Индульгенция - Зауэр И.

Внеконкурс

Тема — "Индульгенция навырост"

Автор темы — Мозик Роллман

Сейчас

Это был даже не разгром, это было все сразу — конец света, конец надежд, конец всего. Конец дружбы, пожалуй, тоже. Не знаю, прокляли ли академию. Но кто-то явно проклял нас.

Мой первый за долгое время проект был свирепо обруган Зое. Он вообще никому не понравился. Он не нравился даже мне, так что все правильно. Но проекты раз в полгода — это обязательно, и мне пришлось выдумывать нечто… Сначала даже казалось годным — пусть один факультет изобретает задания для другого. Некры для ведунов, элексироведы для пророков. Оправдание? Расширение кругозора. Прежде, чем дать задание ведуну, некроманту придется побольше узнать про ведовство. А еще я предложила, чтобы голоса зрителей прибавлялись к учительской оценке экзамена. Но, наверное, это слишком сложно. Сложнее новых проектов Зои, Грама и Рены — что-то о том, чтобы студенты учились взаимопомощи, сдавая экзамены смешанными — по случайному выбору из подавших заявку — группами, и о приглашении на «свалку» судей-учителей из других университетов.

На этом совете я ловила не жалостливые взгляды. Заслужила. Я сама это и начала. Когда до меня дошло, что все бессмысленно, перестала посещать советы и уроки вела формально, иногда позволяя ученикам просто общаться между собой или играть в чонк. Когда мне предлагали поучаствовать в проекте, отказывалась — пока не перестали предлагать. Какая разница, если я уже прошлое?

— Знаешь, есть и другие университеты…

Не различаю, кто это сказал. Наверное, друг, вопрос только — чей.

Другие действительно есть, но меня там пока нет. Наверное, скоро буду.

…Скорее, чем я думала: в кабинете меня ждал голубой конверт от не присутствовавшего сегодня на совете, как и почти всегда, ректора. Ну, пока что не серый, не требование, только просьба.

Которую я выполню, только соберу свои вещи. Впрочем, их немного, своих. А можно ничего не брать кроме пары книг. Да еще вот это, пожалуй, невесть зачем сюда принесенное.

И вот я стою и мну в руках скрученный в трубку пергамент индульгенции. Не очень-то мну. За почти десятилетие он ссохся и стал жестким. Вообще-то полагается пользоваться — открывать и смотреть какие именно грехи ты уже простил. Мне и хочется развернуть, посмотреть, что там осталось из того, что выкрикивали тогда мои друзья. Но страшно. Даже дважды: что не хватит силы развернуть ороговевшую кожу; что там нет того греха, который я могла бы им простить. Но вообще дело не в грехах и не в пергаменте — в том, что вечно не хватает времени понять другого.

Год назад

…— вручается…

И вручается, надо сказать, заслуженно. Могу даже сказать, что я завидую им обоим. Моим друзьям. Они многое сделали. Грам так и не стал ректором, но сделался его правой рукой. Вводя новое, упразднял старое. Организовал клубы самообучения. Сделал законным тотализатор во время «свалок», и отчасти превратил его в экзамен для студентов-менталов с факультета прорицаний. Работал вместе с разными людьми. Со мной тоже. И я научилась работать с разными, несмотря на чувства. Я как все. Только раз пожалела, что дала совет, когда сказала, что у нас слишком мало учителей, чтобы они успевали внедрять то новое, что он придумал. И учителей стало больше. Те же выпускники и «скороходы», окончившие академию за год. Не знаю, хорошие ли они учителя. Видимо, хорошие, раз ректор вручает пятерым серебряные кубки лучших. А Зое с Грамом так даже золотые с серебряной лентой, признание многих заслуг. Да, все кубки переходят из года в год к новым людям. Но уверена, мои друзья постараются их не упустить.

— …Нового грандиозного проекта, его авторы — Зое Алти и Рена Валин!

Бум. Хорошо, что я не кубок, хотя по звону в голове сейчас мало отличаюсь от уроненной золотой побрякушки. Зое обещала, что мы закончим начатое с ней год назад. Действительно грандиозное. И помня, что было в прошлый раз, я ждала… А она...

Почему не со мной??

Наверное, Зое еще не остыла с того случая. Но, мой ревнивый бог, это было пять лет назад!

Но когда она спустилась я подошла — к ней и Рене, на секунду опередив Грама.

— Поздравляю. — Я постаралась улыбнуться как можно искреннее. Хотя все еще не понимала. Но это пройдет. Это всегда проходит.

