РЫЖИЙ МЁД

фотоколлаж от Белки Елены

46286

Утренняя свежесть, наполненная чистым деревенским воздухом, проникала в дом через открытое окно. Лёгкий ветерок слегка колыхал свежие, только что повешенные занавески — белые в мелкий синий горошек. Ольга Николаевна расстелив скатёрку почти в тон занавескам, стала накрывать на стол. Поставив тарелки, она обернулась на звук закипевшего чайника, и тут же рокот низко пролетающего самолёта заставил посмотреть в окно. Женщина сердито прошептала:

— Ну, разлетались, — и перевела взгляд на дочь, сидевшую на диване. Марина, обняв ноги худенькими ручками и склонив повязанную косынкой голову на колени, казалось спит. Но услышав звук пролетающего самолёта, она встрепенулась, подняла голову и открыла глаза.

— Садись завтракать, доченька, — произнесла Ольга Николаевна, разливая чай по стаканам. — А потом пойдём, погуляем. На дворе так хорошо, свежо.

Марина осторожно спустила ноги на пол. Было заметно, что любое движение ей дается с трудом. Она медленно поднялась и, тяжело дыша, подошла к столу. Посмотрев в окно, увидела мальчика в лодке.

— Он всё ещё рыбачит? — обратилась девочка к матери.

— Да, — ответила Ольга Николаевна, проследив за её взглядом и продолжая намазывать хлеб маслом.

Дом стоял на пригорке, откуда открывался красивый вид. Всего в нескольких метрах от строения пробегала небольшая речка. Она делала крутой изгиб и терялась за деревьями. Из-за густых зарослей по обоим берегам нельзя было понять, куда исчезает река. И казалось, что дом находится неподалёку от небольшого озера.

Между домом и рекой раскинулась поляна полностью лишённая кустарника и деревьев только покрытая зелёным сочным ковром. Трава выглядела мягкой, пушистой и такой яркой, что Марина даже подумала: «Её что, специально покрасили?» Последние годы девочка в основном видела только белый цвет, и вид из окна казался нереальным, как сон.

У самого берега выстроились ивы, будто пытаясь укрыть его от посторонних глаз и прикрывая воду своими повисшими ветвями, напоминали струящийся каскадом водопад.

Мальчик с рыжими, кудрявыми, торчащими во все стороны вихрами, наверное, с самой ночи сидел в лодке.

«Когда-то и у меня были такие же волосы», — подумала Марина, с грустью глядя на него.

— Ну, садись же, доченька, а то чай совсем остынет. Смотри, какой мёд я купила, свежий. Утром сходила к тому деду, про которого Владимир Сергеевич говорил. А это… — кивнула мать в сторону реки, — …внук его рыбачит, Ванюшка.

Ольга Николаевна открыла баночку, и кухню наполнил аромат цветов. Марина никогда раньше не чувствовала такого приятного запаха, а может, просто забыла. Сев на стул, она наклонилась к баночке с мёдом и, вдыхая дивный аромат, прикрыла глаза.

— Он рыжий, как волосы у мальчишки, — еле слышно произнесла она.

Глаза слипались. Марина уже давно плохо спала, маленькими урывками. Это и сном нельзя было назвать. И сейчас, склонив голову на стол и вдыхая аромат мёда, она погрузилась в лёгкую дрёму.

Марина бежала по лугу босиком. Столько цветов она никогда не видела. Широко раскинув руки и подставив лицо солнцу, она будто плыла по цветочному морю, а её рыжие кудри развевались на ветру. Они, словно потоки воды, струились по плечам, соприкасаясь с цветами.

Звук пролетающего самолёта вернул девочку к реальности. Она снова сидела за столом и смотрела на мёд. Такой же рыжий, как и её волосы когда-то… давно…

Приятная мелодия мобильного заставила девочку вздрогнуть и оторвать взгляд от мёда. Мать взяла телефон и вышла из кухни. Марина знала, что это волнуясь, звонит отец, а мама не хочет говорить при ней.

Накануне вечером он привёз их сюда, а сам вернулся в город. Ему нужно работать да ещё заботиться о младшем брате, надежде на чудо, которого не произошло.

Марина, проводив мать взглядом, обернулась к окну — мальчик всё ещё сидел в лодке. Поднялась и, несмотря на слабость, почти бесшумно, как мотылёк, выпорхнула из кухни. Оказавшись за стенами дома, девочке сильно захотелось сделать то, что возможно она никогда ещё не делала, а если и делала, то забыла — пробежаться босиком по этой траве. Она сняла тапочек и осторожно потрогала ступнёй зелёный ковёр. Оказалось, что это совсем неприятно, а даже наоборот. Марина резко отдёрнула ногу, будто обожглась.

«Нет, это только во сне хорошо», — подумала она и, надев тапочек, пошла вниз, к реке, взяв за ориентир перевёрнутую лодку.

Медленно, тяжело дыша, совершенно обессилив, девочка всё же преодолела несколько метров и добралась до старой лодки, видимо, уже давно лежавшей так на берегу. Марина присела на её край и стала смотреть, как мальчик что-то вытаскивает из воды. Усталость брала верх, и девочка, не заметив как, легла на лодку, задремала.

И вновь она бежит по волшебному полю из огромных красных цветов, достающих ей до пояса. А её непослушные длинные рыжие волосы развеваются на ветру. Девочка кружится, машет руками. Она невероятно счастлива и совсем не хочет останавливаться, но чей-то голос: «Марина, Марина!» — заставляет её обернуться. Рыжий мальчик стоит рядом и держит в руках огромную рыбу.

— Дочка, проснись. — Ласковая рука погладила девочку по плечу. Открыв глаза, Марина увидела маму, стоявшую рядом. А вместо мальчика ведро с рыбой.

— Смотри, Ванюшка нас угостил, сварим сегодня ухи. Ну, давай, поднимайся, пойдём в дом. Здесь ветерок, а ты без кофточки, ещё продует, — помогая встать дочери, приговаривала мать. Марина, ещё не распрощавшись окончательно со сном, с удивлением стала озираться, ища маленького рыбака. Поняв взгляд дочери, Ольга Николаевна добавила:

— Да он уже домой ушёл.

Вечером Ванюшка забежал к ним.

— Здрасьти, можно к вам? Я за ведром пришёл, — заглядывая в кухню, спросил он.

Марина сидела на диване, поджав ноги, а Ольга Николаевна убирала со стола после символического ужина. Дочь опять ничего не поела, любая пища вызывала у неё тошноту. Смогла лишь выпить чай с мёдом, но мать и этому была рада.

— Заходи, — махнула рукой мальчику Ольга Николаевна.

Ванюшка ввалился в кухню, запнувшись о порог. Женщина бросилась к нему, помогая встать.

