СУД ( немного детектив)

36265

— Встать, суд идёт!

На скамье подсудимых сидела молодая женщина. Если бы не её грудь, выдававшая в ней кормящую мать, то едва ли кто-то мог назвать её женщиной, скорее, подросток. Худенькая, невысокого роста, с большими карими глазами, она смотрела на происходящее не взглядом непонимания — зачем она тут, не взглядом вины и даже не взглядом надменности. Она совсем не была похожа на ту, о которой так подробно читал прокурор:

— …узнав, что погибший оставил завещание не только на подсудимую, но и ещё на одного незнакомого человека в равных долях, подсудимая направилась к нему с целью выяснения причин, побудивших его так поступить. Когда подсудимая пришла к отцу, прямо на пороге его квартиры у них завязался спор, вследствие которого подсудимая нанесла ему удар в грудь. При падении погибший ударился головой о тумбочку, стоявшую в коридоре. Подсудимая, не оказав ему помощи, поспешно скрылась, оставив беспомощного человека умирать…

Молодая женщина, сидящая на месте для подсудимых, смотрела по сторонам, но никого не видела. Она, будто не понимала, почему её привели сюда, и всё время оглядывалась на дверь, за которой еле слышен был плач ребёнка. Подошло время кормления, о чём явственно свидетельствовало проступившее молоко на её кофточке. Набухшие груди ломило, и думать сейчас мать могла только о голодном ребёнке.

— …Подсудимая, вы слышите меня? Адвокат, растормошите вашу подзащитную, — раздражённо произнесла судья.

Пожилой мужчина в очках, сидевший перед подсудимой, повернулся к ней и, наклонившись, что-то тихо сказал. Но женщина-подросток не услышала его, она слышала только плач и видела, как муж с сыном на руках ходит по коридору, стараясь успокоить ребёнка. Малыш отказывался от бутылочки. Противная на вкус соска совсем не походила на тёплую материнскую грудь. И малыш всё громче и громче требовал подать дорогое и любимое. Он плевался от прикосновения к его маленьким пухленьким губкам такой ненавистной соски.

— …Да что же это такое? Адвокат! — повысив голос и стуча молоточком, судья вновь и вновь обращалась к пожилому, вспотевшему от волнения мужчине.

Тут подсудимая вдруг поняла, где находится, и, резко встав с места, обратилась к судье:

— Пожалуйста, разрешите мне его покормить, я вас очень прошу.

— Вы о чём? — удивилась судья, но тут адвокат сам попытался разъяснить ситуацию:

— Ваша честь, извините. Муж подсудимой опоздал, и она не успела покормить ребёнка, а секретарь отказалась попросить вас немного задержать начало судебного процесса.

— Какой ребёнок? — судья стала листать материалы дела, быстро пробегаясь взглядом по тексту. — Но тут не указано, что вы кормящая мать!

— Так моя подзащитная и была под подпиской о невыезде именно из-за того, что она кормящая. Только сегодня утром её арестовали, перед судом, — объяснил адвокат.

— Почему прокуратура упустила этот момент? — обратилась судья к прокурору — молодой женщине. Та, встав, попыталась что-то сказать, но судья её резко оборвала, махнув рукой:

— Сядьте. Объявляю перерыв на час.

Поев, малыш быстро уснул. Молодая мать не хотела передавать сына мужу. Оставалось несколько минут до начала заседания и так не хотелось верить, сидя в адвокатской комнате с ребёнком на руках и в объятиях любимого, что скоро это всё закончится. В голове постоянно крутились похороны отца, арест и мысль о том, что она может надолго расстаться и с ними. Единственными, кто остался у неё в этой жизни: с сыном и мужем. Она не понимала, что случилось. Отца убили, и её обвинили в его смерти. Но почему? В тот день она не была у отца, хотя и заходила к нему часто, два-три раза в неделю. Но не в тот день. И почему же соседка, такая добрая, отзывчивая, всегда помогавшая им, сказала: «Видела я её», и именно в то время, когда был убит отец.

— Встать, суд идёт.

Вновь Лариса Андреевна Ивашова сидела на месте, где ей совсем не положено было находиться. Ларочка, как называл её отец — Андрей Ильич Сергачёв, погибший два месяца назад. Следователю не составило труда очень быстро, практически за несколько минут, принять решение, кто убил пожилого человека. И, отметая показания мужа и свекрови подозреваемой как заинтересованных лиц, он быстро оформил все нужные показания и отправил дело в суд. Главное, не затягивать, и он справился с этой задачей быстро и хорошо.

Прокурор представляла доказательства вины, но Ларочка не слышала её. Наклонив голову, обвиняемая уже смирилась со своим положением, и только мысли о сыне заставляли непослушные слёзы течь из глаз. Чтоб скрыть их от посторонних, Лариса всё ниже и ниже опускала голову.

Судья внимательно смотрела на молодую мать и, слушая прокурора, предчувствовала, что не так всё гладко в этом деле. Хотя перед её глазами не раз представали с виду совсем невинные люди, но оказывающиеся в итоге осужденными, но что-то в этой женщине, практически ещё ребёнке, не давало поверить в то, что именно она совершила данное преступление.

