Блиц Министров №3 Голосуем за миниатюры

Филателисты. Рождение легенды.

Возможно, на пыльной полке у Вас все еще хранится альбом с марками. Вы наверно думаете, что они ничего не стоят. Скорее всего, так оно и есть. Но не торопитесь выбрасывать альбом в мусор. Или эти тонюсенькие листочки с картинками и печатями занимают так много места, что нужно именно сегодня и сейчас избавиться от них? Лучше подарите их какому-нибудь мальчишке, и он будет сиять от счастья и благодарности, прижимая к груди заветный альбом. Вам это ничего не стоит, а для него возможно станет самым приятным воспоминанием детства.

Я частенько открываю наугад какой-нибудь кляссер, поглаживаю разделительные листы, аккуратно их переворачиваю, достаю пинцетом марочку, уютно устроившуюся под клеммташе, рассказываю «Правителям России», как я сдал сегодня историю, а черноглазой красотке за десять копеек о Катьке со второй парты, и снова убираю в кожаный шубер. Это для души.

А есть у меня отдельный альбом, обложка которого стилизована под старинную дверь, имеется и замок от той двери и два резных с финтифлюшками ключика в связке. Для марок из этого кляссера предначертана специальная миссия. Я пометил его емким словом «Тайна». Для чего? А вот посмотрите на первую марку — «новогодняя» две тысячи двенадцатого года – безликая синяя елочка, тринадцать рублей. Вроде бы свежая, но сколько она сейчас стоит в листе? В четыре раза больше! Всего за три года! Думаете, так может быть с любой маркой? Нет, конечно же, нет! Так как же это происходит?

Моя крестная, тетя Зина, работает в Москве на Главпочтамте в отделе, который занимается распределением марок по областным центрам. Вы подумали: «А, ну тогда все понятно», но не так все просто. Выбрать ту самую марку, которая станет вожделенной для миллиона филателистов по всему миру – это очень ответственная работа, которая требует серьезного подхода и специфических методик. Будет ли это пожар или затопление склада с готовым к отгрузке товаром – не важно, дело даже не в том насколько подорожает марка, если сразу после станка весь тираж вдруг исчезнет или же появится через какое-то время, но в разорванном на полоски виде, не цельными листами, самое главное: придумать легенду, благодаря которой коллекционеры будут друг по другу шушукаться: «А у тебя есть?...»

Рождение раритета – процесс весьма щепетильный, требующий изрядной доли хитрости, творческого зерна и, может быть, даже остроумия. Как это происходит у меня…

Допустим, по графику марка выходит двенадцатого сентября, в листах или блоках – все равно, тираж сдан заранее, проверяется на наличие дефектов, фасуется. Звоню крестной:

— Теть Зин, в этом году наверно сделаем еще раз.

— Ох, и подведешь ты меня под монастырь, — так она обычно начинает свою страдальческую песню.

— Теть Зин, два… твои будут два, — магическое заклинание, срабатывающее каждый раз.

— Два? – крестная давно живет не по зарплате и уже привыкла, нужные для этого бумажки обеспечивает крестник-подросток.

Вы подумали: два миллиона… а не многовато ли? Нет, если знать с чем ты имеешь дело. Конечно, куда проще устроить ЧП, чем выкупить весь тираж, ведь для этого нужно от двух до десяти миллионов (а то и больше) рубликов, но любое происшествие расследуется, и шанс вскрытия махинации увеличивается с каждым форс-мажором. Обеспечив подобной аферой свою первую легенду, я выкупил на все имеющиеся тогда у меня сбережения оставленные листы и заработал на них свой первый миллион. В свои неполные пятнадцать лет. Деньги временно хранились на вкладах тети Зины и ее родственников, а я занимался реализацией выкупленного тиража через онлайн-аукционы.

Задержав дыхание, в предвкушении скорой внеплановой премии, тетя Зина прошептала:

– Какая?

Я называю номер и добавляю:

— Приходите к нам в гости, мама блинчики завтра испечет. Обсудим детали.

Детали… Вот что обволакивает фальшивую редкость мрачным ореолом легенды. Детали… Мое любимое лакомство. Вся соль в деталях. Именно на них обращают внимание при выкладывании кругленькой суммы, ведь приятнее иметь в коллекции не просто раритет, а раритет с историей.

История может всплыть неожиданно: при просмотре сериала, во время игры в хоккей или когда целуешься с приятной девушкой. В последнее время этот вариант с девушкой срабатывает все чаще. Не знаю связано ли это с моей возрождающейся наконец-то из тюремных уголков филателии половой зрелостью или же просто редкое совпадение приятного с полезным. Как бы то ни было, ясно одно: теперь мне это так же необходимо, как знание всех памятных выпусков поименно.

Я не храню весь тираж у себя, чаще всего и не вижу его вовсе. Зачем мне эта головная боль? Куда проще уничтожить большую часть, взяв несколько листов в коллекцию, но иногда меня словно озаряет вдохновение: именно эту марку я вижу во сне и, просыпаясь в возбужденном поту, рву все листы, оставляя ее единственную. В альбоме «Тайна».

Надо бы напроситься на день рождение с крестной, она вроде как-то обмолвилась, что собирается отмечать к другу с Издатцентра “Марка”. Тот отвечает за разработку дизайна марок и проводит всякие конкурсы на эту тематику. Вот бы у него был сын примерно моего возраста. А еще лучше дочь. Да, дочь определенно подошла бы лучше. Ух, сколько историй мы с ней бы напридумывали одинокими вечерами. Задумано – сделано: напросился.

И вот этот день настал. Я жутко волновался, но волнение мое было стократ вознаграждено, когда к топчущемуся у порога юноше вышла из спальни русоволосая, сероглазая мечта любого пацана моего возраста. Катя. И до того момента, как я увидел на журнальном столике в зале буклет 2008 года, выпущенный по случаю вступления в должность президента Медведева, все вокруг пребывало в сизой дымке моей очарованности дочкой хозяина квартиры. Желтоватый свет от люстры над праздничным столом, заставленным яствами, приглушенный гул гостей в сочетании с позваниванием хрусталя, — все вокруг плыло, кружилось, тетя Зина куда-то загадочным образом исчезла. И вдруг БАМ! – буклет с гербом на фоне триколора, и я моментально вернулся на грешную землю, а влюбленность отодвинулась на второй план.

— Откуда это у тебя? – спросил я Катю дрожащим голосом, а в голове прокручивал: «Триста экземпляров, я не успел выкупить с десяток, остальное хранится в «Тайне». – Ты в курсе, что этот буклет вручали присутствующим на инаугурации президента? И даже им не всем досталось. Он по каталогу триста пятьдесят тысяч сейчас стоит.

