Глава IV

Отсутствие как таковой зимы в эмирате позволило Квинту действовать без перерыва. Отдохнувшие после взятия Сунни легионы пошли на Мирдас, куда бежал эмир курбов. Омар тщательно готовил свой план решения проблемы вторжения.

Сцолла направил все катапульты на ворота. Мирдас был ещё очень молодым городом и не обладал достойными стенами, поэтому осадные лестницы остались не у дел.

Как только ворота пали, легат легионов повёл войска на приступ. Имперцы столкнулись с ожесточённым сопротивлением со стороны всего города – одной из придумок эмира была раздача хаши всем жителям и защитникам Мирдаса.

Вторая придумка прибыла вскоре – все войска из Кардиза ударили в тылы легионеров. Квинт оказался окружён в небольшом городке. Легионы по-прежнему держали строй. О потерях всего осадного орудия пока не приходилось и думать. Надо было выжить. Сцолла направил два легиона против одурманенных жителей Мирдаса, некоторые из которых доходили до того, что поджигали себя и горящими факелами бросались на щиты легионеров. Три других легиона, которые лично возглавил Квинт, были направлены на кардизцев.

Кварталы города методично вырезались. Курбы, прибывшие на помощь Мирдасу, были встречены и отброшены обратно в пески, у них ничего не получалось противопоставить хладнокровию имперцев.

Омар, видя всю эту ситуацию, бросил свой народ и визиря, выйдя на кораблях в море. Всё население Мирдаса, принявшее хаши, было перебито, а кардизцы – разбиты и отброшены от города. Легат легионов, не желая терять времени, пошёл за ними к Кардизу, отдав приказ оставить приличный гарнизон в Мирдасе и следовать за ним остальным. Также был отослан гонец в Бурдополь за новыми катапультами и осадными лестницами. Вдобавок, Сцолла приказал взять из города инженеров и разобранные осадные башни и доставить их сразу к Мартадуху, столице эмирата с её высокими и крепкими стенами.

Кардиз не стал оказывать сопротивление победителю и отдался на милость Квинта. Легат легионов приказал не трогать жителей города и обратился к ним через Вифания с просьбой отправить часть населения в опустевший Мирдас. Курбы, посчитав, что это лучше, чем грабежи и убийства, согласились, и половина города ушла по направлению к Спокойному морю.

****************************************************************

Гриффин, укрепив все свои позиции на севере и востоке, решился пойти на Танатскую империю. Собрав известия о ходе войны Квинта с эмиратом, король Рифферунда собрал войска в Раверине, чтобы оттуда уже отправиться на Дирбополь, ещё каких-то пару лет назад бывший пограничным городом фальков, но взятый Корнелианом, отцом нынешнего императора.

Не имея у себя катапульт, Локерн решил обойтись осадными лестницами и таранами. Воины были готовы, из гонтов сделали приличных лучников.

– Ну, где мой сын? – Гриффин поцеловал Ждану и взял Храмна на руки – Смотри. Когда-нибудь все эти грозные дядьки будут слушаться только тебя.

Король Рифферунда поцеловал сына и отдал его жене. К нему подошла Гита.

– В твоих руках наши жизни. Береги себя, но помни, кто ты есть.

Войска вышли из столицы королевства в сторону Дирбополя. Небольшой конный отряд был послан в Нардон наблюдать за Лембополем и расположенным там имперским гарнизоном.

Дирб очень скоро обрёл своё былое имя – фальки, проживающие в городе, с радостью раскрыли ворота Локерну, забыв о том, что они граждане империи. Гриффин не стал устраивать погромы и отпустил всех танатов в Лембополь.

****************************************************************

– Князь, явился я рассказать тебе о делах, творящихся на порубежье вотчины твоей. Каган Самар снова празднует победу – камбры в море бежали от хитрого степняка. Мы теперь на его пути. Нужда есть в ратоборцах сильных, князь. Битву ждём с каганом. Вели, пойдём на него, скажи слово – и ни с места не сойдём – Горыня склонил голову.

– Вид твой страшен, воевода мой. Не ведал я об участи, случившейся с тобой. Но что же говоришь ты? Война у границ моих? Предлагаешь самим идти на кагана степного, ему уподобиться? Путь неверный это. Никакой войны не надо вести, слышишь? Если уж пришла напасть, дом свой защищай, но сам не иди с войной на соседа. Запомни это и иди, Горыня. Ратоборцев бери, сколько нужно – Святомир удручённо уронил голову на грудь – Иди, Горыня, Калгор тебе в помощь.

