Гвенн, привыкшая к облику ши, всматривалась в обитателей Океании, которые поразили ее еще на свадьбе.

Конечно, сами фоморы, которые шли по своим делам, ехали на странных созданиях или выглядывали из окон, обвешенных фонариками, светящимися водорослями и морскими звездами.

И конечно, сами фоморы…

— Мы тоже на чем-то поедем? — спросила Гвенн.

Нис вместо ответа обхватил ее за талию

Все вокруг очень походило на ристалище.

— Нис, мне иногда надо поговорить с тобой

Ты могла выпасть куда угодно, — все также безо

— А где ты видишь Мигеля? — Гвенн выдохнула, еще не придя в себя

Из ее декольте выплыл Мигель,

её

неровных кругов и дернулся от шлепка Гвенн.

дёрнулся

— Гвенн, мы прибыли раньше всех, — Рука Ниса дрогнула, словно он хотел ухватить Гвенн за руку, но передумал.

мы прибыли раньше всех. — Рука Ниса дрогнула, — точка

Он не ши-саа и не селки и не бен-варра.

— Гвенн, он… Ваа непохож ни на кого, — губы Ниса на миг обрисовали улыбку.

Подводный мир еще заколыхался и поплыл сильнее.

На душу снисходило ощущение спокойствия, Гвенн еще приблизилась к происходящему и оказалась словно бы внутри Ниса: пузырьки теперь струились вокруг от ее движений, а вода была родной и приятно прохладной.

Сражались за право королевы вернуться к жизни на поверхность и опять именоваться ши из дома Рек,

Нис, разумеется, заинтересовался — кому хватает отваги обрабатывать камень в самом неблагоприятном для этого месте, из ныне существующих.

Поддавшись любопытству, крупный зеленый осьминог подплыл к устью входа ближе, осторожно заглянул и столкнулся взглядом с мелким представителем какого-то смутно похожего вида.

похожего на кого?

— Я вас всех еще переживу! — устрашающе клацнул челюстями,

ещё

Запомнил! Еще раз появишься,

ещё

ровные пластинки, заменяющие зубы, опять щелкнули.

щёлкнули

что-то живое и вытащил, поражаясь, морского конька. Пока Нис пораженно разглядывал странную добычу

спикировал сверху и мягко шлепнулся на шкуру нарушитель порядка.

шлёпнулся

Мне не очень нравится «на шкуру», шкура у него везде. На спину? На голову?

когда дерзкий малек вцепился в его спину зубами-пластинами!

малёк

Язык-терка, специфический для осьминогов, наждаком прошелся по шкуре,

тёрка

прошёлся

Причем, спрут наполовину, как будто недопревратившийся фомор или наполовину преображенный осьминог.

преображённый

причём

Недомерок застыл промежуточным состоянием, а судя по ловким восьми щупальцам, начинавшимся от пояса — разве что узлом не завязывались! — это было его самое естественное состояние.

Недомерок как бы застыл в промежуточным виде, а судя по ловким восьми щупальцам, начинавшимся от пояса — разве что узлом не завязывались! — это было его самое естественное состояние.

что он предпочел принять свой обычный вид — ему очень нужна была способность разговаривать отчетливо.

предпочёл

и тогда любопытство осталось бы не удовлетворенным.

неудовлетворённым

Словно в подтверждение этих слов по сине-голубой шкурке прошла рябь,

Нису стало еще любопытнее.

ещё

перепончатые уши дрогнули вслед за более теплым током течения.

Мое имя несет смерть!

Моё имя несёт смерть

темные глаза, совсем не светящиеся, щурились

тёмные

— Твое имя, Ваашлиххтиори, несет смерть только тебе,

твоё

несёт

«Рожденный, чтобы умереть».

Рождённый

А у меня их знаешь, сколько?!

— Мне не нравится мое имя, оно несет смерть!

сработает живое морское проклятье и ты умре-е-е-ешь!

