Я тут перечитываю.

Действительно здорово насчёт красной глины.

В точку

«Вернись, дурак, я всё прощу!»

— Я взял его на случай, если понадобится кровь, чтобы поговорить с убитыми, — спокойно сказал маг после того, как Антонио принял нож. Он не счёл нужным вдаваться в детали насчёт того, чья именно это была бы кровь — ему казалось, что тут и так все ясно. — Но пока здесь не с кем говорить, как я вижу.

Слова Антонио о том, что за дверью происходит что-то колдовское, заставили Ричарда заметно помрачнеть.

— Стоит нам сюда спуститься, как в таверне начинает твориться какая-нибудь ерунда. Антонио, идите первый, я за вами. Я слышал, что женщины там пели молитвы. Не совсем то, что я хотел бы испытать на себе.

Выйдя следом за инквизитором из погреба в коридор, Ричард задул огарок свечи и ненадолго задержался, чтобы быстро скинуть тряпки, которыми до того обернул обувь. Заодно он снял испачканный в крови плащ, оставшись в рубашке и короткой куртке без рукавов; быстрым движением свернул его и уложил на саквояж, который ранее оставил снаружи у двери в погреб. После этого он вслед за Антонио поспешил к выходу из коридора.

Несколько долгих секунд Ричард ничего не отвечал. Судя по выражению лица, он, похоже, был в замешательстве.

Разумеется, мысль насчёт Марии и её спутников ему в голову пришла. Как раз эту мысль он и не высказал Антонио, оборвав себя на полуслове. Но насчёт себя самого он не подумал.

Действительно. После обмена угрозами с инквизицией и после казни мнимой ведьмы Антонио почти сутки безвылазно сидит в трактире. На исходе этих суток появляется Ричард — что само по себе невероятное совпадение. Не проходит и четверти часа, как в погребе раздаются крики. И почти сразу вслед за этим объявляются Мария и её спутники, разыгрывая представление насчёт того, что им нужен некромант.

Потом маг с инквизитором спускаются в погреб. Хорошо, дверь Антонио прикрыл сам. Но сейчас он в этом погребе почти в полной темноте, наедине с некромантом и двумя обезглавленными трупами. И этот некромант, прежде чем войти, попросил остальных подождать снаружи и положил нож в карман плаща.

Все эти подробности вдруг вспомнились Ричарду, укладываясь в единую стройную картину, настолько ясную, что он, в общем, не знал, что сказать.

Да, он мог уже убить Антонио, пока тот осматривал трупы. Но это могло быть и минутным колебанием: все-таки старый знакомый…

На месте Антонио он сам, наверно, больше всего хотел бы выбраться из проклятого подвала. Только попробуй выберись, если сперва надо открыть дверь, а некроманту достаточно сказать пару слов, чтоб у тебя подкосились ноги.

И у парня ещё хватает мужества улыбнуться, гром нас всех разрази.

— Они бы возжелали вас убрать, даже если бы вы промолчали, — наконец сказал Ричард. — Уверен, что по вашему взгляду все отлично можно было понять. Держите.

Он сделал пару шагов, обходя труп в инквизиторском плаще сбоку, и остановился от Антонио в двух-трёх шагах, левой рукой достав из кармана плаща и протягивая инквизитору свой нож, завёрнутый в платок.

— Осторожно, он острый. Я держу за лезвие.

Ричард, молча выслушав Антонио, посмотрел на него с таким же неопределённым выражением лица, с какой интонацией в голосе час назад переспросил насчёт ангела.

— То есть вы им сказали, — медленно повторил он, — что собираетесь доложить Конклаву и об их делишках, и об этом амулете. Антонио. Я знаю, что вы человек храбрый и прямой — это безусловно делает вам честь. Но я не думал, что вы настолько безрассудны. Вас могли зарезать тогда в толпе на площади, могли отравить здесь в трактире. Если не зарезали и не отравили — значит, возможно, кто-то дожидается вас снаружи, чтобы прикончить в пути. — Он явно хотел что-то добавить, но передумал и вместо этого спросил:

— Кстати, откуда вам было известно, что та девушка не ведьма? Вы её до того где-то видели?

