Блиц Министров № 16 Голосование!

На Потерянных островах всегда чего-то ждали. Но ждали своеобычно чего-то вещественного. Конца осени – потому что тогда начинался новый год, всем дарили подарки: даже самым бедным и ненужным! В Семье хватало еды, и старикам долго не приходилось уходить в Пещеры. Ждали начала весны – потому что Потерянные острова располагались между двумя громадными клочками суши, о которых мало кто знал, кроме того, что они просто есть. В это время в высоком небе пролетали гуси. Пусть не такие жирные, как осенью, но очень и очень неплохие. Люди радовались, забивая птицу сколько хватало сил, а женщины коптили, солили и вялили ободранные тушки.

Ждали рыбаков всегда, ибо нередко от их улова зависела жизнь Семьи.

Арнар жал заката. Он выбегал любоваться заходящим солнцем: конечно, не раньше, чем заканчивал все дела по дому. Наследник драил конюшни, чистил садки, потрошил рыбу… И думал о рыжем ветре.

Оранжевый шар плавился, опускаясь в зеленые волны, и ветер приносил на берег Слова. Арнар знал все слова племени, но эти никак не понимал. Ветер, приносящий закат, печалился. Солнце скрывалось в воде, чтобы радовать обитателей моря.

— Ну вот и все, — прошептал старый Оки.

— Почему «все»? – недоуменно произнес Арнар.

— Мне пора. Я не могу не только охотиться, но даже плести сети.

— Но ты умеешь сказывать сказки! – поразился Арнар. – И столько знаешь! Ты можешь научить многих!

— А еще я могу не отнимать у этих многих последнюю тарелку рыбного супа, — нахмурился старый Оки. – Не спорь! Ступай, тебя ожидает отец.

Последние искры солнца были потушены волнами. Арнару показалось, что с уходом Старого Оки мир так же потеряет многое, потускнеет, но говорить ничего не стал.

А ветер тревожил Арнара и пел, пел свою странную рыжую песню.

Отец ожидал наследника, сидя у костра. И был одет как полагается вождю: десяток ниток ракушек свисало с его шеи, жемчужный браслет обвивал широкое обветренное запястье.

— Твое двенадцатое лето, Арнар. Теперь ты взрослый, и я должен сделать тебе подарок. Лодку, рабыню…

— Отец! — заторопился Арнар, пока тот сам не выбрал подарок. — Можно, Старый Оки не будет уходить в Пещеры?

— Это он тебя попросил? – нахмурился вожак. – Если так!..

— Это мое желание!

— Поясни, почему я должен выполнять его!

— Старый Оки научил меня отделять плохую рыбу от хорошей. Он показал, как правильно держать гарпун и как лучше загибать крючок! И что если закались его на костре, то…

— Довольно. Мне не слишком понятно твое желание, но пусть оно будет. Ты остался без подарка. Иди.

Арнар выбежал к морю. Солнце давно село, волны заровняли само место, где оно пропало. Но ветер! Он, казалось, все еще пел свою рыжую песню. Арнар впервые разобрал одно из слов. «Милосердие». И очень хотел понять, что там дальше…

Представь, что ты знаком с ветром. Но не с каким-то обычным, это было бы уж совсем странно, а с рыжим. И он время от времени захаживает к тебе в гости, чтобы поделиться историями. Вы с радостью делитесь своими, но каждый искренне ждет чужую в надежде прикоснуться к чему-то доселе неведомому. И вот ты уже рассказал, и ждешь, что поведает ветер. Он родом из тех земель, что совсем не похожи на наши. Он протягивает тебе свой хвост, ты вдыхаешь его рыжий дым и мысленно переносишься в далекую Кабачу…

***

Марта сидела на постели и рыдала:

— У нас ничего не выйдет!

— Не переживай, — Хуан поставил меж ее ног ритуальную чашу, — все получится. Собирай слезы!

— Мы накличем на себя проклятие. Гатхара — темная богиня!

— Но только она может нам помочь, — Хуан порезал себе ладонь и окропил чашу кровью. Мы назовем его Ашки, в честь бога справедливости, и будем молить его о защите.

***

Маленький Ашки подошел к Марте и спросил:

— Что ты делаешь, мама?

Марта потрепала Ашки по голове:

— Я шью оберег. Одеяло. Оно будет спасать тебя. Оно пропитано нашей надеждой. Если что-то случится, оно согреет и защитит тебя.

***

Ашки рос быстро. Он был добрым и отзывчивым мальчиком. Хоть и неуклюжим. Мало что давалось ему без проблем. Вещи ломались в его руках. Знакомые считали его несчастливым. Родители прятали глаза, когда слышали, что кто-то зовет маленького Ашки растяпой. Они боялись, что тайна его рождения раскроется. Они боялись, что это знак Гатхары.

Да, мальчик был неуклюжим, но в одном деле Ашки не было равных с самого младенчества. Он плел, как никто другой: корзины, обода для зеркал, все, что только можно сплести. Он чувствовал прут. Жил вместе с ним. С первого взгляда мог определить, какой будет гибок, а какой треснет. Когда ему исполнилось шесть лет, он один ходил к ивам через долину бабочек. И когда он был занят своим делом, родители могли не беспокоиться за него. Как будто сам бог справедливости следил за ним в эти минуты.

***

Когда Ашки исполнилось десять, он проснулся с мертвыми змеями на одеяле. Увидев змей, Марта закричала на Хуана, что это посланники Гатхары приходили за душой Ашки, и только оберег-одеяло спасло его от смерти. В тот раз Ашки впервые понял, что проклят. Но это не испугало его. Он был тем, кем был, и проклятье ничего не меняло. Из змей он сплел символ своего покровителя и повесил его на стену.

Слухи о проклятье Ашки распространились по Кабаче. Злые люди плевали в его сторону, добрые старались помочь и приободрить. Но злых было значительно больше.

Люди насылали на него все новые и новые проклятья. Ашки стал часто болеть. Но за ночь любая хворь проходила. Так сильна была надежда, вложенная в оберег-одеяло. Случалось, что он с трудом доползал до постели. А после того, как Ашки случайно разбил витрину в магазине стекольщика, все стало совсем плохо. Стекольщик был очень зол, и после его слов у Ашки стала трескаться кожа. Каждый день. Но он не унывал. Как и прежде, он ходил к ивам через долину бабочек и плел, плел, плел. Главное, вовремя вернуться под одеяло, ждавшее его дома.

