Два сапога №6, голосование

1.

3.

5.

1

(2334 зн)

Ох, девки, и заморочил он меня! Или сама я заморочилась, так честнее будет. Он-то и слова не сказал, на меня не смотрел поначалу, но… Я его впервые увидела, когда он на лестнице стоял, с другими парнями. Стоял и курил. Мимо пробегаю, и, верите или нет – не куревом от него пахло, а настоящей военной кожей! Глупость, скажете, где за секунду почувствовать? А вот так! Мне этот запах с детства знаком, папкина портупея так пахла, когда он с дежурства заходил, перекусить. Подойду сзади, обниму за спину, прижмусь и вдыхаю, вдыхаю… Не было ничего роднее!

Остановилась я площадкой ниже. Сердце колотится, и в глазах темно! Попалась, дурочка, как кур в ощип. Стою, в сумочке ковыряюсь, будто потеряла чего, тут застучало сверху: крок-крок, заскрипело: шркэп-шкрэп; глаза наверх скосила – точно! – он спускается. В этаких брутальных берцах, а что ещё на нём надето, я не заметила, взгляд боялась поднять. Мачизм, девушки, полный, если кто понимает!

Шкрэп-крок, он дальше прошёл, даже головы не повернул, только стриженый затылок мелькнул, такой, девчонки, настоящий мужской военный затылок, что в животе заныло!

Неделю я за ним бегала, пока не познакомилась. Имя у него чудное оказалось – Аристарх. И взгляд… Такой… надёжный! Я сразу решила, всё сделаю, чтобы он на меня так смотрел, всё, о чём в книжках читала, на дисках видела, о чём даже думать стыдилась. Зато буду знать, что и он для меня – всё. Всё и ещё немножко больше.

И он это почувствовал.

— Пойдём, — говорит, — солнышко!

А вокруг – июнь и тополя. Иду и понимаю: скажет, и прямо на улице раздеваться начну, и плевать, что люди кругом!

— Рано, — говорит, будто мысли читает.

Не помню, как дошли.

Тумбочку в прихожей помню, цветным шёлком застеленную. Берцы его помню, что он туда поставил.

— Теперь пора, — говорит, и в комнату прошёл.

Стою я, девочки, в прихожей, совсем раздетая и на всё согласная. Сзади ветерок поддувает, словно дверь не закрыли. Тут он выходит, в белой рубахе до пят, босой, и смотрит на меня печально и строго. Даже чуточку обидно стало, не так на голых девушек смотреть положено.

— Веришь мне? – говорит.

Я киваю – голос вдруг пропал.

— Тогда пойдём! – и подаёт такую же рубаху.

Напялила я этот балахон, он меня за руку взял.

Один шаг сделали. Вокруг осень, лес и туман. Рядом никого. А в тумане – белые тени и голоса:

— Ау, солнышко, выходи, не прячься!

2

(1891 зн)

Здесь было светло и уютно. Разомлев от нежного массажа, умытый и вытертый насухо, Лефт смирно дремал, несмотря на непривычно высокое расположение места, выбранного для их с братом отдыха. Ложе было с любовью оформлено красивыми разноцветными тканями, живописными складками спадавшими до самого низа возвышения. Крем, втертый в кожу, источал приятный запах, а внутри ощущалась легкая непривычная пустота, как у новорожденного.

— Нет, ну я сейчас точно кому-то с носака! — ворчливый возглас брата вывел Лефта из состояния отрадного покоя.

— Ну что тебе снова не так? — спокойно, стараясь скрыть негодование, спросил он.

И главное, близнец вообще валялся набоку, и по всем признакам тоже должен был бы испытывать если уж не полный покой, то во всяком случае, никак не агрессию к окружающей обстановке. «Совсем расшнуровался братик...» — подумал про себя Лефт.

— Ага, думаешь если нас умыли, как покойников, то готовят какой-то праздник?! Наверняка затевают какую-нибудь пакость! — Райт был неисправим. Он во всем видел только плохое, и при этом всегда норовил быть на полшага впереди, оставляя рассудительному и вдумчивому Лефту функцию замыкающего.

— С чего ты взял? Вон, видишь, как уважительно все нас рассматривают, даже вроде рисуют наши портреты, — Лефт был гораздо умнее Райта, потому-что в доме Хозяина из прихожей, где их оставляли, ему был виден кусочек гостиной с работающим телевизором, и он часами впитывал все, что там показывалось.