Ричард, стоя с той стороны, где у трупов должны были быть головы, держал свечу ближе к бездыханным телам, чтобы рассмотреть всё новые знаки, которые обнаруживались по мере того, как молодой инквизитор проводил досмотр. Маг не переворачивал тела и поэтому рукавов пока не запачкал, но полы его плаща всё же изрядно перемазались кровью. Стоило бы снять плащ, прежде чем заходить вовнутрь, но теперь было уже поздно.

— Занятно, — негромко сказал он. — Погодите, Антонио, тут кое-что странное. Смотрите.

После того, как Антонио перевернул тело человека в простой, почти крестьянской одежде, небольшой амулет в виде жука выскользнул из-под почти оторванной, выгнутой под неестественным углом руки трупа и оказался на полу, рядом с кругом из серых свечей. Ричард, наклонившись, осветил его получше.

— Скарабей?.. — с сомнением произнёс он. — Похоже на скарабея. Знаете, там, в южных землях, — он приостановился, думая, как лучше объяснить, — в том самом Египте, откуда иудеев вывел Моисей, такие жуки были в почёте. Были частью культа мёртвых, который практиковался там в давние времена. Я читал об этом, — пояснил он в ответ на недоуменный взгляд инквизитора. — Но что этот амулет делает здесь?

— Вдобавок, — он поднёс свечу ко второму телу, прикрытому обрывками одеяния, род которого было уже не определить, и изодранным инквизиторским плащом, — часть знаков на этом теле — те, которые кровью — мне, по правде говоря, тоже напоминают египетские. Там была совершенно своеобразная символика… С петухом то же самое: на нём множество печатей, они довольно странно выглядят — не классическое начертание; и, по-моему, часть из них следовало бы отнести скорее к египетской, чем к нашей демонологии.

— Ещё, — маг указал на знак, открывшийся после того, как Антонио повернул труп в инквизиторском плаще — он был расположен сзади на шее, почти у линии, где голова была отделена от тела, — этот знак выполнен не кровью, но это известный символ «всевидящего ока»… В общем и целом — заставляет призадуматься: то ли местная инквизиторская братия имела отношение к каким-то древним культам, что более чем неожиданно… То ли их так разукрасил их убийца… На этом амулете есть магия, можете проверить?

— Не чувствую присутствия душ, — задумчиво сказал маг как будто сам себе. — Может быть, заперты… — Он утвердительно кивнул, опять же будто бы сам себе, глядя на знак, к которому привлёк его внимание Антонио. — Если не повезёт — их просто не осталось… И ещё не понимаю… Знаки, выписанные кровью. Настолько искусная вязь, что я бы скорее сказал, что это сделал дух, а не человек. Но это «всевидящее око» — с каких пор духи начали пользоваться краской? Это какая-то краска, а не кровь.

— И знаете что, Антонио, — Ричард, продолжая говорить, поднёс свечу ближе к обрубкам, которыми заканчивались шеи трупов, чтобы посмотреть, были ли головы отрублены, оторваны или что-то ещё, — насколько я видел, ручка двери с наружной стороны была в крови, но хотел бы я знать, кто это сделал. Служанка и трактирщик бежали отсюда в панике — по-моему, им вообще было не до того, чтоб затворять за собой дверь. Тем более, здесь на полу есть отпечатки их ног. Но не рук.

— Хорошо, — лаконично сказал маг в ответ на решение Антонио остаться. Он со своей стороны не был уверен, что в случае чего они успеют кого-либо предупредить, но рассуждать об этом не имело особого смысла.

Он принялся изучать ту самую печать, единственную, которую можно было опознать с достаточной долей уверенности, и которую он хотел снять, но так, чтобы вызвать при этом возможно меньшие последствия. Внезапный вопрос Антонио, однако, отвлёк его.

— Вы правы, — признал Ричард и подошёл ближе к двум телам в центре комнаты, тщательно выбирая, куда наступить, чтобы оставлять как можно меньше своих следов и не затаптывать чужие.

— Зовите меня полным невеждой, — пробормотал Ричард в ответ на слова Антонио. Он, щурясь и часто моргая, пытался при свете свечи прочесть и понять десятки крошечных знаков, которыми было исчерчено оперение петуха. — Смотрите. С уверенностью я могу назвать только этот символ, но, полагаю, вы его и так знаете. Остальное… Тут будто перечислена немалая часть обитателей преисподней, неизвестно зачем.

