вот полностью соглашусь, что когда реализма избыток — в него просто не веришь, он… будто перестает быть реализмом мне даже за героев Мартина где-то с середины уже перестало быть обидно и больно, просто отмечала в голове сюжетные повороты, как факты — и все, никакого сочувствия уже не было. а жаль.
Перечитала еще раз рецензию. И сижу счастливая. Да, пожалуй, мне и хотелось, чтобы оно было такое густое и вязкое. И пусть, что это не всем по душе, главное — оно по душе мне. И все, кто может этим проникнуться — в чем-то да резонансные мне люди. Более прозрачное и легкое — оно было бы не мое. И, конечно, мне немного жаль, что порой читателям приходится «задыхаться» (я все-таки обязательно учту на будущее, даже для второй части, что все-таки стоит немного разбавлять, но все-таки не до конца))
Еще хочется сказать о вере. Потому что, наверное, это был самый трудный для меня вопрос. И ты была тем читателем, отзывы которого я всегда открывала с трепетом. Конечно, в героях я писала себя — просто усилив стократ личные переживания. И о вере в том числе. У меня у самой не сложилось с внешней атрибутикой веры: три случайно утопленных в детстве крестика, постсоветское пространство, не слишком набожное и способствующее, и религией связывается чаще чувство вины и страха, чем именно вера так, как я ее понимаю. И в этом романе вместе с героями — я искала и писала свою веру, такую какой я чувствую ее сама. Мне было сложно и страшно нагородить чего-то в вопросах, которые по сути не понимаю, но почему-то пытаюсь о них писать. Я даже, кажется, говорила об этом, сама себе удивляясь: зачем я пишу о том, о чем не знаю? И вот эти твои слова… они стоят для меня очень дорого. Они стоят ощущения, что я нашла что-то — что искала. Правильно нашла.
Рани очень похожа на Белянку.
И вот это мне тоже очень важно. Именно при последнем переписывании этого романа, Рани для меня самой вдруг раскрылась с новой стороны. Страшно признаться, что я полюбила ее даже больше Белянки, наверное. И та идея, что они похожи, что Рани — несбывшаяся Белянка, ее непрожитая сломанная жизнь. Это единство и противопоставление — я сама это вдруг увидела в почти уже написанном тексте и попыталась подчеркнуть. И я очень рада, что это получилось.
и подставляют вторую щеку. Только по прочтении всего романа, понимаешь, эта их стратегия вообще-то оправдывается, и близкие люди все же со временем понимают.
А вот это, кажется, как раз то, что не понравилось в романе Эру. Он говорил, что здесь слабые обязаны платить только за то, что они слабые, причем заранее. Любопытно наблюдать такие разные мнения на одно и тоже )
Но автор хочет продолжать.
Это радует.
И страшит одновременно.
Надеюсь, у меня получится провести их так, чтобы в это верилось, чтобы это не было слишком жестоко. И чтобы к свету. Ведь на самом деле ты права, все самое страшное они пережили — они пережили по сути завязку: то, что сделало их такими и что поможет им совершить все то, что они должны.
Спасибо за такой глубокий и проникновенный отзыв. Это было невероятно )
Фиал бы самой кто помог не испугаться и довести до конца вторую сессию.
у меня тоже немного… планы на жизнь поменялись. и я вот думаю, что если будем играть вторую сессию, то мне с весны потребуется полноценная замена на какое-то время. если найдется смелый и ответственный, то да. а иначе не хочется всех в конце кинуть и подвести )))
я хочу потом подробно все сформулировать, сейчас пробегая мимо с работы, но для меня так важно то, как ты это поняла, и вопрос веры, и все… пока только одно громадное СПАСИБО, а вечером хочу все-таки много чего сказать.
а чего это я забуду? я сегодня села, и все сцены, которые в голове всплыли, нашла. у тебя еще были, но уже подзабылось. считай, что эти две — самые яркие впечатления. еще из развязки про ликорисы стоит в голове… но я не хотела бы ее увидеть нарисованной, ни первый вечер, ни второй )))))
Смертельный штормОпадали грохочущие волны, стихали, оставляя после себя взбитые в пену брызги. Расходились по сторонам, расползались нависающие над головой чёрные тучи. Расползался по частям и корабль, избитый дикой бурей.