***

Сердце Марты было не на месте. Она почувствовала, что что-то случилось, и бросилась к ивам. Время шло к вечеру, и Ашки пора было вернуться. Она помчалась к долине и увидела страшное. Огромный чёрный ворон кружил вокруг Альфадары, гигантской бабочки, по преданиям приносившей счастье тому, кто ее увидит. Но уже более сотни лет никто из жителей Кабачи не встречал Альфадар. Маленький Ашки прутьями пытался отогнать ворона. Ворон клевал мальчику руки, плечи и голову, но Ашки не сдавался. Ворон вцепился когтями мальчику в шею и проломил ему клювом лоб. Теряя силы Ашки, схватил ворона за голову и свернул ему шею.

Марта бросилась к своему сыну на помощь, но уже было поздно. Он перестал дышать. Альфадара накрыла его своими крыльями, словно пытаясь вдохнуть в мальчика жизнь, но жизнь не вдыхалась. Марта, оцепенев от горя, с надеждой смотрела на старания бабочки, но надежда уже не могла спасти Ашки. Альфадара вспорхнула, и Марта бросилась к сыну, не веря в страшное. Она попыталась поднять сына и отнести его домой, но силы оставили ее. Как по зову, все бабочки долины слетелись к телу Ашки, подхватили его своими маленькими лапками и понесли к дому. Разбитая горем мать побрела вслед за парящим телом.

Весь город с удивлением наблюдал за этой процессией, и никто не промолвил ни слова, хотя многих и возмущало, что проклятого несут с такими почестями.

Дома Марта положила Ашки в его кровать, накрыла одеялом и стала ждать рассвета. Хуан сел возле ее ног и проплакал всю ночь вместе с Мартой.

***

Чуда не случилось. Когда встало солнце, родители осторожно подошли к телу сына и раскутали его. За ночь Ашки увеличился в два раза, будто черные мысли горожан наполняли его труп. Он разбух и покрылся паутиной, словно коконом. Марта и Хуан и без того разбитые горем упали на пол и зарыдали. Весь город сотрясался от их стонов и криков.

Порядок требовал, чтобы ребенка похоронили до полудня, и собрав остаток сил, Марта и Хуан, подняли тело Ашки и отправились к гробовщику. За дверью их уже ждали бабочки. И вновь весь город собрался, чтобы поглядеть на необычную процессию. Добрые люди хотели помочь Марте и Хуану, но им было не пробиться через толпу злых, плотно обступивших парящее тело.

К счастью, гробовщик был из добрых людей, и он с пониманием отнесся к горю родителей и пообещал сделать все, как подобает. Злые люди шептали: «Нельзя хоронить проклятых, как порядочных людей!» Но вслух сказать что-то боялись. Кто знает, кому из них завтра понадобится гробовщик.

Гробовщик попытался подхватить раздувшееся тело, но от солнца оно потрескалось, и лишь только коснулось рук, корка кокона осыпалась, и на землю упал Ашки, повзрослевший и возмужавший. Вздох удивления пробежал по толпе. Ашки встал и бросился к своим родителям. Люди не могли поверить в происходящее. Все так удивились, что не сразу заметили Альфадару, появившуюся над толпой. А как заметили, бросились ловить ее с криками. «Счастье! Счастье! Оно должно быть моим!» — кричали люди и кидали в гигантскую бабочку камнями. Ашки пытался их образумить, но безрезультатно. Когда злые люди жаждут счастья, ничто их не остановит. Толпа обезумела. Вслед за камнями полетели палки, и Альфадара рухнула на землю, взбив вокруг себя облако пыли. Когда пыль рассеялась, и люди бросились к бабочке, чтобы оторвать себе кусочек счастья, пред их глазами предстала суровая и красивая женщина в черном балахоне.

«Гатхара! Нас всех ждет смерть!» — пронеслось по рядам. Люди хотели бежать, но слишком боялись.

— Я пришла за тем, что мое!

«Ашки! Ашки! Отдайте ей Ашки!» — закричали люди и поволокли юношу к богине. Марта и Хуан пытались вырвать едва вновь обретенного сына из лап обезумевших людей, но что могут сделать два человека против толпы? Ашки вытолкнули к Гатхаре. Он встал с колен и подошел к ней. Марта с Хуаном, с трудом пробились через обезумевшую толпу и бросились в ноги к Гатхаре с мольбами:

— Не забирай его! Пожалей, темная богиня!

Гатхара знаком велела им подняться:

— Встаньте! Вы тоже пойдете со мной! – и повернувшись к Ашки продолжила, — Ты согласен стать моим мужем?

Толпа ахнула. В этот момент почти каждый захотел стать проклятым, лишь бы быть ровней богине.

Ашки посмотрел Гатхаре в глаза и улыбнулся.

— Если ты пообещаешь не делать зла.

Теперь улыбнулась Гатхара:

— Зло делают люди. Богам это ни к чему. Они и так знают, что они боги.

— А что будет с моими родителями?

— Они пойдут за тобой. В город, который ты построишь. В город, в котором не будет места проклятьям. И все, чья душа свободна от ненависти, смогут последовать за тобой.

И они ушли. И Ашки построил город Аракел. И прирастал он людьми с чистой душой. А Кабача опустела и высохла, изъев себя своей же злобой.

***

Ты открываешь глаза и видишь, что рыжий ветер уже ушел. Но ты не расстраиваешься. Ведь знаешь, что он еще придет и снова будет рассказывать свои истории.

Тихо потрескивали дрова в камине. За маленьким детским столиком по-турецки уселись Вася и Маришка. В комнатке было тепло и уютно, но на душе у малюток было совсем плохо. Неделю назад умерла их бабушка. С тех пор они никак не могли прийти в себя и горевали, горевали, горевали. Раньше было совсем худо. Рыдали целыми днями напролёт, теперь слёзы уже с трудом текут, а только боль не проходит. Вот сейчас они, Маришка и Вася сидят и смотрят на огонь. И им кажется, что в огне, где танцуют языки пламени, сгорает их прошлое. Вот бабушка ведет их по садовой аллее, где роса укрывает своей кисейкой зелёную траву. А вот горит ещё одно воспоминание — вечером бабушка рассказывает им добрые сказки. Как мил был бабушкин голос. Но ребята не услышат его больше. Бабушка ушла. Как они будут жить без бабушки? Ведь это невозможно! Как много они отдали бы, чтобы увидеть её живой хоть на секундочку! А вот пожарищем разгорелось следующее воспоминание — внуки бегают вокруг бабушки, кричат. Она просит их угомониться, ведь у нее болит голова. А Вася с Маришкой не обращают никакого внимания на неё. Бабушка снова просит усталым голосом, а они её не слушают… А вот ещё — бабушка уже лежит в постели.