— Но, — добавил он, выпрямившись и повернувшись к инквизитору, — одно я могу вам сказать точно. Выполнено с большим искусством. То, что видел я, в сравнении с этим, — он кивнул на петуха, — не более чем лепет ребёнка. Наводит на мысль, что выписывала всё это не человеческая рука. Уж очень тонкая работа.

— Если снять печать… — задумчиво продолжил он. — Даже не знаю. С одной стороны, это возможность узнать больше. С другой — не могу исключать, что это приведёт в действие какую-нибудь ловушку, если она здесь есть. Антонио, может, подождёте снаружи?

— Я попросил их подождать здесь, перед дверью, не входя внутрь, — сказал Ричард, догнав Антонио. — Вчетвером мы сами оставим слишком много следов. Секунду.

Он ненадолго раскрыл саквояж, вынул небольшой продолговатый предмет, завёрнутый в платок, и убрал его в карман плаща. Судя по форме и размерам, это вполне мог быть нож.

Ричард посмотрел на девушку и покачал головой.

— Пока не стоит, — сказал он. — Не могу сказать наверняка, поможет это нам или помешает. Если вдруг возникнет явная необходимость, тогда — конечно.

Пока Антонио раздобывал тряпки для себя, маг задумчиво осмотрелся и заметил на одной из скамей большое, неопрятного вида холщовое полотенце. Он прихватил его с собой заодно с полусгоревшей свечкой, поскольку помнил, что серые свечи в погребке успели почти сгореть, а было это с полчаса назад, если не больше.

Возможно, ему единственному пришла в голову мысль, что испуг Марии и окатившая всех вслед за этим волна страха были связаны между собой. Во всяком случае, он сказал девушке:

— Я слышал как-то раз, что человек не может бояться, когда поёт. Либо одно, либо другое. Крестьяне поют, отправляясь в лес, чтобы не бояться волков. Не хочу сказать, что это может спасти от страха, который кем-то нарочно наслан. Но если вам просто страшно, вы можете петь. Хотя бы и псалмы. И ещё, — он посмотрел на Артемия, затем опять на Марию. — Пока не входите туда. Мы с инквизитором войдём, а вы можете подождать в комнате перед погребом. Будете видеть, или по крайней мере слышать, и нас, и вашу спутницу.

После этого он направился вслед за Антонио. Молодой инквизитор был явно сильно растерян. Ричард и сам не особенно хорошо себе представлял, с чем они столкнулись, и это ему не слишком нравилось.

У Ричарда были особые отношения со страхом. С детских лет, сколько себя помнил, он жил в окружении страха, которым было пропитано всё: каменная кладка стен, могильная сырость и темнота подвала, инструменты отца, свитки в его библиотеке. Опасность не угрожала непосредственно Ричарду, но любой другой, кто, на свою беду, оказывался в этом доме, в этом подвале — быстро понимал, что последние минуты его жизни будут ужасны. Дом казался Ричарду сгустком немого крика, настолько внятного, почти осязаемого, что он не понимал, как на этот крик ещё не собрались люди со всего графства, чтобы положить ужасу конец.

Он должен был выполнять приказы отца и никогда не смел его ослушаться, вплоть до того момента, когда сам, в день своего шестнадцатилетия, должен был в первый раз принести человеческую жертву. В тот день, в какую-то секунду он кристально ясно понял, что дальше будет только хуже, в тысячу раз хуже. И не стал дожидаться полуночи.

Однако за эти первые шестнадцать лет жизни он приобрёл способность, или привычку, которая очень редко встречается у людей: способность терпеть страх и жить с ним, при этом не подавляя его и не прячась от него, но позволяя страху — быть, а себе — смотреть в самое сердце своего страха. Ему казалось тогда, в детстве и ранней юности, что не закрыться от страха и боли — это всё, чем он может, хотя бы на тысячную долю, уменьшить свою вину перед людьми, погибшими в доме его отца.

Потом, когда он сбежал из дома и скитался по свету — никому не нужный и в общем-то ничего не знающий, кроме чёрного искусства, которому учил его отец, — опасность уже угрожала ему самому, страх оживал в его душе по многу раз на дню, но он всё так же позволял страху быть, а себе — жить со своим страхом, потому что это был единственный способ, и притом верный способ, остаться самим собой, не ожесточиться и не потерять рассудок.