Адвокат молчал, но постоянно поглядывал на телефон, лежавший перед ним на столе.

Судью удивляло такое его поведение. Казалось, что не только подсудимую, но и адвоката не интересует происходящее на процессе. Каждый из них был занят своими мыслями, чему, видимо, прокурор была весьма довольна. Она бойко задавала вопросы сначала первому свидетелю — семидесятипятилетней Клавдии Ивановне Кукушкиной, соседке, хорошо знающей и погибшего, и его дочь. Семья Сергачёвых въехала в их дом почти двадцать лет назад в составе двух человек: отца и полугодовалой девочки. Выяснив всё у свидетеля Кукушкиной, прокурор перешла к допросу второго свидетеля — Ольги Степановны Гончар.

Лариса впервые увидела этого так называемого свидетеля на опознании, но Гончар с уверенностью указала на неё. Именно Ларису она видела выбегающей из подъезда дома погибшего в тот самый день. И время совпадало.

Адвокат оставался равнодушным и при допросе второго свидетеля. Судья знала Анатолия Филипповича Петренко как очень дотошного человека, проверяющего лично показания свидетелей и всегда старавшегося помочь подсудимым, выискивая любые лазейки для смягчения приговора. И то, что сейчас адвокат вёл себя так странно, сильно удивляло судью.

Прокурор объявила, что был и ещё один свидетель, сосед, вышедший покурить на лестничную площадку и заметивший через открытую дверь погибшего, лежавшего у себя в квартире. Он и вызвал милицию и скорую помощь. Но присутствовать на процессе не может, так как в данное время находится на лечении в больнице, но в деле есть его показания. Прокурор хорошо поставленным голосом с выражением прочитала показания третьего свидетеля.

После окончания допроса свидетелей судья попросила подойти к ней адвоката.

— Что происходит, Анатолий Филиппович? Вы так уверены в виновности вашей подзащитной или вам нездоровится?

— Она невиновна, — очень спокойно ответил адвокат, смотря в глаза судье.

— Тогда в чём дело?

— Я жду свидетеля.

— Свидетеля? — судья удивлённо посмотрела в зал, потом на адвоката. — Вроде только два свидетеля заявлены.

— Видимо, я буду просить отложить процесс.

Судья в очередной раз вздёрнула брови.

— На основании чего?

Тут телефон адвоката, мирно лежавший на столе, завибрировал. Несильный жужжащий звук не дал ответить судье. Адвокат извинился и быстро вернулся к своему месту.

Взяв телефон, он с улыбкой покачал головой и произнёс:

— Ну, вот и всё.

— Анатолий Филиппович, я вынуждена вам напомнить о том, что телефоны в процессе должны быть отключены! — возмущённо произнесла судья.

Адвокат, улыбаясь, посмотрел тем взглядом, с каким он всегда выигрывал дела, чем смягчил не очень сильный гнев судьи и дал понять, что процесс только начинается, и именно с этого сообщения, которое, видимо по всему, адвокат так ждал.

— Ваша честь! У меня просьба допросить ранее не заявленного свидетеля. Это Эльвира Эдуардовна Кламм, она ожидает в коридоре. Её показания очень важны.

Судья повернулась к прокурору, но задать вопрос не успела.

Представитель прокуратуры — Ольга Евгеньевна Проскурина — начинающий прокурор, это был её первый процесс, и, уже предвкушая победу, ей совсем не желательно было появление ещё какого-то свидетеля.

— Я не вижу необходимости в допросе неизвестно откуда взявшегося свидетеля, — с возмущением заговорила она. — В деле ясно указано, что кроме уже допрошенных, свидетелей не было.

— Видимо, у адвоката другой взгляд на данное дело, — судья даже обрадовалась появлению нового свидетеля. Хоть и не положено принимать ту или иную сторону до окончания процесса, но всё-таки она испытывала симпатию к этой совсем юной маме.

— Пригласите свидетеля, — обратилась она к приставу и в знак согласия кивнула адвокату.

В зал вошла пожилая женщина. Идти ей было трудно, она опиралась на тросточку, и пристав помог ей дойти до места допроса.

— Вам удобно стоя давать показания или лучше присесть? — обратилась судья к новому свидетелю.

Женщина, тяжело дыша, в знак согласия покачала головой. Пристав поставил стул к месту допроса и помог свидетельнице сесть.

После необходимой процедуры проверки личности нового свидетеля судья обратилась к адвокату:

— Анатолий Филиппович, свидетель ваш.

Адвокат встал и подошёл к пожилой женщине. Теперь он не выглядел как уставший, не интересующийся делом. Было ясно, что тузов в рукаве он припас немало.

— Эльвира Эдуардовна, — обратился адвокат к свидетельнице, — скажите, где и кем вы работали в тысяча девятьсот девяносто первом году?

Прокурор, не дожидаясь ответа свидетеля, встала и возмущённо поинтересовалась:

— Причём тут девяносто первый год? Мы разбираем события этого года, а не девяносто первого.

