Холод заставил Сергея двигаться. Нужно было добыть огонь. Но он никак не мог разжечь костёр. Валежник был глубоко под снегом, а ветки, которые он наломал, обрастали льдом, не позволяя даже искре родиться. Снег шёл беспрерывно, теперь он был подобен паппусу одуванчиков, кружил, залетая в глаза и ноздри, заносил любую неровность, создавая идеальную поверхность. Сергей отчаялся и бросил затею с костром. Оставаться здесь не имело смысла, он должен был выбраться. Он минуту озирался по сторонам. Куда бы он ни бросил взгляд, везде был заснеженный лес. Молодой человек не мог определить направление и решил идти наугад. Бесчисленные снежинки тут же заметали оставленный след. Он шёл, не оглядываясь, пока не выбился из сил, но, словно ходил кругами, похожие друг на друга деревья и снегопад не позволяли ориентироваться.
Внезапно облачный океан свернулся в воронку и испарился, снегопад прекратился. Одновременно наступили сумерки. Чёрное небо, усеянное с многочисленными незнакомыми звёздами, создавало контраст с белой поверхностью. Сергей услышал знакомый крик птицеподобного существа и многоголосый хруст, приближающейся невидимой опасности. Как только последняя снежинка упала на пушистый ковёр, замёрзшие деревья начали густо обрастать льдинами. Острыми пиками они занимали всё свободное пространство, превращая лес в смертельный лабиринт. Со всех сторон Сергея поджидала угроза нарваться на растущие сосульки. Они сталкивались, с хрустом ломались, обрушиваясь градом острых кинжалов. Льды срастались друг с другом, образуя стену. Лишь в одном направлении он увидел проход и поспешил, утопая в снегу, царапаясь о сверкающие острия льдинок, уклоняясь от осколкопада. Лес, словно белое чудище преследовал и пытался схватить его стеклянными клыками и когтями, оглушая хрустом и воем. Сергею удалось ускользнуть, проскочив в чернеющий портал, попав на неустойчивую поверхность, окутанную прозрачным туманом. Проход тут же затянуло льдом, острые сосульки почти добрались до него, но застыли многопиковой скульптурой.
Отдышавшись, он огляделся: комната принимала очертания его родительского дома — сильно обветшалого, со старыми сходящимися обоями и облезлой мебелью, которая проявлялась по мере того, как он вспоминал. Сергей так и не определился с цветом штор: то ли салатовые, то ли жёлтые, и шторы, как ёлочная гирлянда, заменяли цвет с одного на другой. В нос ударил запах гниющего дерева и мышиного помета.
— Ты совсем меня забыл, — укоризненно произнес силуэт, сидящий на диване с подогнутыми под себя ногами.
— Мама?
— Дорогой, как, ты мог нас бросить? — спросила женщина, укрытая пледом, край которого продолжала вязать крючком, даже не глядя на петли. — Ты должен вернуться к нам!
— Я не могу, — начал пятиться Сергей, чувствуя одновременно страх, боль и приступы тошноты. Он пытался найти выход, но ноги увязали в полу, в предметах и стенах, во всём, к чему прикасался. С трудом передвигаясь, Сергей ещё больше запутывался в непонятно откуда взявшихся липких нитях разноцветных клубков. Каждый метр комнаты был пропитан болью и разрушительными воспоминаниями. Прикосновение к нитям возвращали его в прошлое, где у дивана в бессознательности валяется старший брат, с иглой в стянутой жгутом вене. Потом память заменяет одни кадры на другие. Теперь тот бьётся в судорогах. Вот, в ломке кричит на мать и швыряет вещи. А она уходит на вторую смену. Она зарабатывает на лекарства для «больного» сына. Постепенно из дома исчезают вещи. Потом, появляются чужие, такие же обезличенные призраки. И находиться здесь становится невыносимо.
— Не уходи, ты нам нужен! — плед рос в её руках, стекал на пол и расползался во все стороны. Сергей только сейчас заметил, что все окружающие его предметы являлись частью этого пледа, который стал напоминать паучью сеть. Попытки выбраться создавали колебания, нити впивались в его тело, опутывая коконом и словно высасывали его силы.