Воевода, ковыляя, ушёл, оставив задумчивого князя одного. Тот встал, прошёлся по комнате, размышляя над тем, что сейчас сообщил Горыня. Но постепенно мысли о надвигающемся кагане отошли на второй план, и вперёд выдвинулось письмо Чаяны с извещением о том, что Рагнвальд согласился перед тем, как отплыл в страндхог, навестить в этом году Озерок и более того, привезти с собой Сигрид. Именно это сейчас более всего интересовало Святомира.

****************************************************************

Эмир бешенным взглядом смотрел на всех, кто его окружал. Сейчас он меньше всего напоминал того Омара, каким был, когда стал правителем курбов: красота потускнела от беспорядочного образа жизни, ум затуманился хаши да и удачи он не принёс своему народу. И ибн Якуб всё это сам прекрасно понимал. Конечно, никто из его приближённых и не думал противоречить своему эмиру, выказывать какое-либо недовольство, но Алласид чувствовал, что его уже не почитают, не уважают. Не было рядом и верного Махмуда, которого он сам бросил в Мирдасе.

Из этих неприятных поглощающих мыслей Омара вытянул крик о приближающихся кораблях. Приглядевшись к ним, эмир занервничал ещё сильней. Он узнал эти корабли. Прошло где-то четыре года с того момента, когда ибн Якуб последний раз видел викиров в водах Спокойного моря. И в какой момент? Когда на суше эмират терпит поражение за поражением...

– Приготовьтесь. Изжарим этих морских свиней!

Алласид сейчас вдруг как заново родился. Ведь именно для этого момента он создавал эту горючую смесь и установил специальные трубы с котлами на свои лёгкие корабли. Именно викиров ждал он на море четыре года. И вот, наконец-то, они здесь.

Курбы налетели на один из боковых драккаров и принялись заливать его горючей смесью. Викиры, ничего подобного никогда ни видавшие, быстро потеряли этот корабль.

Рагнвальд более медлить не стал. Его жестикуляции и громогласные выкрики Хальфдана приободрили северян и вскоре драккары уже пошли на захваты лёгких кораблей курбов, так близко подошедших к ним. Полетели кошки и, зацепившись за фальшборты, сцепляли корабли. Викиры тут же рвались на чужой борт, атакуя моряков эмирата.

Конунг Северных островов первым оказался на корабле, перевозившем Алласида. Следом за ним уже был неотступный Хальфдан, ведущий за собой викиров. Рагнвальд быстро отыскал Омара на палубе и пошёл на него. Всех, кто пытался преградить путь конунгу, ждала смерть. Ибн Якуб, видя надвигающегося врага, обнажил саблю.

– Ну давай, иди сюда! – бешенство и безумие уже слились воедино внутри эмира курбов.

Старший Хорф нанёс удар секирой, но Алласид принял его на саблю. Пока правители двух народов бились друг с другом, Хальфдан, Гуннар и Кнуд вместе с викирами убили всех курбов, бывших на корабле. Очень скоро так стало со всеми суднами эмирата, пойманными северянами. Те же, кто не был пойман, попросту уплыли, бросив своего эмира на произвол судьбы или считая его уже погибшим.

Омар всё время атаковал, ярость клокотала в нём, никакого расчёта в ударах не было и в помине. Рагнвальд был аккуратнее, ждал момента. И такой вскоре представился. Ибн Якуб снова обрушил саблю на то место, где секунду назад была голова Виглафссона, но, вместо того, чтобы разрубить её пополам, нашёл лишь одну пустоту, потерял равновесие и налетел на подставленную секиру.

Конунг викиров резко вырвал лезвие из груди эмира. Тот рухнул на колени, ещё хватая ртом воздух. Сознание медленно покидало неугомонного Омара, он отказывался признавать сейчас свой конец, ещё мыслил о том, что отомстит, ещё покажет им всем, когда его голова покатилась по палубе корабля, самого первого из той серии, что некогда придумал Алласид.

****************************************************************

Мартадух, столица Курбского эмирата, был взят в кольцо легионами Танатской империи. Квинт ждал прибытия осадных орудий со дня на день. Защитники города постоянно делали вылазки, не желая сдаваться противнику.