— Ольга Евгеньевна! — остановила её судья. — Мы вас внимательно слушали, теперь не надо мешать адвокату, это его право. Он только начал допрос, и давайте послушаем.

— Но-о-о-о… — попыталась возразить прокурор, — …я просто не понимаю…

— Вот и давайте выслушаем ответ свидетеля, — уже более строго произнесла судья.

Прокурор, выпятив губки, выражая тем сильное неудовольствие, присела на своё место.

Судья кивнула адвокату, давая понять, что он может продолжить.

— Я повторюсь, — начал адвокат, но свидетель, взяв его за руку, сказала:

— Я помню вопрос, у меня проблемы с ногами, а не с мозгами. Я готова рассказать всё, что рассказывала вам, — она перевела взгляд на судью и продолжила говорить, уже обращаясь к ней: — Я немного испугалась, когда адвокат пришёл ко мне, и потому отказалась быть свидетелем. Но я уже в таком возрасте, что пора подумать и о душе, — переведя взгляд на подсудимую, продолжила: — Я очень виновата перед тобой, девочка, и перед твоим отцом, но я думала, так будет лучше, — она замолчала, вытерла глаза носовым платком и что-то тихо сказала адвокату.

— Да, конечно, — кивнул тот и попросил у пристава принести стакан воды.

Пока Эльвира Эдуардовна пила воду и утиралась всё тем же платком, присутствующие сидели и смотрели на неё в напряженном ожидании. И подсудимая, понявшая, что сейчас она может узнать что-то важное, и свидетель — соседка, и вторая свидетель, проходившая мимо, и судья. Только прокурор продолжала нервно елозить на своём месте, будто сидела она не на стуле, а на гвоздях. Появление неизвестно откуда взявшейся старушки не сулило ничего хорошего. Она помнила напутствие районного прокурора: «Дело лёгкое, справишься. Первое дело всегда надо выигрывать, а то проиграешь и всё. Так и будут считать тебя нюней. И ничего серьезного доверять не станут».

Не слишком длинная пауза всё-таки ввела присутствующих в состояние нервозности, особенно случайного свидетеля Ольгу Степановну Гончар. Она постоянно оглядывалась на дверь, как бы желая уйти. От внимания адвоката это не могло ускользнуть. Он обратился к судье:

— Ваша честь! Я бы хотел, не прерывая допрос свидетеля Кламм, задать вопрос свидетелю Гончар.

Судья, кивнув, ответила:

— Конечно, это ваше право, да и пока что допроса нового свидетеля мы не наблюдаем.

Адвокат, улыбнувшись, наклонил голову немного набок и обратился к Ольге Степановне:

— Вы не могли бы повторить свои показания?

— Надо было слушать, когда свидетели давали показания… — не выдержав, прокурор негромко сказала с места, но взгляд судьи остановил её от дальнейшего выражения недовольства.

Адвокат вновь обратился к свидетелю Гончар.

— Пожалуйста, повторите свои показания.

— И встаньте, — добавила судья. — Когда отвечаете на вопросы суда, нужно вставать.

Гончар, встав, повторила, что уже говорила раньше:

— Я проходила мимо и видела, как эта девушка выбежала из подъезда, а потом оттуда выбежал мужчина и закричал, что его соседа убили. Вскоре подъехала милиция и скорая помощь, но так как я видела девушку, то и сказала об этом. Меня и записали в свидетели.

Гончар, произнеся эти слова, как заученный стих, хотела сесть, но адвокат остановил её вопросом:

— А что вы делали у дома погибшего? Вы же живёте в другом районе? — такой несложный вопрос привёл Гончар в замешательство. Она что-то пыталась сказать, но, запнувшись, опять начала озираться на дверь. Эльвира Эдуардовна обернулась и внимательно посмотрела на свидетельницу. Встретившись взглядом, Ольга Степановна заволновалась ещё больше и присела на стул, не ответив на вопрос адвоката.

— Ну, если это такой сложный вопрос, — продолжил адвокат, поворачиваясь к судье, — думаю, мы вернёмся к нему позже, когда свидетель Гончар сможет на него ответить, — и, обратившись вновь к Эльвире Эдуардовне, спросил:

— Так каков же будет ваш ответ на мой вопрос?

Откашлявшись, новоявленный свидетель начала свой рассказ:

— Я тогда работала в доме малютке №6 заведующей. Мне давно уже надо было на пенсию, но не на кого было дом оставить. Все такие же, как и я. Молодёжь не желала приходить к нам на работу, да ещё и время такое было… — она на минуту остановилась, возможно, чтобы собраться с мыслями или просто перевести дыхание. Сделав несколько глотков воды, свидетель продолжила:

— Да и честно сказать, кроме этих детей у меня никого и не было. Я хорошо помню, как к нам привезли двух малышек, сестёр-близняшек. Мать у них при родах умерла, а отец попал в больницу.

При этих словах подсудимая очнулась от своих мыслей. Слова о смерти матери и болезни отца вернули её в зал заседания. Холодок пробежал по спине. Слушая свидетеля, она всё сильнее подавалась вперёд.