— Ну как вы… мои рыбки, хорошо?.. Расскажите, как вы поживаете… звёздочки мои!.. — Ей трудно говорить. Её слова перебиваются задышкой.

— Ну ба-а, ничего интересного, мы ж уже рассказывали! Пошли на улицу, Вась! — мелочно отвечает Маришка, а брат кивает.

— Так хотя бы расскажите, как мама ваша!.. — жалобно просит бабушка, но Вася и Маришкой уже убежали во двор.

Воспоминание сгорает, вспыхивает пеплом. Жар вырывается из камина и бьёт детям в лицо. На их глазах выступают слёзы. Как они могли так обращаться с бабушкой, со своей родной бабулей? Они как будто не ценили её совсем! А она ушла и за ней потянулся длинный шлейф непрощённых слов, поступков, дел. Да, хочется жизнь свою отдать, чтобы хотя бы попросить прощения за всё-всё-всё плохое! Но это невозможно…

Горячие капли упали на плед, которым были укрыты ноги детей. Они в тайне друг от друга всплакнули и немного успокоились.

Плед, коричневый плед в клеточку… Таким когда-то укрывалась бабушка, когда уже не могла ходить. А как она, даже будучи в таком состоянии, заботилась о внуках. Вот пришли они, Маришка и Вася, к ней, а она им картошечки тушеной насыпает, тряпочки повязывает, чтобы не обмазались. А они, внуки, её сторонятся, воротят взор свой, мелочно говорят с ней, обижают бабушку… Ну вот, опять! Опять наворачиваются слёзы, опять!

Прошёл час. Дети не спали, но уже лежали в постельках. Вася смотрел в тёмное окно. На улице лил дождь. Осень, что поделать. Ливень сбивал преждевременно пожелтевшие листья с измождённых веток и бросал их оземь. Иногда дождь казался рыжим из-за них. По окончанию дождя свой вой продолжал ветер. Он ещё пуще злился на листья и ещё безжалостней срывал жёлтые слёзы. И нёс-нёс… Он тоже казался рыжим.

Сейчас не понятно было, закончился ли дождь, или еще тарабанит, но настроение ведь всё равно было мрачным. Что, Вася, смотришь? Спать, пора спать. Мальчик закрыл глаза.

Вдруг неожиданный треск и звуки бьющегося стекла резко пробудили детей — рыжий ветер ворвался в комнату и охлестал её мокрыми каплями и порывом холода. Брат и сестра вскочили. Им в лица полетели «горелые» листья. Через мгновение они увидели, что перед ними открылась дорога, ведущая куда-то в небо. Что-то потянуло их по этой полупрозрачной полосе из ветра и листьев вверх. Они летели в ночное небо сквозь бурю. Под ними открылся ночной город фонарей, который быстро стал удаляться и вскоре стало понятно, что дети влетели в грозовое облако. Вокруг только тёмный туман, давящая атмосфера. Ещё секунда и дети возвысились над тучей… Плеснуло теплотой и абсолютной тишиной. Вдалеке переливалось красное солнце. Лиственного пути больше не было. Дети оказались не понятно где. Везде были только облака. Они отливали розовым и голубым. Свет был такой, какой бывает во время заката.

— Внучики мои! — вдруг позвал дорогой голос и отозвался щемящим уколом в сердце.

Бабушка?..

Дети увидели приближающийся силуэт их бабулечки. Это точно была она, только словно помолодевшая. Её кудрявые волосы золотились в пучке, как обычно, а лицо было до того добрым, до того спокойным, что Вася с Маришкой, не раздумывая, бросились к ней.

— Бабушка, ты жива! Ура!

— Да, мои рыбочки! — бабушка обняла своих внуков.

Как же сладко опять слышать её голос, чувствовать её объятия!

— Бабушка, прости нас, пожалуйста! Мы тебя очень любим!

— Я тоже вас люблю! Да за то ж мне на вас сердится, голубочки мои?

— А помнишь, как мы тебе грубили и огорчали? Прости, пожалуйста! — искренне просили дети.

— Да я и не запоминала этого, внучата мои милые! Ну хорошо, хорошо, раз вы просите, то прощаю вас! — ласково сказала бабушка и одновременно, величественно что ли… Её слова разнеслись в пространстве над облаками и отдались эхом, которое полетело куда-то ввысь и заблудилось там.

— Ура-а! — закричали радостно внуки. — А ты к нам теперь вернёшься?

На этот вопрос бабушка просто повернулась и повела внуков куда-то дальше. Они прошли по натянутой полоске облачков и сбоку вдруг появилась живая картинка. На ней были какой-то мальчик и какая-то девочка. Они сильно плакали.

Васе с Маришкой стало жалко их и они спросили у бабушки:

— Кто это? Почему эти дети так плачут?

— А вы присмотритесь. — Спокойно ответила бабуля.

Дети засмотрелись на тех двоих и узнали в них… себя! Плачущие подняли свои головки и Вася с Маришкой поразились, увидев лица своих двойников. Они были бледные и измученные слезами, под глазами виднелись синяки и мешки. Им было страшно смотреть на самих себя. С другой стороны появилась зеркальная поверхность. Дети повернулись к ней и с ужасом увидели, что они и те они, которые плакали — одно лицо. Дети замерли.

— И вы представляете, как больно мне смотреть и видеть вас такими? — раздался опять голос бабушки. Дети посмотрели на неё.

— А ты что, наблюдаешь за нами? — спросили растерянно малютки.

— Конечно, я смотрю на вас каждый день и мне так грустно от того, что вы сильно горюете обо мне. Я так расстраиваюсь!

Дети переглянулись. Им ёкнуло это знакомое до боли слово «расстроить», «расстроить бабушку».

— Пожалуйста, не плачьте из-за меня! — бабушка мило посмотрела на внучат и через секунду молчания добавила. — Я всегда с вами. Смотрю на вас с неба, мои милые. Я бы хотела радоваться, смотря на вас. Вот ты, Мариночка, кончай волноваться, спой мою любимую колыбельную своим ангельским голоском, или ты, Васенька, лучше смастери для птичек кормушечку. Мне так сразу стало бы тепло за вас!