— Ну-ка, пойдем-ка, — серьезно ответила на это Катя и, взяв меня за руку, отвела в свою комнату, а уже там, усадив на стул и внимательно заглянув в глаза, продолжила. – Я в курсе, что на инаугурации его не вручали, этот выпуск должен был уйти в продажу.

Сделав над собой невероятное усилие, я отвел взгляд на шкаф, заставленный книгами и кляссерами. Сувениры на полочках, песочные часы, ни пылинки и ни подсказки, которая смогла бы помочь мне в сложившейся ситуации.

— Кто ты? – спросил я, не смея посмотреть в сторону собеседницы.

— Я… — казалось, Катя обдумывала, делиться ли с неожиданным гостем, заглотившим наживку из буклета, своим секретом, — недопечатанная буква, сдвиг просечки или перфорации, перевернутая надпечатка…

— Ты?! – у меня аж глаза на лоб полезли.

— Тихо! – шикнула Катя. – А ты, как я понимаю, и есть тот сочинитель легенд, за которым все охотятся… Слушай меня внимательно! На днях возьмут твою тетю, и ты по этому поводу ничего предпринимать не будешь…

Сердце бешено колотилось. Я хотел было возразить, но девушка решительно прервала меня и продолжила:

— Не будешь! В твоей цепочке она – слабое звено. Тебе дадут условный срок, затаишься на время, а потом…

Катя задумалась. А я смотрел на нее, изучая каждую черточку лица, словно портрет императрицы. Нас свела сама судьба. Эта встреча должна была произойти и, само собой, жертвы при подобном неизбежны. Прости, теть Зин, обещаю скопить для тебя приличную сумму компенсации, но с Катей я буду расти дальше. И совершенствоваться. Вот для кого второй ключик от моей «Тайны».

— У меня есть потайная дверца, — прошептал я заветные слова, — и, если ты не против, я позволю тебе открыть ее.

Катя улыбнулась. Устало и с облегчением. Расслабилась.

— Я не против.

Бабайка

Раньше я думал, что родился в этом старом и уютном доме.

Но, оказалось, что родился я в городе, просто тогда был так мал, что ничего не помнил. Не помнил и того, что часто болел, а потому меня и отправили в деревню, к деду с бабушкой, и вот там, в этом доме, и родилась моя память.

Но рассказать я хочу об одном удивительном случае из детства, хотя понимаю, что в эту историю вряд ли кто поверит.

Но сначала хочу задать один вопрос – а вы верите в бабайку? Да-да, в того самого страшного бабайку, который живёт под кроватью.

Первый раз я услышал о нём, когда бабушке никак не удавалось уложить меня в постель. Да и как можно было ложиться, когда в углу стояла пушистая, вкусно пахнущая морозом и хвоей ёлка? Когда готовилось что-то удивительное и волшебное, а я должен был всё проспать? Конечно, тогда мне было всего четыре года, и до новогодних торжеств я ещё не дорос. Да и спать, сказать по правде, хотелось, но разрываясь между сном и любопытством, я капризничал и никак не хотел залезать в постель.

Вот тогда мне бабушка и рассказала про бабайку. Конечно, я тут же задал ей вопрос: «А как же ты с дедушкой? Вы ведь тоже не будете спать?»

Но, как оказалось, взрослым бабайка не страшен, он их просто не видит, а видит только маленьких детей. И как только увидит детские ножки на полу, сразу хватает, утаскивает под кровать, и что дальше бывает с этими несчастными детьми – неизвестно, потому что больше ребёнка никто не видит. А спасение от бабайки – одно. Кровать. Она для него запретная зона.

Испугавшись услышанного, я скорее забрался в постель. Бабушка вышла из комнаты, погасив ночничок, а я, как нарочно, уже не мог уснуть. Помню, как мучаясь страхом и любопытством, свесился с кровати, пытаясь заглянуть под неё. Показалось или нет, что внизу под ней зашевелилось что-то чёрное, большое и лохматое? Я чуть не закричал и быстро залез с головой под одеяло. Но ощущение, что в комнате есть ещё кто-то – не проходило.

С той ночи и началось моё мучение. И неизвестно, чем оно больше было вызвано – страхом или любопытством.

Постепенно я привык жить с бабайкой. Даже иногда разговаривал с ним. Правда, он мне не отвечал, а стучал или скрипел чем-то. Впрочем, такие звуки, по рассказам бабушки мог издавать и домовой, но я был твёрдо уверен, что это был бабайка.

Потом меня увезли в город, я пошёл учиться, и к бабушке с дедом, так уж получилось, приехал лишь через два года на летних каникулах.

И в первую же ночь вспомнил о бабайке. Но я уже считал себя достаточно взрослым для таких глупостей, поэтому ночью, взяв фонарик, полез под кровать. Признаюсь, что немножко было страшно. Конечно же, под кроватью было пусто. Я погасил фонарик — глаза уже привыкли к темноте, к тому же в окно светила яркая луна и хорошо освещала комнату. По стене под кроватью пробежали тени и… тут я и увидел совсем небольшую дверцу. Я даже снова посветил фонариком, думая, что это просто игра теней, но дверца осталась на месте. И как это я её раньше не видел?! Впрочем, я её и не мог видеть, потому что никогда прежде не лазил под кровать даже днём.

На двери была маленькая скоба. Я потянул за неё, дверца открылась — за ней я увидел маленькое помещение, и… в нём кто-то сидел! Кто-то маленький, чёрненький и глазастый. Существо было совсем не страшное, мне даже показалось, что это оно боится меня.

— Ты кто? – спросил я.

— Кто-кто… — проворчало оно, — бабайка я.

От неожиданности я шарахнулся и ударился головой о пружины, но сравнив свой и его размер, передумал вылезать из-под кровати.

— Ты такой маленький, — засмеялся я, — а мне-то рассказывали, что ты можешь утащить под кровать.

— Я и мог, — грустно вздохнул бабайка, — тогда я был куда больше и жил в чулане, вылезая из него по ночам.

— И что же с тобой случилось?

— То и случилось… — снова вздохнул он, — ты вырос и перестал меня бояться. Разве только совсем чуть-чуть. А я так ждал твоего приезда…

Мне хотелось задать ему ещё один вопрос, но я его не задал. Мне почему-то стало очень жаль бабайку, да и ответ я уже знал.

Знал, что когда приеду сюда в следующий раз, то уже не найду никакую дверцу.

Тогда я жалел лишь бабайку, и лишь потом, много позже, понял, что вместе с бабайками постепенно уходит и детство.