— Родители были уже немолодые, и детки долгожданные, — продолжала свидетель. — Помню, в сопроводительных документах было указано, что при пожаре пострадал отец, пытавшийся вытащить из огня беременную жену. Но, так как она сильно надышалась угарного газа, то это спровоцировало преждевременные роды. Ну, роды были тяжелые, и мать… погибла, — свидетель сделала несколько глотков воды и хотела продолжить, но её прервала подсудимая. Лариса встала и подалась сильно вперёд, как бы желая дотянуться до сидящей у места допроса свидетельницы.

Она помнила, как в детстве отец часто рассказывал ей о маме. У всех были мамы, но только не у неё. Лариса знала, что в доме, где жили родители, случился пожар. Андрей Ильич Сергачёв — отец подсудимой, вытаскивая из горящего дома потерявшую сознание жену, сильно пострадал и почти два месяца провёл в больнице. В результате он навсегда остался инвалидом, а Лариса потеряла маму. Но о том, что у неё была сестра, отец никогда не говорил. А то, что это свидетель рассказывала именно о ней, у Ларисы сомнений не было. Она знала, что провела в доме малютке несколько первых месяцев своей жизни, пока не выписался из больницы отец, и пока не получили они новую квартиру.

— У меня есть сестра?! — с удивлением и волнением прокричала подсудимая. Судья даже не остановила её. Такой поворот обещал появление новых данных в деле.

Эльвира Эдуардовна, кивая Ларисе, продолжила:

— Да, была у тебя сестра. Но так сложились обстоятельства, что я… — она, тяжело вздохнув, опустила голову и тихо сказала: — Я виновата. Я думала, так будет лучше.

Лариса смотрела то на свидетеля, то на адвоката, то поворачивалась к судье. По щекам у неё текли слёзы.

«Сестра, родная сестра, как же так, почему отец никогда не говорил ей об этом?!»

— Вы сказали, была сестра, — обратилась судья к свидетелю.

Эльвира Эдуардовна кивнув, продолжила свою историю:

— Да, была. Вскоре их отец выписался из больницы и пришёл ко мне. Он сразу заявил, что от детей не откажется, ни при каких обстоятельствах. Жить ему было негде. Временно он поселился в общежитии того завода, где работал. Но так как получил увечье, то на той работе не мог остаться. Я помню, он говорил, что его обязательно трудоустроят и с жильём помогут. Точно не знаю, сколько ему было тогда лет, но больше сорока, это я хорошо помню. Он давно работал на этом заводе, и… хотя вы же помните, как было в тот год, но всё-таки в итоге ему дали квартиру. И он хотел сразу забрать детей. А я предложила, чтобы они остались у нас до года. Это возможно. Он мог их навещать по выходным. Всё равно их бы не взяли ещё в ясли, а жить на пенсии его и детей, это всё равно было мало. Ему надо было подыскать работу. Он согласился. Мы всё оформили. А вскоре к нам в дом малютки пришла одна семейная пара. Муж был каким-то высоким партийным работником. Они хотели взять ребёнка на воспитание и обязательно новорожденного и здорового. Ну, чтобы не от наркоманов или алкоголиков, и чтобы было известно, кто родители. А таких деток тогда у нас было только двое — сёстры Сергачёвы. Другие все подкидыши или забранные у лишённых родительских прав алкоголиков. Мне очень тяжело было решиться, но поймите меня, ведь отец девочек стал инвалидом, да ещё и немолодой. Ведь понятно, что ему будет очень трудно с одной, а уж с двумя и подавно.

— И вы решили отдать им одну из сестёр? — поинтересовался адвокат.

— Не сразу.

— А когда? Когда они предложили вам крупную сумму? — уточнил Анатолий Филиппович.

— Нет. Нет. Я не брала денег. Нет. Но понимаете, очень плохо было с продуктами. Овсянка, пшено, картошка, и никаких фруктов. Конец девяносто первого, мне детей кормить было нечем. Я сказала, что приобретите на эти деньги продукты, вещи и оформим всё, как помощь. Тогда… и я смогу им помочь.

— И вы продали мою сестру?! — подсудимая внимательно слушала, шепча всё время что-то очень тихо, и только выкрикнула последнюю фразу.

— Нет. Нет. Девочка. Я не продала её… нет, я спасала её и всех детей. К тому же тот человек пригрозил, если я не отдам им ребёнка, он докажет, что я беру взятки. Но это неправда. Я никогда не брала денег. Но он был очень высокопоставленный чиновник. Я испугалась.

— И отдали им одну из сестёр Сергачёвых. А как же вы объяснили это их отцу? — поинтересовалась судья.

Прокурор также уже с интересом слушала исповедь нового свидетеля, хотя и поняла, что неспроста адвокат всё это затеял.