Сцолла очень не хотел затягивать с осадой Мартадуха, поэтому постоянно искал и пробовал разные варианты атаки. На его предложение сдаться защитники города гордо ответили, что не предадут своего эмира. Легат легионов прекрасно понимал, что Омар за то время, пока войска Таната стоят под столицей и бездействуют, собирает силы и может нанести свой удар в самый неподходящий момент, поэтому один легион был послан на охрану тылов.

Квинт решил найти потайной ход во дворец Алласидов – повоевав против Омара он очень хорошо запомнил его побеги из осаждённых городов. Но поиски ни к чему не привели – Сцолла попросту не понимал, где искать и рыскал по всей поверхности песков вблизи города. Близлежащий оазис также ничего не дал легату легионов.

Тем временем, сторожевой легион поймал какого-то ободранного курба, очень изголодавшегося. По-видимому, он был воином, так как на поясе у него висели сабля и кинжал. Лицо курба было обветренно, в песке, от одежды остались лохмотья, в основном повязанные вокруг паха, головы и стоп. На боку была резаная рана, полученная, видимо, недавно, так как ещё не зажила и даже кровоточила. Отобрав оружие, легионеры отвели пленного к Квинту. Легат легионов тут же приказал найти Вифания, выступающего переводчиком. Вскоре он нашёлся. Их оставили одних, и Полибий стал общаться с курбом на его родном языке. Не прошло и часа, как он пришёл с отчётом к Сцолле.

– Он моряк. Служил на корабле самого эмира Омара. На них напали викиры. Почти весь флот был захвачен, а сам Омар пал в сражении с Рагнвальдом, я думаю, это был именно он, судя по описанию.

– Ты уверен, что он говорил правду? – Квинт внимательно посмотрел на уставшего курба, сидевшего на песке. Его взгляд был устремлён в никуда.

– Ни в чём нельзя быть уверенным, уж извини за простую истину. Я могу лишь предположить, что врать ему незачем: он устал, голоден, хочет пить, ранен. Он услышал родную речь, обрадовался, расслабился. Но это всё так, моё мнение.

– Ну ладно, предположим, что он говорит правду. Нам от этого только лучше – легат легионов задумался – Отпустите его.

Легионеры проводили курба до конца лагеря и оставили его одного. Моряк, шатаясь, побрёл к оазису. Сцолла старался идти как можно ближе, но при этом на расстоянии, чтобы его не услышал уставший курб. Моряк вошёл в оазис, стал брести от одной пальмы к другой. Дойдя так до очередной, воин сел и стал выгребать руками песок, пока не наткнулся на дверцу. Вдруг, вспомнив, что кто-то может за ним следить, курб огляделся, никого не увидел, и лишь только после этого открыл её и залез внутрь.

Как только дверца закрылась, и песок стал возвращаться на своё прежнее место, Квинт всё внимательно оглядел, запомнил и вернулся в лагерь. Взяв с собой человек сто, легат легионов пришёл к нужной пальме, раскопал лаз, открыл дверцу и первым полез в потайной ход. Туннель был рассчитан на невысокого человека, поэтому высокому Сцолле приходилось идти согнувшись.

Сколько воины Танатской империи пробыли под песками, никто из них не знал. Наконец, легат легионов добрался до дверцы, которую тихонько приоткрыл. Они находились в неосвещённой кладовой. Это Квинт понял по мешкам, на которые наткнулся, и по писку мышей.

Найдя рукой дверь, Сцолла приоткрыл её. Видимо, ослабший курб молотил по доскам, пока ему не открыли, а когда его обнаружили, то забыли поставить засов на место. Ни раненного моряка, ни тех, кто его обнаружил, поблизости не было, поэтому танаты, обнажив гладиусы, пошли за легатом легионов наружу. Улочка, на которую они выбрались, была пустынна – ни одной живой души. Подумав, Квинт решил идти к центральной площади. Оставив человек двадцать внутри кладовой, он с оставшимися воинами направился на доносящиеся откуда-то из-за домов крики и возгласы. Где-то в центре было большое скопление народу, который что-то шумно обсуждал.