— Алекс, — закричала я снова.
Он будто не замечал, что все, оставшиеся в живых, давно побросали оружие и готовы были сдаться. Двое оставшихся офицеров стояли напротив него, сжимающего рукоять шпаги, и пытались уговорить его успокоиться. Спотыкаясь, едва ступая на поврежденную ногу, я снова побрела к нему, надеясь, что в этот раз меня не отшвырнет внезапной волной.
Алекс медленно опустил и без того не нужный ему клинок.
Шхуна с грохотом упала на очередной волне. Несколько матросов брались за снасти, пытаясь убрать уцелевшие паруса, усмирить потерявший управление корабль. Под ногами катались обломки дерева, клочья парусины. Раненые и убитые — здесь же, на палубе. Но я не смотрела на них. Теперь ничего не исправить.
Резкий крен швырнул меня на палубу, я испачкалась в луже чьей-то крови, но снова поднялась и упрямо пошла к Алексу, замершему посреди этого хаоса. Ему единственному не мешала качка. Он будто слился с короблем, морем, небом и даже на миг не терял равновесие, в то время как офицеры, едва держась на ногах, хватались за подворачивающиеся снасти.
Алекс обернулся. Он здесь, с нами?.. Или нет?
А корабль рассыпался на куски. Стонала уцелевшая бизань-матча. Свистел в расщелинах треснутого дерева ветер. Мы чудом не утонули, когда перевернулся ялик, а теперь вот-вот уйдём на дно вместе с этой шхуной.
Могло показаться, что мир и вправду хочет нашей смерти. А мы, упрямые, карабкаемся по острым осколкам, взбираемся на хрупкие грани, которые вновь и вновь обрушиваются под ногами. И если мы замрём хоть на мгновение, перестанем бороться — это пропасть поглотит нас. Вырвет из горла последний крик, последний вздох, а после — сотрёт наши имена.
Но я знаю, это не так.
От резкого крена я рухнула на колени у ног Алекса. Схватила его за руку. Тёплую, родную. Он едва заметно сжал пальцы, выронил из другой руки клинок. Алекс так крепко стоял на палубе, что я изо всех сил оперлась на его руку и медленно поднялась, замерев рядом. Поднялась и закрыла глаза.
Когда-то давно, в том лесу, я смогла увидеть, как он чувствует этот мир. Теперь я знаю, хоть и не могу ощутить это сама. Но я могу видеть. И я должна найти какой-то выход. Объединившись с Алексом, я позволила себе раствориться в окружающем мире. Во всей его свирепости, дикости и красоте. Он чувствовал стихию, а я видела… видела эти потоки, эти бесконечные завихрения бесконечных сил. Мириады звёзд, мириады нитей, сплетающих бытиё. Как нам вырваться из затягивающей в своё нутро бездны?
Я даже чувствовала предвкушение Алекса от близкого соприкосновения с морем. От того, что оно примет его в свои объятия. Ласково, как самая любящая на свете мать. Убаюкает на дне, уложит в холодную, зыбкую колыбель. Но нам там не место, ещё не место. Я верю, я знаю это! Я тебя люблю, Алекс… и хочу любить ещё долго. Нежно, трепетно. Ласкать, перебирать тёмные волосы, касаться тёплых губ, зарываться в объятия…
Как найти спасение? Кто может нам помочь? Алекс, кто может нам помочь?! Давай жить! Мы сможем. Вырвемся из лап смерти, как делали уже десятки раз. Посмотри — здесь столько людей! Они все хотят жить. И не все заслужили смерти за то, что боялись нас.
Давай же жить, Алекс!
Моя отчаянная мольба разлетелась по миру, по этому простору, далеко, до самого горизонта, и дальше — за него. Когда-то мы так хотели дойти до твоего острова. Там, где когда-то ждал нас Мейкдон. Может, и сейчас ждёт?