— Глупый ты, Лефт! Мы же крутые берцы, просто нас все хотят, даже эти, как их… ну бабы, словом, — Райт, несмотря на зеркальную похожесть с братом, духовно был весьма от него далек. Видимо, привычка Хозяина наносить удары правой ногой куда попало сказалась на его умственных способностях… — Кста-ти, а тебе видно вон ту, что на соседнем стуле сидит? Да ты глянь, она же голая совсем, зараза! Вот я бы ее обу-ул…

Он был к тому же еще и хамом.

3

(1885 зн)

Свечи, заботливо расставленные служанкой по всей комнате, уже догорали. Стояла тишина – иногда доносились только всхлипывания Кэт в соседней коморке. Такой мужчина, но достался не ей, а госпоже! После порыва страсти атласное красно-синее платье Миледи оказалось на стуле, и ботфорды Д'Артаньяна почему-то – тоже…

Любовники отдыхали на белоснежных простынях. Ее голова покоилась у него на груди.

— Ты действительно меня не любишь, дорогой? – нарушила молчание Миледи.

— Нет. Сударыня, сегодня я пришел к Вам в последний раз.

— Но почему? Неужели из-за этого? – Она указала на лилию на своем плече.

— Да. Вы прекрасно понимаете, что мы не можем быть вместе. Надо мной будет смеяться весь Париж! Лучше закончить все сейчас. Дворянскую честь никакими дуэлями не отмоешь от связи с Лильской воровкой…

— Я не воровка! – с жаром ответила Миледи, — Это просто след от мужской жестокости! Ни ты, ни твой друг Атос не поняли этого! У меня тоже есть своя гордость! И она была сильнее боли, когда палач, разжигая жаровню, говорил: «Выбирай, с кем ты будешь – или со мной, или ни с кем».

— Хотя… — промолвила она уже спокойнее, — Ты прав. Париж не переубедить. Кто я такая, чтобы требовать от тебя таких жертв? Заклейменная шпионка кардинала, или фрейлина королевы – для любого рыцаря выбор очевиден.

ДАртаньян вздохнул:

— Фрейлина королевы и знать меня не желает. Констанция считает меня пьяницей, которого интересуют только дуэли да посиделки в трактирах с дружками…

— Ей, как и любой женщине, нужен герой… Человек, способный на подвиги. Соверши что-нибудь для нее – и дама сердца будет у твоих ног!

— Подвиг?

— Да, любимый! Я настолько желаю тебе счастья, что это будет моей последней услугой. Завтра я приглашена на аудиенцию к кардиналу. И я скажу ему нечто, что пока известно только нескольким людям. Сегодня королева встречалась с Бекингемом и отдала ему на память подвески, подарок короля…

4

(2489 зн)

Я отчаянно старалась слиться с мокрой, холодной листвой поваленного дерева и перестать дышать. Дико хотелось вскочить и бежать без оглядки, оглашая болото громким визгом. В груди пленённой бабочкой билось сердце. Мне казалось, его стук слышит вся окрестная нежить.

Призрачная фигура утопленницы неумолимо приближалась к моему укрытию. За ней следовали её подруги, ещё более смазанные силуэты. Только сейчас я поняла, каким глупым было моё решение. Я пришла на болото, чтоб поговорить со своей сестрой близняшкой. Узнать, как она погибла. Я нашла её, вернее — это она меня учуяла и окликнула подруг. Они загонят меня как дикого зверя, замкнут в кольцо. Глядя на синее лицо сестры я отчётливо поняла — могу скоро стать такой же. Увидев её, я осознала — это уже не моя сестра, это нежить, умертвие. Что они со мной сделают? Утопят? Разорвут? Пока они не видят меня, но это не продлится долго. Боже, что будет с нашей бедной мамой. Потерять двух дочерей за месяц. Я не могла не прийти сюда. Мы с сестрой всегда хорошо чувствовали друг друга. Она не могла утонуть случайно или тем более утопиться! Мы знали болото как свои пять пальцев, даже в детстве не проваливались в трясину, когда ходили с мамой за морошкой. И уж конечно Наина не пошла бы в самое сердце топи, место обитания утопленников и другой нежити.

Через день после пропажи Наины, её вещи: сандалии и платок, нашли далеко на болоте, староста деревни принялся убеждать всех, что произошла трагическая случайность. Либо девица утопилась сама, от любви неразделённой. Маме было слишком тяжело искать причины, её сломило горе. А я хоть и выть была готова от потери, всё же увидела, как бегали у старосты глаза. От чего бы? Он старался не смотреть в глаза моей маме и мне. Бормотал о глупых девицах, шастающих по болотам. Обычно же, он вёл себя самоуверенно и иногда по-хамски. Такая резкая перемена поведения меня насторожила. Я решила выяснить, как погибла сестра, у неё самой.