Защитники столицы Курбского эмирата с великой радостью встретили полуживого визиря Махмуда, который сумел выбраться из Мирдаса и добраться до корабля Омара, чтобы увидеть гибель своего повелителя. Именно это он и сообщил курбам, шокировав их и отняв последнюю надежду. Тем временем Вифаний, которому Сцолла заранее дал инструкции, снова стал предлагать сдать Мартадух без кровопролития. Всё это вместе взятое внесло смятение в умы и сердца курбов, не знавших теперь, за кого и за что им бороться. Каково же было их удивление, когда к площади подошёл отряд имперцев.

Махмуд, понимая всё положение эмирата, решился на сдачу города без боя. Вскоре известия о смерти последнего эмира из рода Алласидов и сдача Мартадуха легату легионов Танатской империи дошли до Сакко, Кирбона и Вель, которые не преминули признать власть императора Виттелиана. Немало важным фактором в этом стала боязнь курбов перед лиммерами, темнокожими фанатиками, мечтающими о своём эмирате.

Квинт тут же разослал гарнизоны по городам, укрепив власть империи в них. Лиммеры сделали попытку восстания, но безуспешно – легионы встретили их и разбили.

Вернувшись в Мартадух, Сцолла застал в городе прибывших инженеров и гонца от Виттелиана. Новости были не самые приятные: король Рифферунда вторгся в пределы империи, захватил Дирбополь и с большой, хорошо подготовленной армией шёл на Лембополь. Император требовал максимально быстрого возвращения своего легата легионов с войсками. Квинту ничего не оставалось, как собрать все незадействованные в охране городов легионы и направиться в Тантополь. Вифаний, изрядно покопавшись в бумагах Омара, прихватил с собой его свитки и таинственную коробочку с непонятным дурманом хаши, о котором много рассказал Махмуд. Бывший визирь Алласида стал отвечающим за новообразованную провинцию Курбия.

****************************************************************

Самар остановился лагерем в десяти полётах стрелы от Кременца, детинца, защищавшего один из двух проходов Старого хребта, ведущих в Лесное княжество. Предстояла очень нелёгкая задача – взять каменную крепость, не имея осадных орудий.

Светозар лично находился здесь, не желая командовать обороной детинца из Городища. Он прекрасно понимал, что у степного кагана нет катапульт, таранов и осадных лестниц. Но и у воеводы князя не было ничего, чтобы могло усилить защиту стен детинцев.

Самар отослал своих людей в Степной лес за материалом для осады. Для него это было новое дело, ещё ни разу сын Кандыра не использовал осадные орудия при взятии городов. Повелитель Степи, сидя на коне, мог часами смотреть на стены Кременца, пытаясь понять, как ему предстоит их брать.

Светозар отослал гонцов в Городище с указаниями по обороне детинца от возможной атаки степняков – такого варианта событий воевода не исключал. А вот Горыне сообщать о прибытии степняков под стены Кременца Светозар не спешил – рассчитывал справиться собственными силами. Он вообще ходил по стенам Кременца весьма мрачный – сидение в детинце и ничегонеделание выводили деятельного воина из себя, он хотел сражаться, а не командовать.

Практически так же тяготился своим положением и Самар. Привыкнув к тому, что всё происходит с налёту, быстро, каган просто не знал, что ему делать сейчас, когда надо было ждать и терпеть. Не выдержав, повелитель Степи снял войска, решив пройтись наскоком до Городища – вдруг удастся захватить защитников врасплох. В лагере остался крепкий, но небольшой отряд.

Светозар, увидев уходящую армию степняков, тут же собрал конную дружину и вывел её из Кременца, оставив пеших защищать детинец. Степняки, оставшиеся в лагере, были полностью разбиты. Размявшиеся воины и их воевода уже готовились вернуться назад, когда поняли, что путь к Кременцу перекрыт.

Самар всегда держал в хвосте войска людей, наблюдающих за тем, что происходит сзади. Они обычно сидели спиной к всаднику, привязав себя к нему. Благодаря этому степной каган тут же развернул орду и поскакал на Кременец, надеясь его захватить. Но детинец успел закрыть ворота. Тогда сын Кандыра решил расправиться с всадниками Лесного княжества.

Конная дружина, насчитывающая где-то сотен пять хорошо обученных ратников, окружила своего воеводу. Светозар удивлённо осматривал ряды застывших степняков, ждущих команды своего повелителя. Воевода понимал, что проход к детинцу был перекрыт. О том, чтобы бежать, он и не думал.