— Даааай! — послышался крик, прожигающий плоть словно кислотой, и откуда-то на пледе, растянутом над пустотой, появился брат Сергея с трясущимися руками и паучьими ногами. Его красные, безумные глаза, пена у рта, отсутствие задней части головы и вздергивающееся в ломке тело ввергли Сергея в ступор. Он перестал двигаться, погасив колебания.
— Дай! — закричал брат, нападая на мать, и опутывая её паутиной.
Мать сидела с невозмутимым видом и тянула соки из Сергея, в то время как старший сын высасывал её силу, продолжая кричать односложное: дай, дай, дай!
— Отпусти меня, мама, мне больно!
— Ты должен нам помочь!
— Ты убиваешь меня, мама! Моё присутствие ничего не изменит, никогда не меняло! Отпусти меня!
Но мать уже не слушала. Её глаза заливались кровью, лицо выражало безумие, и губы повторяли в унисон с сыном: «дай, дай, дай».
Сергею оставалось только бежать, здесь ему не откуда было ждать помощи. Он увидел зазор в паучьей сети, под которой различалась тьма пропасти, но она выглядела спасением. Сергей из последних сил раскачал свой кокон, в который превращался, и бросился вниз. Паутина разворачивалась при падении, вырывая клочки кожи, раздирая его тело до костей. Когда она распустилась полностью, он повис над бездной. Единственной связью, отделяющей его от падения, была нить, крепко засевшая в сердце. По ней уходили последние силы.
— Дай, дай, дай! — кричали, приближаясь к нему по этой паутине мать и брат. — Дай!
Сергей вырвал из сердца нить, сорвался в пропасть и разбился на мелкие части. Но он не чувствовал боли. Ничего не чувствовал. Во тьме его тело выделялось распавшимися пазлами, и прежде, чем закрыть глаза, он увидел, что наваждение исчезло, превратившись в лёгкий парящий пух снежинок.
Снег сыпал и сыпал, укрывая его пушистым холодным одеялом. Пазлы собрались в тело, возвращая ему целостность, но между ними всё ещё различались огромные трещины, куда забивались снежинки.
– Постоянно снится один и тот же эпизод. У деда был красивый огромный конь. Шкура чёрная, лоснящаяся, грива до копыт, а хвост по земле волочился. Я мечтал приручить его. Но дед категорически не разрешал мне к нему подходить. Дед вообще много чего не разрешал, ни гулять по ночам, ни ходить к озеру, ни к обрыву. А в двенадцать хочется нарушать запреты. Однажды я нашёл на чердаке в старом сундуке уздечку, которой никогда не пользовались. Дед водил животное только на веревке. И наконец-то решился.
И вот в глубокую ночь, под стрекот цикад и кваканье лягушек, я выбрался из окна и направился к стойлу. У коня были невероятно большие глаза, словно в них затаилась бездна. Я набросил на него уздечку, животное встрепенулось и согнуло колено, припав к земле, будто приглашая сесть. Я взобрался на него и только заметил, что копыта вывернуты задом наперед. Животное в мгновение ока вынесло меня в поле, и мы оказались у озера.
Зеркальная гладь, отражающая звёздное небо забурлила, когда копыта зверя коснулись воды. Он шёл по воде. Грива стала извиваться, словно сотни гадюк, глаза налились кровью, морда превратилась в облезающий череп. Я отдал бы всё, чтобы спрыгнуть и бежать, бежать прочь — но руки и ноги прилипли к телу чудовища. Зверь завыл, пасть стала расти, обнажая острые клыки, выросла до половины туловища так, что передние копыта стали вроде бороды. Тело удлинилось, задние копыта слиплись в рыбий хвост, на голове выросли оленьи рога. От страха я не мог вскрикнуть, моё тело словно срослось с его туловищем, погружалось в него, как в трясину. Он смотрел на меня и в глазах я видел бездну. Это был келпи, которым пугают детей. Он подпрыгнул и нырнул… и тогда я проснулся.
