Сапоги № 20. Раунд 3-й. Альфа+бета. Голосование!

Раунд 3-й. Сегодня последний день голосования! Не забудьте отдать свои голоса за лучшие миниатюры! Мы вас ждем!

Дорогие Жители Мастерской, на ваш суд представлены 7 замечательных соавторских миниатюр. Мы ждем читателей!

— проголосуйте за 3 лучших, на ваш взгляд, миниатюры;

— голосование участников обязательно. Автор альф и бет за себя голосовать нельзя;

— голосование продлится до воскресенья 27 июля до 23-59 (Время московское).

Авторы, проверьте правильность ваших альф и бет, пожалуйста!

1-3

Тем вечером над Москвой висели высокие, бледные, непроглядные тучи. Это, похоже, была вообще одна большая туча, покрывшая весь город: и Кремль с депутатами, многие из которых никогда в жизни не видели ни взятки, ни украденных денег; и бизнес-центры с менеджерами, не знавшими ничего интереснее телевизора; и панельные обшарпанные многоэтажки с бедными москвичами, гордящимися тем, что они москвичи, а не дикари Поволжья («мы — почти Европа!»)

Именно в этот злополучный час чёрный-чёрный «Мерседес» подъехал к зданию городской Думы. Из него вышли двое, чьи лица заставляли задуматься об их национальности – слишком нездешними они казались. Один из них был одет в синий костюм, на фоне которого ярким пятном выделялся охровый галстук, второй позволил себе чуть меньше официоза во внешнем виде – пиджак серого костюма был расстегнут. Серый пригладил лысину и уверенным, хоть и семенящим шагом, понес себя к главному входу, многократно смущая поверхность стеклянного фасада своей невысокой фигурой.

Этот темп удалось сохранить до двери второго этажа, хоть лысина заметно покраснела – годы брали свое. Табличка на двери гласила: «Юрий Николаевич Лужков» и, чуть ниже, менее позолоченными буквами: «мэр Москвы». Посетитель уверенно постучал, мгновенно вызвав высовывание светлых кудрей секретарши из-за едва приоткрывшейся створки предмета, о котором мы все догадываемся. «Юрий Николаевич свободен, заходите», — раздался женский голос, и створка полностью отворилась, пропуская посетителей лицезреть роскошный кабинет.

Сидевший в кресле Лужков увидел старинного друга, и лицо его прояснилось. После дружеских приветствий Церетели, а это был именно он, представил мэру своего, одетого в синий костюм, спутника. Тот оказался племянником скульптора. Суть визита, по рассказу Церетели, сводилась к следующему: племяннику необходимо «выйти в люди, а значит, мы совместно поставим в Зябликово — в других районах уже всё занято, — небольшую статую. Можно?» Ответ был ясен всем, и обмывание договоренностей из кабинета перешло в бар.

Проектируемая «небольшая статуя» на своей руке должна была иметь отель, бассейн и вертолётную площадку, а на другой – олимпийский стадион. Как говорится, «Аннушка уже пролила масло», и монголы уже подмешали в вагоны со свежим дрожащим белым чугуном, который заказали как раз на статую, силумин.

Все это требовало решений, смет, действий и беспрестанной муравьиной возни на месте предполагаемого строительства. Но, боги, боги мои! Коньяк в тот вечер творил чудеса. Как прекрасна под его ароматной вуалью была вечерняя Москва, раскинувшаяся за окнами бара! Как таинственны были ее улицы, переулки, тенистые парки и прочие объекты муниципальной собственности! Под звуки играющего в баре джаз-банда, подвыпившая компания ощущала неясное томление, что-то тихо пело внутри каждого из них и требовало выхода то ли на танцпол, то ли в даль туманную. Но бар, как назло, не располагал танцополом, и после недолгого обсуждения было решено прогуляться. В Зябликово, для детального осмотра места планируемого строительства. «В Зябликово хорошоо, яблони цветут!» — выразил общее мнение охровый галстук.

Черный-черный «Мерседес» нес своих пассажиров медленно, и неизбежная ночь стала их догонять. Поплывшие взгляды знакомой нам троицы скользили по сумеречным ландшафтам. Вот и Зябликово. Приехавшие стояли среди заросшего старыми яблонями участка, окруженного высотками, и с удивлением взирали на этот последний оплот старой Москвы в Южном административном округе. Здесь когда-то курились костры древних вятичей, текла речка Хмелёвка, здесь соловьи поднимали свои песни высоко к небу, и те падали потом неяркими звездами в тихую речную воду.

В воздухе витал тонкий аромат ночных яблонь, разбавленный горьким запахом горелых покрышек, доносившимся с ближайшей автострады. Звезды продышали в монолитной туче, покрывшей Москву, маленькие окошки и, моргая, поглядывали на белоснежные кроны старых деревьев. Приехавшим враз вспомнилась бабушка. Конечно, бабушки у них были разные, но все они жили почему-то в такой вот тихой местности. И маленькие Юрик, Зурабчик и тот, в охровом галстуке, топтали в ту пору едва заметные тропки своими круглыми пятками, подбирали крепкие бокастые яблоки и приносили своим бабушкам, чтобы услышать ласковое «внучок».