Где же этот чёртов остров?
Алекс сжал крепче мою ладонь и притянул к себе.
Мираих…
Ветер трепал рваные паруса. А мы ведь были совсем близко от острова. Буря гнала нас туда, хоть и почти уничтожила шхуну! Казалось до него рукой подать! Но нам сейчас не хватит сил туда дойти. Мы быстрее потонем. Борта заливало водой. Что мы наделали, Алекс? Мы не можем погубить стольких.
Вытащи нас отсюда!
Скалы, левады и океанПетляя и извиваясь, лаз уходил вглубь горы и вверх. Пожалуй, взрослый тут бы точно не пролез. Заново обдирая всё, что только можно, я протискивалась вглубь по острым камням, извилистым ходам. Казалось, я ползу уже целую вечность и это никогда не кончится. И что, если дальше тупик? Я даже не выберусь назад. Но наконец где-то далеко мелькнуло светлое пятно, а вой превратился в простой ветер! Послышался плеск льющейся на камни воды. В последний раз я подтянулась на локтях, и вот лаз вынырнул прямо на отвесную часть скалы, а под ним виднелся только крохотный уступ.
Я осторожно выбралась на него и замерла, не в силах двинуться с места. Передо мной распахнулась громадная пропасть, а вокруг — голые скалы. И вода. Наверное, это левады — водостоки с гор. Вода текла повсюду: справа, слева, сбоку за спиной, дымкой висела в воздухе. А редкие облака и вовсе оказались подо мной — так высоко в небо забралась я через эту пещеру.
Как завороженная я смотрела на океан, бушующий далеко под ногами, подсвеченный ярким солнцем. Я любовалась бесконечным простором, таким родным и таким далёким! Даже в Шинтаре я никогда не видела подобного. Настоящий океан, могучий, грозный. Неохватный. Как будто мир распахнулся, раскинулся от края до края. Смотри, мол, любуйся!
Ветер завывал, закручивал волосы в стороны и бросал их в лицо; воздух пах влагой и солью. Интересно, что за земли могут лежать за таким гигантским океаном, и сколько же до них добираться? Глядя вдаль, я ощущала в груди необычную тоску, словно тянувшую меня туда, за далёкий горизонт. Говорят, мир такой огромный и никому из нас невозможно обойти его весь. Сейчас я легко в это верила. Океан…
Это радует.
И страшит одновременно.
— Алекс, — закричала я снова.
Он будто не замечал, что все, оставшиеся в живых, давно побросали оружие и готовы были сдаться. Двое оставшихся офицеров стояли напротив него, сжимающего рукоять шпаги, и пытались уговорить его успокоиться. Спотыкаясь, едва ступая на поврежденную ногу, я снова побрела к нему, надеясь, что в этот раз меня не отшвырнет внезапной волной.
Алекс медленно опустил и без того не нужный ему клинок.
Шхуна с грохотом упала на очередной волне. Несколько матросов брались за снасти, пытаясь убрать уцелевшие паруса, усмирить потерявший управление корабль. Под ногами катались обломки дерева, клочья парусины. Раненые и убитые — здесь же, на палубе. Но я не смотрела на них. Теперь ничего не исправить.
Резкий крен швырнул меня на палубу, я испачкалась в луже чьей-то крови, но снова поднялась и упрямо пошла к Алексу, замершему посреди этого хаоса. Ему единственному не мешала качка. Он будто слился с короблем, морем, небом и даже на миг не терял равновесие, в то время как офицеры, едва держась на ногах, хватались за подворачивающиеся снасти.
Алекс обернулся. Он здесь, с нами?.. Или нет?
А корабль рассыпался на куски. Стонала уцелевшая бизань-матча. Свистел в расщелинах треснутого дерева ветер. Мы чудом не утонули, когда перевернулся ялик, а теперь вот-вот уйдём на дно вместе с этой шхуной.