— Ну что ж ты так неосторожно? Так и ноги переломать недолго.

— Не-а, у меня кости крепкие, — похвастался Ванюшка, мотая головой. — Это мой друг Сашка всё ломает, а я хоть как упаду — и нипочём не сломаю, — он присел на диван рядом с Мариной. — Ну как рыба? Понравилась? Я ещё наловлю. Дядя Володя звонил деду, сказал, что вы тута поживёте. А я чево-то не понял, вы ему, чё ли, родня какая или знакомые?

— Да нет, мы не родственники, — ответила Ольга Николаевна. — Мариночка у него лечится, вот он и предложил нам здесь пожить.

— А-а-а… — протянул Ванюшка, кивая, — понял. Деда же мне сказал, что ты болеешь, — обернулся он к Марине: — А чем ты болеешь?

Девочка промолчала. Опустив голову на колени, и прикрыв глаза, она хотела вновь оказаться на том лугу с огромными цветами, но сон не приходил.

— Болеет, — с горечью в голосе ответила за неё мать, — но у вас тут такой воздух, да и мёд у твоего деда лечебный, так что надеемся, болезни от нас отстанут, — постаралась улыбнуться Ольга Николаевна.

— Ой, я же совсем забыл! — Ванюшка подскочил с дивана и полез в карман. — Дед же не знал, что она болеет, вот деньги вернул за мёд. И ещё надо будет — я принесу, — положив смятые купюры на стол, он, не попрощавшись и забыв ведро, выбежал из дома.

— Ну, наконец-то он ушёл, — тихо произнесла Марина. — Болтает без умолку, даже голова заболела.

Ночь стояла тихая, казалось, что даже самолёты стали летать реже. С реки тянул свежий чистый воздух. Перед сном Ольга Николаевна уговорила Марину выпить немного тёплого молока с мёдом. И то ли от мёда, такого ароматного, то ли от свежего деревенского воздуха Марина начала засыпать. Сквозь темноту стали проступать огромные красные маки. И вот уже совсем светло, и эта прекрасная поляна, и она опять бежит босиком по морю цветов и её длинные рыжие волосы развеваются на ветру…

— Опять самолёт, хоть бы Мариночка не проснулась, — прошептала мать, услышав приближающийся звук. Конечно, Владимир Сергеевич предупреждал, что аэродром рядом, но это в городе не обращаешь внимания на шум улицы, а тут в тишине и вдруг такой грохот.

Когда Владимир Сергеевич, доктор Марины, предложил им пожить здесь, Ольга Николаевна была очень удивлена.

— Как? Вы ведь сами говорили, никаких посторонних контактов. Она же почти год из палаты не выходила.

— Всё правильно, но ей нужен отдых от лечения, от всех нас. Немного поднимем ей иммунитет и поезжайте, — настаивал доктор, невысокий, немного полноватый мужчина лет сорока. — Дом в стороне от деревни, речка рядом, воздух отличный. Только вот самолёты иногда летают. Пусть она хоть немного подышит свободой. Вы же понимаете, мы практически бессильны. Мы делаем всё возможное, но без донора чудо не случится. А ей необходимо поверить, что становится лучше, что у нас всё получится. Без надежды ей никак нельзя.

— А если ей станет хуже, и мы не успеем доехать до больницы?

— За месяц ей хуже не станет. Она устала от всех нас, от больницы. Ей нужен отдых, так же, как и вам. Вы будете вдвоём, и ничего страшного не случится. А через месяц приедете на следующий курс. И вам, Ольга Николаевна, свежий воздух не помешает, вы измотаны, а Марине вы нужны здоровой. Там дед один есть, пасечник, так у него мёд…. — Владимир Сергеевич, причмокнув, покачал головой, — другого такого не найдёте. Вот попьёт Марина парного молочка с мёдом, глядишь, и следующий курс не понадобится, — улыбнулся доктор.

— Владимир Сергеевич, и вы туда же, — обречённо покачала головой мать. — Ещё скажите, найдите бабку и пусть она вас лечит.

— Ну, мёд с молоком ещё никому не навредил, а что касается бабки, тоже вариант. Будет желание, попробуйте, но только про нас не забывать. Вы же понимаете, у вас случай особый, но надежда должна быть всегда. А Марина совсем её потеряла, вот и надо её увезти из больницы. Да не домой, где всё то же самое, а на новое место. Но и не забыть про безопасность. Вот именно такое место я и предлагаю. Из деревни к вам толпой народ не повалит, так что контакты будут сведены к минимуму, и ничего страшного не случится, — успокаивал её Владимир Сергеевич.

Приехав сюда накануне поздно вечером, Ольга Николаевна пожалела, что приняла такое решение. Дом показался ей каким-то неуютным, мрачным. Но утром, прибравшись и проветрив комнаты, она немного успокоилась. Дом изменился за ночь и уже не выглядел таким страшным и унылым. Да и казалось, Марине понравилась перемена обстановки. Вроде и бледность уже не такая, как в больнице, и к тому же дочь начала разговаривать. Девочка уже давно отстранилась от окружающего мира и ни с кем не хотела общаться, а тут стала меняться.

Мать лежала и никак не могла заснуть. Дочь тихо посапывала. Она давно так спокойно не спала, и у Ольги Николаевны появилась уверенность, что скоро всё должно измениться к лучшему.

«А может, ей и правда здесь станет легче, хотя бы на время, пока не найдётся донор. Но ведь где-то он есть, ну почему же он никак не найдется? Господи! Помоги моей девочке, не забирай её у меня, пошли нам, Господи, донора, умоляю тебя…» — слёзы текли на подушку, но мать их не замечала, она продолжала шептать свою молитву.

Вот уже пять лет этот страшный приговор был вынесен её девочки. За что? Почему? Понять такое нельзя, как и принять. Никакая мать на свете не сможет смириться, почему это случилось именно с её ребёнком.

Марина росла обыкновенной девочкой, иногда болела, как все дети. И как любая мать, Ольга Николаевна считала бедой даже небольшую простуду. Но лишь позже стало понятно, что такое настоящая беда. Она пришла, когда казалось, все детские болезни закончились и вот-вот дочь станет девушкой — красивой, здоровой. Ведь родители её так любят, каждое лето они возят её на юг, чтобы она окрепла и как можно меньше болела зимой. И вот ей уже четырнадцать лет. Она словно солнышко со своими рыжими вьющимися локонами расцветала, превращаясь в красавицу. И вот тогда-то и пришла настоящая беда.

Ольге Николаевне позвонили из школы на работу и сообщили, что Марину увезли в больницу, на уроке она потеряла сознание.

Мать мчалась в больницу, и одна мысль сменяла другую. Подобного никогда не случалось, что могло произойти?

