мы уже почти подошли к финальной прямой, но тут в наши ряды ворвались два неопрятных амбала, схватили бедного Аполло за копыта и уволокли! Я от ужаса не смогла сдвинуться с места, а вся цепочка из тех, кто не успел пройти, разбеее-беее-жалась… — овечка запричитала в голос, и тушь с её ресниц, стекая, проложила две чёрные борозды на белоснежной шерсти.

— Аполло? Барана зовут Аполло?

— О, да! Бедный, бедный… Где теперь искать его рожки да ножки…

— Скорее всего, в ресторанах кавказской кухни. Прошу тебя, прекрати рыдать! Не выношу слёз. Этим мастерски пользовалась одна овца, которая жила тут раньше.

— А где она сейчас? — на меня воззрилась пара заплаканных, но любопытных глаз.

— Спуталась с тем, кто лучше кормит. С владельцем ресторанчика неподалеку. С бывшим шашлычником…

— Шашалычником? — захлопала глазами овца.

— Шашлычником???.. — повторил я и решительно встал с кровати, — Собирайся, проверим, в правильном ли направлении ведет нас интуиция. Постараемся не привлекать внимание. На двух задних идти сможешь?

— Я модель! — гордо вскинулась тридцать третья, — Пройду и на кончиках копыт! Но я не могу выйти на променад вот так… овца овцой…

— Вещи моей бывшей всё ещё у меня. Выбирай! — я вывалил из шкафа груду брендового барахла и выскочил в кухню. Спрятал за пазуху здоровенный кухонный нож, вышел в прихожую и остолбенел.

Никто бы не распознал овцу в элегантной даме в надвинутой на лицо белой широкополой шляпе и длинном бежевом пальто. Передние копытца были упрятаны в кружевные перчатки, задние — в щегольские полусапожки. Завершали образ огромные очки с затемнёнными стеклами.

Всё-таки моя бывшая обладала отменным вкусом. Даже парнокопытное в её шмотье выглядело завсегдатаем аристократических салонов. Оставалось порадоваться, что я тоже когда-то при ней состоял.

Мы вышли на улицу. Народ прогуливался в свете вечерних фонарей, скользя равнодушными взглядами по нашей парочке. Надо отдать должное тридцать третьей — она уверенно цокала каблучками. Несмотря на это, я нервничал. Если она упадёт, то неминуемо разоблачит себя. Перспектива обзавестись репутацией овцепоклонника меня совсем не радовала.

Чувствуя моё беспокойство, овца тоже замкнулась в себе.

Так, в полном молчании, мы дошли до углового ресторана.

— Прибыли! — сказал я спутнице и шагнул в гостеприимно распахнутые двери.

Меня здесь хорошо знали. Не раз захаживали к ним с бывшей, пока она не свела более тесное знакомство с хозяином этого заведения.

К нам тут же подлетел администратор, принял верхнюю одежду и проводил к свободному столику. Под пальто у тридцать третьей оказалось закрытое платье по щиколотку.

Себе я заказал салат с морепродуктами, моя протеже ограничилась стаканом воды.

— И какие наши дальнейшие действия? — тихо спросила она, таская из моей тарелки свежие листья.

— Импровизируем, — усмехнулся я и громогласно рявкнул, — Официант! У вас несвежие креветки!

Персонал моментально окружил наш стол, уверяя, что креветки перед отправкой в салат прошли полную диагностику и были признаны свежеубиенными.

— Не верю! Ведите меня на кухню! Иначе во всех моих книгах сделаю вам антирекламу! А тираж у меня, как вы знаете, нешуточный…

Я запнулся, потому что из кухни, вытирая о фартук руки, выплыла моя бывшая.

— Незачем устраивать скандал, — сказала она, — Ты можешь пройти в кухню и всё проверить. Да, и прихвати в свидетели свою подругу. Она, как я вижу, быстро ориентируется, — тут она насмешливо глянула на красующееся на овце собственное платье.

Я не заставил себя уговаривать. Мы с «подругой» резво подскочили и влетели в кухню. Игнорируя поддон с креветками, я стремительно прошёл вглубь, миновал несколько отделов и вышел в подсобку. Там на бетонном полу лежал связанный чёрный барашек.

— Аполло! — раздался страдальческий вопль. В порыве страсти тридцать третья растеряла все аксессуары, и теперь моя бывшая изумлённо разглядывала её овечьи черты.

— Я развяжу его, — сказал я, вытащил нож и разрезал путы. Баран отряхнулся и встал на ноги. Тридцать третья ласково коснулась его морды наманикюренным копытцем.

— Теперь ты, — сказал я бывшей, — Объясни, почему твой приятель опустился до угона баранов. Его ресторан не приносит достаточно средств?