И это место, казавшееся таким родным и знакомым, в скором времени пойдет под нож экскаватора. Еще один монстр урбанизированного мира раскинет свои руки над красотой, тайной и негой этого крошечного пятачка земли, и его чугунная с примесью силумина стопа будет уверенно попирать вечные ценности и чьи-то душевные привязанности. Отель, бассейн, вертолётная площадка, стадион – все будет в его руках. «А в моих – судьба этого места!» — вдруг отчетливо понял Юрик, будто все еще различающий в мягких сумерках очертания бабушкиного дома. «Нет, уважаемые! – вымолвил решительно Юрий Николаевич. – На это я пойти не могу. Никаких статуй!»

«Юра, подожди… а как же монголы… чугун? Все поставлено», – растерянно спросил скульптор. Хозяин города с досадой повернулся к приятелю: «Зураб, в Москве несколько сталелитейных цехов, и поставка чугуна вагонами выглядит чистым… постмодернизмом. Вряд ли правоохранительные органы входят в число приверженцев этого жанра. Да и силумин в качестве легирующего компонента вызывает сомнения – вырисовывается коррупционная схема, да еще с участием Монголии!»

И вновь повернувшись лицом к брезжащему закатом пространству, мэр зачарованно выдохнул: «Слушай беззвучие… какая тишина!»

2-6

Пафнутий спустился через люк в потолке, сел на колченогую табуретку и завозился, устраиваясь. Весь он был пыльный и какой-то жёваный. Камуфляжная куртка запылилась, а потную бороду припорошила бетонная крошка. Пафнутий достал мятую флягу и принялся пить, гулко глотая и проливая воду.

— Чего? – неприязненно спросил Мефодий. Установка мелко тряслась, показатели плыли. Не сильно, не страшно, в пределах допусков, но… Нестабильность злила, равно как жара, затхлый воздух подвала и мерцание тусклого плафона. Генератор старый, не сдох бы!

— Президент спрашивает: всё ли в порядке, — сказал Пафнутий.

— Задрал он уже, твой президент, — сказал Мефодий.

— Наш президент, чтоб ему пусто было, — лениво выругался Пафнутий.

Пафнутий откинулся на стену.

— Когда голову вымоешь? – поинтересовался Мефодий. – Всю стену мне изгваздал. Разводы одни.

— Да, — мечтательно пробормотал Пафнутий, — баньку бы сейчас! Там река должна быть, слышишь? Или озеро, но река лучше! Широкая, медленная, чтобы рыба била хвостом и девки голые купались на закате.

— И чего ты в столицу не уехал? – стрелки, наконец, замерли на положенных местах. Гул сменился, теперь он не раздражал, а успокаивал, и даже Пафнутий казался почти человеком. И даже президент. – Поэт хренов! Стишки бы свои писал, в журналах их тискал, и девок… тоже тискал. На берегу медленной реки. Чего ты полез в революцию?

— Романтика, — сказал Пафнутий. – Свобода, равенство, братство. И девки сговорчивей, как патронными лентами обвешаешься. Всё в порядке? Что мне доложить-то? Скоро отправимся?

— Скоро, романтик. Не боишься, что рванёт?

— Я тебе рвану, — погрозил пальцем Пафнутий, — умник! Слушай, может, это враки всё? Может, и нет никакой страны обетованной? И переноса никакого нет? За пайку нам голову морочишь, гад?!

— Ладно, расшумелся, — на Мефодия снизошло спокойствие. – Дурака нашёл. Самоубийцу. За па-айку! – передразнил он Пафнутия. – Есть страна. И медленная река есть. И будет наша. Только скажи своему президенту…

— Нашему.

— Плевать! Скажи нашему президенту, что…

— Пафнутий! – раздался недовольный голос сверху. – Тебя за смертью посылать!..

Президент заглянул в люк, но спускаться не спешил. Мефодию снизу хорошо было видно, как трясутся три жирных подбородка — то ли от вибрации, которая наверху ощущалась сильнее, чем в подвале, то ли от страха. Маленькие злобные глазки уставились на ученого.

— А ты, как там тебя, долго еще будешь уголь жечь почем зря? Когда начнешь?

— Да хоть сейчас! – безмятежно откликнулся Мефодий. – Только вы там присядьте на что-нибудь, господин президент. Мало ли что.

— Господа – в столице! – хрюкнуло сверху.

Люк с грохотом захлопнулся.

— Он же просил называть его «товарищ президент», — укоризненно напомнил Пафнутий.