— Ничего страшного, мамаша, — ответила пожилая медсестра в приёмном отделении. — Вы же понимаете, девочке четырнадцать лет, переходный возраст. Небольшая анемийка, наверное, отличница? Занимается много, а гуляет мало? Вот и переутомилась.

Действительно, Марина хорошо училась, да ещё музыкальная школа.

«Может, и правда, нужно больше гулять, а то последнее время такая бледненькая, всё дома сидит, занимается», — думала Ольга Николаевна, стараясь отогнать дурные мысли.

— Сейчас доктор выйдет, поговорит с вами. Мамаша, да вы меня слушаете? — медсестра потрясла женщину за плечо.

— Ой, извините, я задумалась.

— Ничего. А вот и доктор.

К ней вышел молодой, больше похожий на подростка, врач.

— Ничего страшного, — погладил он по руке Ольгу Николаевну, как бы успокаивая. Порекомендовал витамины, и показаться своему врачу в поликлинику недельки через две. — Сдадите анализы, я уверен, что всё будет хорошо.

Но хорошо уже не было.

Прошло пять лет, но Ольга Николаевна, словно это случилось вчера, помнила, как Владимир Сергеевич, усадив её в кресло у себя в кабинете, тихим спокойным голосом сказал:

— Мы вынуждены оставить её в больнице. Диагноз неутешительный, но мы с вами должны бороться. Есть шансы на выздоровление, мы сделаем всё возможное. У других хорошие результаты, и у вас будут. Существуют разные методы лечения, так что вы не должны отчаиваться. А главное, чтобы Марина верила. Будет трудно, лечение длительное, но мы с вами вместе всё преодолеем. Марина не должна видеть ваших слёз.

Но за пять лет становилось только хуже. Последний год Марина видела лишь больничные стены. Перепробовано было всё, оставалась только одна надежда, вдруг появится донор.

— Господи, помоги. Пошли нам донора, спаси мою девочку… — шептала мать в подушку, а рядом тихо сопела Марина.

Дочь спала так, как не спала уже последние пять лет.

Ольга Николаевна не понимала, что произошло. «Может, это мёд так подействовал? Или пришло время выздоравливать? Ох, если бы это было так».

Боясь разбудить дочь, боясь спугнуть этот небывало спокойный сон, мать старалась лежать тихо-тихо, чтобы ни одна пружина в её старой кровати не скрипнула. Послышался гул самолёта. Он нарастал, а мать затаила дыхание.

«Хоть бы не проснулась, поспала ещё чуток».

Самолёт улетел, не разбудив Марину. Она всё так же тихонько посапывала, как в детстве, когда ещё не существовало в её жизни этого страшного слова — лейкоз.

Марина босиком бежала по лугу. Ей было хорошо и весело. Она упала в цветы, прижимая бархатные лепестки к лицу. Лежала и смотрела в небо на убегающие облака.

— Чиво ты тута делаешь? — из травы вынырнула весёлая рожица Ванюшки.

— Смотрю на облака.

— И чё ты тама увидела?

— Просто облака.

— И всё?

— Да. Смотри, какие они красивые.

Где-то прокукарекал петух. Марина открыла глаза. Впервые за последние годы она так хорошо выспалась. Потянувшись, встала и посмотрела в окно. Ванюшка опять сидел в своей лодке. Его рыжие непослушные волосы торчали в разные стороны. Вспомнив сон, она улыбнулась. Сегодня новый знакомый уже не показался ей надоедливым мальчишкой, и так захотелось поговорить с ним.

Ольга Николаевна заглянула в комнату.

— Проснулась, доченька? А Ванюшка нам молочка принёс. Одевайся и завтракать будем. — Послышался гул самолёта. — Ну вот, опять летит, давно не было, — усмехнулась мать.

Марина посмотрела в окно на пролетающий самолёт и сказала:

— Когда я поправлюсь, то мы обязательно полетим, правда, мама? А то всё ездили на поездах, а на самолёте никогда, — и, помолчав с грустью, добавила: — Раньше.

После завтрака мать и дочь решили прогуляться до реки. Несмотря на тёплую погоду, Ольга Николаевна всё же уговорила Марину надеть носки и кофту.

Они вышли из дома и направились к старой перевёрнутой лодке. Подойдя, Марина окликнула Ванюшку:

— Ну что, много рыбы наловил? Ты и по ночам сидишь?

— Не-а, — обернувшись, ответил мальчик, сияя улыбкой, — по ночам я сплю. А ты чё, погулять вышла? Садись, я щас, — он отложил удочку и выпрыгнул из лодки в воду. Речка оказалась мелкой, и Ванюшке не пришлось плыть. Он просто пошёл по дну, разгоняя воду руками.

— Тебе нельзя купаться? — спросил он, выходя на берег.

— Нет, — горько улыбнувшись, вздохнула Марина.

— Жаль, вода такая тёплая, — Ванюшка от удовольствия даже прикрыл глаза. — Ну да ладно, когда выздоровеешь, тогда и наплаваемся. Хорошо?

— Хорошо, — улыбаясь уже со смешинкой в глазах, ответила Марина, и, обернувшись к матери, добавила: — Мам, ты иди в дом. Как устану, Ванюшка меня проводит. Не волнуйся, — и тихо добавив: — Иди, иди, — ласково подтолкнула мать.

— Да, тётя Оля, идите, я её провожу, — глядя добродушно, часто закивал мальчик.

Ольга Николаевна улыбнулась и решила оставить детей. Она не узнавала дочь. «Всего один день, а она другая. И на самолёте собралась полетать, и с Ванюшкой уже подружилась, а вчера не хотела его видеть. Неужто к ней вера в выздоровление вернулась?»

Подойдя к дому, мать обернулась. Марина с Ванюшкой о чём-то беседовали. Посмотрев на них, она только сейчас поняла, как они похожи. У мальчишки такие же глаза и волосы. Как она раньше этого не заметила? Наверное, потому что у Марины уже давно нет волос и она очень бледная, а Ванюшка весь светится, словно огонёк. Рыжие волосы, конопушки, красные щёки и синие-синие глаза — весёлые, озорные, какие были и у Марины когда-то давно.

Из дома послышался звонок. Ольга Николаевна поспешила к телефону. У неё были хорошие новости, надо скорее поделиться с мужем, а это, конечно же, звонит он. Да и узнать, как там сынок Алёшенька. Он ещё такой маленький, ему всего два года, а он так редко видит маму. А сестру даже не знает.

Ванюшка быстро и много говорил. Он рассказывал про деда, про друзей, про школу. Марина не успевала уловить и понять даже смысл. От его бесконечного тарахтения у неё стали слипаться глаза.