– И часто вам снится этот сон? – спросила психолог.
– Да, а в последнее время каждый день. Жена посоветовала обратиться к специалисту, и вот я здесь – Девиду не уютно было на кушетке, всё время хотелось видеть лицо собеседника.
– Полагаю дед, ферма и конь реальны?
– Да, дед умер несколько лет назад, а отец сдает ферму в аренду.
– Вы правда оседлали коня?
– Я так и не решился, кроме того, когда я там гостил, дед не спал по ночам.
– Вы не хотели бы туда вернуться?
– Зачем, там живут другие люди, правда дети часто просят показать им ферму, но я не решаюсь…
– Вы боитесь, но чего?
– Я боюсь исчезнуть.
– Это танатофобия, с ней можно бороться. Вы должны понимать, что будете продолжаться в своих детях.
– Да, наверное.
*
– Пап, а мы скоро приедем? – заныл Дон.
– Уже почти, мы проезжаем озеро.
– Давай искупаемся, пап, –попросил Лекс.
– Да, я тоже хочу…
– Милый, может остановимся на полчасика? – присоединилась жена.
– Ладно, – Девид свернул в лес на заросшую дорогу.
Они доехали до озера. Вода была холодная несмотря на июльскую жару, и дети быстро накупались. На берегу их ждали бутерброды.
Девид ходил по каменистому берегу. А тем временем пар, поднимающийся над озером, стал оседать густым туманом над самой водой. Он сполз с озера и опутал берег, спрятал ноги, камни, траву. Девид ходил, воскрешая воспоминания о том, как купался здесь в детстве, и вдруг его окликнула жена:
– Как ты там оказался? Ты нашёл брод?
– Я тоже хочу, –заныл Дон, – пап, я хочу к тебе…
Девид не понимал, о чём они. Туман у его ног стал рассеиваться, и он увидел, что стоит, нет, ходит по воде. Туман рассеивался, обнажая зеркальную гладь. Девид потерял дар речи от ужаса. Вместо своего отражения в воде он видел чудовище с пастью в полтела. К нему плыли его дети, а жена улыбалась.
Туман рассеялся справа, где видением из прошлого стоял дед и причитал:
– Оставь моего внука, забери меня, меняяя…
Девид вновь почувствовал, как его поглощает холодное туловище зверя из сна.
Дети доплыли до Девида, взгромоздились на руки и спину.
Слева на берегу разливался алый закат. Там кричала незнакомая женщина, а её муж с ножом бросился в воду.
Девид чувствовал, как сам становится чудовищем с оленьими рогами и рыбьим хвостом.
Тело покрывалось шерстью, и дети, чужие мальчики прирастали к туловищу. Ночная вода стала мутной и больше ничего не отражала.
Девид нырнул в неё с детьми на спине. Нырнул в беспамятство и бездну.
ПРОЗА
1 место — №2
2 место — №3
3 место — №1
ПОЭЗИЯ
1 место — №2
2 место — №4
поздравляю
я только за, в блице ведущий тоже может участвовать, но не голосует.
напишите Жуковой, она придумала игру и правила, думаю, будет не против
№1
Поэзия
1 место — №3
2 место — №1
3 место — №5
ага
спасибо
особенно если психолог плод воображения
Двери зимы «Лес»
Холод заставил Сергея двигаться. Нужно было добыть огонь. Но он никак не мог разжечь костёр. Валежник был глубоко под снегом, а ветки, которые он наломал, обрастали льдом, не позволяя даже искре родиться. Снег шёл беспрерывно, теперь он был подобен паппусу одуванчиков, кружил, залетая в глаза и ноздри, заносил любую неровность, создавая идеальную поверхность. Сергей отчаялся и бросил затею с костром. Оставаться здесь не имело смысла, он должен был выбраться. Он минуту озирался по сторонам. Куда бы он ни бросил взгляд, везде был заснеженный лес. Молодой человек не мог определить направление и решил идти наугад. Бесчисленные снежинки тут же заметали оставленный след. Он шёл, не оглядываясь, пока не выбился из сил, но, словно ходил кругами, похожие друг на друга деревья и снегопад не позволяли ориентироваться.