— Но мы же по тебе скучаем, бабулечка! — тихонько отозвались внуки.

— Я всегда с вами, помните об этом. Делайте добро, не огорчайте свою бабушку!

Дети обнялись с любимой нянюшкой и последний раз умилённо запечатлели своими глазками её мягки черты. Под ногами Васи и Маришки открылся тоннель из облаков и они полетели туда. Бабушка помахала им сверху рукой. Свет потух. Всё померкло…

Поутру они проснулись и первым делом с улыбкой посмотрели в лазурные небеса, которые теперь сияли ярким светом. Окно оказалось целым. Потом они побежали мастерить кормушку для своих залётных птичек.

Что это было, сон или явь? Однако с тех пор никто не видел детских слёз…

А бабушка глядела с неба и мило улыбалась…

Сегодня Микки и Дикки не могли дождаться вечера, чтобы выпить положенный стакан молока и лечь спать. Сегодня они сами все сделали: разобрали постели, почистили зубки, надели пижамы и улеглись в кроватки. Сегодня не надо было им сто двадцать раз напоминать, что уже поздно и давно пора им видеть сны. И мама не нервничала, а папа не сердился. А почему? Да потому, что в гости приехал дедушка. А он всегда вечером перед сном рассказывал близнецам истории. Папа называл эти рассказы выдумкой, мама – сказками, а Микки и Дикки свято верили в то, что это все правда, что это точно было с дедушкой и его лучшим другом, которого звали Рыжий ветер.

Близнецы жили в большом шумном городе, где по улицам нескончаемой рекой текли толпы вечно спешащих людей и автомобилей, где живые деревья и кое-какие цветы можно было увидеть только на прогулке в парке в воскресенье. Кота и того у них не было, поскольку у Ди была аллергия, и даже комары до их двадцать третьего этажа не долетали. А дедушка жил в деревне, и там был совсем другой мир. В этот раз дед рассказывал о Большой охоте.

— Время пришло Большой охоты, вы же знаете, да? Каждый год в начале осени мы с Рыжиком выходим на охоту. Вот и в этот раз собрались, снарядились и выдвинулись пораньше, вечером еще, чтобы утреннюю зорьку встретить на месте. Место уж знакомое, давно обустроенное и удобное. Развел я костер, навесик поставил от дождя, лапника насобирал. Тут и совсем стемнело. В котелке каша с тушенкой булькает – вкуснотища! Сидим, лес слушаем, звезды считаем, и так хорошо и такое умиротворение кругом, так бы и провел здесь весь век. И сморило меня, задремал чуток, сам не заметил как. Да вот видно тот запах тушенки и привлек к нам гостя незваного, разбойника усатого и нахального. Соблазнился на аромат и сунулся он прямо к костру, и не видать бы нам каши на вечерний ужин, если бы не Рыжий Ветер. Он-то не спал, он все видел и слышал. И встал на защиту хозяйского добра. Морда-то нахальная точно бы котелок опрокинул, съесть не съел бы, а по полянке растащил, но не вышло. Хулиган одно слово, да вы знаете его, рассказывал не один раз про него, разбойничать любит. Ну и представляете, что он, а что Рыженький, не сравнить ни по размерам, ни по арсеналу кусачему. Так вот что вышло-то дальше. Разбойник-то прямо к костру вышел, не побоялся, думал, что нет на него управы, а и промахнулся. Рыжий-то не зря Ветром зовется: как заверещит, как выскочит, словно порыв ветра, да как вцепится зубами в длинный хвост разбойничий! Тот с испугу-то ломанулся прямо на меня, тоже с визгами. Я ясно дело проснулся, ничего понять не могу, вижу только, летает по полянке шквал мохнатый и вопящий. Потом уж разобрался, да и расцепились они. Ворюга в лес убрался хвост залечивать, а мы тут остались. Долго я Рыжего успокаивал, хвалил его. Это ведь какую храбрость надо иметь, чтобы вот так прогнать злыдня, да и не только храбрость, а и смекалку, догадайся-ка за хвост куснуть!

Дед рассказывал о ночном происшествии, размахивал руками, показывал, какой был здоровенный ночной воришка, как он потом друга своего уговаривал успокоиться, как они ели спасенную кашу, как встречали рассвет, как глядели на пролетающий утиный клин, и как опять появился усатый хулиган и не дал пострелять. Близнецы слушали, открыв глаза и рты, затаив дыхание и не перебивая. Но очередная история закончилась, и нужно спать. Но они знали, что будут еще и Большие Охоты и Рыбалки, и Главные Разборки, и Спасение от большой воды и много-много еще чего. Дед приезжал часто, правда, ненадолго, объясняя это тем, что мол, хозяйство бросать нельзя без присмотра, да и кто без него позаботиться о Рыжем Ветре? А в город его брать несподручно и опять же аллергия у Ди.

Так и шло время, дедушка рассказывал свои истории, дети ждали его, слушали, а потом и сами играли в великих охотников и самых лучших спасателей на свете. А Рыжий Ветер и Усатая морда вообще стали родными. В этот год Микки и Дикки должны были идти в школу, выросли. А дед стал приезжать реже. Дети скучали, но ничего сделать не могли, только ждать. А потом мама объяснила, что дедушка заболел и не приедет, но зато они поедут к нему сами вот в эти выходные. И опять стояла ранняя теплая осень. Семья выехала утром, чтобы, как сказал папа, не попасть в пробку. Близнецы прилипли к окнам машины, для них все было в новинку: золотые поля, вдоль дороги, отдельные огромные деревья и домики, совсем маленькие, не похожие на городские махины. И машин было, действительно, мало, к обеду они уже были на месте. В дедовой деревеньке было всего пять домов, считать и Ди и Ми умели. А дедов дом стоял последним в ряду, за ним почти сразу начинался густой парк, но мама назвала этот парк лесом. Все здесь было необычным, и непривычным для близнецов. Они крутили головами, пытаясь найти что-то знакомое, но самое главное они хотели посмотреть на Рыжего Ветра, ну и дедушку, конечно.