— Ты чё, засыпаешь, что ли? Не выспалась? Спала плохо? — Ванюшка потряс Марину за плечо.

— Да нет, спала я хорошо, но ты так быстро говоришь, что я начинаю засыпать.

— Во даёт! Никогда не видел, чёбы засыпали от разговоров, — Ванюшка стоял напротив Марины, разведя от удивления руки. Он посмотрел по сторонам, как будто ища, кому показать такую странную девочку.

— Ну ты даёшь! Чёбы хорошо спать, надо молоко с мёдом на ночь пить. Поняла? — с чувством знатока спросил он.

— Поняла. Я вчера выпила вашего молока и всю ночь проспала, и тебя во сне видела, — Марина потрепала Ванюшкины непослушные волосы.

— Да ты чё, точно видела?! И чиво тама было? — он присел рядом на лодку, с интересом заглядывая ей в глаза.

— Облака.

— Облака? Ты чё — одни облака видела? — удивлённо пожал плечами мальчик.

— Ты знаешь, я уже давно снов не видела. А здесь, как приехала, так всё время цветы вижу, облака и волосы у меня длинные-длинные и рыжие, как у тебя, — Марина, чуть улыбнувшись уголками губ, пригладила торчащие в разные стороны Ванюшкины вихры.

— А ты не обидишься, если я спрошу? — став серьёзным, тоже пригладил свои волосы мальчик.

— Спрашивай.

— Ты чёли лысая? — прошептал Ванюшка.

«Угу», — промычала Марина улыбнувшись. — Это у меня от химии все волосы выпали.

— А-а-а… — протянул Ванюшка, понимающе кивая головой. — Моя мамка тоже химию делала, и у неё выпали, но не все, немного. Ей там чивота передержали. Она потом с ними в парикмахерской так поругалася, ой-ё-ё-о-о-ой, — сжав руками виски и сильно выпучив глаза, покачал головой Ванюшка. — Они ей даже деньги назад вернули.

— Ванька, да они у меня не от этой химии выпали. Умрёшь с тобой со смеху, — представив от мимики мальчика, как его мама скандалила, с улыбкой ответила Марина.

— А от какой тогда химии?

— Ну, понимаешь, это лекарство такое.

Ванюшка округлил глаза.

— Так зачем тебе лекарство, от которого волосы выпадают? Ты чё, с ума сошла, всякую дрянь пить?! Я лучше моему деду скажу, он тебе травки хорошей соберёт. Вот попьешь, — погрозил он ей пальцем, — и вся хворь пройдёт, я тебе точно говорю.

— Если бы была такая травка, — тяжело вздохнула Марина, опустив голову, стараясь скрыть намокшие глаза.

— Есть, есть, я точно знаю! — взволнованно убеждал Ванюшка, заглядывая ей в лицо. — Дед всегда травки заварит — и лечится. И меня сто раз лечил. И других.

— Да нет, Ванюшка, — вздохнув, грустно произнесла Марина, — мне его травки не помогут. Мне, наверное, уже никто не поможет, — и, с трудом улыбнувшись, чтобы скрыть слёзы, пытавшиеся вырваться наружу, добавила: — Вот только, наверное, мёд твоего деда поможет. Я никогда такого вкусного мёда ни ела. Да и вообще не помню, ела ли я когда-нибудь мёд?

У Ванюшки от удивления глаза стали ещё больше.

— Как так не помнишь?! Ты же не старая, ты ещё маленькая и должна помнить всё. Вот я всё помню. А тебе сколько лет?

— Девятнадцать.

— Как девятнадцать? — Ванюшка вскочил от удивления. — Девятнадцать?! — повторил он. — Ты же ещё маленькая. У меня сестре девятнадцать, знаешь, какая она? — Ванюшка замахал руками.

— Девятнадцать, — повторила Марина. — Это я просто болею много, а тебе сколько?

— Мне?.. Двенадцать… Скоро будет, — и, подумав, спросил: — Так чё, нам с тобой дружить нельзя, раз ты… уже взрослая?

— Ну почему же нельзя? Можно, — улыбаясь, ответила Марина.

Ванюшка сел на песок, скрестив по-турецки ноги, и с удивлённым интересом уставился на неё. В его голове никак не укладывалось, что ей действительно девятнадцать лет. Перед ним сидела такая худенькая девочка, даже и не девочка, а какой-то мальчик с тонкими длинными руками и ногами. И почему это он должен верить, что ей действительно девятнадцать лет?

«Надо будет спросить у тёти Оли, она же не станет обманывать, а Марина, наверное, просто шутит. Не бывает таких в девятнадцать лет», — сомневаясь, думал мальчик, не сводя взгляда с седевшей напротив него девочки-девушки.

— Надо же, а я думала, что ты молчишь, только когда рыбу ловишь, — улыбаясь, произнесла Марина.

Ольга Николаевна смотрела в окно на детей и не верила своим глазам. Дочь уже давно ни с кем не разговаривала, а тут и смеяться даже начала. Как хорошо, что они приехали сюда. Рассказав мужу по телефону, что Марине здесь лучше, предложила приехать к ним в выходные с Алёшкой. Но оказалось, что сын немного подкашливает и рисковать не стоит. Придется вновь отложить их знакомство. Марина видела брата только на фотографиях. Когда она бывала дома, его увозили к бабушке. Алёшка-Алёшка, не свершившееся чудо.

Ольга Николаевна не хотела ещё одного ребёнка, пока дочь была маленькая. Думала, попозже — Мариночка подрастёт, окрепнет, тогда и можно будет подумать о втором ребёнке.

В больнице многие матери, чтобы спасти своих детей, решались на рождение ещё одного ребёнка. Многим это помогало. Новорожденные дети, не осознавая, спасали своих братьев и сестер. Сколько их было спасённых? Но этот шанс выпадал не всем. Она хорошо помнила все уговоры Владимира Сергеевича, но сделала по-своему.

— Ольга Николаевна, в вашем случае практически нет шанса. Вы же понимаете, это просто лотерея. Конечно, это ваше право. Ваше личное решение, но подумайте, вы всё время отдаёте Марине. Мы ищем донора, конечно, случай уникальный, но на земле пять процентов населения с такой группой крови, как у Марины. Будем верить, что нам повезёт. Надеяться на рождение ребёнка с необходимой группой крови… Извините, но это просто безумие. Конечно, чудеса случаются, но давайте ждать чуда с другой стороны, — доктор уже не в первый раз убеждал несчастную мать.

— Но я не могу ждать, Марина умирает. Понимаете, я должна попробовать, — плача, она пыталась объяснить своё решение.