Внезапно облачный океан свернулся в воронку и испарился, снегопад прекратился. Одновременно наступили сумерки. Чёрное небо, усеянное с многочисленными незнакомыми звёздами, создавало контраст с белой поверхностью. Сергей услышал знакомый крик птицеподобного существа и многоголосый хруст, приближающейся невидимой опасности. Как только последняя снежинка упала на пушистый ковёр, замёрзшие деревья начали густо обрастать льдинами. Острыми пиками они занимали всё свободное пространство, превращая лес в смертельный лабиринт. Со всех сторон Сергея поджидала угроза нарваться на растущие сосульки. Они сталкивались, с хрустом ломались, обрушиваясь градом острых кинжалов. Льды срастались друг с другом, образуя стену. Лишь в одном направлении он увидел проход и поспешил, утопая в снегу, царапаясь о сверкающие острия льдинок, уклоняясь от осколкопада. Лес, словно белое чудище преследовал и пытался схватить его стеклянными клыками и когтями, оглушая хрустом и воем. Сергею удалось ускользнуть, проскочив в чернеющий портал, попав на неустойчивую поверхность, окутанную прозрачным туманом. Проход тут же затянуло льдом, острые сосульки почти добрались до него, но застыли многопиковой скульптурой.
Отдышавшись, он огляделся: комната принимала очертания его родительского дома — сильно обветшалого, со старыми сходящимися обоями и облезлой мебелью, которая проявлялась по мере того, как он вспоминал. Сергей так и не определился с цветом штор: то ли салатовые, то ли жёлтые, и шторы, как ёлочная гирлянда, заменяли цвет с одного на другой. В нос ударил запах гниющего дерева и мышиного помета.
— Ты совсем меня забыл, — укоризненно произнес силуэт, сидящий на диване с подогнутыми под себя ногами.
— Мама?
— Дорогой, как, ты мог нас бросить? — спросила женщина, укрытая пледом, край которого продолжала вязать крючком, даже не глядя на петли. — Ты должен вернуться к нам!
— Я не могу, — начал пятиться Сергей, чувствуя одновременно страх, боль и приступы тошноты. Он пытался найти выход, но ноги увязали в полу, в предметах и стенах, во всём, к чему прикасался. С трудом передвигаясь, Сергей ещё больше запутывался в непонятно откуда взявшихся липких нитях разноцветных клубков. Каждый метр комнаты был пропитан болью и разрушительными воспоминаниями. Прикосновение к нитям возвращали его в прошлое, где у дивана в бессознательности валяется старший брат, с иглой в стянутой жгутом вене. Потом память заменяет одни кадры на другие. Теперь тот бьётся в судорогах. Вот, в ломке кричит на мать и швыряет вещи. А она уходит на вторую смену. Она зарабатывает на лекарства для «больного» сына. Постепенно из дома исчезают вещи. Потом, появляются чужие, такие же обезличенные призраки. И находиться здесь становится невыносимо.
— Не уходи, ты нам нужен! — плед рос в её руках, стекал на пол и расползался во все стороны. Сергей только сейчас заметил, что все окружающие его предметы являлись частью этого пледа, который стал напоминать паучью сеть. Попытки выбраться создавали колебания, нити впивались в его тело, опутывая коконом и словно высасывали его силы.
— Даааай! — послышался крик, прожигающий плоть словно кислотой, и откуда-то на пледе, растянутом над пустотой, появился брат Сергея с трясущимися руками и паучьими ногами. Его красные, безумные глаза, пена у рта, отсутствие задней части головы и вздергивающееся в ломке тело ввергли Сергея в ступор. Он перестал двигаться, погасив колебания.
— Дай! — закричал брат, нападая на мать, и опутывая её паутиной.
Мать сидела с невозмутимым видом и тянула соки из Сергея, в то время как старший сын высасывал её силу, продолжая кричать односложное: дай, дай, дай!