Дед лежал на кровати похудевший и осунувшийся, увидев гостей, он было засуетился и попытался подняться, но мама ему не дала. Микки и Дикки сели на краешек постели и стали рассказывать деду про свою жизнь, а тот слушал и улыбался, и иногда гладил руку сидящей ближе Ди. А потом пришел важный усатый господин, оказавшийся доктором, он долго слушал деда, заставляя его то дышать, то не дышать, качал головой и печально вздыхал. И близнецы поняли, что болезнь серьезная. Когда у Ми было воспаление легких в прошлом году, к ним тоже приходил доктор и тоже именно так тяжко вздыхал. Мама с папой и с доктором ушли на кухню, а дети остались с дедом ждать диагноз. И Ми не выдержал первым, он спросил, где сейчас Рыжий Ветер, им бы так хотелось с ним познакомиться, ведь можно, правда, деда? Дед переводил взгляд с внука на внучку и был немного смущен, но потом решился и проговорил:

— Он там, в другой комнате, — и показал рукой на шторку, что прикрывала проем на стене, — вы можете сами туда сходить и посмотреть.

Близнецов словно ветром сдуло. Отдернув занавеску, они в один шаг вместе оказались в соседней комнате. Но она была пуста. Только на столе в центре стояла большая клетка с домиком внутри. Подойдя поближе, дети увидели, как из круглого окошка вылезает маленький зверек. Рыжий толстенький хомяк подошел к решетке, встал на задние лапки, уцепившись передними за прутья клетки, и уставился на малышей темными бусинами глаз. Ми не смог сдержать вздоха разочарования и хотел уже было возмутиться обманом, он ведь представлял, что Рыжий ветер – это ого-го какой зверь! Храбрец и Победитель страшного и ужасного Усатого Злыдня. А тут — хомяк! Но не побежал, потому что Ди уже просунула палец в клетку и маленькие розовые лапки крепко обхватили его. И ей это сильно нравилось, и Микки тоже вдруг захотелось дотронуться до рыжей шерстки и может быть даже погладить. И он погладил, и почесал подставленное мягкое светлое пузичко, и его самого, вернее миккивый палец тоже погладили. А за спиной тихо вздохнула мама. А потом пили чай, и дед рассказывал, чем и когда кормить Рыжего Ветра, как чистить ему домик и клетку, как любит он играть, и что его обязательно нужно выпускать гулять каждый день, он не убежит. А когда дед выздоровеет и вернется из больницы, то они все вместе обязательно сходят в лес, и даже может быть встретят усатого разбойника, он ведь всегда где-то поблизости обретается. Все точно так и произошло. Рыжий хомяк прожил в городе до зимы, потом приехал дедушка из больницы, и уже вдвоем они рассказали еще много-много разных историй и похождений из своей сельской жизни. И было так интересно и весело. А аллергия так и не пришла.

В нашем роду отродясь рыжих не было! Серо-полосатые, чёрно-белые, даже дымчатые имеются, а вот рыжий – я один. Все удивляются, и в кого я такой уродился? А в деда! И мастью, и характером, да ещё красотой и обаянием. Ветром его звали. Наверное потому, что как ветер в уши свистел и исчезал бесследно. Ба рассказывала, все кошки от него млели. Как к нам во двор заглядывал, так прямо по дороге стелились, хвосты задирали… А он одной на ушко мурлыкнет, другой с три короба наобещает, третью в высокую траву уведёт… И каждая верила, что она у него единственная и неповторимая. Вот и Ба поверила, даже возгордилась, что такого красавчика смогла охмурить. А он соловьём размяукивался, рассказывал про луга молоком заливные, деревья сосисками увешанные, мышей жирных, ленивых… Всё, мол, твоё будет, уведу тебя в поле дивное, на зиму утеплённое, ни забот, ни хлопот знать не будешь. Почти неделю вокруг Ба крутился, с собой звал, да потом оказалось, что он не только ей про реки молочные да куриные берега рассказывал. Про поля мышиные ещё с десяток кошек слушало, уши развесив да хвост распушив, а через два месяца у нас по двору с полсотни котят бегало, да ни одного рыжего среди них. И попробуй доказать, чьи отпрыски. Котов-то тоже много у нас крутится, да только шансов у них против рыжего сказочника нулевые!

А он и на следующий год приходил. И ведь глупые кошки один раз уже пролетели с этим котярой, так нет, опять на его сказки повелись. И Ба туда же. Убедила сама себя, что сможет его к месту приучить, настоящим семьянином сделать, чтоб о котятах заботился, помогал их растить. Да только Ветер обо всех её хлопотах как о совершенно несущественном отмахивался, а сам о дальних тропах рассказывал, о тёплом летнем солнце, под которым так приятно нежиться, об азарте ночной охоты… И снова Ба с собой звал, в поле дивное, бескрайнее, где ни собак нет, ни людей злых. И других кошек звал, уж так сладко звал, что к лету опять котята бегали. Позже он ещё приходил, да только ни одна кошка на его сказки уже не повелась, не пошла за ним. Что поле? Там и осень с дождём мокрым бывает, и снег холодный, иголками лапы режет… А здесь хоть и голодно, да всегда на чердаке или в подвале от непогоды укрыться можно. Ну а сказочник рыжий следующей весной снова придёт, снова расскажет о ночных шорохах, о ярких вкусных птичках, о мягкой траве.

Да вот только не появлялся больше Ветер в нашем дворе, не радовал кошек своим вниманием. Куда он делся? Да кто ж его в поле искать-то будет...

Порыжевший листок, покружив немного в воздухе, опустился на пожухлую траву. Ветер принес его из далекого леса. Лес находился за болотом Сомнений, что сразу после поля Загадок и раскинулся до самого океана Любви, через всю удивительную страну Фантазию. Листок появился на свет весной, из маленькой почки на ветке дуба, который вырос на краю березовой рощи. Старые березы поговаривали, что это белка Анжела несла желуди своим бельчатам и уронила один на землю. К осени среди травы появился тонкий росток с тремя листочками сверху. Это было сто лет назад. Дуб вырос и стал разбрасывать желуди, растущие на его ветвях, вокруг себя. Через некоторое время на окраине березовой рощи появилась молодая поросль и, со временем, дубрава, которую стали называть дубравой Сказок. Однажды из дремучей чащи Печали, устав от мрака и одиночества, со сломанным крылом, пришла мудрая сова Аглая. Дуб опустил ветку, подхватил сову и посадил в дупло, которое выдолбил дятел Степан для перелетных птиц. Крыло скоро срослось, а Аглая так и осталась жить в дупле. В густой, зеленой кроне дуба отдыхали, прилетающие со всех сторон света, ветра. Они удобно устраивались среди ветвей и дуб, шелестя листьями, рассказывал им истории своей дубравы Сказок.