Тело затекло от неподвижности, но пошевелиться я боялась. Засмотревшись на приближающихся утопленниц, я не заметила другой опасности. Меня схватили за волосы сзади, пытаясь вырваться, извернулась и увидела напавшего на меня — болотника. Небольшой, костлявый, покрытый тиной он оскалил пасть полную острых клыков и заорал:

— Девчонки вот ваша добыча, я её поймал!

Подошли “девчонки”. Умертвия радовались и тянули ко мне синюшные, распухшие руки.

Я забилась в лапах болотника и закричала.

— Наина! – позвала я в отчаянии.

— Фаина? – удивлённо спросила сестра.

5

(1687зн)

Говорила я родителям, что не люблю семейные поездки на природу. Каждый год одно и то же, либо комары загрызут до смерти, либо промёрзну до костей, а зачастую просто скучно. Wi-fi нет, 3G дорогой, да и не ловит в этой глухомани ни черта. «Нужно дышать свежим воздухом», — из раза в раз повторяли они. «Это будет последний»,- надеялась я, запихивая рюкзак в багажник автомобиля.

Ехали довольно долго, в незнакомое мне место. Оказалось, мама решила попробовать новое место для поиска и собирания грибов. Подруги ей посоветовали, будь они не ладны. После пары часов безуспешных поисков, я вдруг обнаружила маленький грибочек под пеньком. Подобрав его, чуть дальше заметила ещё один, и ещё, и ещё. Так увлеклась этим делом и не поняла, что потерялась. Я была в совершенно в не знакомом месте, и чувствовала, что звать на помощь бесполезно. Оказалась на большой поляне, окружённой тёмным, злым лесом. По коже поползли мурашки, и стало зябко. Посередине поляны лежало не естественно огромное, подгоревшее, дерево. Из этой пугающей чащи услышала голоса. «Наверно это мои родители», — подумала я. Пулей рванула через всю поляну, туда, успела добежать до злополучного дерева и увидела это…

Тени от деревьев, отрываясь от земли, превращались в силуэты людей, а затем, получив форму, становились полупрозрачными и более или менее похожие на людей. Они видели меня, хоть я и не была в этом уверенна на сто процентов, но чувствовали моё присутствие точно. Я спряталась за ветви дерева, разве это поможет? От этой жути хотелось бежать, но ноги отказывались, а после, по полянке прокатилось эхо. «Помоги, прошу, ты нам нужна…», — и это повторялось снова и снова. Онемела и похолодела, неужели это конец?

6

(2083 зн)

Мама! Ты где, мамочка? Мне холодно и страшно. У меня отобрали одежду и увезли куда-то. Я не понимаю, где я, мама. Они оставили меня в очень большой комнате, заставленной каталками с людьми. Мама, это был морг? Мамочка, мне сказали, что ты умерла, почему ты меня оставила, мама? Где я? Вокруг все серое, ни одного цветного пятна, только черное, белое и серое. Черный лес, серые тучи, белый туман. Я помню, мама, лес и трава должны быть зелеными, деревья — темнее, трава — ярче… Небо, оно ведь голубое, мама? Даже тучи — и те ведь не серые. Но «зеленые» — это что? Ярче — это как? Что такое «голубое»? Я помню эти слова, умею их говорить, но что они значат? За ними нет образов. Я знаю о существование цветов, знаю их названия, но не знаю, что это. Мама, мне страшно. Я чувствую только холод, мама. Только холод. Ни цвета, ни запаха… Мама, ведь в мире существуют ароматы? Ведь у травы есть запах, и у ветра… я помню, я любила розы, а ты смеялась, любуясь полевыми цветами. Ты говорила: «Малышка, когда-нибудь тебе надоедят все эти розы, тюльпаны, хризантемы, а вот аромат полей не надоест никогда, малышка». Мама, что такое аромат? Почему здесь ничто не пахнет?

Эти люди приехали и забрали меня из дома, мама, это всё, что я помню. Забрали, и я лишилась всего, мир в тот же миг стал холоден и сер. Где я, мама? Я знаю, ты слышишь… Я вижу тебя, мама. Тебя и других. Вы зыбкими тенями бродите по полю, то сливаясь с туманом, то вырываясь из него. Мама, ты же жива? Поговори со мной, мама. Поговори…

Ты молчишь, мама. Но я точно знаю, здесь есть звуки. Я слышала голоса, но не понимала слов. Я слышала голоса, когда бежала сюда.