Потайная дверь

Вор Кадир медленно полз вдоль мраморной стены. Ещё чуток, и стража останется за углом.

Во дворце эмира скрывалось множество тайн. Они манили и притягивали Кадира. Воображение подстёгивали слухи о несметных и невиданных сокровищах.

Один бродяга в таверне рассказал об особенной вещи — магическом шаре, способном обеспечить владельца защитой, богатством и славой. Кто бы от такого отказался? И Кадир бы не отказался. Забыл бы о постылом и опасном занятии, смог бы ночами спокойно спать. И наслаждался бы роскошью, женился на прекрасной девушке.

Это была уже не первая вылазка. Ранее Кадир облазил и обшарил практически весь дворец, но ничего примечательного не нашёл. Заглянул краем глаза в сокровищницу, но там хранились только монеты и драгоценности. Тогда стража едва не схватила, но умудрился сбежать.

Осталось исследовать последний уголок — Зеркальный сад. У входа в сад стояли волосатые громилы с изогнутыми мечами. Наверное, наёмные варвары. Злющие. Такие одним мизинцем выбьют дух.

Кадир перевёл дыхание и вынул из мешка маленького варана. Тяжеленный! Варан недобро сверкнул глазом и пополз в цветущие кусты, что раскинулись как раз напротив стражей. Громилы уловили посторонние звуки и кинулись устранять проблему, а довольный вор прошмыгнул в сад. О том, как выбираться обратно, пока не думал. Всему своё время.

Сад освещали факелы, и Кадир замер от нахлынувшего великолепия. Самые невероятные по красоте растения и цветы благоухали и наполняли сердце нежным трепетом.

— Вот уж не думал, что я такой чувствительный, — буркнул Кадир себе под нос и осмотрелся. Ничего необычного, кроме растений, вокруг не приметил. Только в центре сада журчал небольшой мраморный фонтан с дивными птицами из слоновой кости.

Вор подошёл рассмотреть птичек и даже потрогал одну — вдруг удастся стащить. Неожиданно птичий глаз вдавился, а любопытный нарушитель полетел в открывшийся проём.

Потайная дверь!

Стиснув зубы, Кадир потёр ушибленное место и поднялся. В полной темноте принялся ощупывать пространство и наткнулся на колонну с факелом.

Когда вспыхнул огонь, вор заметил каменные ступеньки, ведущие обратно в сад.

— Предупредил бы кто, — процедил он. В центре комнаты находился резной столик из чёрного дерева. А на нём лежала золотая атласная подушечка с зеленоватой жемчужиной в форме яблока.

— Это он! — радостно потёр руки вор и схватил сокровище. В тот же миг за спиной Кадира захлопнулась дверца, и раздалось покашливание.

— Кто это к нам пожаловал? — перед изумлённым Кадиром в воздухе повис красный джинн в бархатной чалме.

— Я просто мимо проходил, а тут раз, и провалился, — развёл руками вор, водрузив шар на место и высматривая пути к отступлению. Но они не появлялись.

Джинн облетел гостя, внимательно разглядывая.

— А ты бы понравился младшенькой эмировой дочке. Этакий герой — искатель приключений.

— Надо познакомиться, — нервно улыбнулся Кадир. — Ну, я пошёл?

Джинн зловеще рассмеялся.

— Эх, парень отсюда просто так не уходят. Либо с волшебным оком, либо остаются навеки.

Только сейчас вор обратил внимание на стену, выложенную странными неровными квадратами слюды.

— Да, там покоятся кувшинчики с прахом падших героев, — джинн сложил руки на груди и ухмыльнулся.

Пятиться было некуда, и Кадир осознал, как серьёзно влип…

— Не пугайся ты так! Вдруг справишься! — подмигнул джинн.

— Попробую, — выдавил из себя вор и обречённо привалился плечом к стене. Ни одной мысли, как можно победить джинна.

В комнате было тихо. Джинн накалял интригу — молча летал туда-сюда и загадочно улыбался.

Кадиру уже показалась за счастье встреча с громилами-стражниками у сада. Но кричать, наверное, не имело смысла. Джинн слишком непредсказуем. А эти милые кувшинчики в стенах…

— Ничего сложного, — наконец, сжалился мучитель. — Тебе нужно угадать моё имя. С одной попытки. Будешь свободен. Шар станет твоим.

И джинн снова принялся летать по комнате и напевать весёлую песенку.

— А мне можно с тобой говорить, пока я не приму решение? А то вдруг я свихнусь? — поинтересовался вор, а сам уже задумался, как обхитрить джинна.

— Конечно, у нас целая вечность впереди! А разговором и меня развлечёшь. — джинн даже не остановился.

Кадир уселся прямо на пол и постарался унять страх. Смерть там, смерть тут — какая разница. Всё лучше прилюдной петли или четвертования.

Закрыл глаза в надежде усыпить бдительность духа, не выдать волнения и уловок.

— Давно ты здесь?

— Всего лишь пару десятков лет. Первый чародей привязал меня к этому месту.

— Интересно, а чем ты привязан?

— Магическими нитями, — фыркнул джинн. — Прямо к двери. Лучше не мог придумать!

От возмущения джинн побелел.

— Так ты и есть потайная дверь? — удивился Кадир и открыл глаза.

А джинн вздрогнул и ошарашенно уставился на пленника.

— Как ты догадался? Это не должно было случиться!

Вор чуть не ахнул, но вовремя взял себя в руки и велел:

— Значит, я угадал твоё имя?! Выпускай меня немедленно!

А джинна начало трясти сильнее. Он пошёл оранжевыми пятнами и завопил:

— Зачем ты меня освободил от чар? Теперь я должен буду служить такому остолопу?

Тьфу!

Джинн выругался на непонятном языке и просочился в волшебный шар.

— Я три года буду отсыпаться. Так и знай! Только потом меня призывай, — проворчало из шара, и щёлкнула дверь.

Вор долго не мог поверить в случившееся. Оказалось, всё так просто! Так вот какова загадка магического шара. Вот это потайная дверь!

Моё детство пришлось на лихие 90-е, когда все в стране перемешалось: добро и зло, обман и правда, богатство и нищета. Мы жили в самом обычном дворе, и наш дом ничем не выделялся среди таких же унылых и отчаявшихся, как он (и как люди, которые в нем жили) девятиэтажек.

Витала в воздухе какая-то грустная мысль, которую мы, дети, не могли понять, могли только почувствовать, встречая по вечерам, опущенные над погасшими глазами, веки своих отцов. Да нет, не произошло тогда ничего непоправимого, все приспособились и сейчас даже не вспоминают о том времени. А нам, детям, и подавно было наплевать на политику, на нехватку денег и на безработицу. Просто, говорю, ощущалось что-то в атмосфере, многие менялись, молчали, мрачнели.