— Угу-угу, — поддакивала сова Аглая, подтверждая правдивость рассказов, а зеленый листок слушал и мечтал хоть один раз увидеть, что находится там, дальше его леса. Наступила осенью и в дубраву прилетел холодный, северный ветер. Он подхватил сухие, порыжевшие, дубовые листья, перемешал их с упавшей хвоей лиственниц, которые приютились на краю дубовой рощи, и, свистя и завывая, устремился вдаль как темно-рыжий посланец осени, оповестивший лес об уходе лета.

— Ветер, ветер, — закричал дубовый листок ему вслед, — возьми меня с собой, я хочу посмотреть мир.

— Пропадешь один, — заскрипел ветвями старый дуб, пытаясь удержать листок, — разве тебе здесь плохо?

Но осенний ветер-озорник задул посильнее, оторвал листок от ветки и понес вдаль, навстречу странствиям. Покружив его над лугами и реками, яблоневыми садами и полями с пшеницей, ветер забросил листок на луг и улетел. Медленно кружа, листок приземлился на небольшой холм. В нем был вход в мышиную нору и листок закрыл его собой. Он разочарованно поглядел на луг с поникшими цветами и сухой травой и ощутил себя одиноким. С грустью вспомнил свою дубраву и, печально вздохнув, понял, что теперь не скоро увидит ее.

— Пи-пи-пи, — услышал листок и почувствовал как кто-то толкнул его.

Это мышка-полёвка вылезла из своей норы. Она увидела дубовый лист и попыталась схватить его зубами.

— Но-но-но, поосторожней, — закричал листок, — я не такой как все.

Мышка привстала на задних лапках и, смешно шевеля маленьким носиком и усами, посмотрела вокруг, пытаясь понять откуда раздался сухой, неприятный шелест. Она впервые повстречала говорящий, дубовый листок и насторожилась, думая, что это ползет змея.

— Я родился на дереве, которое знает много интересных историй, — продолжил громко рассказывать дубовый листок, боясь, что мышь перегрызет его, — и я тоже умею сочинять сказки.

Полевая мышь почистила лапками свою мордочку, пригладила серую шерстку на спине и подвинулась поближе к листку, обнюхивая его.

— Ты что, меня не понимаешь или не умеешь разговаривать? – поинтересовался озадаченный листок.

Он вырос в сказочном лесу и не мог представить что есть место, где звери не понимают о чем говорят листья и деревья.

— Какой ужас, — расстроился он, — а я хотел расспросить тебя какая здесь зима и как лучше ее переждать.

Мышь сидела, внимательно смотря на него своими черными глазами-бусинками, и слушала шелест, который раздавался от листка.

— Какой я глупый! Почему не остался рядом с дубом, на котором вырос и где мне было так хорошо? — продолжал жаловаться листок и неожиданно спросил: — А ты любишь сказки? Пока ветер нес меня сюда, я успел придумать новые: про Барсука-папу и его маленького сына, очень любопытного и не послушного. А еще про ежа Антона, который случайно нашел в чаще ягоды желаний и захотел превратиться в дракона, чтоб его все боялись и еще…

Мышь настороженно повела серыми ушами, словно пытаясь понять что говорит листок. Потом посмотрела на небо и смешно чихнула, но ничего не ответила. Внезапно опять подул ветер. Он подхватил дубовый листок, прервав его рассказ, поднял в небо и закружил.

— Как хорошо, — закричал обрадованный листок, — я лечу и ветер меня принесет обратно в дубовую рощу, где все друг друга понимают. До свидания, мышка-а-а.

Мышь удивленно посмотрела вслед улетающему листу. Ей понравилось сидеть около норки и слушать тихий шелест, но ветер принес прохладу и надо было снова готовиться к зиме. Она взяла зубами несколько сухих травинок и понесла в норку, делать себе там уютное гнездышко. А листок летел, кувыркаясь в серых, угрюмых облаках, подгоняемый порывами ветра и верил, что вернется в страну Фантазию.

— Ветер, а помнишь, как я тебе рассказал смешную сказку про тучку? – спросил листок.

Но ветер молчал. Он прилетел с далеких берегов Арктики и никогда не видел деревьев и растущих на них листьев. Вдохнув побольше воздуха, он сильно засвистел и подул холодом, нагоняя тяжелые снеговые тучи. Пошел снег, замела поземка и лужи затянуло тонкой корочкой льда. А замерзший листок все летел среди туч, дрожа от холода.

— Ветер, почему ты такой холодный? – спросил листок.

— Потому что с далекого Севера. Я приношу снеговые тучи когда наступает зима, — завыл ветер и закружил вьюгой.

Листок покрылся коркой льда и начал падать. Из последних сил он зацепился за куст и соскользнул по его веткам вниз. А снег все шел, засыпая листок. Ему стало тепло и он заснул, вспоминая как желуди в коричневых шляпках водили хоровод возле дуба и пели, а сова Аглая смотрела на них.

Кап-кап, кап-кап. Листок приоткрыл глаза, почувствовав как по нему стекают капельки воды. Снег вокруг таял, оголяя землю с прошлогодней травой. «Сколько же я проспал?» — подумал листок, с удивлением смотря на голубое небо. Весенний ветер разогнал облака и солнце стало пригревать теплыми лучами.

— Жизнь начинается снова, — обрадовался листок, смотря как набухают почки на кусте.

Теплый ветерок, раскачав ветки куста, опять подхватил дубовый листок и понес, вдаль и ввысь, к голубому небу.

— Здра-а-авствуй листо-о-ок, — тихо пропел ветер, — я тебя узнал. Ты из дубовой рощи Сказок, что находится в стране Фантазии. Я прилетаю к вам каждый год весной слушать сказочные истории, которые старый дуб рассказывает шелестя листьями.

— Ветер, отнеси меня, пожалуйста, туда, — попросил листок жалобным голосом, — я соскучился по своим братьям, сестрам и сове Аглае.

— Хорошо-о-о-о! Посиди здесь, отдохни-и-и, — предложил ветерок, сажая листок на белое облако и попросил: — а пока летим, расскажи мне новую сказку.