Царевич весело хмыкнул, находя угрозу еще более смешной,

ещё

— Раз тебе не нравится твое имя, — окинул придирчивым взглядом притихшего от непонятных реакций на его слова спрутика, — я нареку тебя Ваа — попросту «рожденный», один из многих в нашем бесконечном океане.

— Но я же тебя у-ку-сил! — выговорил, нарочно выговаривая слова всем лицом.

— Ты меня не прокусил даже близко, — Нис перевстал, чтобы спину не стягивало болью, синяк все равно останется

Нашел, где разбрасываться смертью или жить с таким именем.

— А вот и нашел! Я сам искал и нашел!

Нашёл

Ваа вскинулся сердито, часто заморгал темными глазами, что делало его еще более необычным.

тёмными, ещё

Полуфомор попытался смыться так скользко и отработанно, что Нис чуть не заколдовал его в лед.

чуть не заколдовал его или чуть не превратил его в лёд

— Зато там полно еще более диких!

ещё

Ваа оскорбленно и одновременно любовно

оскорблённо

Мне и восемь ног хорошо, но сестры умеют быть обычными, а я нет!

сёстры

Ты плывешь со мной, это не обсуждается.

плывёшь

Вокруг опять все забурлило, теперь узнаваемым для Гвенн водоворотом, обоих унесло в столицу, ворота дворца распахнулись перед царевичем, хотя стража косилась на прижатого локтем к боку, ошалевшего, несопротивляющегося Ваа.

Глаза ее горели весьма хищно. Ваа прижался уже сам, захлопал темными глазами часто-часто.

её, тёмными

этикет и прошел дальше.

прошёл

— Что это за чудишко? — стражник был добродушным, Нис ответил честно.

— Не знаю, но оно мое.

— Не знаю, но оно моё.

Ваа зашипел, будто его выбросили на раскаленный воздух.

раскалённый

Нис не задерживался, прошел прямо к отцу,

прошёл

Наконец удовлетворился и приподнял бровь, молча вопрошая — какое от него требуется решение.

молча вопрошая: какое от него требуется решение?

— Я его нашел, — Нис слегка погладил Ваа вдоль спины. — Он меня нашел. Я хочу, чтобы он остался тут.

нашёл

— Тоже да, — иногда манера отцовской речи раздражала неимоверно, и Нис вынуждал его произносить реплики словами. Сдержаться было очень трудно, но Нис смог. Иначе отец ве решит по-своему.

— Тоже да. — Иногда манера отца общаться раздражала неимоверно, и Нис вынуждал его произносить реплики словами.

Иначе отец всё решит

Айджиан хмыкнул — все о бешенстве Ниса он прекрасно знал.

— Я все равно убегу,

всё

— Удивлена, — подвел черту Нис. — А у тебя?

подвёл

У благих, но по легкому изгибу брови, по движению уголков губ или складок у глаз можно было понять — врет этот ши или искренен, придумывает на ходу, уводя взгляд, или говорит правду.

У благих, но по легкому изгибу брови, — ощущение, что тут чего-то не хватает, фраза непонятна.

По руках Ниса можно было сказать лишь то, что он не неженка и не белоручка.

Однако, ничего нового.

А когда-то Гвенн смеялась, можно ли полюбить фомора?

А когда-то Гвенн смеялась: можно ли полюбить фомора?

где Гвенн скользнула взглядом по оружию, развешенному на стенах, книгах и вздрогнула, увидев знакомый шлем волчьего дома.

Может, фоморы показывают и убирают их также, как волки — зубы?

когда веки Ниса — Ниса дышащего ровно и явно спящего — поднялись,

И сам выглядел так, словно его только что помылся, причесался и надел свежую одежду.

— Не проще ли, мой супруг, было позвать лекаря?

Повязка наложена умело, не пережимала и не стесняла движений.

Повязка наложена умело, не пережимает и не стесняет движений.

Еще и платье ее выкинул! Да что он себе возомнил?

Не то, чтобы Гвенн было жалко… однако память о ее доме!

Князья — это как короли. Они прикладывали ладони к лбу, губам и к груди, челядь кланялась до земли.