И был у нас сосед по подъезду, одинокий старик. Уникальный человек, возможно, даже великий. Несчастливо сложилась его судьба. Ранение получил на войне. Какое — не знал никто, но говорили, что от этого ранения не могли они с женой, в своё время, детей завести. Жена очень детей хотела, но не уходила от него, любила. Любила его, но все равно грустила. Да так грустила, что однажды не захотела просыпаться. И не проснулась. И остался Тимофей Григорьевич, так его звали, совсем один. В трудные времена старикам да детям тяжелее всех. Но Григорьич никогда вида не подавал, что плохо живёт, что питается скудно, что одиноко ему. Он всегда был самый добрый, самый приветливый в нашем подъезде. И с ним я, будучи вредным и заносчивым подростком, с единственным из всех, всегда с удовольствием здоровался и разговаривал. Тимофея Григорьевича многие узнавали, потому что он часто выносил суп или кашу для дворовых кошек и собак. А однажды, я видел, как он вешал на дерево скворечник. В то время мало кто вешал скворечники. Я поздоровался с ним тогда. И он со мной. Улыбнулся мне, по-мужски строго, но приветливо, и спросил:

— Как думаешь, прилетят птицы к нам в скворечник?

— Наверно да, ведь им есть тоже хочется.

— Хочется, но они пока не знают, что здесь скворечник появился. Дай Бог, быстро найдут.

И прав он оказался, не сразу стали птицы к скворечнику прилетать, а только через неделю, наверное. Зато потом, когда и соседи стали птиц подкармливать, и в скворечнике всегда лежала крупа, или семечки, к нам во двор стали прибегать белки, представляете? И все радовались этим белкам, и далеко не все знали, что это Тимофей Григорьевич проложил дорогу рыжим с кисточками к нам во двор.

Если мы с пацанами смеялись над жильцами дома, когда очень хотелось позлословить, то над Григорьичем мы не смеялись никогда. Потому что он не был чудной, или вредный, или скучный. Он был классный дед, правда, классный.

Мы только иногда представляли, что он, Григорьич, каждый вечер приходит домой, в свою старенькую двушку, снимает поношенный плащ, идет на кухню, чтобы налить себе чай. Потом он проходит в гостиную, подходит к видавшему виды серванту, нажимает на стекло витрины и открывает потайную дверь, через которую — переходит в другое измерение! Там он переодевается, закуривает кубинскую сигару, пьёт дорогой коньяк, который ему наливает чернокожая служанка (почему-то она нам обязательно чернокожей казалась) и ждёт гостей, которые навещают его каждый день. Гости дарят ему интересные подарки, играют для него на белом рояле, а потом, греясь у живописного и уютного камина, все они рассказывают друг другу о весёлых происшествиях из своей жизни.

И думали мы, что все именно так и происходит и что не может и быть по-другому. Ведь… Как сумел бы Тимофей Григорьевич оставаться добрым и отзывчивым дедушкой, если бы не было у него потайной двери в другую реальность?

Единственный

Опять слякоть, опять дождь… Горы чернеющего снега, наваленные по обочинам дороги, грозят обрушиться под колёса машин и вернуться всплесками жидкой грязи обратно на тротуар. А люди снуют туда-сюда, ёжась от пронизывающего холода, не обращая ни на что внимания и не глядя по сторонам. Им лишь бы добраться куда-то, успеть, не опоздать, придти вовремя. Ау! Ну, задержитесь хотя бы на секундочку, посмотрите же на меня! Я ведь здесь, у двери, и тоже мерзну, тоже мокну. Только вот уйти нельзя, я – привратник. Жду хоть кого-нибудь, кто заметит меня, увидит дверь за моей спиной. Надо просто поверить, что чудеса бывают, что на улице можно встретиться с настоящей сказкой. Неужели вам хватает ваших серых упорядоченных будней, привычного мира, вечной спешки? Оторвите глаза от той жижи, что чавкает под вашими ногами, оглянитесь по сторонам, и вы обязательно увидите множество чудес! И мою дверь. А там, за дверью, сказочное лето, солнце заливает своими лучами зелёную лужайку, трава шелестит под порывами тёплого ветра и бабочки, сотни бабочек, похожих на порхающие цветы. Цветы тоже есть, и бабочки есть, и цветы. Там даже можно встретить фею, самую настоящую! А хотите, с бабайкой познакомлю! Да-да, именно с ним, тем самым, который приходил к вам в детстве. Помните его? А ещё там живёт улыбка! Осталась от Чеширского кота, он иногда заглядывает в гости, вот и забыл в прошлый раз. Вам же не хватает улыбок, вот и возьмите её, а он в следующий раз ещё принесёт!

Но нет… никто не видит ни меня, ни двери. Бегут, скукожившиеся, мимо, перемешивая мокрый грязный снег, оскальзываясь на подтаявшем льду. Бегут, чуть ли не наступая на меня, отпихивая с дороги, как талый комок снега. Ну, бегите, бегите. Не нужны, значит, вам чудеса, не желаете войти в сказку… А ты что застрял? Что вылупился? Никогда чумудриков не видел? Да, стою, да, дверь караулю! Да, за дверью именно оно самое! Давай, давай, проходи, не задерживай движение. Видишь, людям мешаешь! Что, за дверь хочешь пройти? Лета захотелось, на лужок, под солнышко? А, может, тебе ещё и бабайку подать? Топай, давай, отсюда, тоже мне, хотельщик нашёлся! А-грррр… Ага! Испугался, сбежал! Да, я могу и страшно-ужасным быть, если захочу! С вот такенными зубищами, когтищами, глазищами… А, нет, стой! Куда! Что ж это я?! Ты ж единственный был! Единственный, кто увидел, заметил, захотел сказку. Всё, и не разглядишь в толпе, исчез.

Эх… Опять стою тут, у двери, а никто ни меня, ни двери и не замечает. Снуют туда-сюда, отпихивая с дороги, торопятся, а я – привратник, жду, чтобы хоть кто-нибудь меня увидел и захотел пройти туда, за дверь, где сказка.

