О кошках и одиночестве

Кажется, меньшая из кошек считает меня своим котенком. Остальные двое воспринимают дылду, живущую с ними в одном доме, чуть покровительственно, со снисхождением к моим недостаткам, вроде того, что я не разрешаю им таскать печенье из моей тарелки (то же самое в кошачьей миске не так вкусно). И конечно же они с царственным видом принимают ухаживания — поглаживания и подношения в виде того же печенья или сгущенки.

Но это таец Тимка и беспородная серо-голубая Сильва. Дарёнка явно присматривает за мной. Сопровождает повсюду и интересуется всем, что я делаю. Стоит мне встать как она немедленно занимает освобожденное мной место. Едва сяду и на коленях сама собой образуется кошка, порой даже раньше, чем я успеваю понять, что Дарёна уже тут. Она упрямо забирается в шкаф, чтобы спать на моих любимых джинсах и свитере. Она редко выходит первой встречать меня у порога и никогда не провожает, но именно Дарью я вижу чаще всего, словно кошка породы домашняя американская умеет быть в нескольких местах сразу.

Конечно все это ей для чего-то нужно. А мне? Просто приятно столько внимания от живого существа. Возможно у кошек все-таки бывает депрессия. Но надеюсь, они не знакомы с одиночеством.

… Одиночество — это разрешение. Разрешение быть собой только перед самим собой. Просто потому, что другие ждут и хотят совсем не этого. Не тебя. И если посмотреть на это так, то все совсем неплохо, ведь у нас здесь разрешение, а не отказ.

Кошка — слишком маленькое существо. Вряд ли в ней поместится хоть какое-то притворство, даже просто сделать вид, что все хорошо, когда это не так. И едва ли в маленькую головку, которая то и дело ныряет под мою ладонь или утыкается в сгиб моего локтя, придет, что она может быть мне не нужна. Нас тут аж четверо. Четыре живых существа. И хоть как-то, хоть в чем-то, мы нужны друг другу. Даже аристократичный кофейный таец признает это иногда.

… Люди могут быть одиноки даже если их много и они вместе. Тогда они с непередаваемой силой цепляются друг за друга и за все, что дает им не чувствовать одиночества. Или так: чувствовать что-то, кроме него. Гнев, восторг, печаль, надежду. Но одиночество заразно. Может быть, поэтому в моем доме три кошки и когда я ухожу, друг у друга остаются они...

Одиночество — это когда человек задает тебе вопросы хоть все ответы у него перед глазами, но чтобы увидеть их ему отчаянно не хватает сердца. Это когда ты понимаешь что ни ответами и ничем не сможешь утолить его жажды, а он не способен утолить твоей. А может быть, он и не подозревает о твоей жажде, а просить за себя ты не станешь, чтобы не нарушить его свободы.

Кошки так не умеют. Проголодавшись, они немедленно покажут это — без лишнего шума и беспокойства. Мои садятся поближе — прямо передо мной — и смотрят. Вот не знаю, сколько надо учиться такому взгляду. В нем и молчаливый упрек — что же ты?.. — и требование в паре с просьбой — немедленно покорми нас, пожалуйста! — и практически шантаж — если не покормишь, мы будем так сидеть и смотреть… Сидеть и смотреть. И не сможешь ты ничем заниматься, пока мы так смотрим. «Страшная месть», Н.В Гоголя, сиквел… И ведь они правы — не смогу.

Да месть, тоже делает одиноким. Когда видишь всех врагами — это одиночество. А когда друзьями… Наверное, тоже. Что, как ни желание убить свое одиночество, заставляет искренне считать друзьями всех?

За что люблю кошек — за невероятную, совершенно естественную искренность. Кошки просто живут. Им неизвестно и непонятно больное одиночество детей, которые уходят, забирая назад свои подарки и вычеркивая из жизни факт лучших дней, но тщательно лелея в памяти худшие. Вряд ли кошки понимют слова и то, что я говорю не становится равнозначно мне самой, не подменяет меня, мои поступки. Но интонации они понимают точно. "Тимоша хороший" всегда произносится с нежностью — и этого хватит, чтобы тайский гордец начал мурлыкать. Сильва — хулиганка и неженка. Она чаще других таскает со стола печенье, потому ее имя произносится с очень разными интонациями. И кошка безошибочно угадывает, когда можно стырить еще печеньку, а когда — стоит прийти просить прощения за все уже уворованное.

Иногда очень хочется стать кошкой. Без зазрения совести украсть толику чьего-то внимания, попросить не просто молока, а сгущенки; выпустив коготки, сообщить, что тебе что-то не нравится и не бояться обидеть. Обращать на все вещи ровно столько внимания, сколько они по-твоему заслуживают и не тратить времени на пустяки. Жить. И точно знать — ты интересен сам по себе, от кончика хвоста до кончика носа. Ты уникален...

Правда, будь я кошкой, то не смогла бы писать стихи и читать книги. Зато я умела бы мурлыкать. Кто знает, может это и есть кошачья поэзия? Или кошачье одиночество выражает себя именно так — звуком, способным усыпить и успокоить даже его?

12.12.11