– Братцы, мы славно повоевали степняка поганого. Впереди ждёт нас ещё более славное поле брани. Не осрамимся же перед Калгором и землёй нашей, погубим злодея хитрого! За мной! За князя! – Светозар махнул мечом и первым поскакал на войска Самара. Вся конная дружина последовала за своим воеводой.

Повелитель Степи тут же повёл своих воинов, расположившихся полукругом, навстречу всадникам Лесного княжества.

Светозар выискивал взглядом кагана, желая на этот раз точно поймать его и пленить. Боевой азарт поглотил молодого лесика. Сейчас, несясь на врага в полном вооружении, воевода уже не думал о том, что с ним не так много воинов, что плювцы могут убить его, что Горыня просил не губить людей почём зря – всё это ушло, сейчас был только враг, которого надо было разбить.

Конные лесики и горцы были встречены степняками. Самар тут же отдал приказ превратить полукруг в круг и один край пошёл по дуге на сближение с другим, отрезая воинов Лесного княжества от Степи. Но никто из них и не помышлял о своём спасении – воины Светозара вполне разделяли чувство воеводы. Достигнув степняков, конная дружина вступила с ними в сражение не на жизнь, а на смерть. Защищённость и обученность каждого воина Лесного княжества была заметно выше представителей орды кагана Степи, но последние стали брать количеством. Один за другим, могучие горцы и ловкие лесики погибали, заколотые, пронзённые или зарубленные. Степняки не гнушались удара в спину, запрыгивая к всаднику на коня и всаживая нож под шлем. Конечно, воины Светозара убивали по три, по четыре человека, но их тут же заменяли свежие степняки, а вот погибших дружинников уже никто не мог заменить.

Тем временем из Кременца уже спешила пешая рать, не желавшая смотреть, как под стенами детинца погибают их друзья и соратники во главе с воеводой. Светозар, заметивший их прибытие, решил соединить конных и пеших ратников в одно войско и повёл выживших дружинников на прорыв. Но орда степного кагана и не думала так просто пропускать противника к спешившей подмоге.

Из кольца вырвалось только десятков пять всадников. Воевода был последним. Он радостно глядел на приближающуюся пешую дружину Лесного княжества и летел к ней на всех порах, чтобы потом ударить по степнякам всей силой, когда из груди вышел окровавленный наконечник дротика. Дыхание со свистом вылетело из груди молодого лесика. Светозар ничего непонимающим, даже детски обиженным взором посмотрел вниз, на кровь, капающую на седло. Второй дротик пронзил воеводу князя Святомира, а за ним и третий. Светозар ещё раз взглянул уже затуманивающимся взором на пешую дружину, до которой почти доскакал. В глазах потемнело, силы оставили молодого лесика и он уткнулся лицом в гриву своего коня.

Самар и его степная армия вихрем налетели на убитых горем воинов Лесного княжества. Никто из них не отступил ни на шаг, горцы и лесики сражались до последней капли крови, отдавая свои жизни, пока конь нёс тело к детинцу. Массы степняков забрасывали пеших дротиками и стрелами, выжившая конная дружина пошла в атаку и была перебита. Массовый удар степной конницы попросту смял и раздавил первые ряды ратников. Повсюду слышались крики раненных, как людей, так и лошадей, насаженных на копья, посечённых саблями и мечами, пронзённых стрелами и дротиками. Повсюду был грохот и лязг железа.

Конь вошёл в раскрытые опустевшие ворота Кременца, уже никем не охраняемого, добрёл до знакомой конюшни и только здесь рухнул, истощённый потерей крови из многочисленных ран. Тело Светозара упало на землю лицом вверх, обратившись к чистому безоблачному небу с немым вопросом, как будто вопрошая, почему он погиб.

****************************************************************

Горыня узнал о гибели друга и всех защитников Кременца, будучи в Лесовике. Обезумевший от горя воевода разнёс комнату, в который находился в тот момент. Собравшись, горец разделил собранную рать на два сильных отряда и оставил один в городе на случай, если степной каган решится углубиться в княжество, не взяв Городище. Перед своим уходом с другим отрядом в детинец Старого хребта, Горыня отдал приказ укреплять стены для продолжительной осады.

