Разрешите представить - Константин Бояндин

Константин Юрьевич Бояндин —

российский писатель-фантаст, работающий в жанрах фэнтези, научная фантастика, хоррор/готика.

– Ваша первая книга «Пригоршни вечности» вышла в издательстве «Северо-Запад» в 1998 году. На сегодняшний день издано уже шесть книг. Как давно начали писать? Расскажите немного о первой пробе пера и, конечно же, о первой книге, как она была издана?

– Писать начал очень давно, достоверно зафиксировано — с 1974. Понятно, что детские труды были подражанием, наивным и милым. Я их сохранил, хотя делиться ни с кем не стану.

Самым ранним из опубликованных был рассказ "… И никаких вопросов!", вошедший в книгу «Смутные тени судьбы».  

А самый первый роман я написал, как это ни странно, на английском языке («The Guardian»). Его аналог вышел по-русски под заголовком «Пригоршня вечности» (не перевод, независимое произведение по тем же мотивам).

Издано было так. Друг как-то упомянул в беседе, что есть некое издательство, которое ищет авторов, пишущих fantasy. Я не сразу решился туда что-то отправить, но — отправил. С этого и началось. Невзирая на то, что в дальнейшем отношения с издателем сложились не самым радужным образом, несмотря ни на что я испытываю по отношению к нему Дмитрию Ивахнову) и техническому редактору (Наталье Баулиной) большое уважение и искреннюю благодарность. Так всё и началось — в смысле бумажных книг.

– Почему первая книга была написана именно на английском языке?

– Трудно пояснить. Может, потому, что общался тогда о литературе всё больше по-английски. Я в тот момент активно учил язык. А это немалый вызов — написать книгу на смутно знакомом пока языке. Видимо, не побоялся принять вызов.

– Как Вы учились писать? Кто-нибудь помогал вам, в сети или в реале?

– Учился — методом проб и ошибок. Но прежде всего: я понял, что надо много читать. Очень много.

Помогали — многие люди.

Дженнироуз Лавендер, очень начитанная и образованная женщина (боюсь, её уже нет в живых), помогала мне с моей первой книгой, «The Guardian» и помогла выработать дисциплину труда, конструктивное отношение к критике, привычку не останавливаться на достигнутом. За это я ей безмерно признателен.

Из отечественных фантастов я хочу отметить влияние Генри Лайона Олди (Дмитрия Громова и Олега Ладыженского), Ника Перумова, Владимира Васильева, Льва Вершинина, Святослава Логинова. Опыт личного общения с ними бесценен.

Многие мои друзья, с которыми мы неминуемо пересекаемся в Сети, помогали и помогают мне — с техническими вопросами, с оформлением, вычиткой и прочими этапами большого пути. Не стану пытаться всех перечислять. Они знают, кто они, их много. И это прекрасно.

– Расскажите немного о Дженнироуз Лавендер.

– Начитанный, эрудированный и очень оптимистически настроенный человек, невзирая на тяжёлую болезнь. Мы с ней познакомились «виртуально», в Сети, на одном из писательских сайтов. В конечном счёте она убедила меня приступить к воплощению замыслов и начать облекать мысль в слова.

Она была корректором, вдохновителем и критиком. Обстоятельства прервали наше общение — и я полагаю, что это обстоятельства за пределами влияния смертных. Иногда общение просто прерывается, и ничего не можешь с этим поделать.

Но сохранилась переписка, её фото (у неё очаровательная крохотная собачка). Она помогла мне понять, что никто, кроме самого человека, не сможет воплотить его мечту — и помогла осознать, что не стоит опасаться неудач. Поскольку нет подлинных неудач — есть ошибки, то есть — источник бесценного опыта.

– Идея издать книгу возникла сразу?

– Идея издать не приходила. Я писал потому, что мир очаровал и позвал меня — описываемый мир. Точно так же всё происходит и сейчас. Книги пишутся потому, что им это нужно.

Книги у меня пишутся следующим образом.

Вначале приходит «затравка» — как семечко будущего дерева. Оно прорастает, развивается и растёт, обретает законченность и целостность. Это то, что я назвал «сборкой».

После этого остаётся сесть и записать в виде рукописи или файла.

Многое приходит из сновидений.

Многое просто приходит на ум — и начинает кристаллизоваться, собираться воедино.

Книги пишутся по-разному. За лето 1997 года я написал три романа из цикла «Ралион», а «Ступени из пепла» писались почти два года, в общей сложности.