— Вы должны всё хорошо обдумать. Сможете ли вы разорваться между маленьким ребёнком и тяжело больной дочерью? Нельзя так слепо верить, что это единственное спасение. А что будет с малышом, если чудо не случится? Вы уверены, что сможете стать для него хорошей матерью, если он не оправдает ваши надежды?

Никакие уговоры и убеждения не смогли изменить её решение. И два года назад родился Алёшка с самой распространенной первой группой крови. Чудо не произошло. Конечно, Алёшка был чудом, но не тем, которого ждала мать. И теперь она чувствовала себя виноватой за то, что не могла дать сыну столько любви и заботы, сколько требовалось такому малышу. Она должна была всё своё время отдавать больной дочери. И все заботы о сыне взяли на себя муж и свекровь.

Ольга Николаевна смотрела в окно, и надежда возвращалась к ней. Послышался гул самолёта, но он её уже не тревожил. Это просто самолёт, и когда Марина окрепнет, они всей семьёй полетят. Куда? Это не важно. Важно то, что Марина сидит на старой перевёрнутой лодке с Ванюшкой, и они смеются. Мальчишка даже подпрыгивает, наверное, рассказывает об удачной рыбалке, вон как руками машет.

— Марина, а что у тебя болит? — осторожно спросил как-то сразу повзрослевший Ванюшка. В его детской голове с трудом укладывалось, что от лекарств можно стать лысым. И в девятнадцать лет выглядеть так, что и поверить нельзя. Неужели есть такие страшные болезни? А в том, что у Марины именно такая болезнь, он уже не сомневался.

— Я вот весной провалился в прорубь, так дед меня в бане напарил, а потом ещё медом натёр, так я и не заболел вовсе.

— Нет, Ванюшка, в баню мне нельзя. У меня кровь плохая. Ты не поймёшь.

— Чево это я не пойму?! — обиделся мальчик. — Вона у Федьки зимой тоже кровь была плохая, а его вылечили. Уколы делали. А тебе делают?

— Делают, да не в этом дело. Понимаешь, у меня от химии, ну и ещё… ну, не важно, в общем, от лечения весь организм страдает, а иначе нельзя. Я без такого лечения не выживу. Мы вот с тобой сидим, разговариваем, а мне нельзя ни с кем общаться, я могу заразиться, и мне станет хуже.

— А я не заразный, — широко раскрыв глаза, нараспев произнёс Ванюшка.

— Конечно, ты не заразный, — улыбаясь, Марина погладила его по плечу. — Но любой микроб для меня вреден. Для тебя он безопасен, а я могу заболеть.

— Ничего я не понимаю про твои микробы, но я точно знаю, что молоко очень полезно, когда кровь плохая, — утвердительно произнёс мальчик. — Я каждое утро буду тебе молоко приносить, и ты поправишься. Я точно знаю, поправишься!

— Спасибо тебе, — Марина обняла Ванюшку и крепко прижала к себе.

— Может, тебе ещё чево надо? Ты скажи, я принесу.

Марина с болью в глазах посмотрела на мальчика.

— Донора.

— Кого? Дояра? Ты чё, замуж хочешь?

Еле сдерживаемые слёзы, предательски лезущие наружу, вырвались вместе со смехом.

— Да ну тебя, совсем меня уморишь, — смеясь и утирая лицо одной рукой, она как бы в шутку другой толкнула в плечо Ванюшу. — Да не дояра, а донора.

— А кто он такой, этот твой донор?

— Ну это… когда… например, человеку переливают кровь, то тот, кто даёт кровь, называется донор. Понял?

— А, понял. Так тебе, чё ли, кровь надо?

— Нет. Если бы только кровь, но мне кое-что ещё необходимо. Мне сложно тебе объяснить, ты, наверно, в школе ещё не проходил…

— А ты объясни, я умный, я всё пойму.

Марина обняла Ванюшку. Почему-то с ним она могла спокойно говорить о себе, о своей болезни. Ей давно нужен был кто-то, кто мог задавать вопросы. И мама, и Владимир Сергеевич только успокаивали её. Они всё знали и всё понимали, и их ложь, хоть она и была во спасение, только раздражала девушку. А Ванюшка был маленький и наивный, и ему не надо было прикидываться и врать, что всё будет хорошо. Он смотрел на неё добрыми любопытными глазами, полными желания помочь.

— Понимаешь, не у всех людей кровь одинаковая. Есть четыре группы крови, а у меня самая редкая, поэтому и донора найти очень сложно, почти невозможно.

— А какая у тебя кровь?

— Четвёртая, это очень редкая группа.

— Так надо пойти и спросить у наших, может, у кого-то такая же, — подскочил Ванюшка. Он был готов бежать в деревню немедленно.

— Может, и такая, да нужно, чтобы человек здоровый был и согласился стать донором, а это очень сложно.

— Почему сложно? Если надо помочь, любой согласится.

— Нет, Ванюшка, не любой, — вздохнула Марина. — Обычно соглашаются, только, когда в семье так же, как я, кто-то болеет. Пока беда не случится, люди даже не задумываются об этом.

— И что, без этого донора никак нельзя?

— Никак. Всё уже испробовано.

Ванюшка снова сел рядом с Мариной.

— А тётя Оля не может быть донором? — тихо спросил он.

— А ты, Ванюшка, молодец, правильно понял. Родственники самые лучшие доноры. Но у мамы вторая группа, а у папы третья. Вот и получается, что у нас и с мамой кровь разная, и с папой, и с братом.

— А у тебя брат есть?

— Да. Алёшка. Ему два годика, только мы с ним ещё ни разу не виделись.

— Как так не виделись? — удивился мальчик.

— Ну, понимаешь, я всё время в больнице, а он маленький, он дома. Я целый год в больнице пробыла, а до того только месяц дома, а его к бабушке увозили.

Ванюшка уставился на Марину удивлённым и не понимающим взглядом.

— Как? Целый год в больнице?

— Да, — с грустной улыбкой подтвердила Марина. — Это сейчас мне доктор, Владимир Сергеевич, отпуск устроил. «Подлечили, — говорит, — иммунитет подняли, давай на природу». Вот мы с мамой и приехали сюда.

— Ну и правильно, что приехали. Дом хороший. Жить можно, — утвердительно заявил Ванюшка.

— Когда Алёшку ждали, думали, родится, донором станет. Хотя Владимир Сергеевич и говорил, что маловероятно, но мы надеялись. Но не повезло.

Ванюшка возмущённо вскочил.

— Вы чё, хотели у такого маленького кровь забрать?!

— Да нет, что ты. Если бы совпала, у него кровь никто бы не брал. Нужна была только пуповина, понимаешь, а его бы никто не тронул.

— А-а-а… — облегчённо выдохнул мальчик и сел вновь на лодку рядом с Мариной. — А то я подумал, ну и ну. Я уж испугался. Так тебе просто пуповина нужна? Я видел пуповину.