Эти ветки, мама, они не пускают меня. Мокрые, холодные, черные ветки. Склизкие, гнилые. Они цепляются за мою рубашку, не дают пройти к тебе. Помоги мне, мама, я запуталась. Я не могу пройти к тебе и не могу вернуться, я увязла в ветвях, они облепили меня, вцепились, будто живые. Мама, мне холодно. Мне страшно, мама. Эти ветки, они тянут из меня тепло. Мама, не уходи, куда ты? Почему вы таете? Туман… откуда этот туман? Он обволакивает меня, ласкает, греет…

Свечи, заботливо расставленные служанкой по всей комнате, уже догорали. Стояла тишина – только иногда доносились всхлипывания Кэт из соседней каморки. Такой мужчина, но достался не ей, а госпоже! После порыва страсти атласное красно-синее платье Миледи оказалось на стуле, и ботфорты Д'Артаньяна почему-то – тоже…

Любовники отдыхали на белоснежных простынях. Ее голова покоилась у него на груди.

— Ты действительно меня не любишь, дорогой? – нарушила молчание Миледи.

— Нет. Сударыня, сегодня я пришел к Вам в последний раз.

— Но почему? Неужели из-за этого? – Она указала на лилию на своем плече.

— Да. Вы прекрасно понимаете, что мы не можем быть вместе. Надо мной будет смеяться весь Париж! Лучше закончить все сейчас. Дворянскую честь никакими дуэлями не отмоешь от связи с Лильской воровкой…

— Я не воровка! – с жаром ответила Миледи, — Это просто след от мужской жестокости! Ни ты, ни твой друг Атос не поняли этого! У меня тоже есть своя гордость! И она была сильнее боли, когда палач, разжигая жаровню, говорил: «Выбирай, с кем ты будешь – или со мной, или ни с кем».

— Хотя… — промолвила она уже спокойнее, — Ты прав. Париж не переубедить. Кто я такая, чтобы требовать от тебя таких жертв? Заклейменная шпионка кардинала, или фрейлина королевы – для любого рыцаря выбор очевиден.

Д'Артаньян вздохнул:

— Фрейлина королевы и знать меня не желает. Констанция считает меня пьяницей, которого интересуют только дуэли да посиделки в трактирах с дружками…

— Ей, как и любой женщине, нужен герой… Человек, способный на подвиги. Соверши что-нибудь для нее – и дама сердца будет у твоих ног!

— Подвиг?

— Да, любимый! Я настолько желаю тебе счастья, что это будет моей последней услугой. Завтра я приглашена на аудиенцию к кардиналу. И я скажу ему нечто, что пока известно только нескольким людям. Сегодня королева встречалась с Бекингемом и отдала ему на память подвески, подарок короля…

— Вы удивляете меня, Миледи… Лильский палач ошибся, не отрубив вашу прелестную головку. Вам никто не рассказывал, что вы интриганка?

— Все женщины интригуют, мой милый Д'Артаньян. Мы хотим счастья и любви, а настоящих рыцарей не хватает. Поневоле приходится хитрить. Но ведь вы простите мне эту маленькую слабость?

— Разумеется, Миледи!

И Д'Артаньян постарался и дал понять, что он ни в коем случае не сердится, и, конечно, простил прекрасную собеседницу. Разговор на время стих, и Катрин зарыдала сильнее, зная: если госпожа в такие минуты молчит, то происходит нечто необычайное. Кэт не могла представить, что могло так удивить хозяйку, знающую об искусстве любви всё и немножко больше, и оттого обида разгорелась с новой силой. Ну почему!? Почему мужчины так много внимания обращают на происхождение, и так мало ― на истинную красоту? С нею рыцарь забыл бы и свою противную уродливую фрейлину, и короля, и королеву, и незнакомого английского герцога, и даже саму Францию!

— Не сомневайтесь, Миледи, я вас простил, — заговорил тем временем мужчина за стеной.

— Ооо… ты великолепен, любимый!

— Я знаю. И я, пожалуй, задержусь немного с вами, леди Винтер! Здесь так приятно говорить на разные важные темы. Нам нужно обсудить очень много, вы не находите?

— Что же, сударь? — хозяйка дышала, пожалуй, немного тяжелее обычного.

— Например, что подумает о вашей замечательной идее Его величество Король? Как отнесется к ней Его преосвященство? И как нам объяснить детали графу Де ла Фер, но так, чтобы не рассказать всего?