– Ваше впечатление от обложки «Пригоршни вечности»? Она отвечает характеру книги?

– Нет. Это «Шахматисты Амбера», даже не оригинальное оформление. Но читатели уверены, что да. Насколько я понимаю, иллюстрация была выбрана художником, которому дали задание сделать иллюстрацию к обложке. Художник взял за основу существующий рисунок. Точное его название я, увы, не приведу.

– Чтобы Вы посоветовали в работе с художниками-иллюстраторами?

– Не заказывайте у друзей. Не смешивайте деловые и дружеские отношения.

1. Ищите тех, у кого есть портфолио и профиль на соответствующих службах — скажем, на сайте фрилансеров.

2. Требуйте «демо». За малую сумму, на пробу. Это нормально.

3. Чётко оговаривайте сроки, детально описывайте задание, уточняйте в договорённости, как будет выглядеть доведение материала до приемлемого вида.

Думаю, это поможет избежать множества конфликтов и сохранить добрые отношения.

– Сколько стоит работа хорошего иллюстратора? Например, обложка.

– Сильно разнится. По моей практике — от 2500 рублей уже можно рассчитывать на хорошую иллюстрацию.

Я могу дать всем желающим (кто спросит лично) координаты художников — обязательных, талантливых и надёжных.

– Вместе с друзьями Вы более десяти лет играли в ролевые игры (аналог — D&D) по правилам собственной разработки и собственным сюжетам. Расскажите немного об этом.

– Я был ведущим игры (game master) многие годы. У нас была (и осталась в основном, пусть мы и не играем в те игры) слаженная дружеская компания.

Мы и сейчас играем регулярно (но уже в другие игры), так что суть не меняется: что тогда, что сейчас людям нравилось и нравится преображаться в персонажей и спасать их руками мир. Раньше я задавал реалии и события, сейчас это делает настольная игра.

У нас сохранились многие летописи сыгранного. При желании, на их основании можно было бы создать не один десяток настольных игр.

– Вы хотели стать профессиональным литератором? Посвятить себя литературе, например?

– Профессиональный литератор — тот, кто зарабатывает на жизнь литературой.

В этом смысле я безнадёжный любитель. С 2004 года я всё больше утверждаюсь в мысли, что издаваться у отечественных издателей я уже не хочу. Как минимум, не будет ощущения значимости своих произведений, которые будут стоять на одних полках с тем, что выпускают издательства.

Интернет предоставляет сейчас неоценимое преимущество в смысле поиска читателей. Публикация электронных книг из чудачества становится отдельной, богатой возможностями индустрией. И вполне возможно, что произойдёт моё превращение в профессионального литератора.

Литературе я уже себя посвятил. Если человек всерьёз начал создавать — это уже не «пройдёт» никогда. Этим невозможно переболеть.

– Что сейчас более востребовано издательствами?

– Мэйнстрим и то, что к нему ближе.

Если говорить про «тогда» — fantasy, от «конины» до высокого подражания Толкиену со товарищи. Сейчас — концы света, попаданцы, «дамское fantasy», героические саги и т.д. и т.п.

Издателю нужно соответствие формату. Безликость, как ни странно — чтобы можно было тянуть серию. Вряд ли действительно талантливый писатель выдержит такие рамки долгое время.

– Издательства очень любят произносить приговор «неформат», возвращая автору рукопись. Что значит это понятие?

– «Неформат» — это очень просто. Рукопись не удовлетворяет критериям конкретной серии.

Не в том антураже, не а том стиле, вообще не о том, не того размера… Обычно издатель озвучивает, о чём должна быть книга, чтобы её приняли в серию. И можно не полениться и попросить побольше деталей. Иначе на выходе может быть краткая, ничего не говорящая толком реплика «неформат».

Что само по себе вовсе не означает, что книга плоха.

– Издательства печатают только серии?

– Издательства печатают или писателя (если уверены в коммерческом успехе всего написанного), или серии.

– Договор с издательством. Чтобы Вы посоветовали?

– Читать. Перечитывать. Не полениться посовещаться с юристом.

Обращать внимание на обязанности сторон. На сроки действия контракта и то, что вы отчуждаете или уступаете издателю. Понятно, что сам факт того, что предлагается заключить авторский договор, вызывает эйфорию — но не дайте ей очаровать себя.

