Тунеядец

„Центр экзаменации свидетельствует: Д. оформил удостоверение на знание государственного языка второго уровня”.

„Копия письма из бюро по защите прав человека. Дело закрыто за неимением состава преступления”.

„Отчет с биржи труда: клиент отказался взять направление на общественные работы, аргументируя, что перед тем хочет познакомиться с будущим руководителем. Дан срок один день, чтобы вернуться и сообщить о намерении начать работу” и ниже: „В назначенный срок Д. не появился; направление аннулировано”.

Я шла по коридору райисполкома, когда заметила, что на скамейке сидит какой-то человек. Я приблизилась — это был Д. Я медленно оглядела его с ног до головы. Потом, ни слова не говоря, отвернулась и, гремя ключами, открыла кабинет. Проверила график консультаций — клиент записан на десять часов утра. Спокойно разложила вещи, заварила кофе, привела себя в порядок. Я рассмеялась, предвкушая уже заранее известный исход консультации.

Однако ни в десять, ни в десять пятнадцать никто не вошел. Я спокойно продолжала ждать, занимаясь своими делами, перекинулась парой шуток с позвонившими коллегами.

И вот, без двадцати одиннадцать с шумом открылась дверь, и Д., разъяренный, красный от гнева, заорал что-то о том, почему его никто не зовет, что время у него не „резиновое” и вообще, как можно настолько наплевательски относиться к посетителям. Я молча выслушала его тираду, периодически кивая в такт согласия головой, потом еще раз бегло просмотрела лежащий передо мной отчет, и, наконец, ответила:

— На сколько мы уславливались о встрече?

— На десять!

— Так почему вы не зашли в кабинет в положенное вам время?

Злой, смотрит.

— Здесь каждый ответственен за собственные поступки. Садитесь.

Я не сделала ни одного лишнего движения и не произнесла ни единого слова. Ход консультации определяет клиент, а если я начну первая, это может нарушить его мотивацию говорить о беспокоящих его темах. Но молчание затягивалось, и я произнесла:

— Слушаю.

— А что говорить-то? — взбеленился клиент. Ничего, скоро контакт должен наладиться. Или это будет наша последняя встреча.

— А разве при повторном оформлении пособий вы не заключали соглашение о том, что надо сделать и отчитаться за это? — отвечаю вопросом на вопрос.

Клиент медлит, потом выдает:

— Ну… Вот я здесь.

— Это похвально, — улыбаюсь я. — По какому поводу?

— Не знаю.

— Не знаете?!

Очевидно, клиент почувствовал себя дураком, потому что пробубнил:

— Ну я ведь записался на эти чертовы работы. Чего вы еще от меня хотите?

— Разве ваша очередь заключать договор не подошла? — приподняла я брови.

— Да.

— Что да? Не подошла?

— Подошла.

— Покажите договор.

— Нету.

— Как „нету”? — изобразила я удивление на своем лице.

— Но ведь вы сами все знаете. Для чего же спрашиваете?

— Интересно послушать вашу версию, — не удержалась я.

— Какую версию? — нахмурился клиент.

— Почему вы не заключили договор.

— Не знаю.

— А кто знает?

— Меня просто сняли с учета, — заныл клиент. — Я не знаю, по какой причине! Я пришел за направлением…

— А потом ушли, так и не взяв его?

— Я хотел ознакомиться с местом работы, — огрызнулся клиент.

— И как? Ознакомились?

— Да, ознакомился, — взбеленился Д.

— Тогда почему вы не вернулись на биржу?

— Меня не устроили условия труда!

— Какие еще условия?

— Ужасные, — заключил подопечный.

— Насколько ужасные?

— Не соответствующие санитарным нормам.

„Понятие-то какое выучил — „санитарные нормы”…”

— Это что ж за работы такие?!

— На улице.

— Снег чистить?

— Да.

— И что же здесь такого… „антисанитарного”?

