Ферма-3. Дания

После того, как Шурик стал спать со мной, писаться он перестал. Наверное тактичность не позволяла. А может, ощущение чужого тепла рядом отгоняло ночные страхи. Конечно, переселение мелкого не осталось незамеченным — разве можно было хоть что-то скрыть в нашей чердачной общаге?

Однажды, когда я под утро вернулся домой, Кира, новенький лет четырнадцати, бросил:

— Эй, Денис-пенис, а с чего это ты Ссыкуна решил пригреть? Или, может, ты ему там мастер-классы даешь, опытом типа делишься? — он хохотнул, но никто не поддержал.

Меня уже одна кликуха эта, которую козел Саша придумал, выбесила так, что тут же захотелось дать юмористу в табло. Вот только я знал, чем кончаются гаремные драки, а потому просто огрызнулся:

— Еще раз меня так назовешь, и я тебе дам мастер-класс глубокого минета. Кулаком в глотку.

Кира был слишком туп, чтобы задуматься о последствиях, и полез на меня. Решил наверное, что раз Дагмара как старшего по гарему пока нету, он тут самый крутой:

— Слышь, Денис-пенис, а может, тебе нравится, когда на тебя ссут? Говорят, такое бывает. Хочешь, я тебе помогу кайф словить? — и этот придурок стал расстегивать ширинку.

Может, я еще мог бы как-то все утрясти, но тут из-за кучи хлама показалась голова Шурика. Наверное он слышал все с самого начала. Пришлось мне сдержать свое обещание. Итог был предсказуем — махач, перешедший в возню на полу. Шум, девчачьи визги...

Не прошло и пары минут, как Саша сгреб нас, бойцов, в охапку — и вот мы уже стоим перед Яном, придерживаясь за помятые охранником ребра. Хозяин даже разбираться не стал. Вмазал каждому еще по разу для острастки и велел Саше запереть нас в подвал. Был в доме под верандой маленький неотапливаемый погреб. Раньше там, видно, овощи всякие хранили, а теперь Ян мариновал в яме особенно строптивых. Или тупых. После пары часов в холоде на бетонном полу любой шелковым станет. И главное — никаких тебе синяков.

Мне еще ни разу в погребе бывать не доводилось. А вот Кира представлял себе, что нас ожидает, не понаслышке. Когда Саша поволок нас к выходу, пацан давай реветь: он типа вообще не причем, это Денис бешеный, на людей кидается и вообще с мелким спит. Тут Ян встрепенулся. Махнул лысому:

— Погоди-ка.

Охранник замер, держа нас в вытянутых руках. Хозяин подошел к Кире:

— Что ты там сказал насчет Дениса и мелкого?

— Я п-правду сказал, — у стукача этого губы трясутся и слезы с подбородка капают. — Спят они вместе. Это любой знает. За хламом, что на чердаке навален, прячутся. Ясно же ежу, просто так прятаться никто не будет. Я… я вам рассказать все хотел, — Кира хлопал на Яна такими честными глазами, что мне аж тошно стало. — А этот псих как набросится!

Хозяин перевел на меня тяжелый взгляд. По ходу, Кирочка себя только что от погреба отмазал.

— Интересно, — Ян склонил голову набок, рассматривая меня сверху вниз. — И давно ты начал Шурика трахать? Замену Киту нашел, да?

— Не трогал я Шурика, — мрачно заявил я. — Он просто писался во сне, вот я его и пустил к себе. Ему одному страшно было.

— А ты у нас добрая мамочка, да? — Ухмыльнулся Ян и сгреб меня за подбородок, заставляя задрать голову. — Может, ты ему сказочки на ночь рассказыванешь? Или колыбельные поешь?

Кира хихикнул, а Саша, все еще державший нас обоих за шкирятник, вставил свои пять копеек:

— Нет, он малышу соску дает пососать, — и зачмокал, втягивая щеки. Вот пидарас!

— В общем так, — у Яна на морде появилось задумчивое выражение, которое очень мне не понравилось. — Посидишь пока в подвале, остынешь. И если тебя хоть кто-нибудь даже близко от Шурика увидит — не по работе, конечно, — то знаешь, — его пальцы отпустили мой подбородок и грубо впились в пах, — я из тебя быстро девочку сделаю. В полном смысле этого слова.

В погреб вела шаткая стальная лесенка. Перед тем, как спуститься, Саша заставил меня раздеться догола. Внутри были только бетонный пол, пустые железные полки и слабый запах мочи. По ходу, кто-то из бывших сидельцев не дотерпел до освобождения. Люк наверху закрылся, и глаза затопила полная темнота. Я заметил еще в самом начале, что под потолком болталась лампочка, но зажигалась она, видимо, снаружи. По крайней мере, я не смог нигде нащупать выключателя.