— Ну, кому и таракан – товарищ, — пробормотал Мефодий, щелкая тумблерами. На короткие металлические стерженьки были нацеплены разноцветные колпачки от шариковых ручек – и переключать удобнее, и легче различить, где какой. Синий и зеленый – вверх, три красных подряд – вниз… Еще синий… Стрелки указателей снова поползли, но теперь не абы как, а в едином ритме – переход начался.

Гул усилился, стены дрогнул, лампа в плафоне ярко вспыхнула.

Фляга брякнулась на пол. Пафнутий привстал с табуретки, но тут же сел обратно и вцепился в лестницу. Глаза у него стали круглыми, челюсть отвисла.

– Ты на рыбу похож, — хохотнул Мефодий, мельком глянув на президентского прихвостня.

— Эй-эй-эй! Ты чего!.. – просипел тот. – Уже что ли?

— Уже!

Стало тихо.

Ученый достал из кармана комбинезона чистый платок и вытер пот со лба. Все-таки тоже волновался – как пройдет? Да и жара эта!.. Нормально прошло. Он не спеша начал возвращать тумблеры в исходное положение.

— Чего сидишь? Иди уже, любуйся на свою речку.

Пафнутий недоверчиво поморгал, сглотнул, молча поднялся и медленно полез по лестнице. Выбравшись наверх, он обернулся и спросил ватным голосом:

— А ты?

— Я скоро, — откликнулся Мефодий. – Только зафиксирую стабилизаторы напряжения и генератор на всякий случай заблокирую.

— А, — протянул Пафнутий. – На всякий случай… Тогда понятно. Но ты, давай, не задерживайся! – и он скрылся из виду.

Через некоторое время крайняя на пульте лампочка зажглась и снова погасла – входная дверь открылась, выпуская наружу президента и его верного подручного, а потом закрылась за ними.

Мефодий посмотрел в маленький экран. Двое удалялись от замка. Кажется, под ногами у них была трава, а впереди расстилалась гладь широкой реки… Он отвернулся, потрогал пальцем синий колпачок – и вдруг, поддавшись внутреннему порыву, принялся быстро щелкать тумблерами: синий, три красных, синий, зеленый… Установка радостно загудела.

«Самая распрекрасная земля, — подумал Мефодий, — с этими двумя очень быстро превратится в ад. Или в бардак. А без них – глядишь, и дома все наладится. А Пафнутий пускай теперь своему президенту стихи читает. На берегу медленной реки!»

Стрелки плавно поползли по циферблатам – начался обратный переход.

3-5

Максим хмыкнул и вышел, не забыв хлопнуть дверью. Костяные нэцкэ на столе «мозгоправа» глухо стукнулись друг о дружку.

— Ирина Сергеевна, это из-за наших конфликтов с мужем? – Ольга нервно крутила слишком свободное для ее тонкого пальца обручальное кольцо.

— Это одна из возможных причин детской агрессии. Положительные эмоциональные связи между родителями разрушаются, ребенок напряжен, а напряжению нужен выход. Я сталкивалась с подобным, но ваш случай… – психолог развела руками, как бы пытаясь показать размер своего недоумения.

— Я, конечно, не психолог, — Сергей говорил спокойно, хотя было заметно, что эти женские размышления выводят его из себя. – Но Максим – пацан, а не кисейная барышня! Что странного, если он дает сдачи обидчикам, бросает в белок камнями? Я тоже так делал в его возрасте!

— Вы правы, такое поведения для мальчика вполне нормально. Однако шестилетние мальчишки обычно дерутся до первой крови, а не до отправки противника в реанимацию… И не каждый шестилетка будет с интересом анатомировать подбитую, но еще трепещущую белку. В Максиме меня настораживает редкая эмоциональная глухота. – Ирина сделала глубокий вдох, Сергей начинал ее раздражать.

— Я потратил немалую сумму на эти сеансы, мы следовали всем вашим рекомендациям, но ничего не меняется. Уверен, это возрастное: пацан хочет самоутвердиться, это пройдет! – Сергей стоял на своем. Ольга робко поглядела на мужа, но решилась возразить:

— Сережа, мы не можем ждать. Мы сменили три детских сада из-за конфликтов, соседи с нами не общаются после той драки во дворе, – от неприятных воспоминаний лицо ее пошло пятнами. – Надо что-то делать.

— Нам нужно научить Максима примерять чужую боль на себя, понимать, что у каждого существа своя история, свои радости и горести. – Ирина поставила одну из нэцкэ – малыша с воробьем – себе на ладонь. — Сейчас ваш сын очень одинок. Единственный известный ему способ общения с миром – агрессия. Я хочу предложить вам эксперимент… — Ирина отложила фигурку. Осторожно вынула из ящика стола и поставила перед родителями небольшую стеклянную сферу. Их удивленным взглядам предстал маленький город под прозрачным куполом – с прекрасным замком в центре, паутиной улочек, монетками площадей. Но улицы были пусты.