— Вы издеваетесь, что ли..?! — выдохнул Д. — Я не хочу подцепить какую-нибудь заразу… К тому же, место работы находится совсем рядом с домом.

— И что с того?

— Как!.. А соседи?! Да я каждый день буду подтирать за ними?!!! Эти брошенные бутылки… Шприцы… Черт знает что такое!..

„Ишь, белоручка-то какой выискался”.

— Вы знаете, мне пообещали, что территория уборки ограничится тротуарной дорожкой. Но как быть, если это было вранье? Я хочу сказать, — продолжает Д., заикаясь от волнения, — что… Через какое-то время они потребуют навести порядок на проезжей части; потом — на автостоянке; еще позже — около магазина. Что прикажете делать?.. У меня есть права; вы можете сказать, являюсь ли я в этом случае потерпевшим?

„Потерпевшим? Нет. Ты тунеядец. Тунеядец. Тунеядец”, — еле слышно произношу я вслух.

— Что вы сказали? — не понял клиент.

— Говорю, что все спорные вопросы оговариваются в трудовом договоре.

— Но я его не подписывал.

— А что же вы подписывали?

— Ничего.

— Тогда я могу аннулировать ваше заявление о социальных пособиях?

— Почему это?

— Ну вы же заявление на материальную помощь не подписывали?

— Нет, не под… тьфу, подписывал! Подписывал! Что вы меня путаете, — сбился с мысли клиент, но сейчас же пошел в наступление:

— Вы нигде не писали о том, что общественные работы — обязательная обязанность.

— Какая еще обязательная обязанность?!

— Такая… обязательная.

В этот момент мне смертельно захотелось высказать клиенту все, что я о нем думаю. Что такие, как он, паразитируют за счет службы и других организаций и перекладывают бремя ответственности за совершаемые действия, сознательно ввергая себя в порочный круг безделья и дегенерации. Что из-за таких, как Д., уродуется система социальной помощи; возникают мифы о предвзятости, коррумпированности чиновничьего аппарата; присуждаемые пособия идут на удовлетворение нужд людей, отказывающихся работать над собой, решать возникшие проблемы, в том числе повышать ежемесячные доходы, хотя для этого существуют ресурсы; и очень часто — не на нужды несчастных, попавших в кризисную ситуацию подопечных! Что из-за таких, как Д., у специалистов происходят нервные срывы и истерики; допускаются ошибки в работе и колеблется вера в человеческое достоинство.

Я чувствую злобу. Я пытаюсь успокоиться, глубоко вдыхая и выдыхая, но это не помогает; пытаюсь вспомнить какую-нибудь технику — но голова затуманена, а руки слегка дрожат.

Чтобы взять себя в руки, я решаю перенести внимание на что-то иное. За окном тихо падает первый в этом году снег. Белые, маленькие снежинки кружатся, припорашивая еще зеленую землю, как бы напоминая, что все в жизни идет своим чередом и после осени будет зима, а после весны — лето. Возможно, что-то произойдет в жизни Д. такое, что заставит его пересмотреть свои взгляды. А если даже и нет — вокруг есть так много замечательных людей, активных, бодрых и позитивных! „Туман” рассеивается, и я чувствую, как на душе становится легко и радостно, а тело наполняется силой и энергией. Я слегка оборачиваюсь к Д. и произношу:

— Можете идти. Все будет хорошо.

— Как хорошо? — не понимает клиент. — Вы мне присудите помощь?

— Я свяжусь с вами, — отвечаю я, захлопывая перед собой широкую папку с делом Д.

— До свидания.

Как в замедленной съемке, я наблюдаю, как клиент встает и, подобрав свои вещи, исчезает за дверью. Потом я возвращаюсь к лежащим на столе документам. Я достаю яркий маркер и от души перечеркиваю заглавный регистрационный лист. В самом низу, где ставятся пометки о статусе дела клиента, я аккуратно вывожу одно-единственное слово: „Закрыто”.