В первое время меня согревала злость: на стукача, которому тоже полагалось быть здесь, и еще больше, чем мне. На Яна. Да даже на бедного Ссыкуна. Ведь если бы не он, ничего этого со мной бы не случилось! Хули он вообще ко мне полез?! Я метался в темном мешке, натыкаясь на ребра полок и ступенек, пока совсем не выдохся. Вот тогда-то ко мне и подобрался холод.

Стоял сентябрь, погода была мягкая. Но сюда, под землю, не заглядывало солнце, которое могло бы согреть бетонное нутро. Я не мог различить даже собственных рук, хоть и чувствовал их ледяное прикосновение к собственной коже. Казалось, без света и тепла я исчезаю. Истончаюсь, не чувствуя собственных границ. Я сел на корточки и обхватил себя руками, чувствуя, как с каждой минутой из моего тела выходит тепло, а с ним и жизнь. Меня трясло, так что я стукался спиной о металлический край чего-то, невидимого в темноте, но мне было уже все равно.

Самое жуткое, что я не знал, когда меня выпустят. Вдруг Яну взбредет в голову продержать меня тут весь день? Вдруг он обо мне вообще забудет? Что, если я окочурюсь тут, в холоде и темноте, и мой труп просто прикопают в саду, как отчим когда-то зарыл в парке моего щенка? И будут из меня расти помидоры… А может, тело просто оставят здесь? В назидание провинившимся. Тут такой колотун, что оно не сразу начнет гнить.

В общем, когда люк над моей головой наконец распахнулся, и глаза резанул острый, как нож, свет, я был готов. На все, лишь бы только выйти отсюда.

— О, похоже Денис-пенис дошел до кондиции, — раздался сверху голос Саши. Сквозь слезы я видел его расплывчато — сидящий на корточках темный силуэт. — Ну что, хочешь, чтобы я тебя выпустил?

Я проквакал что-то утвердительное, поднимаясь на дрожащих ногах.

— Значит, хочешь. Только вот это хозяину решать, котеночек. Думаю, пора тебе снова с ним потолковать.

По пути наверх я споткнулся и чуть не расквасил себе нос — ноги почти потеряли чувстительность. Потянулся за валявшейся на полу одеждой, но Саша меня остановил:

— А вот это еще рано.

«Блин, что теперь-то?» — чуть не взвыл я, плетясь за охранником.

Мы зашли в зал, и дыхание у меня перехватило от дурного предчувствия. Перед рассевшимся на диване Яном стоял Шурик: заплаканный, с красным опухшим лицом. На меня мальчишка даже не посмотрел — уставился в пол, теребя подол великоватой футболки.

— Ну как, остыл? — хозяин окинул меня оценивающим взглядом. — Или еще с кем-нибудь пободаться хочешь?

Я только мотнул головой.

— Вот и хорошо. Ты мне тут, кстати, идейку одну подкинул для пятничного шоу, — Ян кивнул на Шурика и кинул в рот горсть соленых орешков — на столике рядом стояла вазочка. Ссыкун хлюпнул носом. Я непонимающе перевел глаза с него на хозяина.

— Из вас хорошая пара получится. Для номера, — Ян захрустел орешками. — Репетировать вы уже начали, хоть и без разрешения. Остается продолжать.

— Под нашим чутким руководством, конечно, — хихикнул Саша.

Если раньше мне было холодно снаружи, то теперь мороз продрал изнутри.

— Я это… я же сказал, мы ничего не делали! — мне казалось, я кричу, а получался какой-то беспомощный хрип. — Шурик вообще не виноват! Он же маленький. Я бы никогда… Я не буду...

— Не буду?!

От рева Яна Ссыкун вздрогнул и вжал голову в плечи. Я испугался, что он описается прямо тут, на свежевощеном паркете.

— Может, тебе назад в подвал захотелось, а?! — орал литовец, плюясь орешками. — Это я быстро могу устроить. Только на этот раз ты до самого вечера там просидишь. Или нет, у меня есть мысль получше! Что если мы твоего пупсика туда засунем? — он ткнул пальцем в Шурика, у которого от ужаса по лицу катились крупные прозрачные слезы. — А?! Кажется, ты сказал, он один спать боится? Вот и поспит там в темноте и с крысами. Саша, давай!

Лысый шагнул к мальчишке. Шурик отшатнулся, повернулся ко мне и умоляюще заглянул в глаза.

— Пожалуйста, Денис, — прошептал он. — Пожалуйста, — и опустился на колени.

Ян выгреб из вазочки новую гость орешков. Саша подтолкнул меня в спину. Если бы поблизости была бутылка с жидкостью для чистки унитазов, я бы опрокинул ее прямо в горло. Если бы рядом с вазочкой лежал нож — вонзил бы его себе в грудь. Но все, что я мог, — это закрыть глаза.