— И где же ты её видел?

— Видел, видел. У нас, когда корова телилась, я и видел.

— Ну, коровья мне не нужна, — рассмеялась Марина, — а то поесёшься сейчас по деревне пуповины собирать.

— Ну, я же не глупый, я понимаю.

Марина с улыбкой потрепала его за вихры.

— Конечно, ты умный.

— А у твоего брата какая группа крови?

— У Алешки-то? Первая, — тяжело выдохнула Марина. — Вот видишь, как получается, все мы родные, а кровь у всех разная. Да у меня ещё и резус отрицательный, как у папы.

— А это ещё что такое?

— А это то, что ни папа, ни мама, ни брат, никто из моих родственников не могут быть моими донорами. Понял? — она обняла и крепко прижала к себе друга, с ним она могла поделиться своей болью, он её понимал.

— Понял, — ответил Ванюшка, хотя почти ничего не понял про эти странные группы крови.

— Вот мы уже пять лет ждём донора, а знаешь, сколько таких, как я? Поэтому мне поможет лишь чудо.

У Ванюшки всё смешалось в голове, в животе как-то странно сосало, и что-то сильно сдавило в груди. Он не знал, как помочь Марине, но понял одно, что если этот донор не найдётся, то его новая подружка может умереть, как умер прадед Иван прошлым летом. Но прадед был старым, а Марина ещё маленькая, даже если ей действительно девятнадцать лет, она не должна умирать. И он обязательно должен найти ей этого донора, где бы он ни находился.

Ванюшка встал, посмотрел Марине в глаза и крепко обнял её:

— Я найду тебе донора, вот увидишь, найду.

Ольга Николаевна смотрела в окно на детей и не могла понять, что же там случилось? Она вышла из дома и побежала к реке.

Ванюшка отпустил Марину. В глазах у него стояли слёзы.

Ольга Николаевна подбежала к детям. Марина встала, взяла её под руку.

— Пойдём, мам, домой, я устала, — и, обернувшись, с улыбкой помахала рукой другу с повзрослевшим взглядом.

Мать с дочерью не спеша направились к дому.

***

Кто-то заглянул в комнату, Марина открыла глаза. Конечно, это Ванюшка, ну кто же ещё может прийти к ним? Мальчик держал в руках банку с молоком:

— Давай пей скорей, пока тёплое, — скомандовал он.

Уже две недели Ваня каждое утро заставлял её пить парное молоко. Отказаться было невозможно. Ванюшка не просил, он приказывал. Марина чувствовала себя рядом с ним младшей сестрой и выполняла все его указания. Она уже не представляла, как можно прожить хотя бы один день без этого вечно лохматого мальчишки. Он поил её молоком, кормил рыбой, мёдом, печёной картошкой.

Они проводили у реки целые дни. Марина рассказала Ванюшке всю свою жизнь, а он ей свою. И она думала, что уже знает о нём всё, но самого главного она не знала. Марина не знала, что мальчик решил во чтобы то ни стало выполнить своё обещание и найти ей донора. Она не знала, что он бегал по деревне и узнавал, у кого какая группа крови. Она не знала, что он попросил свою учительницу рассказать ему всё об этих странных группах и теперь понимал, почему ни Маринины родители, ни её брат не могут стать для неё донорами. Но теперь он знал, кто может им стать, но это был большой секрет. Он не мог сказать ей об этом. А вдруг не получится, а она будет надеяться. Сначала надо всё выяснить точно, а уж потом действовать.

— Ну, наконец-то принцесса встала, — строго произнёс Ванюшка, глядя на входящую в кухню Марину. Он уже колдовал у плиты, заваривая какие-то травки с ягодами.

— Ну, давай пей, а то остынет, — протянул он кружку Марине.

Она не отказывалась, и каждый день пила его варево, к тому же это было невероятно вкусно. В кружку с отваром Ванюшка обязательно добавлял мёд, её любимый, рыжий.

Ольга Николаевна с улыбкой наблюдала за происходящим. Она не вмешивалась в их дружбу, просто наблюдала, как дочь меняется каждый день. Марина посвежела, появился небольшой румянец. Пробилась рыжая щетинка на голове. Ванюшка не разрешал ей носить косынку, говорил «пусть голова дышит, ведь тебя никто не видит», и Марина слушалась.

Матери уже стало казаться, что болезнь отступает, и всё позади. Она ругала себя за то, что они не приехали сюда раньше.

После завтрака дети ушли к реке. Ольга Николаевна, убирая на кухне, изредка поглядывала в окно. Марина сидела на обычном месте. Старая лодка уже стала такой родной, уютной, что девушка чувствовала себя как дома в кресле. А Ванюшка расположился напротив — на перевёрнутом ведре. Сегодня он не стал ловить рыбу. Накануне вечером дед разговаривал по телефону с Владимиром Сергеевичем, и так хотелось рассказать Марине об этом разговоре, но пока нельзя, ещё рано. И ловить рыбу совсем не хотелось. Поэтому Ванюшка решил поговорить о чём-нибудь другом, но ничего иного в голову не лезло. И они молча сидели и смотрели на реку, думая каждый о своём. Первой нарушила молчание Марина:

— Ты что сегодня такой тихий, тебя прямо не узнать?

— Да так, — не сразу ответил Ванюшка. — А у меня сестра замуж собралась. В конце сентября свадьба. Если ты вылечишься, то может, придёшь на свадьбу? С тобой все хотят познакомиться.

— Ну, за два месяца я не вылечусь, к тому же у меня следующий курс лечения скоро.

— А когда?

— Недели через две. Надо у мамы спросить. А мне совсем не хочется уезжать.

— А у тебя ещё голова кружилась?

Марина утвердительно кивнула.

— Вечером сильно плохо было, но я маме не сказала, а то будет расстраиваться. Или вообще позвонит папе, и он нас заберёт.

— Если хочешь, ложись, отдохни, а я тебе чиво-нибудь расскажу.

Ольга Николаевна сидела за столом на кухне и смотрела в окно на детей. Неужели дружба с этим мальчиком способна спасти её дочь? Как они быстро подружились. Позвонил Владимир Сергеевич, сказал, что ждёт их через две недели. Возможно, у него будут для них хорошие новости. Что он имел в виду? Может, появился подходящий донор? Но тогда зачем медлить? Надо ехать и как можно скорее. Но как же их разлучить? Марина изменилась не только внешне, но и внутренне. Она стала спокойней, уверенней. Эта поездка действительно пошла ей на пользу.

Ольга Николаевна смотрела на детей и удивлялась. Как же они похожи, а ведь совсем чужие. Его, наверное, тоже дразнят в школе «рыжим-конопатым», как когда-то обзывали Марину, когда она была маленькая. Когда ещё не болела.