С годами постоянное чувство опасности ослабело, но никогда не утихало до конца. Однако сейчас, в таверне, когда Мария жалобно сказала «я боюсь» и зябко обхватила себя руками, Ричард внезапно ощутил, как страх всей его жизни поднимается в нём волной. И, как всегда, он не пытался уйти от этого мучительного чувства — ведь страх одно из самых мучительных чувств — но вместо этого внимательно всмотрелся в него, зная, что помогает в таких случаях только пристальный взгляд в упор.

Странно, но при этом к нему откуда-то пришло понимание, что девушка-маг права, и в залитой кровью комнате на самом деле больше, чем два мёртвых тела.

— Не думаю, что здесь, в таверне, безопасно, — тихо сказал некромант, наблюдая, как де Сено пытается успокоить бледную как мел Марию Франциску. — Если опасности и нет прямо сейчас, она вполне может сюда прийти. Самое безопасное для женщин будет быть поблизости от вас. Но вы правы, — маг посмотрел на Антонио, — нужно ещё раз всё осмотреть, и тщательно. Стоило бы только взять по паре тряпок. Там весь пол в крови.

Маг встретил Антонио кривой усмешкой, которая, впрочем, заметно горчила. Слышать о себе «труповод» было для него почти равнозначно смертному приговору. Не будь в винном погребке пары обезглавленных мертвецов, не будь где-то поблизости того, кто, по всей вероятности, их и обезглавил — Ричард не остался бы здесь и секунды. Но мертвецы были тут как тут, а присутствие их предполагаемого убийцы он мог, сосредоточившись, ощутить, хотя и смутно. И его друг инквизитор не мог отсюда уйти, а раз так — Ричард не мог тоже.

— Изрядно же мы влипли, дружище, — сказал маг.

Почему-то он не задумывался раньше, что Антонио точно так же, как и он сам, несёт на себе тяжкое бремя — быть не тем, кого в нем видят другие люди. И точно так же слышит о себе порой самые нелестные вещи. И, вероятно, время от времени ходит по лезвию ножа.

— Видите ли, я было подумал, что эта служанка, возможно, не видела казнь, не бесновалась на площади вместе с толпой — и поэтому она сейчас здесь, а не делась куда-то вместе со всем остальным населением деревни. Впрочем, все остальные сейчас, может быть, просто попрятались в страхе по домам.

Маг оглянулся на Марию, оставшуюся стоять в паре шагов от стола.

— К сожалению, я немного смыслю в знаках и символах, — добавил он, обернувшись снова к Антонио. — Есть, конечно, некоторые общепринятые или общеизвестные вещи. Но я обычно имею дело с сущностями, а не с символами.

Пожалуй, эти слова должны были немало удивить инквизитора. Магическое искусство, тем более такое изощренное, как некромантия, предполагает использование сложных ритуалов. Но, похоже, Ричард прекрасно обходился без них.

Ричард, вставший было вместе со всеми, сразу понял, что ему не стоит и приближаться к служанке, поэтому просто сел назад на скамью. Но успел тихо сказать Антонио: «Спросите, была ли она ночью на площади».

Сидя на скамье спиной к столу, он, с одной стороны, наблюдал, как будет проходить разговор со служанкой; с другой стороны — поглядывал в сторону лежащего неподвижно трактирщика, решая, стоит ли пытаться привести его в чувство, или же лучше подождать, пока его компаньоны закончат допрос первой свидетельницы.

Скорее всего, служанка схватила со стола нож или что-нибудь в этом роде. Ричард мог бы, конечно, сделать так, чтоб она не смогла пустить своё оружие в ход. При определённых условиях мог сделать так, чтоб она заговорила против воли. Но все это были вещи, которые он предпочитал никогда не делать, если только был выбор.

«Мы можем последовать за вами?..»

Ричард едва успел дочитать до конца, как надпись на блюде растаяла. Он коротко взглянул на Марию и еле заметно пожал плечами. Ему не были нужны спутники, и не были нужны деньги. Девушка и её сопровождающие утверждали, что некромант может им помочь, но сам Ричард вовсе не был в этом уверен. Впрочем, в настоящий момент дело обернулось таким образом, что из странника, путешествующего куда глаза глядят, он временно превратился в помощника инквизитора, расследующего преступление. И им могла понадобиться любая помощь.