— Не его, а мой, — ответила она, — Я купила у него этот ресторан, сделала его вегетарианским и теперь работаю здесь шефом. Что же касается барана, то его продали мне двое бомжей. Я оставила его здесь, чтобы отпустить — в моём меню нет блюд из мяса. Но не могла же я отправить его в город. Решила после смены пристроить на даче.

— Значит, твой новый друг скинул на тебя свой бизнес.

— Опять ты за своё! Да, я вела с ним переговоры втайне, и только потому, что ты всегда сомневался в моей способности сделать что-то путное. Но ты же не стал ничего слушать! Увидел нас за столиком ресторана и сразу сделал выводы о моём моральном облике.

— Даже не предполагал, что тебя так тянет к кулинарии, — я потихоньку шалел от счастья, — За последние две недели я просадил свои гонорары во всех питейных заведениях, исключая это. Если бы я только знал, что оно твоё, выручка здесь была бы вдвое больше.

— Ты так переживал?

— Даже роман закончить не смог. Но все наши трудности ничто по сравнению с овечьими страстями. Ты только полюбуйся на их нежности!

Под нашими взглядами милующаяся парочка слегка смутилась, но друг от друга не отодвинулась.

— Ребята, — обратился я к ним, — Вы сотворили реальное дело. Я не вправе вас здесь задерживать. Отправляйтесь в луга солнечных грёз и живите там долго и счастливо.

Оставив в стене два трафарета с волнистыми контурами, влюблённые мгновенно улетучились.

— Теперь я точно допишу роман, — сказал я будущей бывшей, — Ведь моя муза вернулась…

Сидевшие в дешёвой пивнушке неподалёку два небритых мужика в изрядном подпитии чокнулись кружками с мутноватым пенистым пивом.

— Я же говорил тебе, что музой у него будет кто угодно — овца, баран, чувиха бывшая, но только не мы. Хотя без нас у него ничо бы не вышло. Не придумай ты комбинацию с бараном, хрен бы он поймал кураж. Вот не вышли мордой мы в музы, хоть сгори на работе. Потому убиваться не станем. Кто там у нас следующий?

— Композитор, — равнодушно ответил второй, — Сопрём у него ноты. Можно всю гамму. Поищет, да и обрящет. И ноты, и вдохновение. Ну, за счастье наших подопечных, Муз!

Я бездумно бреду по осенней алее, купаясь в солнечных, по-вечернему тягучих лучах, и лениво пинаю пестрое кружево опавших кленовых листьев. Всё вокруг пропитано горьковатым ароматом умирающей природы, по самые макушки деревьев насышено влажностью уходящего лета, от которого остались лишь редкие брызги зелени. А так, куда ни кинешь взор — пурпур и золото, золото и пурпур. И можно закрыть глаза, застыв посреди всего этого великолепия, и почувствовать, как плывёшь куда-то сквозь щемящую пустоту, превращаясь в тихий звон, тонкую ноту, которую вот-вот подхватит какой-нибудь поэт, под завязку наполнившись моими впечатлениями, или художник макнёт в меня, как в облако, свои кисти, чтобы создать свой самый невероятный шедевр.

Мало кто может понять мои ощущения, увидеть краски мира моими глазами, услышать ту звенящую тишину, пропитанную ароматами осени, которую слышу я. Мало способных качаться со мной на одной волне, парить в поднебесье на моих крыльях или вдыхать терпкую сладость беззвучной музыки. Поэтому, мне надо к ним, надо быть с этими понимающими, с этими уникумами. Но не сегодня. Сегодня мне невыразимо лень! Я медленно опускаюсь на скамейку, что стоит рядом с давно заброшенным полуразвалившимся каменным фонтаном, и с наслаждением вытягиваю ноги. Нет, я не устал, просто… это такое состояние блаженства, когда лень абсолютно всё! Я могу пребывать в нём вечно, до самого заката, пока на землю не опустятся тяжёлые угрюмые сумерки и не выгонят меня прочь, прочь и из этой аллеи, и из этого залитого солнцем дня. Выгонят в пронзительную ночь, под бездонное звёздное полотно, овеваемое бесконечно ледяными ветрами. И я застыну, задрав в восхищении голову и вслушиваясь в шёпот далёких миров, и буду так стоять до самого рассвета, пока туман не затянет пространство своим влажным рваным саваном. И заморосит по-осеннему холодный унылый дождь, пробирающий до самых потаённых уголков души, вымывая на свет безнадёжность существования. И всё станет неразличимо серым, мутным и стылым, так, что захочется сбежать из этого мира хоть куда-нибудь, лишь бы там был горячий чай и пушистый плед. И ещё – кресло-качалка с толстым уютным котом. Вот тогда я и пойду к поэтам, к художникам, или если совсем уж некуда пойти будет, – к писателям. И под заунывное пение струящейся с неба воды буду нашёптывать им столь же унылые сюжеты, как и положено добропорядочному музу, пока они будут качаться в кресле, поглаживая толстого кота и потягивая сладкий горячий чай.