Если хотите чего-то «от себя» — участвовать в создании оформления, издать в своей редакции и пр. — не бойтесь предложить это. Покажите, что вам не всё равно, что вы понимаете, что именно хотите. Не стоит ничем жертвовать без очень веского обоснования.

Типовой договор часто содержит невыгодные для писателя пункты. Попросите издателя уточнить и, если не устраивает, предложите свой вариант. Будьте конструктивны и оптимистичны, умейте настоять на своём.

– Вы учились на своих ошибках или Вам повезло с издателем?

– Учился преимущественно на своих.

Вкратце то, что я вынес из своего, и частично — из чужого опыта.

Пишите текст сами. Чистите, совершенствуйте. Изучайте родной язык (или тот, на котором пишете), чтобы текст стал живым, вашим, уникальным. Не доверяйте эту часть работы никому. Если считаете, что корректор не испортит ваш труд — что ж, пусть пройдётся и он. Но только сам автор может сделать текст, язык, стиль оригинальным и совершенным.

Не бойтесь критики. Подлинная критика — та, где есть анализ. Если мнение критика, которому вы доверяете, вызывает желание предать критикующего медленной мучительной смерти, это верный знак: критика попала в цель.

Опасайтесь похвалы. Она приятнее всего на свете, но в ней часто нет мотива что-то менять, чего-то достигать, что-то совершенствовать.

Никогда не переставайте учиться. Едва только вы сочтёте, что достигли хоть какой-то из вершин, тотчас выбирайте следующую, ещё не покорённую.

– Были конфликты? Например, отказы издательств без объяснений? Или Вы сразу попали в разряд издающихся авторов и удача толкала вас с спину, не давая сойти с дороги?

– Конечно, были отказы (это нормально), хотя «в разряд» я попал с первого же раза. Но всегда было интересно, что из того, что не принял один издатель, может заинтересовать других.

– Получив отказ в публикации, как Вы поступали? Посылали рукопись в другое издательство или откладывали ее до лучших времен?

– А я не ждал отказа или принятия. Я рассылал по многим сразу. Далее просто, кто первым успел — того и тапки.

После очередного раунда рассылок устраивал от них паузу и просто продолжал работать что-то другое.

– Критика полезна или убивает творческий потенциал?

– Критика — то, что содержит конструктивный момент. Побуждает посмотреть на свои труды в другой плоскости, открывает новые горизонты. Пусть даже автор критического замечания и не ставил такой задачи.

По поводу всех остальных замечаний я могу только повторить слова классика: хулу и похвалу приемли равнодушно — и не оспаривай глупца.

– Отличный совет, но мы живые люди, и слово может ранить, а иногда даже лишить сил. И уж тем более бывает невыносимо, если твоя идея не принимается или не понимается, хотя ты вроде все так понятно изложил.

– Да, писателю нужно умение не замечать то, что может ранить. Шкура бегемота и терпение Будды, иными словами.

Известно, что многие опускали руки, сталкиваясь с реалиями критики. Тут, увы, ничего не поделать — этот путь нужно каждому пройти самому.

– Были случаи, когда конструктивная критика помогала Вам исправить ошибки? сделать действительный скачек в развитии? Или всего лишь дубила шкуру, чтобы слова не ранили?

– Были, есть и, полагаю, будут. Даже если человек взялся меня уязвить, в его словах может быть рациональное зерно.

Надо просто не позволять себе обижаться.

— Почему пишете? Что дает именно такой вид творчества?

– «Пишу потому, что я пишу».

Это — возможность исследовать глубины воображения. Понять, осмыслить место человека в этом мире. Наконец, это способ потом сесть и прочитать то, что потребовало меня, чтобы явиться в вещественном виде. Мне нравится читать свои произведения. И я не пишу то, что потом сам не стану читать и перечитывать.

Меня спрашивают, разумеется, о чём я пишу. В конечном счёте я отвечаю, что всегда пишу про одно и то же: о жизни, о смерти, о любви.

Я не знаю, что хочу донести до читателя. В момент рождения замысла, в процессе работы читателя нет, он никак не участвует. Пусть не обижаются читатели, но ради них я не пишу ничего. Книга всегда пишется ради самой себя.

— Но в Ваших книгах ведь присутствует основная идея, мысль, которую Вы хотите донести до читателя?

– Основная идея книг — конфликт человека и окружающего его мира. Это необязательно тотальный конфликт, где ведутся битвы с богами или армадами злобных пришельцев. Столкновение со Вселенной может быть на вид ничтожным и никому, кроме героев повествования, незаметным. Но оно есть и оно преображает героев.