Через несколько дней жители и защитники города поняли правду действий воеводы князя Святомира – Самар, разграбив деревни и сёла поблизости Кременца, привёл часть своей орды под стены Лесовика. Правда, сам каган не прибыл, он с другой частью своего войска осадил с двух сторон Городище, куда успел прибыть Горыня с отрядом ратников. Степной каган уже имел осадные лестницы и таран, так что осада обещала быть недолгой, тем более что детинец был полностью отрезан от Лесного княжества. Воевода упорно не желал делать какие-либо вылазки и сменял лучников на стенах.

Всё шло к приступу Городища...

****************************************************************

Рагнвальд с женой, братьями и сестрой прибыл в Озерок, как и писал князю. Столица Лесного княжества была украшена к приезду таких важных и таких любимых гостей. Святомир и жители города как-то даже позабыли о том, что произошло в Кременце.

Семейство Хорфов Военежич встречал у ворот. Увидев сестру, он уже готов был бежать ей навстречу, но встал как вкопанный, когда заметил Сигрид. Девушка сразу же поразила сердце молодого правителя Лесного княжества.

На протяжении всего пира Святомир не мог не думать о сестре Рагнвальда, и, не смотря на то, что как обычно много говорил и веселился, внутри же князь был напряжён. Его взгляд часто мельком пробегал по Сигрид, пытаясь уловить её настроение, её желания. Больше всего Военежича пугала неопределённость, с которой приплыли Хорфы. Сигрид пила, ела, общалась с братьями и Чаяной, иногда даже что-нибудь отвечала князю, но нельзя было сказать, что он её очень интересовал.

Понимая всё это, Святомир стал чаще наливать себе в кубок медовуху и брагу. Заметила это и Чаяна и что-то стала шептать Рагнвальду. Супруги переглянулись, девушка опять зашептала, а конунг лишь кивал да поглаживал её ручку.

– Эй, князь, что-то ты совсем скис – заметил уже изрядно выпивший Гуннар. Он очень бегло и ломано говорил на языке борян.

– Да что-то не веселится мне. Слова закончились. Язык мой стал моим врагом – нехотя ответил Святомир.

– Мудро и непонятно – Гуннар посмотрел хитрым взором на Хальфдана, следящего за ним, потом улыбнулся Рагнвальду и Чаяне, в глазах которых было недоумение и лёгкий испуг. Третий сын Виглафа сейчас вдруг почувствовал себя конунгом, властителем их всех. Все его братья, даже верный и тихий Кнуд, всегда волочащийся за ним, ждали, что он выкинет какую-нибудь пакость. Даже Сигрид, вечно спокойная Сигрид сейчас вдруг оказалась напуганной. Гуннар ещё шире заулыбался, встал из-за стола и опорожнил кубок так, что струйки медовухи потекли по небольшой бородке и закапали на рубаху. Внимание всех было приковано к Хорфу. Даже впавший в какую-то мрачную меланхолию князь оторвался от столешницы.

– Скажи-ка, сестрица, как тебе сей князь? – Гуннар сейчас упивался своим успехом.

Сигрид как будто огрели по спине, она вся вздрогнула. Хальфдан слегка привстал, готовясь в случае заткнуть брата, бойко заговорившего на языке борян. Святомир же неожиданно пришёл в себя, его лицо снова осветила лёгкая улыбка. Это заметили Чаяна и Рагнвальд и не стали пока вмешиваться.

– Он хороший князь, думается мне. Только много к кубку прикладывается и боится заговорить о том, что его интересует – вдруг сказала Сигрид и посмотрела в глаза Военежичу.

– А скажи-ка, сестра, взяла бы ты князя в мужья себе? – Гуннар с вызовом посмотрел в глаза Хальфдану, а потом, уже просто улыбаясь, Святомиру.

Полная тишина повисла над столом. Теперь все глаза были прикованы к Сигрид.

– Возьму, если только князь этого захочет – тихо, но внятно произнесла сестра конунга.

– Хочу, всем сердцем хочу – затараторил Святомир, не отрывая взгляда от Сигрид.

– Что ж ты молчал тогда? – улыбаясь, спросила девушка, но князь не успел ответить, потому что в терем ворвался запыхавшийся человек.

– Княже! Прости мне мою смелость, но весть страшная пришла в твой дом. Степные волки поселились в твоих пастбищах! Поганый каган окружил Лесовик и Городище. Воевода твой ушёл в детинец, но судьба его мне не известна. Княже, погибаем, спаси народ свой – гонец рухнул на колени и упёрся лбом в деревянный пол.