— Отпусти меня, мама, мне больно!
— Ты должен нам помочь!
— Ты убиваешь меня, мама! Моё присутствие ничего не изменит, никогда не меняло! Отпусти меня!
Но мать уже не слушала. Её глаза заливались кровью, лицо выражало безумие, и губы повторяли в унисон с сыном: «дай, дай, дай».
Сергею оставалось только бежать, здесь ему не откуда было ждать помощи. Он увидел зазор в паучьей сети, под которой различалась тьма пропасти, но она выглядела спасением. Сергей из последних сил раскачал свой кокон, в который превращался, и бросился вниз. Паутина разворачивалась при падении, вырывая клочки кожи, раздирая его тело до костей. Когда она распустилась полностью, он повис над бездной. Единственной связью, отделяющей его от падения, была нить, крепко засевшая в сердце. По ней уходили последние силы.
— Дай, дай, дай! — кричали, приближаясь к нему по этой паутине мать и брат. — Дай!
Сергей вырвал из сердца нить, сорвался в пропасть и разбился на мелкие части. Но он не чувствовал боли. Ничего не чувствовал. Во тьме его тело выделялось распавшимися пазлами, и прежде, чем закрыть глаза, он увидел, что наваждение исчезло, превратившись в лёгкий парящий пух снежинок.
Снег сыпал и сыпал, укрывая его пушистым холодным одеялом. Пазлы собрались в тело, возвращая ему целостность, но между ними всё ещё различались огромные трещины, куда забивались снежинки.
internus
вырви меня из пучины
спаси от печали
в малых дозах эскапизм сродни похмелью
щедро заливающему мигренью будни
заставь забыть тоску
рождённую из тени
чёрной кошкой
царапая пол когтями
медленно идёт ко мне
оскаливается
смеется вороньим каааром
сбрасывает шерсть смоляной дымкой
обрастает перьями
соря опарышами
из раскрытого клюва
бьёт крыльями
без намека на полёт
превращается в оленёнка
взрослеет
отращивает рога
становится деревом
ветки наливаются почками
из них вылупляются птенцы
машут крыльями
разлетаются
но разбиваются о невидимый купол
падает на землю
антрацитовый дождь из птиц
перья поднимаются
брызгами битумного моря
море волнуется
течение образует воронку
она застывает гнездом с яйцами
из них выползают грибы-медузы
парят в воздухе
шляпки вызревают
вырываются споры
превращаясь в шипящий туман
в нём серебряной змеёй
извивается дорога
с кожи отлетают чешуйки
сбивают камнями
на их месте образуются кротовые ямы
змея ползёт вверх
заставляя карабкаться
по нишам склона над пропастью
ниши затягиваются новыми чешуями
и я падаю в тень
падаю в пасть
оскалившейся кошки
сплети из слов спасительную нить
вырви меня из пучины
16.07.25
Прерванная жизнь
Над волной ручья
Ловит, ловит стрекоза
Собственную тень.
Тиё Фукуда
– Постоянно снится один и тот же эпизод. У деда был красивый огромный конь. Шкура чёрная, лоснящаяся, грива до копыт, а хвост по земле волочился. Я мечтал приручить его. Но дед категорически не разрешал мне к нему подходить. Дед вообще много чего не разрешал, ни гулять по ночам, ни ходить к озеру, ни к обрыву. А в двенадцать хочется нарушать запреты. Однажды я нашёл на чердаке в старом сундуке уздечку, которой никогда не пользовались. Дед водил животное только на веревке. И наконец-то решился.
И вот в глубокую ночь, под стрекот цикад и кваканье лягушек, я выбрался из окна и направился к стойлу. У коня были невероятно большие глаза, словно в них затаилась бездна. Я набросил на него уздечку, животное встрепенулось и согнуло колено, припав к земле, будто приглашая сесть. Я взобрался на него и только заметил, что копыта вывернуты задом наперед. Животное в мгновение ока вынесло меня в поле, и мы оказались у озера.