— Но зачем нам рассказывать ему хоть что-то? — удивилась женщина.

— Страсть, мадам, застилает вам разум. Мне лестно, но, неужели вы думаете, что провернуть всё это будет под силу мне одному? Я не Господь Бог, не ангел, не архангел, и даже не серафим. Кто-то же должен мне помогать?

И они стали обсуждать: что и как сказать графу де ля Фер, в каких словах сообщить о происшествии с подвесками Его преосвященству, и стоит ли говорить об этом графу Рошфору?

Потом Д'Артаньян ушёл, ушипнув Кэт за крутое бедро. Ах, какой мужчина… За него стоит побороться!

Хозяйка, утомлённая учёными разговорами, успокоилась и уснула, и Катрин стала лихорадочно собираться. В её распоряжении не так много времени, чтобы терять его на крючочки и завязки. А ведь надо ещё добежать и найти правильные слова, иначе Атос не воспримет их всерьёз!

Здесь было светло и уютно. Разомлев от нежного массажа, умытый и вытертый насухо, Лефт смирно дремал, несмотря на непривычно высокое расположение места, выбранного для их с братом отдыха. Ложе было с любовью оформлено красивыми разноцветными тканями, живописными складками спадавшими до самого низа возвышения. Крем, втертый в кожу, источал приятный запах, а внутри ощущалась легкая непривычная пустота, как у новорожденного.

— Нет, ну я сейчас точно кому-то с носака! — ворчливый возглас брата вывел Лефта из состояния отрадного покоя.

— Ну что тебе снова не так? — спокойно, стараясь скрыть негодование, спросил он.

И главное, близнец вообще валялся набоку, и по всем признакам тоже должен был бы испытывать если уж не полный покой, то во всяком случае, никак не агрессию к окружающей обстановке. «Совсем расшнуровался братик...» — подумал про себя Лефт.

— Ага, думаешь если нас умыли, как покойников, то готовят какой-то праздник?! Наверняка затевают какую-нибудь пакость! — Райт был неисправим. Он во всем видел только плохое, и при этом всегда норовил быть на полшага впереди, оставляя рассудительному и вдумчивому Лефту функцию замыкающего.

— С чего ты взял? Вон, видишь, как уважительно все нас рассматривают, даже вроде рисуют наши портреты, — Лефт был гораздо умнее Райта, потому-что в доме Хозяина из прихожей, где их оставляли, ему был виден кусочек гостиной с работающим телевизором, и он часами впитывал все, что там показывалось.

— Глупый ты, Лефт! Мы же крутые берцы, просто нас все хотят, даже эти, как их… ну бабы, словом, — Райт, несмотря на зеркальную похожесть с братом, духовно был весьма от него далек. Видимо, привычка Хозяина наносить удары правой ногой куда попало сказалась на его умственных способностях… — Кста-ти, а тебе видно вон ту, что на соседнем стуле сидит? Да ты глянь, она же голая совсем, зараза! Вот я бы ее обу-ул…

Он был к тому же еще и хамом.

Андрей, проснувшись, потянулся и увидел рядом спящую обнажённую девушку. Вспомнил вчерашний вечер. Вчера напившись, он приставал к молоденькой, симпатичной натурщице, вот и результат. Растолкав любовницу он, спросил, что было, и не вёл ли он себя как пьяная скотина. Девушка, потянувшись спросонья, довольно улыбнулась и ответила, что ей всё понравилось.

Андрей, оглядев комнату в поисках своей одежды увидел, что на постаменте, сделанном из табуретки, покрытой тканью, стоят его старые армейские ботинки. В голове крутилось что-то с этим связанное, но всплывать не хотело. Указав взглядом на табуретку, Андрей спросил, что это у девушки. Она, посмеиваясь, рассказала, оказывается, вчера напившись, он кричал, что сиськи ему надоели, что каждая бездарь рисует сиськи и мнит себя великим художником. А он настоящий и будет писать картину, которая перевернёт представление масс об искусстве. Новатор, вынул из кладовки ботинки, почистил и подготовил место для работы, даже начал писать.

Андрей взглянул на холст, стоявший у стены. Н-да пара кривых мазков кистью не тянули на шедевр. Натурщица лукаво улыбнулась и игриво поманила Андрея к себе.

— Сиськи всё же победили — рассмеялась девушка.

Уже целуя и лаская модель, Андрей подумал, что ботинки нужно отдать отцу в деревню, самое то чтобы навоз в сарае чистить, прочные и удобные.