Настоящая, подлинно интересная книга — книга про людей. Не про бластеры-шмастеры, не про торжество Вселенского Бобра, не про высокие технологии и мощную магию. Про людей. Если книга о чём-то ещё, то в ней нет идеи, нет сути, нет души.

– Вы пишите книги в жанрах фэнтези, фантастики, хоррор/готики. Почему именно такой выбор жанров, смешиваются ли эти жанры в ваших произведениях?

– Строго говоря, нужно добавить мистику («Дом у излучины реки»), триллер и детектив («Совершенное убийство»), криптоисторию («Этап» и «Последний час надежды»), городскую сказку («Пламя заката» и «Муза киберпанка»), да много чего ещё.

Я не вижу смысла строго следовать когда-то выбранного стартового направления. Пишется то, что пишется. И чем разнообразнее, тем интереснее.

– Бывает так, что вы понимаете, что пишите что-то не то?

– Если это что-то не то, то оно не доживёт до состояния собранности. Бывает, что я откладываю запись надолго, иной раз на годы, пока не придут нужные слова. Но то, что с самого начала неправильно, я просто не начну записывать.

– Над каким проектом работаете сейчас?

– Если речь о том, какие мои произведения сейчас в работе, вот полный список

«Дом у излучины реки» (хоррор/мистика)

«Серверная» (НФ/триллер)

«Мозаика, книга 2» (приключения/мистика)

«Мантия вечности» (криптоистория, приключения, мистика)

– Эти книги связаны друг с другом?

– У них только одно общее — автор.

Могу ответить точнее — ничего общего в смысле реалий, антуража, ассоциаций и пр.

– Вы пишите 4 книги одновременно. Где берете время?

– Самое рабочее время — утром, едва только просыпаюсь. Я поздно ложусь и рано встаю. Время есть у всех, вопрос — на что каждый его тратит.

Крейсерская скорость написания — до 70 тыс.зн. в сутки (это рекорд), обычно около 25-30 тыс.зн.

Вычитка идёт примерно с той же скоростью, но я всегда откладываю законченное, на несколько месяцев, чтобы «смыть мыло».

– Ваша профессия? Есть ли какое-нибудь хобби?

– Профессия — системный администратор, а также программист.

Хобби… компьютерные игры, прогулки, туризм, чтение, музыка… Много чего. Стараюсь не замыкаться в себе или же в тенётах Интернета.

– Как к Вашим первым попыткам писать художественную прозу отнеслись близкие?

– Скептически. После появления книги на свет — уже с пониманием и воодушевлением. Так относятся и до сих пор, несмотря на то, что последние восемь лет бумажных публикаций не было. Не в них счастье.

– Любимые авторы и произведения?

– Умберто Эко, «Имя розы» и «Маятник Фуко»

Виктор Пелевин, «Омон Ра» и «Принц Госплана»

Лоренс Даррелл, «Бунт Афродиты»

Милорад Павич, «Хазарский словарь» и «Пейзаж, нарисованный чаем»

Стивен Кинг, «It», «The Talisman» (в соавторстве) и «The Shining»

Дмитрий Быков и Максим Чертанов, «Правда»

Святослав Логинов, «Monstrum magnum» и «Яблочко от яблоньки»

Олдос Хаксли, «Дивный новый мир»

Станислав Лем, «Непобедимый» и «Возвращение со звёзд»

… и много-много других.

– Есть у Вас какой-нибудь секрет, уловка, помогающая преодолеть творческий застой? Что делать, если ни строчки рука не пишет, хоть плач?

– Отвлечься. Муза не любит, когда её ловят силой.

Посмотреть на мир другими глазами. Просто присмотреться к привычному. даже у вас дома, даже среди привычных вещей есть то, что заставит воображение проснуться.

Отдохнуть. Отложите перо, клавиатуру и прочие инструменты. Смените образ жизни, пусть ненадолго — устройте ремонт, отправьтесь в путешествие, ввяжитесь (осознавая риск) в приключение.

– Например, влюбиться?)))))

– Влюбиться — это фундаментально. Кроме того, это редко делаешь усилием воли, и уж тем более негоже влюбляться всякий раз, когда Муза говорит, что устала.

Но помогает, несомненно.

– Вы оптимист по жизни?

– Оптимист — в том смысле, что понимаю — всё могло бы быть во сто крат хуже.