Ветер подгонял пушистое облако легким дуновением, а листок рассказывал удивительные истории. Вот в низу показалось зазеленевшее поле Загадок, болото Сомнений, на кочках которого молодые Лешие играли в догонялки, а вот и дубрава Сказок и старый дуб, ласково шелестящий новыми листьями, словно приветствуя их. Ветер осторожно опустил листок между больших, извилистых корней и улетел.

— Как здорово! Я вернулся домой, туда, где меня понимают! — радостно закричал дубовый листок, — Здравствуйте все!

— Хорошо, что ты вернулся, — ответил ему дуб.

— Угу-угу, — согласилась сова Аглая, смотря на него большими, круглыми глазами, — где ты был? Мы так скучали по тебе…

Голубое солнце село, оставив своего красного собрата на небосклоне одного, – и мир вокруг в одно мгновение изменился. Горы, долина и сиротливая кучка домиков у подножия гор заблестели, засверкали ярким золотистым светом. Даже небо, до сих пор привычного для землян сине-голубого цвета, вдруг вспыхнуло ярким оранжевым пламенем. Подул сухой ветер с гор, принес золотисто- рыжую пыль, густым слоем покрывшую аккуратно разлинованные дорожки и зеленые лужайки в городке. Рыжий фен, как называли ветер земляне, пришел летом, в самое суровое время в жизни планеты. Он иссушил мягкие стебли и листья растений, оставив в живых самые стойкие, и изгнал представителей фауны в отдаленную область планеты.

Астур с его суровым жарким климатом был признан малопригодным для жизни людей. Выражая свое недовольство, планета встречала пришельцев из далекого Космоса природными катаклизмами, ставшими еще более свирепыми в последние годы. Впрочем, немногочисленная группа странников, туристов-экстремалов, время от времени посещала планету. Их привлекала ее суровая красота – глубокие ущелья и высокие, почти отвесные скалы, меняющие свой цвет в зависимости от времени года, а также изваяние на вершине одной из этих скал. Это была скульптура двух ящеров, поднявшихся на лапы, протянувших свои передние конечности навстречу двум солнцам. Об этой парочке слагались легенды, к ним поднимались скалолазы в своем стремлении убедиться в достоверности этих легенд. К несчастью, безрассудным смельчакам не суждено было вернуться: их бренные тела развеял рыжий фен. На месте их предполагаемой гибели на дне пропасти был воздвигнут Храм. Бог пришельцев с Земли готов был принять в свои объятия души безрассудных, всех, кому несчастная судьба их предшественников не послужила предостережением.

Рыжий фен поднял золотистую пыль с земли и швырнул в распахнутые окна домика, где жили люди. Шон пробурчал проклятие, закрыл ставни и включил очиститель воздуха, быстро справившийся с пылью, густым мерцающим облаком зависшей посреди комнаты. Он и Гэри, его партнер и давний приятель, прилетели на Астур несколько дней назад и готовились к походу в горы. Это был последний, завершающий этап юношеской жизни Гэри, вершиной которого должен был стать подъем на вершину Почи-К-П. Гэри ждал новый жизненный цикл, центром которого будет его семья. Его подруга и будущая жена осталась ждать его на Земле. По древнему обычаю жених с невестой обменялись кольцами, перед тем, как на время расстаться. Позже Гэри стоял у окна космолета, наблюдая, как с каждым мгновением удаляется от него родная голубая планета. В первый раз в жизни он испытывал чувство сожаления и ностальгии по Родине и желал себе скорейшего возвращения. На смену бурной юности пришла разумная зрелость.

Гэри, «мозг» в их тандеме, провел немало времени в виртуальной библиотеке, изучив все, что было известно об Астуре. Он был намерен выиграть, бросив свою победу к ногам возлюбленной.

-Давай спать. Через несколько часов нам предстоит нелегкий путь.

Шон отправился на боковую, а Гэри, слишком взволнованный мыслями о подруге, сел у окна, прислушиваясь к звукам уходящего дня. Рыжий фен дул все слабее, собираясь в горы на ночлег, и лишь изредка ворчал в колючем кустарнике, чьи жесткие ветки еще полыхали оранжевым пожаром дня. Красное солнце село за горизонт, дав отдохнуть от жары миру планеты. На Астур опустилась ночь. Лиловое небо красиво оттенило фигуры двух ящеров, сиявших нежным золотистым светом на вершине Почи-К-П. Гэри казалось, что яркие глаза ящеров смотрят прямо на него. Он тряхнул головой, сбрасывая наваждение, и повернулся к вошедшему в комнату Шону.

— Пора идти. Рыжий фен успокоился.

Восхождение на первый ярус скалы оказалось неожиданно легким – крупные валуны, поросшие жестким красным мхом, устойчивым к жаре и засухе, были для землян не в диковинку. Подобный ландшафт часто встречается на планете Земля. Между камней вилась горная тропинка, забираясь все выше и выше. Грунт полз под ногами, осыпался, с шумом падая в бездну, на дне которой белел Храм, готовый принять души погибших. Тропинка закончилась у отвесной скалы. Шон и Гэри закрепили на бедрах страховочную систему с карабином, связавшись веревкой воедино. Шон, лидер в этом тандеме, внимательно осмотрел скалу, отмечая все выпуклости, уступы и впадины, по которым ему предстояло идти, прокладывая путь для Гэри. Он был опытным «чтецом» горных высот. На первый взгляд путь не был для него слишком сложным. Он был даже слегка разочарован, помня о легендах, описывающих гору как непреодолимое препятствие. Шон поднял руку, нашел ближайшую выемку, подтянулся, перенес вес на правую ногу, зацепился руками за глубокую и удобную трещину и начал восхождение на гору. Его тело отозвалось на привычные, хорошо отработанные движения удивлением и восторгом. Шон двигался вперед, ощущая внизу под собой почти синхронные движения партнера. Как это всегда бывало в вышине, они слились в единый организм, передвигаясь по скале, словно огромная гусеница. До площадки, на которой стояла монументальная скульптура, оставалось совсем немного. Шон прервался на короткий отдых, прочно сцепившись со скалой, и поднял голову. Он сказал было привычное «Я победил» и запнулся. Чувство страха возникло внезапно как реакция на непредвиденное, на то, чего быть не могло. Мгновение он стоял, соображая, чем оно вызвано. То же лиловое грозовое небо, нависшее над головой, тот же медный оттенок гигантских скал. Та же долина глубоко под ним, а наверху – исполинские фигуры ящеров, воплощение силы и могущества этой планеты. Мысль пришла к нему неожиданно и вызвала растерянность и страх.

