Глава 2 - Живее всех живых

Просёлочная дорога, то петляя между разноцветных от ромашек, лютиков и клевера полей, то забегая в перелески, вывела четверых путников к облупившейся, но всё ещё величественной стене древнего монастыря. Она протянулась в обе стороны, сколько хватало взгляда, крепко охраняя свой драгоценный покой от посягательств внешнего мира. Впрочем, со стороны покой больше был похож на запустение: из стены во многих местах вывалились кирпичи, а штукатурка осыпалась почти всюду, массивные многогранные башни сиротливо глядели пустыми окнами-бойницами, а видневшийся из-за густых голубых елей тёмный купол собора был тронут ржавчиной. Лиза, настроение у которой всю дорогу было хуже некуда, небрежно кивнув в сторону монастыря, спросила недоверчиво:

— Действующий?

— Ещё как! — Ответила Софья Фёдоровна. — Самый действующий из всех монастырей, которые я знаю.

Мать никогда раньше не говорила загадками. Жара, что ли, так действует? Или бесконечная дорога...

Лиза сплюнула вконец изжёванную травинку, поправила давивший плечи рюкзак и зашагала дальше.

— Скоро сама увидишь, — продолжала мама.

— Что?! Мы прямо с дороги попрёмся осматривать местные достопримечательности? Может, как-нибудь в другой раз?

Софья Фёдоровна осталась совершенно невозмутимой.

— Чтобы попасть в Ливневое, нужно пройти через монастырь. Другой дороги в село нет.

— А обойти не пробовали? — Хмыкнула Лиза. Она и так была измотана долгой дорогой, а тут ещё новое приключение.

— Пробовали, — встрял в разговор Виталя, — тебе не советуем. Ливневое стоит на холме, на мысу. С одной стороны до самого края монастырь, а с трёх других — обрыв.

— Да ну вас! — Зло крикнула девочка и, скинув рюкзак прямиком в дорожную пыль, убежала в неизвестном направлении.

Оставшиеся трое переглянулись, пожали плечами огорчённо, и Алексей Глебович, покряхтывая, взвалил на плечи поверх своего рюкзака ещё дочкин.

— Алёш, не надо, ревматизм же...

— Пап, давай сюда половину груза, у меня ещё место есть, — сказали Софья Фёдоровна и Виталя одновременно.

— Ничего, — отмахнулся отец семейства, — своя ноша не тянет. Лёгкий рюкзак совсем — небось одних шмоток понабрала!

Дорога уткнулась в проржавевшую решётку из толстых металлических прутьев со вполне убедительными остриями на концах — именно так выглядели главные ворота монастыря. Софья Фёдоровна буквально одним пальцем толкнула левую створку — и та с музыкальным скрипом подалась, пропуская всех троих внутрь.

— Не заперто? — Изумился Виталик.

— А что тут красть? — Вопросом на вопрос ответила мама.

Лиза была не из тех, кто легко сдавался. В запале добежав до угловой башни монастыря, она с досадой убедилась, что Виталя был прав: прямо от подножия башни холм убегал почти отвесно вниз, так что перпендикулярная стена монастыря тянулась всего в нескольких миллиметрах от обрыва.

— Садисты! — Обессиленно выдохнула Лиза. Села на траву и задумалась, как ей быть дальше. Рюкзак она бросила, всё-таки, зря: там документы и деньги на обратную дорогу. Штурмовать Ливневое со стороны обрыва — далеко не лучшая идея: даже если удастся, она всё равно не знает, куда дальше идти. Иного выхода как вломиться в монастырь в рваных джинсах и топе, не было. Это девочку бесило по-страшному: она ненавидела, когда выходило не по её — но кажется, на этот раз придётся смириться.

— Ого! Не заперто! — Подивилась Лиза вслух, зайдя через центральные ворота на территорию монастыря. Поначалу древняя обитель произвела впечатление абсолютно пустынной, так что мамины слова про "самый действующий монастырь" показались несусветным бредом. Но через несколько секунд Лиза заметила, что монастырский дворик больше похож на муравейник: молодые и старые, полные и худые, низенькие и рослые — фигуры в чёрном проворно сновали всюду кто с книгами, кто с садовыми инструментами, кто со скляночками какими-то — но никто с пустыми руками.