Я люблю смотреть фильмы ужасов. Что поделать — нравятся, и всё. При этом, даже если обращаюсь к тёмным материям, там нет безысходности и обречённости.

– Как Вы считаете, может ли писать изменить мир своими книгами? Или литература – это только развлечение.

– Может и обязан, если считает, что пишет не потехи ради.

Слово — мощный инструмент. Писатель, завладевший умами читателей, влияет на их мировоззрение. Это совершенно материальное проявление силы слова, никакой мистики.

Мир можно изменить к лучшему, если писать о том, как выглядит преображённый мир — если дать человеку повод задуматься, что, возможно, стоит что-то улучшить вокруг?

– Как увязать эту идею с жанром «хоррор/готика»?

– Хоррор — это то, где меня пугают. Однако это не запрещает счастливый конец, общий оптимизм повествования.

Можно написать совершенно безысходное произведение, выбрав самые оптимистические мотивы. Всё дело в писателе. Слова — это инструмент, ими можно выразить что угодно в рамках любого жанра, метода и приёма.

– Как Вы относитесь к идее мирового Зла? К реальности его существования, к повсеместному распространению идей насилия и пр…

– Скептически. Зло и добро существуют только в умах.

«Ад и рай в небесах — уверяют ханжи.

Я, в себя заглянув, убедился во лжи:

Ад и рай — не круги во дворце мирозданья,

Ад и рай — это две половины души.»

Идеи насилия и прочее — это, на мой взгляд, ответ человечеству от окружающей среды — просто так идеи не появляются, всегда есть вполне материальная причина. И никакой мистики.

– Ваше отношение к религии?

– У меня были периоды пересмотра мировоззрения. В итоге я счёл, что религия — не про меня. Меня устраивает картина мира, где нет сверхъестественного.

При этом я придерживаюсь общего правила относительно воззрений других людей: пока человек уважает мои взгляды, не приносит мне неприятности и не пытается обратить в свои взгляды, я уважаю его взгляды и принимаю человека таким, каков он есть.

– То есть вселенная образовалась от большого взрыва и никакой мировой разум не был этому побудительной причиной?

– Гипотез может быть много.

Большой Взрыв не хуже других. Если есть веские свидетельства в пользу сотворения мира внешним могучим разумом — и эта гипотеза имеет право на жизнь, если факты ей не противоречат.

— Что для Вас значит эмоция «страх»? Например, «страх смерти». Есть что-то, чего Вы боитесь?

– Страх — нормальный защитный механизм, не будь страха — люди бы просто не выжили.

Однако страх неуправляемый, неподконтрольный рассудку, вреден. Страх может мобилизовать человека, собрать его умения, прояснить разум и дать мощный импульс деятельности — а может и обессилить, если разум слаб, и не в состоянии отыскать причину страха.

Я прихожу к состоянию, в котором не испытываю страха ни перед чем. В детстве я бывал мнительным, и порой переживания выдуманных страхов и несчастий могли серьёзно сказываться на вполне физическом здоровье.

Но потом пришло понимание: да, на улице на голову может упасть кирпич. Может напасть бандит. Многое может случиться, но это не означает, что нужно все сутки дрожать от страха перед всеми мыслимыми опасностями.

Что касается страха смерти — мы все смертны, каждое конкретное физическое тело. Это естественный процесс. Бояться смерти столь же разумно, как бояться закона всемирного тяготения или третьего начала термодинамики.

Смерть — закон природы. Она случится с каждым физическим телом. надо просто быть готовым к её наступлению. Как говорил древнегреческий мудрец, смерти нет смысла бояться: я есть — смерти нет, смерть есть — меня нет.

– Есть идея, что Земля — это Ад, созданный чтобы подготовить человека к другой, настоящей жизни, которая будет потом, после смерти. А страх смерти дается человеку, чтобы он не вздумал от малоприятной учебы уклонятся.

– Тоже неплохое объяснение.

Хотя… «Ада нет. Ваша реальность в нём не нуждается».

— В какой степени Вы сами присутствуете на страницах своих книг?

– Всё отражается, преломляется через моё восприятие. Естественно, я присутствую везде, опосредованно.

Сам, как личность — разве что иной раз наделяю, непреднамеренно, кого-то из героев некоторыми своими чертами.

– Вы описываете знакомых в своих книгах? Берете реальных людей, как прототип, для персонажей или ситуации, которые действительно происходили в жизни? Литература должна быть реальной или достаточно одной неудержимой фантазии?