— Стоит ввести код активации, город заполнится жителями. Мальчик сможет не только следить за судьбами горожан, но и взаимодействовать с ними.

Игра оказалась захватывающей, покруче Драгон Эйджа, бродилки, в которой Максимка зависал часами дома, если не выбрасывался к друзьям на улицу. Можно было наблюдать сразу за всеми персами, а можно выбрать только одного и давать ему задания с пульта. Обычная жизнь людей показалась мальчику скучной, и он составил сценарий штурма города отрядами рыцарей. Воины безжалостно рубили всех на улицах захваченного города. Кровь лилась рекой по камням мостовой. Уши наполнялись лязгом металла, криками жертв.

Максим выбрал своим персом сурового кондотьера. На экране пульта возникали предложения программы. Если команд не было, воин действовал самостоятельно. Мальчишка спокойно созерцал череду убийств, жуя пончики, пока на экране не возникла сжавшаяся от ужаса собачонка. Удар меча прикончил ее. Программа опередила его. Раздосадованный Максим перезагрузил игру и повторил штурм города. И снова, после кровавой бури явилась собачонка, дрожащая возле кирпичной стены. И снова он убил ее. В третий раз Максим вдруг обнаружил себя собой, стоящим во дворе своего дома. Перед ним дрожала от ужаса та же самая собачка. Позади гоготали старшие ребята. Они требовали кинуть в собачку камнем. Максим кинул. Он боялся насмешек за трусость. Камень метко попал собаке в голову. Она страшно закричала каким-то неестественным детским голосом. Несколько камней от старших добили ее.

Он видит себя постарше и жестоко избивает своего одноклассника – бывшего друга. Тот лежит в луже крови, совсем как мальчишка-поваренок из игры.

Вот он в армии, попадает в дисбат за увечье, нанесенное духу. Он мутузил его кулаками как молодого торговца тканями в игре, посмевшего прийти на помощь женщине.

После армии Максим работает в милиции. В один не из самых приятных дней он и его сослуживец напились и случайно убили проститутку. Чтобы отмазать себя, нашли по картотеке недавно откинувшегося с зоны парня. Всю ночь его пытали, заставляя признаться в чужом преступлении. Под утро парень умер. Как же он был похож на того высокого ратника, которого Максим пытал в игре, требуя выдать ход в подземное хранилище.

Оставшись без работы, Максим бездельничает и живет на пенсию матери. Отца давно нет – ушел из семьи. Жены тоже не было. Денег не хватало даже на лекарства. Однажды, Максим разозлился на мать за отказ дать денег и замахнулся кулаком. Вдруг он увидел ее глаза. Глаза убиваемой собачонки. И он сам стал той самой собачонкой, которую собираются убить. Он видит перед собой себя самого – маленького Максимку, который в смятении делает свой выбор.

— Не надо! Не хочу! – кричит маленькая собачонка.

— Не надо! Не хочу! – кричит Максимка.

И вместе с ним кричит все вокруг. И раскалывается на мелкие куски сфера.

…

— Видишь сама, до чего доводят эти компьютерные игрушки? – Сергей осуждающе взглянул на жену. – Парень еле успокоился.

— Вижу…, — Ольга поправила одеяло на спящем сыне и удивленно огляделась вокруг. – А это здесь откуда?

На полу лежали, разбросанные в беспорядке, нэцкэ.

4-2

Когда вода ушла в океан, Горн позвал маленькую девочку на прогулку, вместе с замком, заполненным спасёнными горожанами. Сбылась мечта крошки Оливии. Ей часто снилось, что дворец может путешествовать.

Первым делом на привалах Горн мастерил себе каменное ложе, обмазывал его глиной и устилал деревцами. После отдыха Великана парочка-другая горожан из замка оставалась жить на получившемся острове. Они строили дома, возделывали землю, сажали сады.

Вскоре Край опять стал обжитым и цветущим.

Маленькая принцесса подросла, и Великан понял, что пришло время возвращаться.

Он выбрал самый большой вулкан в округе, снял с него шапку горы. Над озером лавы нажарил себе с десяток китов и подошёл к открытому люку в подземный мир. На люк он поставил гору от вулкана, а к вершине горы приладил замок Оливии. В жерле Великан смастерил подъёмник и горку-серпантин для быстрого спуска.

— Горн! Я, принцесса Оливия, от себя и от лица своего народа благодарю за помощь, оказанную государству в трудный для него час!

— Оливия, ты можешь приходить ко мне в гости в любое время. Спустишься вниз и три раза позовёшь меня по имени. Буду ждать тебя, маленькая проказница.

И он задвинул люк вместе с горой и замком, закрыв вход в подземный мир.

Оливия, как всегда по пятницам, взмыла в небо на воздушном шаре, посмотрела на реки в руслах берегов, цветущие луга, домики под черепичными крышами, и горючая слеза упала с небесной высоты. Как по волшебству, на этом месте забил из-под земли горячий ключ.