Стена — единственное, что существовало в пустоте между двумя плоскостями «верха» и «низа». Она казалась абсолютно глухой и бесконечной. Куда бы и сколько я ни шла, стена всегда оказывалась рядом. Незаметно стена менялась, становясь из холодной бетонной сырой кирпичной или грубой каменной. Но увы, она оставалась такой же неприступной. Откуда-то снаружи раздавались голоса, иногда слышался смех или музыка, давая надежду, что вне моей башни есть жизнь. Изредка оттуда, из-за стены, какие-то люди по очереди звали меня. В ответ я изо всех сил кричала, колотила по стене руками и ногами, разбивая их до крови. Но меня не слышали. И звали всё реже, реже…

Только один голос продолжал настойчиво повторять моё имя. Почему-то я никак не могла вспомнить, но всей душой радовалась и рвалась именно к нему. Моей жизнью стал этот родной голос. В стене не было окна, не было даже щелочки, через которую мог бы проникать свет, светлело в моей тюрьме только, когда он говорил со мной. Говорил так, будто никакой стены нет, будто мы всегда были рядом. Единственным желанием стало достучаться, докричаться, как-то ответить, дать знак, что слышу, люблю, жду.

И тогда стена снова изменилась, став стальной, и в первый раз удалось постучать по ней по-настоящему: гулко, звонко, слышимо. А потом и значимо. Любимый напомнил мне азбуку Морзе, и через некоторое время в стене появилась потайная дверь. Открыть её сразу и выйти я не могла. Нужно было подобрать пароль. Найти, вспомнить то единственное слово, на котором держится мир. Наш мир!

— Коля, ты уверен? Я говорила с детским психологом, он считает, что это лишний стресс, ребенок уже привык, что мама далеко, уехала. И вдруг увидит ее в таком ужасном состоянии, потом снова будет переживать потерю. Ведь лечащий врач не дает никаких гарантий. У больных в коме бывают изредка непроизвольные движения, но это не значит, что человек очнется. Тем более, что он будет прежним. А ты пичкаешь маленькую историями о спящей красавице и Белоснежке, которых разбудит, расколдует, вытащит из гроба поцелуй любви. Но реальность другая. Глупо верить в сказки, жестоко давать ложные надежды.

— Мама, пойми, мы — семья. Вот единственная реальность. Чтобы ни случилось, мы должны быть вместе. И я не просто верю. Твердо знаю, что моя жена меня слышит и отвечает. Пять лет назад моя родная подарила мне самую лучшую Валентинку на свете. А теперь я ей сделаю такой же подарок. К тому же единственное, что доченька просит у меня на День Рождения, это увидеть свою маму.

Снова мой свет-голос рядом. Теплый, родной, живой, сильный, уверенный. Потайная дверь в стене становится отчетливее, начинает светиться по контуру, скрипеть. Ну же, ну! Ещё чуть-чуть. Заветное слово близко, совсем близко.

— Родная, помнишь, какой сегодня день? 14 февраля. Поэтому вот твоя… наша…

ВАЛЕНТИНКА!

Между Раем и Адом

Микаэль был самым мудрым из ангелов. Друзья называли занудой, враги крючкотвором, а ещё многомудрым искусником. Неудивительно, что он первым придумал решение.

— Ну и как мы попадём в Преисподнюю, когда демоны нас туда не пускают?

Микаэль посмотрел на товарищей, — Азраэль, Агриэль, Разиэль, Изабелль, — их порой называл дуболомами, а они называли законником.

Изабелль первой не выдержала:

— Законник, ты будешь занудой, если не скажешь, как действовать!

— А вот как, теоретически, если мы сделаем нарушение, то будем считаться не чистыми душами. И тогда мы попадём в Ад, и исполним поручение начальства.

— Как же мы выполним нарушение? Ведь мы не способны предавать, лгать, воровать! Что и как мы нарушим?! — взорвалась Изабелла.

Азраэль, самый храбрый из всех, оторвал с ветки яблоки, разделил их на дольки и роздал товарищам.

Микаэль укусив что-то твёрдое, обнаружил внутри металлический ключик:

— Вот так, откусив одно яблоко, уже можно стать грешником, — Азраэль побросал все огрызки на газон сада, — Куда дальше, начальник?

— Пошли, я знаю тайную дверь между Раем и Адом. Но сначала вы должны надеть эти браслеты, это знак дипломатической миссии.

Микаэль повёл отряд вдоль стены, отодвинул кусты, показав незаметную дверку. Дверь как дверь, небольшие дубовые створки, завитушки на ручках в виде грифонов и львов, никаких тебе грозных примет, пастей чудовищ и оскаленных демонов.

Охраняющий ангел с мечом посмотрел на их души.

— Ах, так Вы нарушители! Катитесь отсюда, Ваше место в самой Преисподней!

За дверьми крутой склон уходил вниз сквозь облако. Через пару шагов Микаэль обернулся. Райский сад и калитка пропали, как написано в летописях.

А спускаться им пришлось долго. Крутой склон превратился в ущелье, по бокам тропы стены сомкнулись туннелем. Затем путь преградила решётка, Микаэль отворил её ключиком. Из глубины вдруг повеяло гарью и дымом. Раздались скорбные голоса, и неясные тени заметались в клубах разноцветного дыма.

— Это скорбные души, для каких не нашлось места между Адом и Раем. Не отвечайте теням, и тогда они вас не заметят, — прокомментировал Азраэль эти видения.

— Ты много узнал о скорбных душах, — проговорил Микаэль, — Как далеко они могут зайти по дороге?

— Эти души идут до врат Преисподней просить, чтоб их приняли в Ад или же отпустили на Землю. Один раз мы здесь были с наставником. Ох и славно тогда поохотились! – Азраэль потянулся.

— Я слыхал, врата в Ад одинаково равно открыты перед безвинным и грешником.

— Да, Силы Зла не ожидают такого. Если бы не миссия, мы б ударили прямо в тыл демонам.

Отряд вышел из пещеры в скале посреди красной пустыни.

— Всё багрово и мрачное, — произнесла Изабелла.

— Это ведь Преисподняя, — Микаэль обернулся, —.за спиной проход уже зарос алым камнем.

Они пошли вдоль реки из огня, освещённые лавой. Дальше путь преградил грозный демон. В общем, демон, как демон, был похож на минотавра с крылами.

— Моё имя Зельмарх. Управляющий сектора. Кто вы такие, и зачем нацепили браслеты?

— Переговорщики. Нас послали сюда передать вашим начальникам приглашение…

-Я ощущаю в вас неуверенность с страхом, — принюхался демон, — Не дипломаты, а дети, в лучшем случае ученики дипломатов!

— Мы студиозы на практике, выполняем задание, — потупился Микаэль.

Управляющий расхохотался:

— Ваша просьба не подлежит удовлетворению! Приходите лет так через триста. Это политика руководства, они не захотят видиться с теми, кто не понимает их тёмные чаяния. Вы же брезгливые ангелы, и считаете, что во Вселенной неть места для Тьмы, и никогда не глядите на демонов!