— Да, — обречённо ответила Эльвира Эдуардовна, — я отдала им одну из девочек. Но сначала я обманула их отца. Когда он пришёл навестить дочек, я рассказала ему, что одна его дочь тяжело больна. Сразу после рождения появились подозрения, но нужно было провести некоторые обследования, и мы не стали его пугать раньше времени. Ну, а теперь уже точно известно — ей нужна срочно операция на сердце. И есть семейная бездетная пара, готовая её удочерить. У них есть средства, чтобы вывезти девочку за границу на лечение, в Израиль или в Германию. Андрей Ильич отказался от такого предложения и сказал, что сам найдёт деньги. И тогда я дала ему подписать бумаги о том, что он ознакомлен с состоянием здоровья одной из дочерей — Леночки Сергачёвой. Он подписал.

— А через неделю его поставили перед фактом, что ребёнок уже не его, — продолжил речь подсудимой адвокат. — И тот документ, что Сергачёв подписал, оказался с дополненным текстом. Ведь так? — уточнил он у свидетеля.

— Да, — кивнула Эльвира Эдуардовна, — первоначально было написано, что он ознакомлен с состоянием здоровья дочери. А впоследствии я подписала, что он согласен на её удочерение.

— Практически это был отказ от ребёнка? — уточнила судья.

Пожилая женщина кивнула.

— А вы помните фамилию усыновителей девочки? — спросил адвокат.

— Конечно. Иванишины, — ответила она.

При упоминании фамилии, свидетель Гончар вздрогнула и вновь посмотрела на дверь.

— И что произошло потом? Андрей Ильич смирился с этим? — продолжил допрос адвокат, посматривая и на заволновавшуюся свидетельницу — Гончар Ольгу Степановну.

— Он сказал, что будет искать дочь и подаст на меня в суд. Но я объяснила ему, что девочку забрали очень влиятельные люди, и лучше ему прекратить поиски, иначе он может лишиться и второй дочери. После этого он забрал оставшуюся девочку — Ларису, не дожидаясь пока ей исполнится годик.

— Да, — продолжил адвокат, повернувшись к судье, — на работе отнеслись с пониманием и Сергачёву. Помогли с получением квартиры вне очереди, и с яслями. Но он не смирился, — адвокат повернулся к своей подзащитной, обратившись уже к ней: — Он продолжал её искать. Искать вашу сестру.

Ларочка плакала и, утирая кулачком нос и щёки, размазывая слёзы, смотрела на всех, словно ища подсказки.

— Он нашёл её? — тихо спросила она, боясь услышать отрицательный ответ.

— А об этом мы сейчас узнаем, — и, повернувшись к Эльвире Эдуардовне, адвокат задал очередной вопрос:

— Так, и что было дальше?

— Ну, потом он ещё несколько раз приходил. Но мне нечего ему было ответить. Я не говорила, кто усыновил. Да и расспрашивать работников было бессмысленно. Но примерно через год ко мне вновь пришла жена того человека.

— Усыновителя? — уточнил адвокат.

— Да, — кивнула свидетель.

— И что произошло дальше? — поинтересовался адвокат, стараясь, чтобы Эльвира Эдуардовна рассказывала всё подробно о событиях почти двадцатилетней давности.

— Да, — постоянно кивая, бывшая зав. домом малютки продолжила свой рассказ. — Эта женщина… — она оглянулась и внимательно посмотрела на свидетеля Гончар, потом вновь повернулась к адвокату, — …она сказала, что ребёнок ей больше не нужен, и хочет вернуть девочку. К тому же малышка была с ней. Я очень удивилась. Как так, почему? Девочка такая хорошенькая, чистенькая. В красивом платье. Никак нельзя было подумать, что ребёнок не нужен. Но женщина начала плакать и говорить, что муж её бросил и ушёл к любовнице, та ждёт от него ребёнка, и эта девочка не смогла сохранить ей семью. Она просто посадила её на диван и быстро выбежала из моего кабинета. Я так растерялась. Ну, как так можно? Я кинулась к девочке, она сильно плакала, звала мать. Потом та женщина вернулась и просто выхватила у меня из рук малышку. Она прижала её к себе и начала просить у неё прощения. На меня она никак не реагировала. Потом, продолжая успокаивать девочку, она убежала, и тут же в кабинет вошёл Андрей Ильич, отец малышки. Я подумала, что он всё понял. Я так сильно испугалась. Но девочка прижалась к матери, и он не увидел её лица. Он начал опять требовать адрес, а я была просто, как… как выжатый лимон. Меня всю трясло, я упала на стул и не могла ничего сказать. Он даже испугался за меня. Решил, что это он довёл меня до такого состояния. Потом он ушёл. А через несколько дней я сама поехала к… — она вновь обернулась и посмотрела на свидетельницу Гончар. Потом обратилась к судье: — Я думала, если девочку вернут, я всё расскажу её отцу. А там уж что будет. Но мне соседи сказали, что Иванишины уже не живут по тому адресу. Ну и конечно, я ничего не рассказала Сергачёву. А потом в его очередной приход сказала, что девочка… — набравшись сил, свидетель продолжила: — …умерла.

Тишина повисла в зале суда.

Первой нарушила молчание судья:

— Видимо, он вам не поверил. В своём завещании подсудимый указал имя и фамилию своей… — судья запнулась, ища подходящее слово, — …той девочки, которую у него незаконно забрали. Он указал, что его часть квартиры передаётся Иванишиной Елене Ильиничне. Если вы не называли ему имя, как он узнал?