Принцесса вспомнила, как она встретила Горна.

А начиналось все так.

…Когда Оливии исполнилось пять, наставники вызвали лекарей из Ордена Магов. Ведь не может быть, чтобы в настоящей принцессе не было и капли волшебства?

— Увы, — развёл руками главный лекарь, древний старик в остроконечной шапке, украшенной звёздами. – Мы не знаем, что делать с принцессой. Наверное, она просто не хочет колдовать.

И маги уехали, страшась гнева горожан.

— Принцесса ненастоящая! – кричали мальчишки на улицах.

Наставники ничего не сказали, но Оливия поняла: что-то не так. Стряпуха стала неласковой и не угощала уже сдобным пирожком, лакеи задирали носы, а садовник даже перестал здороваться.

Оливия выбежала из замка, где никто не мог её увидеть, и топнула ножкой.

— Почему меня никто не любит? – прокричала она. – В чём я виновата?

Но небо молчала, и камни в стене замка молчали, и даже дремучий лес за полем не проронил ни слова.

— Я их тоже теперь не люблю, — сказала девочка. – Пусть им будет плохо.

Подул ветер, и в траву упали первые капли холодного дождя.

Ливень лил весь день и всю ночь, и ещё десять дней без остановки. Дальние фермы затопило. Крестьяне семьями шли и шли, убегая от воды. Оливия принимала всех, потому что чувствовала себя виноватой. Зло на людей ушло, зато появился страх: что же ей теперь делать?

С каждым днём в Замке было всё хуже. Люди угрюмо сидели на узких улочках, коровы мычали, овцы блеяли, а воздух пах навозом. Однажды в пятницу к Оливии пришли слуги.

— Прости нас, великая волшебница, — сказал за всех садовник и упал на колени. – Мы ошибались. Сделай же что-нибудь! В замке скоро не останется еды, розы в саду погибнут от дождя, а фермерские коровы съедят твои любимые фиалки.

Воздушный шар тоже промок и не хотел расправляться, но Оливия всё же смогла взлететь в небо.

Вокруг Замка расстилалась бескрайняя водная пустыня, лишь на горизонте были видны высокие горы.

Оливия хотела улетать, но тут вода под воздушным шаром взбурлила, и оттуда показалась огромная голова.

— Какой непорядок, — сказал Великан. – Что тут произошло?

— Не знаю, — сказала Оливия и заплакала. – Мне показалось, что меня никто не любит, и я пожелала плохого. Мне теперь очень стыдно, и я не знаю, что делать!

— А в океане почему-то стало меньше воды, — сказан Горн. Так, оказывается, его звали. – Я знаю, как всё исправить. Но придётся поработать.

Он достал из-под воды огромную лопату – для себя, и совсем маленькую лопатку для Оливии. Затем он посадил принцессу на плечо и пошёл в сторону гор.

Всю ночь они копали. Утром первые ручьи побежали с гор – с внешней стороны.

— Всё можно исправить, — сказал Горн. – если как следует постараться!

5-7

Солнце и ветер нежно ласкают золотистую кожу. Ты лежишь, немного зарывшись в белый песок сказочно красивого острова. Волны осторожно подбегают и щекочут твои ступни. Пальмы шелестят и заботливо набрасывают на тебя кружево тени. Я лежу рядом и смотрю на тебя. Ты так красива, что не хочется даже на миг отвернуться, закрыть глаза. И ты прекрасна не только телом, но и душой. Во многих мирах, которые я создавал, ты была бедной, уродливой, умирающей от страшных болезней, но всегда оставалась прекрасной изнутри, словно кусочек драгоценного камня под толстым слоем глины.

Я – центург, демон высшего разряда. Житель великой пустоты и хранитель темного вещества. Я и мои собратья улавливаем искры, истекающие из вечного начала. Эти частицы, начиненные божественной сутью, подвергаются испытанием жизнью в тех мирах, которые мы специально воссоздаем из темной материи. Страх, жадность, предательство и многие другие вибрации низшего порядка забирают у душ их божественную энергию, и мы присваиваем ее для своих собственных нужд. Иногда душа становится полностью пустой и теряет способность к дальнейшему движению. Мы обычно ее используем в качестве статистов в мирах для других испытываемых душ.

Заряженная божественной сутью частица, после испытаний вплетается в ткань света, становясь частью Бога и насыщая его своими эмоциями и переживаниями. Каждый миг Бог умирает, порождая шквал искр, и возрождается вновь, соединяя частицы в новой композиции, составляя грандиозную симфонию огня и красок. Каждая новая композиция отражается в каждой частице, в каждом новом цикле перерождения.