Зельмарх привёл ангелов к круглой платформе, на цепях подвешенной к небу.

— Через час этот лифт пойдёт на поверхность. Пока походите, посмотрите, как всё здесь устроено.

— Полагаю, что здесь и без войн можно найти много чего интересного, — пробурчал Микаэль.

— Именно, умное слово ценно и в самой Преисподней, — усмехнулся Зельмарх.

— Что до полезных объектов, неподалёку живёт настоящий вампирский отшельник, — проговорил Управляющий.

— Настоящий вампир! Наверху всех давно перебили! Так, пойдём, прогуляемся, — Азраэль демонстративно поддержал демона.

Спустя полчаса они обнаружили ангелов, сражавшихся с демонами.

— Мы должны им помочь! — воскликнула Изабелль.

— Не забывай, мы не можем сражаться, пока на нас эти браслеты,- сказал Азраэль, — Агриэль?

— Сейчас наше начальство здесь Управляющий.

— Микаэль?

— Знаете, я, пожалуй, вмешаюсь, если это создаст прецедент для законов.

— Разиэль?

— Мы должны изучить эту местность. Возможно, это нам пригодится к сражению.

— Остановитесь! — закричал Азраэль.

— Вы потеряете дипломатический статус с браслетами!

— Зато мы поможем товарищам.

— А ещё, я хочу записать эту битву, может быть, она попадёт и в Великие Летописи.

Через час Азраэль с Разиэлем подошли к лифту. Изабелла спасала архангелов. Зельмарх разнимал ангелов с демонами, причём о сражении ему доложил сам Агриэль. Зельмарх записал голофильм и показал Изабелле.

— Это мелкая битва, всего только семь сотен, и она не достойна истории.

— А где Микаэль?!

Крючкотвора они обнаружили в доме отшельника. Вурдалак возлежал в центре гроба, отвечая законнику.

— Так на чём мы с тобой остановились? Существует много существ, чей анализ крови может дать людям новые знания.

— Так Вы пьёте их кровь.

— Это был не единственный способ, экстрагировать знания можно и в лабораторных условиях. Каждый народ ведь старается выжить по-своему, наши занятия поспособствуют миру с соседями.

— Не смотрел на проблему с такой стороны, но если всё так, это объясняет существование даже ангелов с демонами, — обратился искусник к отшельнику.

— Как ты смог подружиться с вампиром?! – сказал Азраэль.

— Отключив блок ограничения абстрактных идей для прогресса.

— Изабелль, Микаэль, я хочу попросить у Вас ваши браслеты, — приказал Управляющий.

— Вы станете персонами нон-грата в измерении демонов.

Микаэль посмотрел на товарищей. Азраэль был разочарован, Разиэль выглядел так, будто бы принял решение. Изабелль обрела в душе некий внутренний стержень. Агриэль был хитёр и задумчив, и готов был составить доносы. Что же до Микаэля…

— Скоро лифт поднимается, ожидаю от вас ваши браслеты, — повторил Управляющий.

— Но теперь это значит, я могу послужить в пограничниках, — ответила Изабелла.

— А я, кажется, понял чуть-чуть ваши тёмные чаяния и хочу попросить аудиенции. Проведите меня к вашему лидеру, — повернулся законник к Зельмарху.

— В этом нет необходимости, всё, что тебе нужно, с тобою, — сказал Управляющий.

Микаэль извлёк из одеяния ключ, засиявший архангельским пламенем.

— Значит время настало…, — удивился вампир, посмотрев на законника, — это ключ от шкатулки греха, раз в две тысячи лет он вручался посланнику ангелов. Знаешь, демоны ведь не всегда были такими, не всегда жаждали зла, а перемен своим сердцем. Это свет, что ведёт вперёд Силы Зла и Добра, вместо силы прогресса или силы реакции…

Молодой человек неустанно что-то повторял. Пожилая женщина не реагировала. Она его совсем не слышала, ее сознание целиком поглотили мысли…

— Да поймите, мисс Иден, дом подлежит сносу, вы просто не можете здесь оставаться!

Комнату наполнила тишина. Отчаявшись, он прикоснулся к ее руке, это была последняя попытка установить, хоть какую-то связь между ними. Женщина яростно отдернула кисть, ее глаза наполнились презрением.

— Уходите! — Ее голос прозвучал очень решительно и твердо, слово вылетело как пуля, и разбилось о стены ветхого жилища.

— Но… — Парень не мог больше подобрать слов. Он забрал свою шляпу со стула и закрыл за собою дверь.

Она еще долго сидела неподвижно, пребывая вне времени… Наконец, словно опомнившись, женщина бросила взгляд на пожелтевшее фото, которое находилось у зеркала. Ее губ коснулась легкая улыбка.

— Пришло время!

Она направилась к зеркалу. Несмотря на свой почтенный возраст, женщина выглядела очень грациозно. Ее черные, длинные волосы рассыпались на плечи, она поправила воротник платья, осмотрев внимательно каждую деталь зеркального отражения.

— Такой он меня не узнает! Чарли, мой Чарли, он меня не узнает… Горячие слезы покатились по ее щекам… Боль словно пронзила ее сердце, она поторопилась присесть.

Глоток воды помог ей успокоиться. Почувствовав на себе взгляд, женщина встала, то был взгляд молодого офицера, который смотрел на нее с фотокарточки. Она поняла, что не может больше откладывать свой уход. Что время пришло.

Она медленно отодвинула штору, распахнула окно и сделала очень глубокий вдох. Она прощалась с этим миром, теперь уже точно прощалась.

Несомненно, несмотря на все невзгоды, на которые ее обрекла война, она очень любила свой дом, этот город, в котором они познакомились с Чарли, и фрезии. Те самые, белые фрезии, с которых все началось…

Мисс Иден еще пару минут пребывала в ностальгии, ведь эти стены таили в себе множество воспоминаний. И тут ее словно осенило, и как она раньше не догадалась! Достала свою самую любимую пластинку, комнату наполнила музыка. Приятный мужской голос пел о девушке, с которой познакомился в саду. Подпевая, дама преобразилась. Буквально расцвела на глазах, теперь она излучала тепло и необыкновенную нежность. Кружась, она приблизилась к стене, украшенной цветочными обоями, и стала лист за листом срывать бумажное покрытие. Отзвучали последние ноты, перед ней появилась дверь. Деревянная дверь, которая всем своим видом говорила о том, как жестоко с ней обошлось время.

Мгновенно, мисс Иден, переполнило волнение, ее пульс участился, затаив дыхание она открыла дверь и сделала шаг. Перед ней стоял Чарли. Все такой же молодой и красивый, в военной форме, которая подходила ему, как никому другому. Улыбаясь, он подал ей руку.

