5 часть

Венька спит, но чутко к утру, беспокойно, и сквозь сон слышит, как кукарекают петухи где-то вдалеке, и лязгающий стук — кто-то стучит железным дверным кольцом о дверь снаружи. За окошками, занавешенными белым ситцем, светает. Венька прислушивается к приглушённым голосам, потом слезает с высокой кровати босиком на пол. Всё затянуто голубой рассветной дымкой, а сквозь проём приоткрытой двери видно, что происходит в соседней комнате. Посреди комнаты, в облаке молочного света, стоит мама в пёстром летнем платье. Венька срывается с места, бежит ей навстречу, бежит, бежит, но мама почему-то не становится ближе, а наоборот, только отдаляется. Кто-то невидимый тормошит его, ерошит волосы.

— Вень, пойдёшь на рыбалку? — голос тёти Лены вынимает Веньку из тягостного сна. — Там сосед пришёл, дедушка, обещает котёнка принести. И спрашивает, идём мы или нет. Я не иду. Не могу. А ты, если хочешь, сходи. Заодно узнаешь дорогу до озера.

Венька приоткрывает глаза. Идти никуда не хочется. Но слово «рыбалка» засело в голове, как неотложное дело. Приедет дядя Богдан, Венька ему веско заявит: «А я на рыбалку ходил!» Не зря же удочки в сарае лежат. В голове у Веньки уже сложилась картина, где он, как бывалый рыбак, идёт по деревне с ведёрком свежего улова. А ещё ему хочется, чтобы тётя Лена сварила уху из самолично наловленной Венькой рыбы. Венька никогда ухи настоящей не ел. Но слышал, что она вкусная. Объяснить самому себе, почему у него возникло такое желание, Венька бы не смог. Просто это было бы круто — и всё.

Он приподымается на кровати и сидит ещё полминуты с закрытыми глазами.

— Может, не пойдёшь?

— Пойду.

— Тогда умывайся, быстренько, а я бутерброды сделаю — поешь там, на озере. Чаю выпей, на столе стоит, горяченький. Умывальник во дворе. Или согреть водички тебе?

— Не, я так…

Венька выходит во двор, тело обдаёт влажной свежестью утреннего воздуха. Мелкими шажками семенит к раковине у дерева, подносит ладошку к поршню умывальника. Удивляется, как удобно и разумно он устроен. Конечно, кран лучше. Но умывальник — прикольней. Вода холодная с утра, свежая, от неё по коже бегут колкие, ледяные обжигающие мурашки.

К хлипкому низкому забору подходит старик в соломенной шляпе и вылинявшей клетчатой рубахе.

— Здоров! Как тебя зовут?

— Вениамин, — с достоинством отвечает Венька, вытирая лицо мягким махровым полотенцем.

— А меня Тимофей Михалыч. Пойдёшь на рыбалку со мной, Вениамин? После обеда, к вечеру, кошку принесу, мышеловку. Надо вам чем-то кормить её будет. Рыбка свежая — в самый раз.

— Это да… — соглашается Венька.

— Ну так давай, не чухайся, а то вся рыба уплывёт.

Веньке обидно от грубого слова «не чухайся». Но он не хочет возражать и ссориться. Рыбалка важнее. И кошка. А грубость можно и перетерпеть поначалу.

Выйдя на дорогу, Венька оглядывается. Тётя Лена стоит на пороге и смотрит вслед. Дорога до озера кажется долгой, бесконечной. В руках у Веньки пластмассовое ведёрко, на плече удочка. Тяжёлая… Рядом шагает сосед с рюкзаком на спине, с ведром и какими-то хитроумными снастями.

— Если что, называй меня дедушка.

— Если что — это что?

— Если кого встретим на озере, или кто будет интересоваться, кто ты да что ты. Домовылысь, рыбак?

— Домовились, — повторяет Венька. — Надо говорить — договорились, а не домовились.

— Это в городе надо. А здесь кто как хочет, так и говорит, — улыбается старик.

У озера Тимофей Михалыч вынимает из рюкзака складной стульчик с брезентом на алюминиевом каркасе.

— Садись.

— А вы?

— А я так… На травке посижу.

Он расстилает какую-то дерюжку и плюхается рядом. На подстилке появляется жестяная коробка с крючками, какие-то неизвестные блестящие штуки, поплавки — и большая консервная банка.

— Ой! — вскрикивает Венька. — Там черви! Фу, какие противные.

— А как же ты рыбу-то собрался без червей ловить? На тесто она здесь клевать не будет. Дурных нэма. На, держи, насаживай червячка. Смотри, как надо.

Дед проворно надевает извивающегося розового червяка на изогнутый крючок. Веньку тошнит от увиденного, но он мужественно досматривает всё до конца.