— Я не знаю, — отрицательно помахала головой Эльвира Эдуардовна.

— Ну, на этот вопрос я постараюсь ответить, — вмешался адвокат. И обратился к судье. — Я бы хотел задать вопрос моей подсудимой.

— А к свидетелю у вас больше нет вопросов? — уточнила судья.

— Есть, и я бы хотел, чтобы она оставалось на этом месте, — указал адвокат на стул, на каком сидела Эльвира Эдуардовна.

— Хорошо, — согласилась судья.

Не дожидаясь вопроса адвоката, Ларочка встала и с нетерпением смотрела на него.

Адвокат подошёл к подсудимой и спокойно спросил, стараясь своим голосом показать ей, что нет ничего страшного в этом суде, и всё будет хорошо.

— Лариса Андреевна, скажите, пожалуйста, у вас есть загранпаспорт?

— Да, — утвердительно кивнула подсудимая.

— А когда вы его получили, и как это было? — поинтересовался адвокат.

— Мы хотели после свадьбы поехать в Турцию, и моя свекровь посоветовала сдать документы ещё до свадьбы, чтобы быстрее сделали. И я сдала документы до свадьбы, — адвокат внимательно слушал и, кивая, давал понять, чтобы Ларочка спокойно всё рассказала.

— А потом, когда мы поженились, то папа пошёл в паспортно-визовую службу, чтобы узнать, если возможно, ну, если успеем, переделать. Там же очередь, а папа на пенсии и мог сходить.

— Ну, это понятно, очередь. Много времени уходит, а вы работали, — помог адвокат своей подзащитной. — Вы не волнуйтесь, — подбодрил он, погладив по плечу подсудимую.

— Да. Я работала, ну и если можно, узнать хотели. Я поменяла бы паспорт на новую фамилию по мужу, и чтобы там поменяли сразу, а если не успевали по времени, то я тогда не стала бы паспорт такой, обычный, менять пока.

— Понятно, — вмешалась судья, видя, как подсудимая волнуется.

— Ну, папа сходил и сказал, что можно, но только там надо было через неделю, чтоб всё принести, ну я тогда в паспортный стол поехала. Там всё объяснила, и мне быстро сделали.

— И кто отвозил потом документы? — поинтересовался адвокат.

— Папа. Он сказал, что в прошлый раз поговорил там с женщиной. С заведующей. Она такая понятливая и сказала, что сама примет у него документы.

— Ну и как? Получили вы паспорт? — спросила судья.

— Да, — кивнула подсудимая.

— Свадебное путешествие не сорвалось? — уточнила судья.

— Нет. Мы в Турцию съездили, — улыбнулась Ларочка в первый раз с начала процесса.

— А теперь моя очередь объяснить, причем же тут загранпаспорт? — сказал адвокат и тихонько похлопал Ларочку по плечу, давая понять, чтобы она присела.

— Так вот. В кабинете зав. паспортно-визовой службы произошло интересное событие. Я не стал просить заведующую прийти в качестве свидетеля, просто сам расскажу, что там произошло. Ну, если понадобится, то она готова прийти в суд. Так вот, когда Андрей Ильич принёс новый паспорт моей подсудимой с новой фамилией, то заведующая стала перекладывать документы по алфавиту на другую букву и, удивившись, сказала: «Надо же, чуть не перепутала. Фамилии немного похожи. Да и фотографии». А вот Андрей Ильич сразу среагировал и попросил показать фото. Вот так он и узнал, что его вторая дочь жива и носит фамилию Иванишина. Девушка тоже оформляла паспорт, загранпаспорт, — уточнил адвокат. — Она тогда собиралась на учёбу в Англию. Сергачёв, увидав фото другой девушки, сильно разволновался, и ему стало плохо. Заведующей пришлось вызвать для него «скорую», а потом, через пару дней, он вернулся и рассказал ей всё, что связано с его дочерьми. Женщина оказалась, как говорил Сергачёв Ларисе Андреевне, — кивнул он на подсудимую, — такой понятливой и отзывчивой, что узнав его историю, дала адрес девушки и контактный телефон. Чтобы он мог связаться с ней. Вот связался он с ней или нет, я не могу сказать, но, может, нам объяснит тут находящийся один свидетель.

Прокурор, уже давно забывшая о своих обязанностях, с интересом слушала происходящее в зале суда. Она будто поменялась с адвокатом местами. В начале процесса она была главной героиней суда, теперь очередь перешла к адвокату, и он всё держал в своих руках.

Адвокат обратился к Эльвире Эдуардовне:

— Скажите, а вы никого не узнаёте в зале суда?

— Да я вот всё смотрю… — бывшая заведующая домом малютки вновь обернулась и посмотрела на свидетеля Гончар.

— Вот вы же это… да? — спросила она у неё.

— Вы Ольга Иванишина? — помог Эльвире Эдуардовне адвокат, обратившись к свидетелю Гончар. Все в зале посмотрели на Ольгу Степановну, а подсудимая от такого известия резко подскочила, словно родная сестра находилась рядом.