— Где же ты была, Элизабет? — Он нежно коснулся ее щеки. — Смотри, что я для тебя приготовил. Чарли протянул ей букет белых фрезий. Потом он крепко прижал ее к себе.

На мгновение, она заметила свое отражение в его зеленых глазах, ей снова было двадцать.

— Я...- Последующие слова обратились в ком. Она не в силах была выговорить, ее карие глаза наполнялись слезами, но на это раз, это были слезы счастья.

За спиной прозвучал тягучий скрип, дверь закрылась.

Следующим днем, в квартиру мисс Иден постучался архитектор, который был у нее накануне. Он был очень удивлен тем, что никто не отозвался. Тогда парень попробовал открыть дверь. И, к еще большему его удивлению, она оказалась не заперта. Молодой человек вошел в квартиру, первое что бросилось ему в глаза, это открытое окно. Он прошел в спальню, в надежде обнаружить там мисс Элизабет. Но спальня была пуста, а на полу около деревянной двери, были разбросаны листы обоев. Он в спешке открыл дверь, но за ней была глухая стена. Дверь оказалась фальшивой. Тут, ему стало не по себе. Он подумал, что с мисс Иден случилось что-то нехорошее…

Дальнейшие события он помнит как-то смутно, длительные допросы в полиции, ведь он единственный кто видел мисс Иден перед ее исчезновением. И, следственно, единственный подозреваемый.

Мисс Элизабет Иден, по сей день, числится без вести пропавшей.

Где-то за облаками

Петли сначала протяжно заныли, потом коротко взвизгнули, и дверь приоткрылась. В проёме показалась голова девчушки. Её светлые кудряшки произвольно топорщились. Гостья деловито оглядывала комнату. Затхлый запах сырости щекотал в носу.

— Заходи, ты заблудилась? – дребезжащий старческий голос приглашал девочку войти. – Тати, подойди, не бойся.

Наташенька на цыпочках двинулась в сторону кресла. Там, укрывшись стареньким пледом, сидела старушка. Белые кудряшки аккуратно обрамляли её лицо, отчего оно казалось милым.

— Как тебя зовут? – Тати разглядывала старушку.

— Бабушка Ната.

— А это кто? – девочка показала на мохнатый белый клубок, лежавший на коленях старушки.

— О, это кошка-крошка, её зовут Плюшка, она волшебная, — бабуля улыбнулась, отчего лицо её посветлело.

Плюшка поднялась, потянулась и спрыгнула на пол.

— Скорей, давай руку, — бабушка Ната встала с кресла, — Плюшка нас проведёт.

Девочка вложила свою ручку в старческую ладонь. И тут начались чудеса. Бабушка сиюминутно помолодела. Теперь Тати держала за руку молодую женщину.

Женщина отогнула край гобелена. Кошка проскользнула в темноту первой.

Темнота рассеялась почти сразу. Теперь вокруг всё сияло и было белым.

— Бабушка Ната, где мы? – девочка жалась к ногам женщины.

— Где-то за облаками.

Они шагали по чему-то мягкому.

— Ой, какие завитушки! – восторгалась Наташенька.

— Это ванильные завитушки, попробуй.

— Вкусные, а тут всё можно есть?

— Нет, — улыбнулась бабушка Ната, — видишь кружевную занавеску? Нам туда.

— Плюшка куда-то делась, она не потеряется?

— Не потеряется, это её мир, ей знаком здесь каждый уголок, — женщина взяла Тати за руку.

За занавеской в непроглядной мгле они разглядели белое пятно.

— Плюшка! – бабушка Ната заторопилась. – Скорее, Тати!

Отогнув полотняный полог, кошка, девочка и женщина вернулись в плесневелую сырость комнаты с гобеленом. Бабушка Ната снова стала старушкой. Уселась в кресло. Тати помогла ей укрыться пледом, и та задремала. Девочка, тряхнув кудряшками, на цыпочках вышла из комнаты и притворила за собой дверь. Петли жалобно скрипнули, и комната погрузилась во мрак.

В город пришла ранняя осень. Небо стало синее и выше, кроны деревьев — прозрачнее. Нежаркое солнце светило лениво и ласково.

На лестничной площадке, перед дверью, маялся человек лет пятидесяти. Он то нервно поправлял очки, то одергивал пиджак. Наконец, решившись, нажал кнопку звонка. Дверь открыл хозяин – участковый, Юрий Остапенко. Крепыш в спортивном костюме.

— Здрасте, Федор Петрович. – сказал Юра. – Вы чего?

— Юра, помогите. Меня обманули, ограбили! Пропал важный документ! – пожилой человек вдруг смутился, – Извините, что беспокою… Может, мне в отделении заявление написать?.. Федор Петрович неуверенно смолк.

— Стоп! Сначала успокойтесь…

Юра визитера знал. Профессор филологии, был его соседом сверху.

Обычно аккуратный, подтянутый, сейчас он был растрёпанным, и озадаченным. Юра пригласил его к себе: Вы зайдите. Я тут чай свежий заварил. Или лучше коньячку?

Тот шагнул было за порог квартиры, но тут же встрепенулся и отступил.

— Нет, нет. Какой коньячок? Там же дверь! И улики… наверное… Юра! Пойдемте, это надо на месте, иначе вы мне не поверите!..

Участковый вздохнул, закрыл дверь и отправился за профессором.

Пока они поднимались, Федор Петрович пытался что-то объяснить. Но выходило сумбурно.

Речь шла о заговорах, дверях и, почему-то, о шерстяных носках.

Дойдя до квартиры профессора, Юра окинул взглядом добротную стальную дверь. Следов взлома не было. Они вошли в квартиру.

В полутемной прихожей Федор Петрович вдруг шепотом спросил:

— Юра, вы же не верите во всякую магию?

— Нет, конечно, — Юра удивился.

— Прошу! – Профессор жестом показал на дверь кабинета.

Комната была небольшая. Тут был роскошный письменный стол темного дерева. На нем настольная лампа под старину, малахитовый письменный прибор. Кроме стола, кресла за ним, и книжных полок по стенам, тут больше ничего не было.

Профессор торжественно показал в сторону окна:

— Вот она! Смотрите.

Справа от окна, полускрытая шторой, была еще одна дверь. Массивная, с витой бронзовой ручкой. Эта дверь была бы уместна в винном погребе, а не в маленьком кабинете профессора.

Юра подошел поближе. Перед приоткрытой на палец дверью, шли две трубы отопления. На верхней висел вязаный носок. Второй носок, лежал в проёме, не давая двери закрыться. И там, за дверью, было темно.