«О чём же можно разговаривать каждый день?» — думая о детях, мать, сложив накрест руки на стол, опустила на них голову и прикрыла глаза.

Дети так и сидели, разговаривая, но что-то изменилось. У Марины оказались длинные, рыжие вьющиеся волосы. Она поднялась, взяла Ванюшку за руки, и они начали кружиться. Как громко они смеются. Какое счастье. Вдруг Ванюшка отпустил Марину, и она упала. Мальчик обернулся и закричал:

— Тётя Оля! Тётя Оля! Помогите!

Что это? Мать резко оторвалась от стола. Марина лежала на земле, а Ванюшка сидел рядом и поддерживал ей голову.

— Помогите! Тётя Оля, помогите! — кричал мальчик.

Ольга Николаевна выбежала из дома. Господи, как же далеко, скорей, скорей.

— Что с ней, тётя Оля?! Ей плохо! Помогите!

Мать склонилась над дочерью. Как же так, ведь только что всё было хорошо. Марина лежала без сознания. Подняв почти воздушную дочь на руки, Ольга Николаевна понесла её в дом. Ванюшка бежал рядом, поддерживая ноги своей лучшей подружки.

Через три часа они были уже в больнице.

Вернувшись в дом, мать сразу позвонила мужу, и он немедля выехал за ними. И вот они опять в этой ненавистной для Марины больнице. Она не хотела сюда возвращаться так скоро и, придя в сознание в доме, пыталась уговорить мать остаться еще, ну хотя бы на несколько дней.

— Подумаешь, потеряла сознание, как будто в первый раз. Ну, давай останемся, — просила девушка.

Но мать оказалась непреклонна.

Ольга Николаевна сидела в кабинете Владимира Сергеевича, как на иголках. Она никак не могла дождаться его прихода.

— Ну что, ей хуже?! Мы зря ездили?! Не надо было нам уезжать из больницы? — накинулась она с вопросами на вошедшего доктора.

— Нет, ей не хуже. Даже кровь немного улучшилась. Не надо было так срываться, расстраивать её. Я сам хотел в выходные к вам приехать. У нас хорошие новости, есть донор.

Ольга Николаевна от радости чуть не закричала. Она прикрыла рот рукой и, кивая головой, слезящимися глазами как заворожённая смотрела на доктора.

Владимир Сергеевич, усадив взволнованную женщину на стул, налил ей стакан воды. Взяв из рук доктора, Ольга Николаевна поставила стакан на стол, не понимая, зачем он ей. В голове крутилось только одно слово: «донор, донор, донор».

— Но есть некоторые обстоятельства, мы должны ещё всё хорошо проверить, надо уладить все вопросы. Получить согласие родственников. Марине пока говорить не надо. Вдруг что-то не сложится.

Ольга Николаевна в ответ лишь кивала.

— Мы должны быть уверены, что и с Мариной, и с донором всё будет в порядке. Поэтому спешить не стоит.

Прошло несколько дней после возвращения в больницу. Марина сильно скучала по Ванюшке. Как ей хотелось вновь оказаться у реки. Увидеть голубое небо с прекрасными облаками, зелёную траву, старую перевёрнутую лодку, но вокруг лишь ненавистный белый цвет.

Если бы здесь оказался Ванюшка со своим мёдом, всё было бы иначе. Аромат мёда убил бы этот отвратительный запах больницы.

Как хотелось, чтоб Ванька приготовил для неё своё варево из трав и ягод. С каким удовольствием Марина выпила бы сейчас парного молока с мёдом. Но ничего этого нет, а может, уже и никогда не будет. «Неужели я больше не увижу Ванюшку?» — думала Марина, вспоминая свои небольшие каникулы.

Вошёл Владимир Сергеевич. При виде его улыбки плохие Маринины мысли сразу улетучились.

— Что, Ваня приехал?

Доктор погладил её по голове и присел на край кровати.

— Мариночка, у меня для тебя хорошая новость. У нас появился донор.

Девочка смотрела на доктора и думала о Ванюшке: «Он обещал, и донор появился. Пять лет не было, а как Ваня пообещал, сразу и появился. Как же он обрадуется, когда узнает. Неужели я скоро поправлюсь?»

— Конечно, стопроцентной гарантии, ты ведь понимаешь, быть не может. Но сейчас твоё состояние позволяет провести операцию, и я думаю, результат будет хорошим. Завтра начнём готовиться. Ну что же ты молчишь?

— Не знаю, — тихо произнесла Марина, — я так долго этого ждала, а теперь не верится, что это происходит со мной, — она смотрела на доктора намокшими глазами.

— Ну, ничего, — он тихонько похлопал девушку по дрожащим рукам, — ничего. Привыкнешь, а сейчас отдыхай, набирайся сил.

Настали долгие дни подготовки. Ольга Николаевна больше не могла заходить в палату к дочери, и они общались только через стеклянную стену. Марине казалось, что день операции никогда не наступит. В палате поддерживалась стерильность. Медсёстры и доктора ходили в противных, давно уже надоевших Марине повязках. И этот отвратительный невыносимый запах стерильности казалось, въелся в тело навсегда. Бесконечные процедуры никак не заканчивались. Если бы хоть ложку любимого рыжего мёда, то в палате сразу же стало бы уютно и весело…

Наконец наступил долгожданный день. Владимир Сергеевич зашел, улыбаясь. Хотя маска скрывала лицо, но не глаза, а они смеялись.

— Ну что, принцесса, кажется, так вас называет один молодой человек? Вы готовы?

— Я боюсь. Может, завтра?

— Нет, принцесса, только сегодня. Всё готово и ждут лишь вас, — и, став серьёзным, добавил: — Сейчас мы сделаем тебе укольчик, и ты потихоньку уснёшь, а когда проснёшься, всё уже будет позади.

— А можно без укола, ну то есть не здесь, а там, в операционной?

— Боюсь, принцесса, вы без укольчика от меня просто сбежите, — и, погладив девочку по плечу, добавил: — Слишком у тебя ручки дрожат. Не бойся, всё будет хорошо.

Марина закрыла глаза и оказалась на прекрасном лугу. Цветы излучали аромат её любимого рыжего мёда. Она бежала босиком по мягкой шелковистой траве. Густые длинные волосы струились по плечам, касаясь огромных красных маков.

Цветы, кругом цветы, просто море необыкновенных цветов. Как хорошо, как красиво!

— Марина, Марина! — Ванюшка бежал ей навстречу. Господи, как она соскучилась по нему.

— Где ты так долго был? — Марина обняла мальчика.