Могло показаться, что мир и вправду хочет нашей смерти. А мы, упрямые, карабкаемся по острым осколкам, взбираемся на хрупкие грани, которые вновь и вновь обрушиваются под ногами. И если мы замрём хоть на мгновение, перестанем бороться — это пропасть поглотит нас. Вырвет из горла последний крик, последний вздох, а после — сотрёт наши имена.
Но я знаю, это не так.
От резкого крена я рухнула на колени у ног Алекса. Схватила его за руку. Тёплую, родную. Он едва заметно сжал пальцы, выронил из другой руки клинок. Алекс так крепко стоял на палубе, что я изо всех сил оперлась на его руку и медленно поднялась, замерев рядом. Поднялась и закрыла глаза.
Когда-то давно, в том лесу, я смогла увидеть, как он чувствует этот мир. Теперь я знаю, хоть и не могу ощутить это сама. Но я могу видеть. И я должна найти какой-то выход. Объединившись с Алексом, я позволила себе раствориться в окружающем мире. Во всей его свирепости, дикости и красоте. Он чувствовал стихию, а я видела… видела эти потоки, эти бесконечные завихрения бесконечных сил. Мириады звёзд, мириады нитей, сплетающих бытиё. Как нам вырваться из затягивающей в своё нутро бездны?
Я даже чувствовала предвкушение Алекса от близкого соприкосновения с морем. От того, что оно примет его в свои объятия. Ласково, как самая любящая на свете мать. Убаюкает на дне, уложит в холодную, зыбкую колыбель. Но нам там не место, ещё не место. Я верю, я знаю это! Я тебя люблю, Алекс… и хочу любить ещё долго. Нежно, трепетно. Ласкать, перебирать тёмные волосы, касаться тёплых губ, зарываться в объятия…
Как найти спасение? Кто может нам помочь? Алекс, кто может нам помочь?! Давай жить! Мы сможем. Вырвемся из лап смерти, как делали уже десятки раз. Посмотри — здесь столько людей! Они все хотят жить. И не все заслужили смерти за то, что боялись нас.
Давай же жить, Алекс!
Моя отчаянная мольба разлетелась по миру, по этому простору, далеко, до самого горизонта, и дальше — за него. Когда-то мы так хотели дойти до твоего острова. Там, где когда-то ждал нас Мейкдон. Может, и сейчас ждёт?
Где же этот чёртов остров?
Алекс сжал крепче мою ладонь и притянул к себе.
Мираих…
Ветер трепал рваные паруса. А мы ведь были совсем близко от острова. Буря гнала нас туда, хоть и почти уничтожила шхуну! Казалось до него рукой подать! Но нам сейчас не хватит сил туда дойти. Мы быстрее потонем. Борта заливало водой. Что мы наделали, Алекс? Мы не можем погубить стольких.
Вытащи нас отсюда!
Я осторожно выбралась на него и замерла, не в силах двинуться с места. Передо мной распахнулась громадная пропасть, а вокруг — голые скалы. И вода. Наверное, это левады — водостоки с гор. Вода текла повсюду: справа, слева, сбоку за спиной, дымкой висела в воздухе. А редкие облака и вовсе оказались подо мной — так высоко в небо забралась я через эту пещеру.
Как завороженная я смотрела на океан, бушующий далеко под ногами, подсвеченный ярким солнцем. Я любовалась бесконечным простором, таким родным и таким далёким! Даже в Шинтаре я никогда не видела подобного. Настоящий океан, могучий, грозный. Неохватный. Как будто мир распахнулся, раскинулся от края до края. Смотри, мол, любуйся!
Ветер завывал, закручивал волосы в стороны и бросал их в лицо; воздух пах влагой и солью. Интересно, что за земли могут лежать за таким гигантским океаном, и сколько же до них добираться? Глядя вдаль, я ощущала в груди необычную тоску, словно тянувшую меня туда, за далёкий горизонт. Говорят, мир такой огромный и никому из нас невозможно обойти его весь. Сейчас я легко в это верила. Океан…