— Шон! Что случилось, Шон?!

Гэри смотрел на напарника, большой черной мухой прилипшего к скале. Его голос дрогнул в предчувствии беды. Услышав Гэри, Шон было двинулся и остановился, зависнув над бездной. Снова и снова он смотрел на гигантов, пока вдруг не понял, что его напугало. Ближний к нему ящер слегка изменил позу, развернувшись в сторону людей. Его желтые глаза, обрамленные тяжелыми веками рептилии, ярко светились. Ящеры живые! Эта мысль так поразила Шона, что он опять застыл на скале, парализованный ужасом. Напрасно Гэри, не видевший снизу, что происходит, взывал к его рассудку. Убедившись, что Шон его не слышит, Гэри двинулся вверх по скале, обошел партнера справа и вскоре был на площадке.

— Шон?

— Гэри!

— Тихо, не оборачивайся. Они двигаются, Гэри! Они живут. Нам не уйти отсюда, Гэри!

— Шон! Послушай меня, Шон! Поднимайся наверх, сейчас это главное. Поднимись, а потом подумаем о ящерах. Иди вперед.

Он уговаривал здорового мужчину как младенца, убеждая его тихим, спокойным голосом, пока, наконец, Шон не внял его уговорам и не двинулся наверх.

…Теперь они могли рассмотреть гигантские фигуры ящеров как следует. Их массивные лица, безусловно, это были лица умных, мудрых существ, смотрели прямо на пришельцев. Ни гнева, ни ярости, ни других негативных эмоций по отношению к пришельцам, очевидно, они не испытывали. Гэри вздрогнул, когда в его голове зазвучал равнодушный тихий голос: «Мы приветствуем вас, представители иной цивилизации».

«Вы вторглись в наш мир, и это дает нам право вынести решение первыми. Отпустить вас мы не можем, ибо против экспансии нашей земли инопланетным разумом. Однако убивать вас мы не хотим. Мы готовы предложить вам иной вид существования, такой, как вечная жизнь внутри нашего разума. Это жизнь Богов планеты Астур.

Гэри почувствовал, что теряет сознание и опустился на колени. За короткое мгновение в его голове пронеслась вся его недолгая жизнь от рождения до самой последней минуты. Он вспомнил Айрис, свою любимую, и вдруг понял, что они никогда не увидятся. Из его глаз вытекла и тут же высохла слеза.

В следующее мгновение он стоял на вершине горы, гордо озирая окрестности, Богом и Властелином которых он являлся. Рядом с ним был его друг и помощник во всех его начинаниях. Бог поднял руку, направив ее на городок у подножия гор и выпустил ветер – рыжий фен, как называли его пришельцы. Рыжий фен полетел в долину на свою последнюю битву, чтобы стереть с лица земли – планеты Астур – последний оплот иной, враждебной цивилизации.

Жаркий и знойный день клонился к концу. На горизонте засыпало розовое солнце. Бесплодная земля готовилась к холодной степной ночи. Все стихало. И только рыжий, сухощавый, как старец, ветер напевал песчаные песни.

Он напевал о тех временах, когда он был молод и свеж, когда гулял далеко от этих степей. Где-то, у берегов Антарктики, он, ещё совсем маленький, но дерзкий и колючий, летал, врезался в ледяные скалы, забирался на айсберги и бросался с них вниз, разбивая маленькие льдины. Он видел невероятных животных, покрытых белым густым мехом. Видел, как они прятались от его братьев, ветров, меж ледяных скал, как согревали своих детенышей в объятиях, не давая их в обиду морозу. О, как хорошо он помнит свою молодость, своё буйство. Он помнит, как хотел улететь, увидеть край земли, о нем ему рассказывали другие ветра. Как он хотел увидеть мир, другой, где все наоборот. Где нет снега и холодного океана, где горизонт простирается настолько далеко, насколько хватает глаз. Где солнце согревает живые существа своими лучами.

И он убежал. Улетел из того края. На огромной скорости он пересекал океан — волну за волной. Они долго не кончались, и ветер боялся, что другого мира не существует, или он слишком далеко…

Но однажды он достиг берега. Берега с бурой землёй и тёплой травой. Там жили люди и паслись коровы с овцами. И плодородная земля сама кормила людей, которые по ней ходили. Долго и бережно он обдувал берега той земли, приносил им морскую прохладу, целовал зверей бризами. Он рассказывал им о своём родном доме, где жил. Рассказывал о причудливых животных, о суровых берегах, об огромных льдинах. А те ему пели в ответ. Он касался лиц пастухов, что пасли на равнинах овец. Он озорничал, разбивая пучки волос местных женщин. Он подвозил рыбаков до рыбных мест, и был счастлив. Он много лет был счастлив у берегов океана.

Однажды, поравнявшись с молодым и горячим ветром, который прилетел из пустынь, он узнал о новых краях, в которых ещё не бывал. Наш ветер дул не так сильно, как прежде, но решил, во что бы то ни стало, увидеть ещё один незнакомый мир. Он летел, сберегая силы, танцевал, пока не достиг середины степей. Там он увидел лошадей, и людей в крошечных домиках. У них не было океана, и не было моря. У них даже почти не было рек, где они могли бы ловить рыбу. Ветер пожалел их. Как жаль, эти люди не могут нырять и плавать подобно смелым морским котикам, или акулам. Как жаль, что они не выходят в море, чтобы наловить себе рыбы. И ветер остался с ними.

Днем он загораживал людей от палящего солнца, или развивал их волосы, смахивал пот с их лиц. А вечером он пел им. Он рассказывал им о тех краях, где побывал. О тех краях, мимо которых он пролетал. Он пел о море, о рыбах, и как мог, подражал шуму воды, чтобы люди не грустили вдали от моря. И люди в тех краях полюбили тот ветер. Они целовали его в ответ, протягивали ему свои руки, улыбаясь и закрывая глаза. Они слушали его песни и запоминали их, а потом пели их своим детям.

Ветер утихнет, однажды. Заснёт насовсем. Люди степей долго будут помнить его сказания и подражать его голосу. Они долго будут благодарить его за песни морей. А песни ветра будет жить в их детях, и в детях их детей. Они будут звучать в их душах голосом старого рыжего ветра, тёплым и хрипловатым.