Я уловил тебя, летящую в безмерной пустоте, обычную искорку. Я мучил тебя тяжелыми испытаниями. Ты проходила все испытания достойно, не теряя ни капли божественного заряда. В прошлой жизни тебе пришлось пожертвовать собой, чтобы спасти многих. Ты зажгла своим огнем опустевшие души и дала им надежду на обретение божественного света. Ты зажгла меня надеждой на то, что мои длительные поиски подходят к завершению. По древней, как сам мир, легенде каждому центургу рано или поздно встречается сверхсильная душа. Совершив с ней обряд инициации, он переходит на новый, совершенно иной уровень могущества. Об инициированных демонах мало что известно: они становятся невидимыми и недосягаемыми для остальных. Считается только, что они участвуют в самых сокровенных процессах зарождения искр.

Теперь, видя, как ты проходишь последнее испытание – испытание роскошью и властью, я понимаю, что мой выбор был верным. В этом мире ты – единственная дочь короля-тирана. С детства армия слуг, сбивая босые ноги на золоченых лестницах дворца, бежала исполнять любой твой каприз. Все они боялись, что за промедление их выгонят за ворота замка. Туда, где царила вечная, беспросветная нищета.

Ты быстро поняла несправедливость этого мира и, как я и ожидал, решила с ней бороться. Но даже я не думал, что ты возьмешься за это с таким рвением. Воспользовавшись первой же удобной возможностью, ты взяла власть в руки и принялась строить все на свой лад. Видя, что твои соперники слишком слабы, я сам принял человеческий облик и встал на их сторону, чтобы всячески тебе мешать. Я похищал твоих единомышленников, портил переговоры с соседними странами. Но ты не сдавалась. А когда стало необходимо, еще раз преодолела себя, обольстив меня и убедив стать твоим союзником.

Позднее я раскрыл тебе свою суть, но и это тебя не испугало. Наоборот, ты заинтересовалась, как получить такое могущество, сама сделав первый шаг в мои сети. Я рассказал про инициацию, добавив, что, пройдя ее, получишь часть моей силы. От такой перспективы ты не смогла отказаться.

И вот я, наконец, увез тебя на этот прекрасный пляж. Здесь нам никто не помешает, и я готов начинать. Концентрируя свою энергию, я поднимаю руку, и через мгновение над ней появляется сфера колеблющегося воздуха.

– Я могу показать любое место. Что бы ты хотела увидеть? – спрашиваю я, едва не добавив: «покидая этот мир».

– Свой дом.

– Смотри! – отвечаю я, и на моей ладони появляется видение королевского замка. Несколько минут мы любуемся его светлыми башнями. Однако я начинаю терять терпение: слишком долго я ждал этого момента. – Пора.

Ты уверенно шагаешь ко мне. И сразу же сфера увеличивается, превращаясь в мерцающий купол, который отделяет нас от внешнего мира. Он переливается разными красками, в нем начинают преобладать теплые оттенки. Когда весь купол станет красным, я подчиню себе твою душу и достигну, наконец, столь желанного величия.

Я вижу, ты улыбаешься, и это смягчает мысль, что я обманул тебя. Ты берешь меня за руки, вызывая во мне новое неизведанное чувство… Чувство потери контроля над куполом. Из ярко оранжевого, цвета восходящего солнца, он внезапно становится почти прозрачным, потом желтым и начинает пульсировать между этими состояниями. Я напрягаюсь, но не могу ничего изменить. А ты продолжаешь улыбаться.

– Кто ты?

– Я ангел. Ангел света. Я контролирую энергию, выходящую из вечного начала, и слежу за тем, чтобы она никогда не иссякла. Ты и так забрал ее слишком много. Пришло время возвращать.

– Отпусти!!! – кричу я, а ты все улыбаешься, растворяясь в мерцающем мареве.

6-1

Всю свою пятилетнюю жизнь Тёмик мечтал жить в замке. Он мечтал так долго и старательно, что мысленно уже выстроил этот замок — высокий, светлый, с легкими синими башнями. Тёмик придумал каждую комнату, каждую лестницу.

Для мамы Тёмик устроил большой парк с фонтанами, беседками и клумбами. А ещё — кухню, которая сама закупает продукты, готовит еду и моет посуду — пока мама гуляет в парке. Для папы был придуман огромный гараж, где стояли разные красивые машины и даже самолёты. Старшая сестра Юля любила танцевать и занималась в балетном кружке. Тёмик решил, что для неё лучшим подарком будет бальный зал. И, конечно, у каждого была своя спальня, светлая, с огромными окнами, из которых был виден парк.

Свою комнату Тёмик поместил на самом верху самой высокой башни. Эту башню кольцом окружал балкон, а к перилам был привязан яркий воздушный шар с большой корзиной — чтобы можно было подняться ещё выше и любоваться небом, морем и зелёным лесом.