"Сколько же здесь монашек...", — подумала девочка риторически, удивившись, что их так много в таком завалящем захолустье. Из раздумья Лизу вывело совсем уж уму непостижимое зрелище: она вдруг увидела родного брата, с широкими досками под мышкой и молотком и жестяной коробочкой в руках, уверенно шагавшего к необъятных размеров луже, разлившейся прямо посреди монастырского двора.

— Витька? — Изумилась Лиза, как будто не веря своим глазам.

— Мама с папой в трапезной, — бросил через плечо Виталя. Деловито опустился на колени в миллиметре от лужи и с самым серьёзным видом начал что-то вымерять при помощи одной из принесённых досок.

— Да что здесь происходит?! — Не выдержала Лиза, увидев, как брат сложил пять досок рядышком и стал приколачивать шестую перпендикулярно.

— Не видишь, настил делаю.

— Зачем?

— Чтобы монашенкам было удобнее, вестимо!

— Но… почему ты?

— А почему нет? — Переспросил, не отрываясь от работы, Виталька.

— Ну, хотя бы потому, что ты с дороги. Да и потом, если бы монашенкам это было надо, они бы всё сделали сами.

Пока Лиза говорила, Виталя успел прибить ещё две перпендикулярных доски и водрузить конструкцию на лужу. Поднялся во весь свой исполинский рост и стал считать, загибая длинные пальцы:

— Огород, цветник, еда, подготовка к службе, нужды жителей села — кого полечить, кому помочь по хозяйству, с кем просто поговорить по-человечески...

Его счёт прервала подошедшая пожилая монахиня. У этой в руках ничего не было, но через плечо висела большущая сумка вроде тех, в которых у военных медсестёр находится аптечка. Увидев слаженный юношей настил, она всплеснула руками, будто в её жизни случилась настоящая огромная радость:

— Спаси, Господи, и помилуй раба Твоего Виталия!.. Руки золотые! — Несмотря на возраст и явно тяжёлую сумку, монахиня, чуть приподняв подол, проворно взобралась на настил и даже легонько на нём попрыгала. Лицо её, кругленькое, румяное и очень доброе, заулыбалось как-то всё сразу, а не только губами, она спустилась обратно на землю и затараторила быстро-быстро, но негромко, как будто себе под нос:

— Да что ж я, грешница, проверяю — и так понятно же: крепкий настил, на совесть сделан! Дай Бог тебе здоровья и добрую спутницу жизни!.. Мать Клеопа просила звать на обед. И тебя, Лизочка, тоже, — внимательные серые глаза, обрамлённые сетью тоненьких морщинок, наконец-то остановились на девочке.

— Откуда Вы знаете меня по имени? — Спросила Лиза хмуро, но всё-таки стараясь звучать вежливо.

— Да как же не знать! — Пожилая монахиня вдруг бесцеремонно взяла гостью за подбородок, заглянула прямо в глаза. — У тебя символическое имя. Наше имя, ответственное.

Какие-то странные ощущения возникли у Лизы от этих глаз. Вроде, и добрый взгляд, близорукий и слегка простоватый — а как будто видит тебя насквозь, не придирчиво, но как-то чересчур уж внимательно разглядывает комнату, называемую твоей душой, и видит не только уют, простор и цветы в вазе, но и пыль на полках, паутинку в дальнем углу и отклеившийся краешек обоев. И от этого так не по себе, что хочется, как в раннем детстве, укрыться с головой одеялом.

Эти слова — вообще бред! Что символического и, тем более, ответственного в имени Елизавета? Имя как имя, заезженное даже.

— Пойдём обедать, — прозвучал сверху добрый и спокойный, как ни в чём не бывало, голос брата. Пожилой монахини рядом уже не было — видать, посеменила куда-то дальше по своим делам.

Виталя взял сестру за руку. Это её ужасно разозлило: ей же не три годика, да и не сбежит она никуда. Но внутри было столько разных эмоций сразу, что сопротивляться уже не было сил. И Лиза покорно пошла за Виталей в сторону трапезной.