Святомир как встал, так и сел обратно на лавку. Он чувствовал на себе вопросительные взгляды Хорфов и своих людей. От него ждали слова. Решения. Спасения погибающих. А Военежич сейчас хотел больше всего запереться в тёмной комнате, скрыться от всех, спрятаться, как тогда, несколько лет назад, когда был убит отец и ему надо было принять княжество в свои руки. Если бы его тогда два гридня не вытащили на свет, так бы может и сидел Святомир в тёмной комнатке подальше от всех.

Рагнвальд внимательнее всех смотрел на князя, переживающего тяжёлое смятение внутри. Взвесив все за и против, конунг посмотрел на Хальфдана, привлёк его внимание и указал ему на сложенное у дверей терема оружие. Второй Виглафссон посмотрел на секиры, мечи и щиты, потом снова на брата, утвердительно кивнувшего.

– Князь, мы готовы выступить против Самара-завоевателя – громко произнёс Хальфдан.

Святомир посмотрел на лица людей. Чаяна была напугана, Рагнвальд решителен, Хальфдан непроницаем, Гуннар насмешлив, Кнуд смирно сидел за ним и смотрел в кубок. Сигрид же с каким-то немым укором смотрела на своего избранника, ожидая от него чего-то. Князь догадывался, что она от него ждала, и понимал, что может сейчас её потерять, если промолчит и просто позволит Хорфам вместо него идти на войну.

– Я благодарен вам и принимаю помощь вашу… Если готовы вы взять меня с собой. Я сражаться не умею, я не могу убить человека, но я не могу… я сидеть не хочу здесь, пока враг берёт мои деревни и сёла. Я просто не смогу в глаза тебе посмотреть – Святомир сейчас уже не смотрел на конунга и его братьев. Он смотрел только на Сигрид – Тебе нужен мужчина, защитник, а я не...

– Не надо. Одним этим ты доказываешь, что ты мужчина – остановила его девушка.

– Однако пойду я с братьями твоими, я должен. Ведь и они ждут этого от меня.

К вечеру викиры и князь покинули Озерок, оставив в городе переживать за их судьбы Чаяну и Сигрид.

****************************************************************

Взятие Гриффином Лембополя уже означало прямую угрозу для столицы Таната. Император Виттелиан мрачнел день ото дня, всё чаще и дольше сидел в своей рабочей комнате один. Он понимал, что Квинт может не успеть с легионами. Да и кого он приведёт? Уставших воинов, ещё недавно воевавших в пустыне? Положение было мерзкое.

Проблемы масштабные сейчас соединились с проблемами личными – сыну Корнелиана приходилось терпеть все капризы Светы, которая должна была родить со дня на день. Это оказалось слишком тяжёлым испытанием для императора, привыкшего никого не впускать в свой мир. Изначально не имея особо ярких чувств к своей жене, сейчас Виттелиан всё больше убеждался в том, что она для него совсем чужая и стал относиться к ней не более как к матери его ребёнка.

Но когда императору сообщили, что начались роды, все проблемы отошли на второй план. Появление наследника очень многое значило для Виттелиана. Все врачи и гадалки говорили ему о том, что родится сын. Правитель империи мерил шагами коридор, прогуливаясь около двери, за которой происходило важное событие в его жизни, и до боли сжимал себе руки оттого, что не мог быть там, в комнате.

Когда, наконец, дверь открылась и Виттелиану позволили войти, он сделал это не сразу. Собравшись с силами, император оказался в комнате и увидел уставшую, но счастливую Свету и двух младенцев, сосущих молоко матери. Радость и удивление смешались внутри сына Корнелиана.

Войдя в свою рабочую комнату, император плотно закрыл за собой дверь и быстро сел на трон. Ситуация была очень неожиданная. Никто не говорил о втором ребёнке. О втором сыне. О втором наследнике. Виттелиан был прекрасно наслышан об истории восшествия своего отца на трон империи. Корнелиан был вторым сыном императора Туллиана. Антоний, первенец, по древнему праву должен был наследовать власть после смерти отца и так и было бы, если бы молодой и амбициозный Корнелий не захотел стать императором. Юноша поднял мятеж, воодушевил легионы идти против своего законного правителя и разбил армию старшего брата. Антоний был пленён и Корнелий без всякого сожаления приказал казнить его.

Именно об этом сейчас и думал Виттелиан, никогда не видевший своего дядю.