Синие башни снились Тёмику по ночам. А утром, проснувшись, он огорчался. Потому что квартира, где он жил с мамой, папой и сестрой, ничем даже не напоминала замок. Это была крошечная квартирка, в которой была только одна маленькая комната. Папа предлагал сделать для Юли и Тёмика отдельную комнатку из кухни (ничего, что там нет окошка, можно вкрутить лампочки поярче), а кухню вынести в прихожую. Но мама грустно сказала, что в их прихожей поместится только игрушечная печка, на которой можно приготовить только игрушечную еду. Поэтому кухню решили оставить на месте. И только на ночь ставили там маленькую раскладушку для Юли. Раскладушка как раз помещалась между столом и печкой.

И вот, пришёл папа однажды домой с работы. Усталый-усталый, но довольный. Говорит, в выходные пойдём по настоящему замку гулять. Добыл он от профсоюза семейную экскурсию, и сказал ещё много взрослых и непонятных слов, к которым Тёмик всю жизнь живя в одной квартире с родителями привык. Безусловно, это была прекрасная новость — посмотреть, в каком замке они будут жить, а может даже выбрать получше. Только сестра отказалась. Говорила, идёт с друзьями, а куда — непонятно. А Тёмик до одиннадцати ещё бегал по квартире кругами и орал про каких-то дворецких.

Долго-долго длились эти два дня, а особенно ночь на субботу. Тогда Тёмик, хоть родители ему и запретили, поставил все будильники в доме на четыре часа утра. Именно тогда, по его мнению, начиналось завтра. Теперь была самая трудная задача — все будильники надо выключить. С часами-то понятно, нажал на пимпочку и они замолчали, а с электронными и теми, что в телефоне? Надо же зайти в меню, проверить, включён ли повтор, выключить сам будильник, потом всё ещё заблокировать, а остальные будильники трещали, умолкать и не думали. Но наконец-то со всеми механизмами было покончено, хоть папин телефон не удалось отключить, и пришлось засунуть его под подушку, там его верещания было почти не слышно. Изрядно умаявшись с аппаратурой, Тёмик решил разбудить родителей, которые, пока он трудился, нагло спали. Это надо было исправить, поэтому оседлав папино пузо Тёмик завопил «Паапааа, пораа в зааааамооооок!!!» и начал прыгать н бедном отце, на что получил в ответ лишь сонное «Угу». Наконец после трёх часов ора, прыжков, развороченной кучи маминых «Кёрчеровских» кастрюль, найденной в потайном месте и перепрятанной коробки конфет все были в сборе.

К замку вела скучная и долгая двухчасовая дорога. В окнах были только лес и поля, на которых даже никто не пасся. Ни городов, ни живности, ничего. Дорога, реклама, пробки. Папа затянул свою любимую дорожную песню, состоящую из двух слов «ненавижу дачников», которые пел на все известные ему лады. Но кое-как они добрались до замка.

Тут же мама купила бормотальную машинку, которая тихо-тихо что-то себе бормотала. Тёмик чуть-чуть послушал, удостоверился, что ничего интересного она не скажет и побежал смотреть замок.

Конечно, снаружи было красиво, там и башни, вход в которые был перегорожен верёвочкой, но Тёмик решил, что один-то раз можно и по разу перелез через все верёвочки, которые нашёл. На башнях только одно плохо — высоко и падать страшно. Зато внизу, во рве паслись козы. Пробежав по стене два раза, Тёмик увидел, что мама со своей бормоталкой остановилось у третьей башни, и решил, что надо посмотреть и внутренности замка. Только там было очень холодно. Зато в одном подвале оказалась дохлая крыса, но пока её пинаешь родители и до конца стены не дойдут.

Поэтому присел Тёмик на лавочку под солнышком и сам не заметил, как уснул.

И снилось ему, что сидит но в своём замке, вокруг зима, из окон снега в коридоры намело, ветры страшно-так воют, из подвала трупами пахнет, а мама там, в своём замке одна. И папа один. А сестра на дискотеку ушла, потому, что танцевать одной в пустом зале скучно. Молнии прямо в крышу бьются, страшно. А если пол провалится, то далеко ли будет падать? И во что играть, если мама не зовёт кушать? Так тоскливо Тёмику стало, что он даже проснулся.

Родители уже почти прошли всё до конца, но в финальном зале задержались «всего на пол часика» по маминому выражению. Всё это время Тёмик талдычил нудным голосом «Ну пошли уже, ну пошли уже…»

Был уже вечер, когда Тёмик вернулся домой. И так было приятно ощущать, что вот он, дом, маленький, уютный, тёплый. Протянешь руку — она наткнётся на полезную вещь. Протянешь ещё — другая полезная вещь. Не, не нужны ему никакие замки, лучше своё, да скромное.

7-4

– Ваше величество! Ваше величество, подождите меня! – Мелвин, первый советник, тяжело дыша, старался не отставать от широко шагавшего впереди короля. Мужчины миновали дворцовые ворота и вышли на залитую солнцем площадь, когда советник, наконец, поравнялся со своим спутником и скороговоркой выпалил:

– Ваше величество, вы с ним только не горячитесь, у нас ведь урожай на носу, кто погоду предскажет?

