Электрички и Сервантес - (Брат Краткости)

Если поначалу карантин вгонял меня в депрессию, то позже я стала находить в нём некоторые плюсы.

Самый весомый из них — то, что мне не надо было ездить в электричках.

Не могу сказать, что не люблю железнодорожный транспорт. Наоборот, глубоко симпатизирую за отсутствие пробок.

Причина же нежелания пользоваться пригородными поездами кроется исключительно в моём человеколюбии. Дело в том, что в них я представляла собой явление общественно опасное.

Добираться до Ярославского вокзала мне приходилось примерно тридцать пять минут. Чтобы не терять время зря, в дороге я изучала испанский. В этот язык трудно не влюбиться. В нем простой бутерброд называется эм-па-ре-да-до. Поняли? Эмпаредадо!!! Хочется вытянуться в струнку и взять под козырёк.

Чтобы учить волшебные слова, я доставала мобильник, водружала очки, надевала наушники и врубала мобильное приложение. Но скоро сказка сказывается.

Сначала я шарила в сумке в поисках мобильника. Этот заурядный китайский кирпич вёл себя как пришелец. Он проваливался в такие директории, о которых я и не подозревала. Находил четвёртое измерение и в нем отлёживался. Я призывала его мантрами и заклинаниями, но он партизанил по-взрослому. Кончалось тем, что я переворачивала всё содержимое, на полкорпуса нырнув в сумку. Половина вылетавшего из сумки барахла приземлялась на колени сидевших рядом.

Мой Хуавей обнаруживался в таком месте, куда не проникла бы даже вода при всемирном потопе.

Возрадовавшись, я с извинениями собирала своё имущество с соседских коленок. Попутно выискивала, куда же делся футляр с очками. Я умею действовать в условиях многозадачности.

Футляр обычно оказывался на полу. Соседи угрюмо наблюдали, как я ныряю под сиденье и исследую пространство под лавочкой. Если мне мешали чьи-то ноги, я их переставляла. Безусловно, с извинениями. Я умею быть вежливой.

Подобрав футляр, я радостно им потрясала, призывая народ присоединиться к ликованию. Потом его открывала. Очки со звоном падали на пол. Начиналась вторая серия. На лицах моих соседей появлялись признаки переутомления.

Отыграв у электрички очки, я приступала к апофеозу. Теперь мне предстояло выудить наушники.

Стоило мне ухватить их за один конец, как два других напрочь заякоривались в сумке. Пока я распутывала застрявшие рожки, ранее вытащенный отрезок намертво спутывался со шнурком на обуви соседа справа. Или слева, неважно. Важно то, что ему приходилось снимать ботинки, а на носках у него была дырка. Но я так упрашивала, что отказаться он не мог. И, разумеется, истово извинялась — для компенсации морального ущерба, хоть после моих реверансов дядька всё равно сидел с лицом убийцы. И у половины пассажиров в вагоне подёргивалось веко.

— Ладно, вот вытащу два других конца и угомонюсь, — надеялась я, — Мало осталось.

Наушники не поддавались, и я, потеряв терпение, со всей дури за провод дёргала. Конец выскакивал, но с него слетала насадка. И хорошо, если не кому-нибудь в глаз. Бывало и такое. Что поделать, я опять слёзно извинялась.

После поисков насадки меня ненавидел весь вагон. Люди неприязненно выслушивали, как я бормочу извинения. Утешало одно: я была укомплектована. На носу очки, в ушах наушники, в руках мобильник, а в мобильнике — язык Сервантеса. Вот оно, счастье! Правда, недолгое, потому что аккурат в этот момент объявляли: «Ярославский вокзал. Конечная».

Вот не могу понять, почему меня ни разу не побили. Могли бы хоть раз последовать велению сердец и поколотить эту суетливую, ползающую и ёрзающую пассажирку. Конечно, мне хочется думать, что это следствие моего личного обаяния, но как вспомню их лица… Нет, версия, что народу нашему присуще долготерпение, более реальна.

А раз так, значит, мы пересидим все напасти.

Извините, если утомила.