— Ответьте суду, — обратилась к свидетелю судья. — И встаньте.

Гончар встала, перебирая от волнения руками края своей кофты, но продолжала молчать.

— Ну? — уже строже спросила судья. — Это вы усыновитель девочки?

— Нет, — она замахала головой, — всё неправда. Он сам отказался от ребёнка, я бы и двух взяла. Но муж не разрешил.

— То есть вы признаёте, что именно вы являетесь приёмной матерью Елены Сергачёвой? — спросил адвокат.

— Да, это я, — тихо ответила свидетель.

— А почему у вас другая фамилия? — вмешалась прокурор, хотя этот вопрос мало кого сейчас волновал.

— Я потом вышла замуж. А Леночка осталось на фамилии отца… ну… Ильи, моего первого мужа.

— Ну, а теперь может, вы ответите мне на вопрос заданный ранее. Что вы делали у дома погибшего? — поинтересовался адвокат, но его остановила судья.

— Анатолий Филиппович, у вас больше не будет вопросов к свидетелю Кламм?

— Нет, — ответил адвокат.

Судья посмотрела на прокурора.

— Нет. У меня тоже нет вопросов, — дала она ответ.

Судья кивнула и попросила пристава помочь Эльвире Эдуардовне пересесть. Потом пригласила на место допроса свидетеля Гончар.

— Ответьте теперь адвокату, что вы делали у дома погибшего? — повторила вопрос Анатолия Филипповича судья, как только свидетель заняла нужное место.

Немного подумав, Ольга Степановна Гончар сказала:

— Я там случайно оказалась.

Судья вздёрнула брови.

— И вас не удивило, что из подъезда выбежала девушка, похожая на вашу дочь? Они ведь близнецы, я правильно поняла?

— Да. Да. Они близнецы, — кивая, подтвердила с места бывшая заведующая домом малютки.

Гончар, опустив глаза и сжимая руками верх тумбы, очень хотела исчезнуть из этого зала. Она уже пожалела, что вообще решила стать свидетелем.

— Ну? — с нетерпением спросила судья. — Мы услышим ответ сегодня или нет? Или надо проводить дополнительное расследование, чтобы понять, что произошло на самом деле?

— Ой, батюшки, что же я наделала, — запричитала первая свидетель, соседка погибшего — Кукушкина Клавдия Ивановна, сидевшая до этого тихо. Слушая внимательно всех, она начинала понимать, что действительно всё напутала, да так напутала, что теперь и разобраться не могут.

— Вы хотите что-то сказать? — спросила её судья.

— Да, хочу, — часто закивала старушка и пошла к столу судьи. Адвокат быстренько подхватил её под руку и, остановив, обратился к судье:

— Ваша Честь! Я бы хотел допросить свидетеля Кукушкину, не прерывая допроса свидетеля Гончар.

Усмехнувшись такой ловкости уже немолодого адвоката, судья благосклонно кивнула.

Адвокат, продолжая держать свидетеля под руку, задал вопрос:

— Вы что-то хотели рассказать?

— Да. Я и тогда подумала, чего это Лариска джинсы одела, она их сроду не носила. А тут сразу после родов и в джинсы.

— Так, подождите немного. Я хотел бы уточнить у свидетеля Гончар, — и, повернувшись к сильно волнующейся женщине, адвокат спросил:

— Вы не описывали на предварительном следствии, в чём была одета та девушка. И вообще, — он повернулся к судье, — следствие проведено плохо. Не знаю уж почему, но следователя не интересовал этот вопрос, а вот меня интересует, — и вновь обратившись к свидетельнице, стоящей на месте допроса повторил: — Так в чём была одета та девушка?

— Я не помню. Она быстро выбежала из подъезда и убежала.

— Странно. Из подъезда выбежала девушка. И что тут такого? Почему вы остались ждать? Ведь сосед только через полчаса выбежал с криками, что Сергачёва убили. Зачем вы оставались у подъезда?

Гончар посмотрела на адвоката тяжёлыми, полными слёз глазами. Действительно, и зачем она там осталась? Лучше бы вообще не показывалась, а что теперь?

— Мы ждём, — произнесла судья.

— Не знаю, — тихо ответила Гончар. — Отпустите меня. Я ничего не знаю.

— Хорошо, — кивнул адвокат. — У меня нет больше вопросов к этому свидетелю, — и обратился к висевшей на его руке Клавдии Ивановне, очень хотевшей что-то рассказать.

— Ну, — улыбнулся он старушке. — Мы вас внимательно слушаем. Так в чём же была одета та девушка?

— Да не Лариска это была, точно, теперь-то уж я поняла. Просто следователь этот меня запутал. Я говорю, Лариска, а он и всё, и даже не стал ничего спрашивать. А сейчас смотрю, нет, не она это была. Не она. Да не могла она убить отца, не могла. Да и у той волосы не такие были. У Лариски-то вон стрижка, какая, а у той прям длинные были. А у Лариски и никогда таких длинных не было. А я чего-то и забыла сразу.