– Надо будет, сам предскажешь, – резко ответил король, не сводя взгляд с противоположного края площади. Там возвышалась обитель придворного чародея. Неуклюжее строение в виде колонны, облепленной маленькими башенками, напоминало сухое дерево с обломанными сучьями.

Взбежав по ступеням, король грохнул кулаком в дверь.

– Фариман!!! – окрик поднял в воздух голубей, дремавших в тени башни, – Бросай свои никчемные делишки и спускайся. Я жду!

Дверь открылась, на пороге появился невысокий бородатый старик и сразу отступил назад, приглашая войти.

– Э нет, лучше ты к нам! – с этими словами король схватил чародея за бороду и вытащил на крыльцо. Свободной рукой достал из кармана небольшой предмет, поднес его к лицу старика и с нескрываемой злостью спросил, — Твоя работа?

На ладони стоял… замок размером с яблоко. Белоснежные стены, изящные башни с окнами цветного стекла — даже такие размеры не могли скрыть его красоту. Над замком развевался крошечный красно-желтый флаг. В такие же цвета был окрашен отделанный мехом плащ правителя.

– Чего молчишь?! – король тряхнул чародея.

– Ваше величество, позвольте, я с ним поговорю, – почтительно вмешался советник. Он хотел помочь старику, которого и в лучшие времена обвиняли во всех бедах, а теперь… Горячие новости распространяются быстро, и уже к полудню каждая посудомойка знала, что ночью чародей Фариман, осваивая новую книгу заклинаний, превратил любимый замок короля Конрада в детскую игрушку.

Негромко, почти ласково Мелвин обратился к старику:

– Фариман, скажи нам, что случилось. Может быть, ты ошибся с заклинаниями и мог бы это исправить?

– Я не ошибся, – так же тихо ответил Фариман. Потом твердо посмотрел на короля и повторил: — Здесь нет никакой ошибки. Я не произносил заклинание.

Король испепеляющее посмотрел на чародея, потом повернул пунцовое лицо к первому советнику:

— В полдень воскресенья замок должен иметь прежние размеры. Не выполнишь — не сносить головы ни тебе, ни чародею.

Мелвин вернулся в разбитый на скорую руку городок из шатров и направился к палатке главного королевского казначея.

— Фариману по личному указу короля, помимо жалования, было выданы диковинки, привезенные из последнего военного похода: два гадательных золотых блюда, бутыль с живой водой и новая книга заклинаний в роскошном золотом переплёте. Я лично выдавал чародею все эти вещи.

Советник решил еще раз поговорить с Фариманом. Старик пригласил Мелвина в покои, украшенные диковинными вещами и сухими травами.

— Фариман — начал советник – Получал ли ты у казначея новую книгу заклинаний?

— О, да, господин первый советник. Это страшная книга. Я замуровал ее в тайном месте, о котором не знал никто, кроме немого рабочего, устроившего мне эту тайную нишу в скалах. А вчера утром обнаружил, что ниша пуста. Беда в том, что новая книга сама может выбрать себе хозяина и влиять на его поступки. Когда я понял, что книгу необходимо уничтожить, она решила покарать меня.

Мелвин, решив, что чародей действительно от старости стал слабеть умом, вежливо расстался с магом, и, надев плащ с капюшоном, направился в рабочий квартал. Немой рабочий побледнел и символами стал показывать, что он ничего не знает. Однако, получив горсть золотых монет, рабочий согласился выдать того, кто спрашивал его о тайнике. В дорожной пыли он палочкой написал «это были Вы».

Через три дня на площади собралось всё население города, что бы посмотреть на казнь старого чародея и первого советника короля. На пьедестале, рядом с плахой, стояла причина казни — маленькая копия замка с развевающимися флагами.

— Жители нашего славного города! – с достоинством начал старик-чародей, но голос его предательски дрожал. — Я всегда верой и правдой служил королю. Моими знаниями королевские поля давали по два урожая в год. Королевские угодья полнились дичью, мор и чума обходили наши земли стороной. Но мои заклинания просты. Не я заколдовал замок славного короля Конрада. И расколдовать его не в моей власти.

Король знаком показал смерть. Сверкнул топор, ахнула толпа. И тут же замок начал расти. Двое расторопных слуг схватили быстро увеличивающийся дворец и понесли его на место.

— Мой замок вернулся! – не сдержал радости король. — Фариман все же спятил на старости лет! Похороните его с почестями. Радуйся, Мелвин! Я оставляю тебе жизнь, но перевожу в должность чародея – должен же кто то предсказывать погоду! – подмигнул советнику король, покидая место казни.

Мелвин вздохнул понуро и тут ощутил тяжесть на поясе. Раздвинув края одежды, он с удивлением обнаружил пристегнутую золотой цепочкой к поясу малюсенькую книгу. На роскошном золотом переплете сияло рубиновым светом вычерканное око.