– Мой император, позвольте поздравить вас с рождением сыновей – раздался неприятный льстивый голос.

Правитель Таната даже не удивился осведомлённости Севастия и его бесшумному проникновению в личные покои.

– Два сына. Целых два наследника. Это прекрасно, мой император, не находите?

– Нет.

– Отчего же?

– Оба вырастут и захотят стать императорами. А ты понимаешь, что это означает.

– Вы хотите что-то приказать вашему верному слуге?

– Верно.

– Что же?

– А ты как думаешь?

– Не смею говорить, мой император.

– Не смеешь говорить… потому что ты тварь дрожащая! А я император. Твой повелитель.

– Но ведь даже такому повелителю нужен такой жалкий слуга как я.

– Нужен. Слушай внимательно. Два сына слишком опасны для будущего империи… Нужно сделать всё правильно. Я не могу рисковать. Как только мать уснёт, ты умертвишь одного из младенцев. Тебе понятно?

– Служение и честь.

– Да… это обращение сейчас как нельзя к месту – усмехнулся грустной улыбкой Виттелиан.

– Позвольте обратиться?

– Позволяю.

– А что будет, если второй младенец тоже умрёт?

– Такое возможно. Но всё-таки смерть младенца правящей династии бывает реже братоубийственной резни, разве нет?

– Вам виднее, мой император. Разрешите идти?

– Иди.

– Служение и честь.

Севастий так и не появился на свет. Как он говорил откуда-то из тени, так и исчез. Виттелиан остался один на один со своими мыслями, ожидая, когда его слуга исполнит страшный приказ. Но Севастий не спешил. Снедаемый своим напряжением, император уже не мог сидеть, он бродил, занялся проектами столицы, пытался что-то читать, лежал, но спокойствие всё не приходило. Время тянулось так медленно, что сын Корнелиана думал, что сойдёт с ума.

В полночь Виттелиан не выдержал и пошёл в комнату жены. Света спала как убитая, обняв подушку. Младенцы посапывали в люльке неподалёку от кровати. Император приблизился к ним и наугад взял одно из сыновей на руки. Дитя, почувствовав прикосновение, зашевелилось, стало махать ручками и искать грудь. Не найдя оную, ребёнок сморщил личико, а потом заголосил на всю комнатку. Через несколько секунд к нему присоединился и второй сын. Из-за этого резко проснулась Света.

– Есть захотели – улыбнулась она мужу и протянула руки, прося отдать ей ребёнка. Виттелиан, совершено потерявшись, машинально отдал ей кричавшего сына, а потом и второго, после чего вышел, закрыв за собой дверь. Император тяжело дышал, его даже шатало. Больше всего его поразило то, что Света даже не подумала о том, зачем он заходил в комнату. Ей бы и в голову не пришла такая мысль.

Войдя в свои покои, сын Корнелиана заложил засов, чтобы никто не вошёл к нему. Почему-то было темно, не один факел не горел. Выбросив это из головы, Виттелиан рухнул на кровать.

– Как прошло общение с сыновьями? – на этот раз голос уже не льстил, он был жесток и требователен.

– Кто здесь? – глухим голосом спросил император, резко вскочив с кровати. Он помнил, что дверь закрыл. Глаза лихорадочно искали в темноте источник голоса, а руки уже шарили в поисках кинжала.

– Не это ли ищете, мой император? – звон железа указал на то, что Виттелиану под ноги кинули искомый кинжал.

– Где ты? Покажись!

– Чтобы вы меня убили? Нет уж, спасибо.

– Я всё равно тебя найду! – император, наконец, нашёл кинжал и крепко сжал его в руке.

– Где же ваше хвалёное самообладание?

– Почему ты не убил ребёнка? – несколько охладившись, спросил Виттелиан.

– А вы? Почему же вы не смогли этого сделать? Вы же были так близки.

– Я твой император и я задаю вопросу!

– Хорошо… Я ваш слуга, я тварь дрожащая, но ребёнка я убивать не стану. Вы сделали из меня чудовище, но я не скотина в конце концов. Он ещё ничего не сделал плохого.

– Пока.

– Вот когда закончится это пока, тогда и наказывайте. Но нельзя же убивать младенца!

– Ладно, с тобой я ещё разберусь. Видимо, придётся тебе ещё посидеть в темнице, раз не все чувства ушли. Сейчас же оставь меня одного.

– Служение и честь.