Судья прикрыла руками лицо и, проведя по нему ладонями, будто умывается, тяжело вздохнула.

— Ну, как так можно?! — спросила она, посмотрев на прокурора. — Куда смотрела прокуратура? — и, обратившись к свидетельнице Кукушкиной, продолжила:

— Садитесь, пожалуйста, а вы, — указала она на свидетеля Гончар, — может, наконец-то расскажите правду. Здесь у нас не цирк, а суд. Так что давайте всё по порядку.

***

Год назад Андрей Ильич Сергачёв узнал, что его вторая дочь жива, и даже получил возможность с ней встретиться.

Недолго думая он позвонил девушке. Для Елены Иванишиной это было просто ударом. После звонка она поговорила с матерью, и когда та подтвердила, что Елена ей не родная, и рассказала, что родители её бросили, девушка тяжело перенесла это известие. Потом она уехала в Англию на учёбу и, вернувшись на каникулы два месяца назад, сама решилась позвонить Сергачёву и договорилась с ним о встрече у него дома.

Видя состояние дочери, Ольга Степановна Гончар всё время за ней следила и в тот день пошла следом, да к тому же удалось подслушать телефонный разговор.

Что произошло там, Гончар не знает. Дочь выбежала вся в слезах и, чуть не сбив мать с ног, убежала. А мать всё ходила около дома, не решаясь зайти и узнать, что же такого сказал тот человек её дочери. И когда она уже готова была зайти в дом, то из подъезда выбежал мужчина и закричал: «Дядю Андрея убили…»

***

Елена подошла к дверям и, немного волнуясь, позвонила. Дверь открыл уже пожилой мужчина, опирающийся на тросточку.

— Леночка! Доченька моя, — со слезами в глазах потянулся он к девушке.

Злость и обида закипела внутри. Она оттолкнула руку, протянутую к ней.

«Старый, больной. Дочка понадобилась, а где же ты раньше-то был, папочка?» — мысли роились в голове, набегая одна на другую.

«Некому постирать. Некому в магазин сходить, так сразу вспомнил о дочери? А где же у нас мамочка-то?»

Сергачёв, плача от радости, стал приглашать девушку зайти в дом.

Елена сделала пару шагов и остановилась:

— Зачем вы мне позвонили? Что вам нужно?

— Да как же? Я ведь… ты же моя… ну, что мы тут, давай в комнату пойдём и поговорим, — волнуясь, Андрей Ильич стал приглашать дочь пройти в квартиру.

— А о чём нам говорить?

— Ну как же… ты ведь нашлась.

— Да я и не терялась, — слёзы предательски стали подступать к горлу.

«Нет. Он не увидит моих слёз. Ещё чего, незачем мне плакать».

— Ну так как же? Надо поговорить, я тебе всё объясню…

«Объяснит он мне. Конечно, теперь-то, что взрослую дочь гнать? Теперь-то надо в отцы набиваться».

Не зная, как начать разговор, как уговорить найденную дочь пройти в комнату, Сергачёв топтался на месте и всё не мог подобрать нужных слов.

— А у тебя же сестра есть, Ларочка. Вы с ней близнецы.

— Сестра? — насторожилась Елена. — А где она?

— Она? А она замуж вышла. Сейчас у мужа живёт. Мы потом к ней сходим, или если хочешь, я ей сейчас позвоню…

— Так она с вами жила?

— Да, — закивал Сергачёв, — мы вдвоём жили.

«Её оставили, а меня, значит, отдали? Я лишняя оказалась?» — слёзы уже не хотели прятаться. Они лезли наружу. Обида за то, что одну выбрали, а другую оставили, просто душила Елену.

— А почему? Почему её?!

— Что? — не понял отец.

— Почему она?! Я чем хуже была? Что у меня-то не так?

Начиная понимать, что дочь думает, будто тогда Сергачёв выбрал только одну девочку, он, схватив её за руку, постарался объяснить:

— Нет, что ты? Что ты? Нет, всё не так было.

— Не так? — Елена с силой оттолкнула от себя отца.

— Не так! — она бросилась наружу.

Не удержавшись на ногах, Сергачёв стал падать, ударившись головой о край тумбочки. Умирая, отец всё ещё пытался объяснить дочери, что не бросал её, но девушка уже бежала по улице, не видя никого и ничего вокруг. Слёзы обиды душили ее, и боль не давала думать…

***

— Анатолий Филиппович, а вы уверены, что Лена не специально убила папу? — спрашивала Ларочка, стоя на ступеньках у входа в районный суд в объятиях мужа. Рядом свекровь с внуком на руках тоже глядела на адвоката, ожидая ответа.

— Я уверен. Но всё, что там произошло, мы сможем узнать у самой Елены, как только она вернётся. Но я полностью уверен, что это был несчастный случай. И я обещаю вам, что обязательно предложу ей свои услуги, и всё будет нормально.

Лариса кивнула и, поблагодарив в очередной раз адвоката, в обнимку с мужем и свекровью отправилась домой.

— Да, история, — произнёс адвокат и вернулся в суд. Его ожидало новое дело.

***

Написан рассказ в июле 2011 года.