Зеркальная гладь, отражающая звёздное небо забурлила, когда копыта зверя коснулись воды. Он шёл по воде. Грива стала извиваться, словно сотни гадюк, глаза налились кровью, морда превратилась в облезающий череп. Я отдал бы всё, чтобы спрыгнуть и бежать, бежать прочь — но руки и ноги прилипли к телу чудовища. Зверь завыл, пасть стала расти, обнажая острые клыки, выросла до половины туловища так, что передние копыта стали вроде бороды. Тело удлинилось, задние копыта слиплись в рыбий хвост, на голове выросли оленьи рога. От страха я не мог вскрикнуть, моё тело словно срослось с его туловищем, погружалось в него, как в трясину. Он смотрел на меня и в глазах я видел бездну. Это был келпи, которым пугают детей. Он подпрыгнул и нырнул… и тогда я проснулся.
– И часто вам снится этот сон? – спросила психолог.
– Да, а в последнее время каждый день. Жена посоветовала обратиться к специалисту, и вот я здесь – Девиду не уютно было на кушетке, всё время хотелось видеть лицо собеседника.
– Полагаю дед, ферма и конь реальны?
– Да, дед умер несколько лет назад, а отец сдает ферму в аренду.
– Вы правда оседлали коня?
– Я так и не решился, кроме того, когда я там гостил, дед не спал по ночам.
– Вы не хотели бы туда вернуться?
– Зачем, там живут другие люди, правда дети часто просят показать им ферму, но я не решаюсь…
– Вы боитесь, но чего?
– Я боюсь исчезнуть.
– Это танатофобия, с ней можно бороться. Вы должны понимать, что будете продолжаться в своих детях.
– Да, наверное.
*
– Пап, а мы скоро приедем? – заныл Дон.
– Уже почти, мы проезжаем озеро.
– Давай искупаемся, пап, –попросил Лекс.
– Да, я тоже хочу…
– Милый, может остановимся на полчасика? – присоединилась жена.
– Ладно, – Девид свернул в лес на заросшую дорогу.
Они доехали до озера. Вода была холодная несмотря на июльскую жару, и дети быстро накупались. На берегу их ждали бутерброды.
Девид ходил по каменистому берегу. А тем временем пар, поднимающийся над озером, стал оседать густым туманом над самой водой. Он сполз с озера и опутал берег, спрятал ноги, камни, траву. Девид ходил, воскрешая воспоминания о том, как купался здесь в детстве, и вдруг его окликнула жена:
– Как ты там оказался? Ты нашёл брод?
– Я тоже хочу, –заныл Дон, – пап, я хочу к тебе…
Девид не понимал, о чём они. Туман у его ног стал рассеиваться, и он увидел, что стоит, нет, ходит по воде. Туман рассеивался, обнажая зеркальную гладь. Девид потерял дар речи от ужаса. Вместо своего отражения в воде он видел чудовище с пастью в полтела. К нему плыли его дети, а жена улыбалась.
Туман рассеялся справа, где видением из прошлого стоял дед и причитал:
– Оставь моего внука, забери меня, меняяя…
Девид вновь почувствовал, как его поглощает холодное туловище зверя из сна.
Дети доплыли до Девида, взгромоздились на руки и спину.
Слева на берегу разливался алый закат. Там кричала незнакомая женщина, а её муж с ножом бросился в воду.
Девид чувствовал, как сам становится чудовищем с оленьими рогами и рыбьим хвостом.
Тело покрывалось шерстью, и дети, чужие мальчики прирастали к туловищу. Ночная вода стала мутной и больше ничего не отражала.
Девид нырнул в неё с детьми на спине. Нырнул в беспамятство и бездну.
Проза
1 место — №2
2 место — №1
3 место — №3
Поэзия
1 место — №3
2 место — №1
«Жизнь до кота и после…»
«Шёл он, шёл, а тени-то у него и не было…»
«Истинная история гамельнского дудочника»
ага
суно мне нра, очень даже зачетные песни выдает, даже на верлибры)