— Какие у тебя красивые волосы, — Ванюшка погладил её по рыжим, вьющимся локонам, струящимся ниже плеч.

— А почему ты лысый? — удивилась Марина. — Где твои волосы?

— Да я решил подстричься, чтоб у нас вместе волосы росли, ты не бойся, они скоро вырастут. Смотри, — мальчик показал на небо, — смотри, какие облака. Как ты говорила. И подсолнухи.

— Подсолнухи? — удивилась она и обернулась, маки исчезли. Она стояла одна среди огромного поля подсолнухов.

Марина открыла глаза. Она лежала в своей палате, рядом стоял Владимир Сергеевич.

— Что? Операция отменяется? — слабым, чуть слышным голосом произнесла она. В горле всё пересохло, сильно хотелось пить.

— Всё хорошо, — тихо сказал доктор, — всё хорошо, операция закончена, теперь нам остаётся только ждать. Ты поспи, тебе надо хорошо отдохнуть. Спи и набирайся сил.

— А мама где? — прошептала Марина плохо слушающимися губами.

— Маме пока к тебе нельзя. Отдыхай, девочка, теперь всё будет хорошо.

«Всё будет хорошо», — эхом отозвалось в голове у Марины. Она обернулась, но никого не было. Марина стояла одна на лугу, и было очень тихо. Цветы? Что это с ними? Они как-то странно сложили свои лепестки. Марина взмахнула рукой, и вдруг все цветы дёрнулись и полетели. Это же бабочки! Миллион прекрасных бабочек! Как красиво и как хорошо пахнет мёдом.

Марина открыла глаза и увидела возле кровати, на тумбочке, баночку мёда. Крышка снята, и аромат заполнил всю палату.

«Мёд? Рыжий мёд. Откуда?» — Марина повернулась, за стеклянной стеной стоял Ванюшка.

«Ну конечно, это Ваня принёс, кто же ещё», — улыбнулась она другу.

Мальчик почему-то стоял в пижаме и панамке. Увидав, что Марина проснулась, он снял панамку и, смеясь, замахал ею.

«Он действительно лысый, как во сне. С ума сошёл. А может, это опять сон?»

А Ванюшка всё махал рукой. Потом оглянулся и, испугавшись кого-то, убежал. Марина посмотрела на мёд. Нет, это не сон, баночка с мёдом не исчезла. Она так и стоит на столе, заполняя палату ароматом.

В дверь вошёл Владимир Сергеевич.

— Это Ванюшка мёд принёс? — спросила она у доктора.

— Да, он. До операции нельзя было, а теперь можно, — доктор присел на кровать. — Сейчас тебе всё можно. Организм просто отлично принял пересадку. Но пока будем жить медленно, теперь нам спешить некуда. Пусть твоё тело потихоньку восстанавливается.

— А почему Ванюшка лысый?

— Так он решил, чтобы у вас волосы вместе отрастали, вот и ходит теперь лысый.

— Глупый, — улыбнулась Марина. — А ему можно ко мне зайти?

— Нет, пока нельзя. Да я ему ещё и не разрешал по коридору бегать. Ему тоже полежать не мешает. Пусть сначала сил наберётся, а уж потом и на свиданье будет бегать.

— Ну, какое свиданье, он же мне как брат, — смутилась Марина.

— Вот это ты точно сказала. Теперь вы навсегда брат и сестра. Ну ладно, отдыхай, а у меня ещё пациенты есть, пойду их навещу, — улыбаясь, он встал и, похлопав Марину по плечу, ушёл.

Дни тянулись медленно, хотя до операции было ещё хуже. Владимир Сергеевич говорил, что всё идёт по плану, но пока контакты не желательны. И общаться с мамой приходилось через стеклянную стенку. Каждый день прибегал и Ванюшка, почему-то в пижаме, махал руками, что-то пытался рассказать. Марина только смеялась, не понимая его жестов.

Наконец-то Владимир Сергеевич, придя на очередной осмотр, обрадовал:

— Сегодня ты можешь принять первого посетителя лично, а то, я боюсь, он скоро стекло разобьёт.

В палату ввалился Ванюшка. Он так спешил, что споткнувшись, запутался в штанинах своей пижамы и грохнулся на пол.

Доктор подскочил к горе-посетителю, поднял и усадил его на стул.

— Ну, братец, нам ещё переломов не хватает, давай-ка поаккуратнее, — и чтобы не мешать двум счастливым, вышел из палаты.

— Как ты? Всё нормально? — улыбаясь во весь рот, спросил Ванюшка.

— Хорошо. Владимир Сергеевич говорит, что на удивление хорошо. Он даже не ожидал, что пересадка будет такой успешной.

Ванюшка весь сиял, казалось, что его улыбка скоро займёт всю палату.

— Я старался, — гордо произнёс мальчик.

Марина посмотрела на него непонимающим взглядом.

— Ты чево, не веришь? Я, правда, очень старался. Я хотел, чтобы ты скорее выздоровела, и делал всё, как говорил дядя Володя. Главное, надо было маму уговорить. Я-то не боялся, я знал, что всё будет хорошо, это мама боялась. Но теперь ведь всё нормально, правда? И ты скоро совсем выздоровеешь, и больше не будешь болеть.

Марина смотрела на него, и только теперь всё вставало на свои места. Она была так рада, что нашёлся донор, и даже не спросила у Владимира Сергеевича, кто же он? Ведь всё было так ясно, а она не понимала. А Ванюшка, по обыкновению, болтал без остановки.

— Я упросил дядю Володю, чтобы он меня в больнице ещё оставил. А вдруг я опять понадоблюсь? Я здесь уже со всеми познакомился. А сеструха свадьбу отложила, чтобы мы смогли приехать. Все наши хотят с тобой познакомиться, так что ты давай быстрее выздоравливай. Ты мёд-то ешь?

«Боже, какая я глупая», — думала Марина, глядя на тараторившего Ванюшку.

— Это ты?

Ванюшка от удивления выпучил глаза.

— Я. А ты, чё ли, меня не узнаёшь?

— Это ты — донор?

Ванюшка посмотрел по сторонам.

— Ну да, я. А ты чё, не знала?

— Но ты же ребёнок!

— Я не ребёнок. Я теперь твой брат. У меня такая же кровь, и я здоровый. И ты теперь не будешь болеть. Вот поедем в деревню, я тебя там быстро на ноги поставлю. Будешь у меня мёд с молоком пить, никакая зараза больше не пристанет…

Ванюшка всё бубнил и бубнил, а Марина смотрела на него мокрыми от слёз глазами. Теперь она знала, что такое счастье. Вот оно, совсем рядом — лысое и в пижаме.

***

написан в 2005 году

Опубликован в седьмом номере журнала "Writercenter.ru"