Лайхан распрямилась в ответ на слова Ниса, улыбнулась, изящно подплыла к Гвенн,

Глаза у фоморок были почти слабо-голубые или бледно-лимонные, а у Лайхан — совсем белые.

И уж основам этикетам меня обучили в моем доме!

— Разумеется, моя госпожа, — Лайхан, не изменившись в лице, но укоризну Гвенн увидела явственно.

Не хотелось говорить, что вся эта суета, конечно, приятна, однако Нис показался ей наиболее знакомым из всей этой пестрой толпы.

Вчерашние рыбки мгновенно привели в порядок тело и волосы. Вместо вчерашних мягких туфель на Гвенн надели тоже мягкие,

Вместо вчерашних мягких туфель на Гвенн надели тоже мягкие, но все же больше похожие на кожу, чем на губку, расшитые разноцветным бисером.

— Молодого сира, как его называет первый министр Мигель, — губы фоморки дрогнули в улыбке, — знает меня с пеленок.

повязке, открытая грудь, струящаяся одежда, подхваченная серебряными нитями…

Фоморки утекли также незаметно, как и появились, Лайхан тоже ушла,

Как показалось Гвенн, это признак волнения.

— Как вам ночь с Нисом, правда же, он необыкновенный? — Отвлеклась Гвенн на голос фоморки, которая вчера смотрела на нее злобно, а сегодня прикрылась маской любезности.

Гвенн занесла ее в разряд интриганок, пока она готова была занести туда всех, кого встречала, и кто пока не доказал ей обратного.

Мигель шустро спрятался за плечо, глубоководная гадина мило улыбалась, чем еще больше насторожило Гвенн.

Губы оказались мягкие и неожиданно теплые.

— Я задержался, — Нис окинул взглядом Гвенн, задержался на прическе.

Темстиале уносила повозка из двух коров, а под ногами Гвенн, с высоты двух самых высоких башен дома Волка, переливалась огнями столица фоморского царства.

Неправильно построено предложение.

а под ногами, с высоты двух самых высоких башен дома Волка, Гвенн видела переливающуюся огнями столицу фоморского царства.

Тонкая ткань отодвинулась, и рядом с Гвенн присела дама с рыбьим хвостом и высокомерным видом.

С высокомерным видом присела дама с рыбьим хвостом?

Присела высокомерная дама с рыбьим хвостом?

Злость придала сил, хоть левая рука ломила так, словно ее ухватил неведомый зверь и дергал в тщетных попытках оторвать.

Пропали Нис, коралловая стена, отделанная перламутром, голубой песок дорожек, и весь этот странный мир.

Гвенн порадовалась, что все же умирает, что ее долг и и ее расплата закончились так быстро…

Гвенн все еще не могла открыть глаз, но была уверена, это смешной голожаберный моллюск, первый министр Айджиана.

но была уверена: это смешной

Почему она молчала? — голос Ниса был все также монотонен, что пугало до фоморов.

— Эта гордячка даже не вздумала сказать о том, что ей больно,

Гвенн — огонь, хватило малого, а ожог от ваших бичей притянул их на себя.

Во рту пересохло, Гвенн лишь кивнула, не найдя слов для ответа.

— Уже ночь. Благие спят одетыми? — все также ровно спросил Нис,

Он обычного соития, не от любви небесной, освященной свободой?!

Беспомощность — то, что она так хотела избежать.

Ладони Ниса, неожиданно ставшие теплыми, заскользили по телу, а взгляд зеленых глаз все также не отрывался от Гвенн.

На миг пожалела о согревавших ее ладонях, и тут же отбросила глупые мысли, слезы и собственную слабость.

ладонях и тут же — зпт лишняя

Сразу вопрос: Ё принципиально игнорируешь?

На поясе у каждого виднелось и оружие: будущая царевна располагала тонким кинжалом,

Женщины рода ши-саа, подводных ши, предназначены плавать, тела их гибки и изящны, груди крепки и малы, а у этой сухопутной…

Невеста в ответ смотрела с вызовом, что не могла скрыть жемчужная накидка,

Равно не было ни одной чешуйки!