Дверь была невозможна. Но она была.

— Та-ак, — сказал участковый и полез открывать окно.

Он осмотрел внешнюю сторону стены. Обыкновенная кирпичная кладка.

— Так! — сказал Юра. Быстро окинул взглядом двор – ничего подозрительного не обнаружил. Там играли дети, сплетничали бабки.

Закрыв окно, Юра осторожно толкнул неправильную дверь. Та легко открылась.

— У вас фонарик есть?

— Да, конечно, — профессор принес фонарик-ручку. – Пожалуйста.

Участковый направил в темноту луч света, поводил им туда-сюда. За дверью оказался короткий – метра два, коридор, заканчивающийся глухой стеной.

— А стены каменные. И пол… – сказал над ухом профессор. Участковый вздрогнул.

— Ага! – сказал он. Вернул фонарик, прикрыл аккуратно дверь, не поднимая носка. Главное Юра понял, но надо выслушать профессора.

— Федор Петрович, так что же произошло?

Профессор ахнул:

— Юра! Но я же говорил!..

— Федор Петрович, — перебил его участковый. – Давайте ближе к теме.

Профессор кивнул и затараторил:

– Он чуть не упал в своей мантии… Ему пришлось через трубу перешагивать, за штору ухватился, я подумал – оборвет… А потом сказал, что он маг второй ступени…

Связно рассказать у Федора Петровича не получалось. Пришлось задавать вопросы.

История выходила необычная. Профессор после трех часов дня вернулся из университета. С собой принес переписанный от руки документ из материалов летней фольклорной экспедиции. Заговоры уральской целительницы. – «У нас принтер на кафедре сломался».

Хотел дома поработать — «сделать первичный анализ по звуко-статистическим таблицам».

Но тут из стены вышел человек в красном балахоне, назвавшийся Магом – целителем. Он сказал, что хочет купить заклинание от насморка. В уплату предложил сначала золото, а потом изумруды.

«Я не взял! Мне конечно было приятно, что на мою разработку обратили внимание… В ней был применен принцип универсальности. Представляете, Юра, этот целитель сказал, что магической силы оно почти не требует!»

Когда профессор отказался от платы, маг предложил ему обмен. На другое «заклинание». Федор Петрович переписал ему заговор от насморка. Гость забрал листок и ушел в ту же дверь.

«Я сидел как оглушенный, Юра. Это было невероятно!»

Опомнившись, профессор обнаружил, что маг забрал не тот листок.

И тут все произошедшее предстало для Федора Петровича совершенно в ином свете.

— Какой документ он хотел у вас взять? – спросил Юра.

— Да вот этот же! – Федор Петрович схватил со стола исписанный лист. Почерк у профессора был неразборчивый, пять строчек рифмованной фольклорной несуразицы.

— Понятно. – Юра вернул листок на стол. – Петр Федорович, пойдемте-ка на кухню. Поговорим, чаю попьем. Я у вас в гостях первый раз…

— Да-да, конечно, — засуетился профессор.

На кухне Юра присел к столу, а Федор Петрович включил чайник, достал чай, печенье.

— Федор Петрович, документ вы переписать еще раз сможете? – Спросил Юра профессора. Тот кивнул.

Ага-а… — участковый понял, что клиент дозрел. – Значит, кражи не было?! Получается, вас разыграли!

Федор Петрович онемел. Участковый продолжил:

— Самое главное в вашей истории – дверь! Я уверен, это побочный эффект секретного эксперимента.

Профессор молчал, пораженный таким выводом.

— Скорее всего… – Юра запнулся, — Даже не скорее всего, а так оно и есть. Это всё — Большая Серьезная Государственная Тайна!

— Но зачем тогда этот маг приходил? Разве это розыгрыш? – спросил профессор в смятении.

— Чтобы вы в сказку поверили! А потом вас — Р-раз, — и в психушку!

— Да я же не видел этой двери! Она же за шторой была! – воскликнул Федор Петрович.

Юра взглянул на профессора, как на маленького ребенка.

— Да неважно это сейчас.

— Как неважно?!

— А так! – участковый хлебнул чая. – Вы же, хотели идти заявление писать?

Профессор кивнул.

— Во-от! – почти обрадовался Юра – А наши «полицаи» вас в дурку бы и сдали. Точно говорю.

— Но дверь!

— Да далась вам эта дверь. – отмахнулся участковый – Вы меня послушайте. Менты вас – в «дурку», а ФСБ – на карандаш. А может это не ФСБ, а что покруче… Понимаете? У нашего государства — руки длинные. Вы же образованный человек, понимать должны. – Юра говорил почти с удовольствием. – А вдруг с вами несчастный случай произойдет? Оно вам надо?

— Но есть же научная истина! – попытался взбрыкнуть профессор, – не будут же в полиции отрицать очевидные факты?..

— Вы же серьезный человек. Даже если ваше заявление примут, все равно слухи пойдут. А у вас репутация, работа научная. Что у вас, врагов нет? Завистников?

Профессор только горестно вздохнул.

— Вот видите. Сами понимаете! – Юра подался к Федору Петровичу, и заговорщически продолжил: – Знаете что мы сделаем? Вы про дверь пока забудете, хорошо? А я попытаюсь что-нибудь разузнать. У меня ТАМ источники есть. Может, что и выясню.

Профессор подавленно спросил:

— А с дверью что делать?

— А ничего – ответил участковый, – носок вытащить и закрыть. Я думаю, она сама через пару дней рассосется. А может и раньше…

— А если она опять…

— Перестаньте. Шансов на это – один на миллиард…

А в это время в кабинете, из двери у окна, вышел человек в красной мантии. Он подошел к столу, и положил исписанный листок. Взял другой. Потом, достал из воздуха лист пергамента и белое гусиное перо. Перечитав строчки на пергаменте, удовлетворенно кивнул, и надписал сверху: «Заклинание для хорошего сна».

Дунув на перо, превратил его в золотую ручку, и положил на пергамент. Потом отступив на шаг, окинул взглядом весь натюрморт. Чуть подумал, и положил сбоку букет из осенних листьев и цветов.

Золотая ручка, чуть желтоватый лист пергамента и букет, на темном дереве стола. Маг улыбнулся. Красивое сочетание.

Потом он шагнул к потайной двери, вытащил застрявший носок и аккуратно повесил его на трубу отопления.

Оглядев кабинет, маг тихо рассмеялся. Перешагнул трубы и вышел. Дверь тихо закрылась и исчезла.

Вечернее солнце за окном раскрашивало город в желтые, золотистые и багряные тона.