Как выяснилось, далеко не все даже маститые литераторы и литературоведы знают сей приписываемый Тредьяковскому стишок.
Стрекочущу кузнецу
В зленем блате сущу,
Ядовиту червецу
По злакам ползущу.
Журавель летящ, во грахе
Скачущ через ногу,
Забываючи все страхи,
Урчит хвалу Богу.
Элефанты и леонты,
И лесные сраки,
И орлы, оставя монты,
Учиняют браки.
О, колико се любезно,
Превыспренно взрачно,
Нарочито преполезно
И сугубо смачно!
Об этом и о прочем — в статье Владимира Успенского
интересный обмен мнениями по поводу — в салоне на ПРУ
Ну, так это же о сороках речь… Равно как и грах — горох
В сочинениях Тредиаковского этих строчек нет, как и нет в венгеровской антологии поэзии 18 века. Единственное книжное их подтверждение — роман Мордовцева «Двенадцатый год» (1879, текст есть у Мошкова).
На мой взгляд, пародийность приведенных строк очевидна, и я искал бы авторов в некрасовско-дружининском кружке. Вполне в их духе.
А строчки известные. Зощенко в «Голубой книге» из них целую философию вывел.
Пародийность в нарочитости. Успенский не случайно отметил, что тут каждое слово подчеркнуто архаично. Тредиаковский писал уже на языке 18 века, где такие архаизмы были отдельными вкраплениями — даже, когда он пишет высоким штилем:
О Петре! Петре! Петре! воине сильный!
При градех, и во градех, и в поли весь дивный.
Возвратись, моя радость, Марсова защита:
Марс не Марс без тебя есмь, ах! но волокита.
Увы, мой Петре! како возмогу стерпети
Тебе не сущу, в слезах чтобы не кипети?
Вем, что не должно храбру, но быти не можно,
Егда вем, яко уснул ныне ты не ложно.
Уснул сном, но по веках возбнуться имущим;
Уснул сном, но нам многи печали несущим.
Он смотрится как имитация архаики. Вы не найдете в русской поэии ни одного подобного стихотворения.
И еще одно: приведенное Вами стихотворение написано отточенной силлаботоникой с пиррихиями, чего не было еще ни у Тредиаковского, ни у Ломоносова. Очевидно, что текст этот мог быть написан не раньше второй половины 18 века, уже после поэтических достижений Сумарокова.
Вдогонку. Мне стало интересно — а когда вообще в русской поэзии возникло такое чередование 4-ст. и 3-ст. хорея с окончаниями ЖЖЖЖ? Гаспаров пишет об этом метре так:
[Этот метр] берет начало от средневекового «вагантского стиха» — Meum est propositum in taberna mori, Ut sint vina propius morientis ori…
Он пришел в Россию через Польшу и Украину, немного деформируясь под влиянием местных языковых особенностей и привычек. В украинской народной поэзии из этого получился силлабический (4+4+6) сложный «коломыйковый» стих: «Ой коби я за тим була, за ким я гадаю, Принесла би сiм раз воды з тихого Дунаю».
В России этот силлабический стих стал силлабо-тоническим: «Во саду ли, в огороде Девица гуляла...» — 4- и 3-ст. хореем со сплошными женскими окончаниями, и полностью сохранил песенные ассоциации."
В другой книге он указывает, что разработку этого и подобных ритмов начал Жуковский, и приводит в качестве примера стихотворение его соратника Мерзлякова (1806): «Чернобровый, черноглазый Молодец удалый Вложил мысли в мое сердце, Зажег ретивое...», с которого начинаются «многочисленные последующие имитации 8 + 6-сложных «малороссийских песен».»
Так что рубеж написания «лесных срак» еще сдвигается. Это стихотворение написано не раньше начала 19 века, после первых экспериментов романтиков.
Ну и как резюме (оттуда же):
Статья была посвящена любопытной теме, не так уж часто затрагиваемой в нашей литературной критике, а именно роли писателей второго ряда — причем с упором именно на их второрядность.
Мне вспоминается, как в 60-е годы я шел по Переделкину с покойным драматургом Исидором Владимировичем Штоком, человеком живого ума и быстрой реакции. Проходя мимо дачи Федина, в те годы возглавлявшего Союз писателей, я не удержался от неодобрительных слов относительно его творчества. “Ты не прав, — возразил Шток. — Федин — это настоящий русский плохой писатель. А быть настоящим русским плохим писателем — это очень много”. (“Кто же тогда этот? — вскричал я, указывая на одну из неподалеку стоящих дач. “А это вообще не писатель”, — назидательно ответил Шток.)
Интегральная роль плохих писателей (но настоящих, настоящих!) в общем литературном процессе и в восприятии беллетристики теми, кто читает первосортных авторов, практически не выяснена. Было бы легкомыслием полагать, будто недостаточно талантливые писатели всего лишь неизбежное зло. Разумнее считать, что без них литература не могла бы существовать.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.