— Ваше отношение к людям подобного ремесла, — негромко ответил он монахине, — в подавляющем большинстве случаев абсолютно оправданно, и его, по большому счёту, даже не стоит считать предвзятым. Исключения из общего правила бывают. Но они очень редки.

Его «ремесло» на самом деле значительно отличалось от обычных занятий его «собратьев». Но распространяться об этом Ричард не считал нужным. Насколько он мог припомнить, они ни разу не затрагивали эту тему даже в пространных беседах с де Валле.

— Да, — добавил он спустя несколько секунд. — Что-то есть. Довольно смутно, но чувствуется — должно быть, не очень близко отсюда. Не могу сказать, что это такое. Антонио, — он взглянул на молодого инквизитора и покачал головой, — не думаю, что нам стоит идти в ту комнату, не поговорив сперва с людьми, которые там были.

Возможно, служанка уже пришла в себя настолько, чтобы дать более-менее внятный ответ на вопрос, что же произошло в комнате с винными бочонками. И, может быть, наконец очнулся трактирщик.

Маг кивнул, давая понять, что объяснения Марии его вполне устраивают.

— Хорошо, — сказал он. — Простите за столь прямой вопрос. Что касается вашего сопровождающего… — Он пожал плечами, — тут ничего не сделаешь, слово не воробей. Мне придётся уходить отсюда, как только будет к тому возможность. Уйти как можно дальше и не возвращаться. Это не худшее, что может приключиться в жизни. Пойдёмте. Нас ждут.

Прежде чем вернуться к столу, за которым расположились де Валле и де Сено, Ричард подхватил со скамьи свой саквояж.

Маг опустился на скамью рядом со стойкой (на столе на подносе так и лежали кусочки сыра и мяса, и по-прежнему красовался жбан с вином). Сидеть перед стоящей девушкой было невежливо. Но это давало ему возможность не смотреть на неё сверху вниз, что было очень кстати, ввиду деликатности вопроса.

— В моей стране, — сказал он очень тихо, — внебрачная дочь знатного человека провела бы всю жизнь в монастыре, даже если бы не имела никаких способностей к магии. У вас же на руках имеется документ, дозволяющий вам выход в мир для поиска способа излечения, причём на неограниченный срок. Таким образом, я не могу исключать, что на самом деле излечение вам вовсе не нужно — ведь, распростившись с магией, вы будете снова упрятаны от глаз людских. Теперь мой вопрос: прав ли я в своём предположении? Скажите просто «да» или «нет», ничего больше.

Ричард в ответ на еле уловимое подмигивание Антонио невесело усмехнулся, вздохнул и шагнул ближе к столу, на котором лежал развёрнутый пергамент. Брать документ в руки он не стал и вместо этого начал изучать написанное стоя, наклонившись над столешницей. Дочитав и несколько дольше остановившись взглядом на приписке мелкими буквами в низу документа, он тихо хмыкнул и посмотрел на Марию.

Может быть, именно из-за того, что бумагу он изучал весьма тщательно, его лицо ненадолго утратило своё привычное мрачное выражение, как будто маг отвлёкся на какое-то время от постоянно занимавшей его тяжёлой мысли. Благодаря этому стоявший напротив де Сено мог неожиданно для себя заметить, что некромант — этот пособник нечистой силы, пугало для честного народа, один из тех, кем стращают маленьких детей наряду с ведьмами, оборотнями и самим сатаной, — человек незлой и неглупый.

— Прежде, чем вы начнёте рассказ, — негромко сказал Ричард, обращаясь к Марии, — у меня будет к вам один вопрос. Предупреждаю сразу: этот вопрос затрагивает некоторые деликатные аспекты вашей истории. Поэтому я предпочёл бы отойти, чтобы его не слышали другие, — маг коротко кивнул в сторону стойки, рядом с которой они с инквизитором сидели ещё недавно. Отойдя туда, Ричард и Мария были бы шагах в семи-восьми от Артемия и Антонио, и ещё дальше от служанки; вполне достаточно для того, чтобы не беспокоиться, что тихий разговор будет услышан. — Если вас это устроит, конечно.