— Давай, давай! Попробуй. Не торопись. Шо, сдрейфил? Они не кусаются!

Венька дотрагивается до банки, где копошатся земляные червяки, с брезгливостью и опаской.

— Ухи хочешь?

— Хочу.

— Ну тогда делай. Без червя рыбы не поймать. А без рыбы ухи не сваришь.

Позади шелестят кусты, из них выныривает крепкий коренастый дядька в камуфляже, негромко здоровается.

— Михалыч, привет. Клюёт?

— Ещё не знаю, — не оборачиваясь, отвечает дед Тимофей.

— А это кто?

— Правнук мой. С мамкой приехал из города.

— А ты не говорил, что у тебя внучка в городе.

— Так родычи дальние, седьмая вода на киселе. Шо говорить. Вспомнили про деда — а дед и рад. Поселил их на соседской дачке, через забор.

— Тесно?

— Та ты ж видел, у нас не разбежишься. А они ж городские.

Дядька бесцеремонно рассматривает Веньку, сверху вниз, глядя из-под козырька серо-болотной бейсболки.

— Ладно… Пошёл я дальше, поближе к пирсу. С лодки половить хочу.

— Давай… — усмехается Михалыч.

Венька провожает дядьку взглядом, пока он не исчезает за шелестящими кустами. Тихо спрашивает, насупившись:

— А зачем придумывать, что вы мой дедушка? Мы же не родные.

— Так лучше, меньше расспрашивать будут, меньше носы совать в ваши дела.

— А врать нехорошо! — недовольно морщится Венька.

— Иногда наоборот, хорошо, — отрезает дед.

— Почему?

— Так надо и всё. Слушай, что говорю.

Венька вздыхает и с отвращением принимается нанизывать прохладного влажного червя на крючок. Дед смотрит с усмешкой, потом встаёт и закидывает удочку подальше от берега.

— Получилось?

— Ну так… — уныло отвечает Венька, глядя на подрагивающего истерзанного червя. — Криво…

— Нормально для первого раза. Натренируешься — они сами к тебе на крючок будут насаживаться. Ты это… съешь чего-нибудь. Достань в рюкзаке там… Колбаса домашняя, хлеб, яичко вареное.

— У меня бутерброды свои.

— Вононо как. Свои… — хмыкает Михалыч.

— У меня руки грязные… — ворчит Венька, рассматривая свои испачканные ладони, кривится, вспоминая противных червей.

— Так помой.

— Где?

— В озере, где ж ещё!

— Там же микробы!

— Ну, раз микробы — то конечно. Тогда не мой. Только воду не вари.

— Какую воду?

Михалыч смотрит на него насмешливо, но дружелюбно.

— Ну, в том смысле что — нервы не мотай. Это такое выражение.

Венька некоторое время стоит в сомнениях, потом слезает с обрывчика на узкую полоску земли, садится на корточки, склоняется над водой и осторожно суёт руки в озеро. Разглядывая руки в воде, вспоминает, как ездил с мамой на речку. Зачем понадобилось вредничать? Чтобы досадить этому незнакомому деду? Веньке становится немножко не по себе. Капризничает, как маленький. А дед ему ничего плохого не сделал. Всё из-за червяков. От них всё настроение испортилось.

Время течёт медленно, солнце припекает всё сильнее. Михалыч уже надёргал рыбы полведра. А у Веньки какой-то малёк полудохлый плавает в ведёрке. И то, дед помог вытащить.

— У меня рыба не ловится! — расстроенно сообщает он Михалычу. Тот молча скручивает старую пожелтевшую газетку, получается что-то вроде бумажного колпака.

— Надень-ка от солнца. Напечёт голову. И говори тихо, рыбу распугаешь. Терпи, на рыбалке надо терпеть.

Венька вздыхает и неприязненно глядит на замерший в воде поплавок. Прислушивается к тонкому жужжанию комаров. Вот ещё напасть! Уже четыре штуки прихлопнул на себе. Ну и день! День терпения. Сегодня приходится только и делать, что терпеть. Но когда нетерпеливое ожидание угасает, а на смену ему приходит равнодушие к тому, что происходит или должно произойти, на душе у Веньки вдруг становится хорошо и спокойно. Кажется, он может теперь хоть до ночи сидеть и смотреть на поплавок, на солнечные блики, вспыхивающие над водой — не надоест. И в этот миг леска, вздрогнув, натягивается, дергается, и Михалыч возбуждённо шепчет:

— Клюёт… Подсекай. Есть! — и обхватывает Венькины руки своими узловатыми лапами, уводя удочку в сторону. На траву шлёпается и подскакивает тяжёлая рыба. Венька не верит своим глазам.

— Ох ты, крупный какой окунёк! Везёт же некоторым! — с искренней завистью в голосе говорит дед. — Вот тебе и уха!