Вряд ли сухой воздух располагает к плаванию или обтекаемости форм, вот и пришлось царевичу посвататься к той, что не походила на ши-саа ни цветом, ни фигурой.

Кроме вида, отличались и нравы береговых ши, иначе как объяснить коротко, словно у стражей или у слуг, обрезанные волосы?

Пусть все это дела береговых, у ши-саа собственных забот — с Девятилетний Шторм.

Пусть этим занимаются береговые, у ши-саа собственных забот — с Девятилетний Шторм.

Проклятие, к тому же, упавшее «одну или две тысячи лет назад», не особо всколыхнуло жителей моря, только запечатало границы для береговых ши.

Царевич тоже, выбрал женушку по себе.

все говорили о странной паре, проходящей над их головами, по спинам веселых дельфинов к колодцу силы.

Фигура царя была видна отовсюду — и без того высокий, он венчал собой возвышение вокруг колодца силы.

— Назови свое имя и род, — произнес Айджиан, в полную силу голоса, что легко разнесся трепетанием воды и магии над всей парковой площадью.

Первый министр, подплывший очень близко затрепетал посиневшей юбочкой, переживая за царя.

Голожаберный моллюск, ни панциря, ни скелета, одна нога да пара рожек, что с него взять?

Говорила, впрочем, почти ладно — не слишком по Морскому Закону, но по совести.

Дважды запнулась береговая: на словах «по доброй воле ли род мужа принимаешь как свой», и покачала головой недоуменно, когда Айджиан ее про стихию спросил.

Вновь зашептались ши-саа и межкровки всех мастей

Заволновался весь честной народ — невеста закраснела, а царевич понятно посинел, но смотрелось небывало,

невеста покраснела (заалелась, закраснелась)

Нечего взять с рода молотов, только и могут, что драться!

Ткнули его алебардами, пятками копий, мазнули, касаясь гладкого бока — не больно, обидно.

Двинул акул тупой мордой и исчез, как и не было.

Ох, не нарочно ли царь акула подсунул, зашептались в толпе: отвлечь, от непорядочного обряда глаза всем отвесть.

Не только и не столько глаза ши-саа, не межкровок, сколько магических токов предвечного колодца магии!

И снова межкровки.

С ненавистью, да молча и недвижно: пока года легкого брака не прошло, мало ли что может случиться?

Посмотри, морской царь, кто из двоих краше?

Или: Посмотри, морской царь: кто из двоих краше?

Айджиан, и без того на правый глаз сощуренный, прищурился сильнее, отвел взор.

Айджиан, у которого и без того правый глаз вечно прищуренный, прищурился ещё сильнее.

Поручаться за то, однако, никто бы не стал — царская воля непредсказуема, как волны во время шторма, и сильна, как землетрясение.

И уж те, кто хочет Темстиале добра, точно должны об видимых знаках к ней благорасположения царского умолчать — не приведи старые боги, передумает!

И уж два раза те рога в одну сторону не повернешь, Балор, может, немолод и на правый глаз слеповат, да ломать с ним копья дело бесполезное.

Слеповат — нет такого слова. Или слеп, или подслеповат.

Вот же дерзость какая, спросить прилюдно, взял ли ты жену свою?

Взмах бича, водяного вращающегося хлыста, синего, принадлежащего царевичу Нису — быстрее бросившейся в толпу стражи, точнее взгляда.

плечи, подтянули к телу плавники и замерли по возможности,

Грубость и дерзость отдельной рыбины прощены в честь праздника — один удар хлыстом унесла с собой на хвосте, не пять или десять.

Нис, высокий как Айджиан, зеленоглазый, как Айджиан,

Под узкими, расшитыми перламутром и жемчугом рукавами, поднятыми на краткий миг,

он болезненный и пройдет нескоро, сколько ни смазывай мягчайшей вытяжкой из чернил осьминога.

Дикий нрав наследника вошел в поговорки, женщины покачали головой, жалея глупую береговую.

женщины качали головами

Дикий нрав наследника вошел в поговорку, женщины качали головами, жалея глупую береговую.