– Я не вношу в работы ни знакомых, ни друзей, ни, если бы они были, врагов.

Я думаю, это низко — вымещать на врагах свои чувства таким образом. Я думаю, это низко — льстить друзьям таким образом. Но другие могут считать иначе, и считать, что это всё в порядке вещей.

Но я беру и жизненные ситуации, и черты характера, если уверен, что ссылка не вызовет однозначной ассоциации с прототипом из реального мира. Ведь вся литература берётся из жизни. Потому что фантазия берётся из неё же.

– Ваши книги оказывают влияние на Вашу жизнь?

– Влияли и влияют. Я иногда ощущаю как будто бы выдуманные мной события и реалии вокруг. Да и образ мышления накладывает отпечаток на восприятие мира. Ведь пока пишешь, вживаешься в каждого героя.

– В списке любимых авторов Вы не назвали ни одного женского имени. Вы делите литературу на мужскую и женскую? Может ли женщина писать как мужчина, от лица мужчины, так чтобы у Вас не возникло сомнений?

– В моём списке есть такие имена, как Эмили Бронте, Елена Хаецкая, Людмила Улицкая, Юлия Латынина, Урсула ле Гуин, Астрид Линдгрен, Синкен Хопп, Мэри Стюарт… список тоже длинный.

Я не делю литературу на «женскую» и «мужскую». Можно иной раз предположить, что ряд книг охотнее будут читать мужчины, другие — женщины. Мы отличаемся во всех аспектах, начиная со строения мозга и принципов мышления — нет ничего удивительного, что нравится разное.

Но, как нет «чисто мужского» или «чисто женского» в любом из нас, а есть переплетение черт, которые в обыденности приписываем тому или иному полу — так нет и однозначного деления и возможности предсказать, прочтёт ли конкретный человек, вне зависимости от пола, конкретное произведение.

У меня в «Ступенях из пепла» повествование ведётся от лица женщины. Некоторое время я доказывал, что автор текста действительно я, что не было соавторства или заимствования. Видимо, женский взгляд вышел убедительным.

Опознать биологический пол писателя можно, ознакомившись с корпусом всех его или её работ, но в случае конкретной вещи можно и ошибиться.

– Какую роль играют женщины в Вашей жизни?

– Женщины — что значит, какую роль? Фундаментальную, естественно. Всё, что люди делают, всё творчество так или иначе вызвано реализацией любви, в самом широком понимании.

Возможно, что женских персонажей у меня больше, нежели мужских. Не пересчитывал, но вполне так может оказаться.

– Что для Вас значит «быть счастливым»? Говорят, что только в несчастье человек борется, меняется и создает что-то новое. А счастье расхолаживает человека и делает его самодостаточным.

– Счастье происходит часто и по-разному. Написал книгу, поиграл с сыном, хорошо прогулялся, да мало ли. «Мантия вечности соткана из блёсток счастья, вплетённых в нити судьбы».

Человека побуждает к изменениям, к активности, дискомфорт любого рода. И это нормально. Но счастье, в силу своей природы, вечно не длится (не путайте счастье с удовольствием).

– Вы стали свидетелем крушения государств, мир в очередной раз перекроили, границы исчезли, практически стертые интернетом. Как Вы думаете, исчезнут ли книги на бумаге? Будущее за электронными изданиями? Или такое не скоро произойдет, по крайней мере на русскоязычных просторах.

– Не исчезнут.

Кино не убило радио. Телевидение не убило ни кино, ни театра. Даже винил всё ещё жив, есть у него верные почитатели.

Электронные издания займут свою нишу. Они не конкурент бумажным, а дополнение — просто другая манифестация тех же книг.

Учитывая, что «электронка» свободна от диктата традиционных издателей, найти в её потоке что-то стоящее трудно — ведь буквально пишут все, кому не лень. Но и в этом хаосе уже формируются средства, позволяющие найти и оценить интересных писателей.

– Можете пояснить эту мысль?

– Да, конечно.

Списки рассылки, где люди намеренно выбирают интересное и советуют читателям.

Сервисы типа ИМХОнет, где можно найти рекомендации от тех, чьи вкусы похожи на твои.

Дальше будет больше. Хаоса всё больше, и есть спрос на рекомендательные сервисы. Значит, они явятся.

Думаю, мы все станем свидетелями их развития.

Беседовала Ула Сенкович