— Спасибо — кажется, Зое тоже постаралась улыбнуться, хотя не была рада меня видеть. А потом на миг стала почти прежней, чтобы сказать мне:

— Рит, не будь ты такой занудой. Относись ко всему проще. Как твой ревнивый бог. Он же никогда не спрашивает человека, что ему нужно, он просто дает. Или отбирает.

— Ты хочешь, чтобы я стала как бог?

Она поморщилась:

— Философия… — и мне припомнилось, что это уже когда-то было, только тогда было и что-то еще.

Зое тут же отвернулась и начала кому-то рукоплескать. Очередному вручанту очередной чаши, на этот раз медной, зато блестевшей как золотая. Я поймала взгляд Рены — она тоже улыбалась. Снисходительно. И я читала в ее улыбке: «Твое время прошло».

Два года назад

Нет, в самом деле. Это было весело, работать с разными людьми. Глупость? С ней легче, она не возражает. Хитрость? Заставляет собраться, чтобы не оказаться на обочине. Если нет своего проекта, всегда можно присоединиться к чужому.

Я внесла свою лепту. Придумала и обосновала «обязательные проекты» для учителей. Не одним же студентам веселиться!

Меня за это даже наградили. Мне понравилось. В жизни слишком мало удовольствий, чтоб терять хоть одно.

Рена оказалась отличной соперницей. Очень быстрой. Очень изобретательной. Иногда я ловила себя на том, что не отказалась бы от такого друга. А потом мне становилось некогда. Четвертьгодовые, полугодовые и годовые итоги приносили мне очередную награду и похвалу. Но сладость похвалы быстро гасла, а размер награды казался слишком мелким. Несоразмерным приложенным усилиям. Может, в следующий раз...

На Совете стало традицией перебрасываться проектами, подкидывая другим что посложнее. Главное было придумать, а вовсе не исполнить. Если б не Аннуен с ее любовью к балам, мы, наверное, вообще бы не отдыхали.

—… после каждой «свалки» один или два студента уходят из академии. И поток поступающих уменьшился, хоть о нас и идет слава, как о прогрессивном учебном заведении. — Грам посмотрел на меня. — Возможно, ты была права. Слишком много «свалок».

— Нет, не права, — я попробовала глотнуть чаю, обожглась и поставила чашку на стол. — Остаются лучшие. Или те, кто умеют приспосабливаться. С тех пор, как разрешили записываться на экзамен не людям, а группам, и соревноваться между собой, стало спокойнее.

— Себя не похвалишь — никто не похвалит? — спросила Зое. Она пила чай, не обжигаясь. — Твое гениальное дополнение к условиям свалок — разрешение для групп.

— Но это же вы, а не я, не хотите убирать старое. Значит, надо его менять!

Зое тоже поставила чашку, сомкнула пальцы в замок.

— Интересно, как так получается, что даже если говоришь о других, ты все равно говоришь о себе?

Сначала я собиралась вспылить. Но быстро передумала. Не хотелось портить себе, в сущности, очень хороший день.

— Наверное, дело в моем боге. Когда служишь Ревнивому, то сам становишься таким. Или богом — в том смысле, что всегда хочешь внимания.

— Убийственная откровенность, — совершенно мертвым голосом произнесла Зое.

А Грам молчал, хотя уверена, он мог сейчас все уладить, именно он оставался ниточкой между мной и Зое.

Но «уладила» именно она.

— Не знаю ничего о служении богу. Но у меня уже давно ощущение, что ты тоже некромант, потому что то и дело пытаешься поднять мертвое.

— Если ты про академию, то мы все...

— Почему ты никак не успокоишься? — не дала мне закончить Зое. — Иногда надо понять, что мертвое мертво и не тревожить старые кости. Прежние дни прошли. Прошлые отношении не вернуть. Научись уже иметь дело с тем, что есть здесь и сейчас, и перестань служить останкам!

Мне было нечего сказать. Я не понимала ее.

… Но мой личный утренний канон звучал так: «Дай мне возможность — и я ее не упущу. Дай время, и я успею опередить других. Дай все, что надо, а если это придется брать у других, обещаю, я им потом все верну. И дай моим друзьям то же, самое чтоб нам не пришлось брать это друг у друга в долг, ведь любые долги мешают дружбе». Хотя если Зое права, и я всего лишь пытаюсь воскресить мертвое, то все бесполезно.

Три года назад

Говорят, раньше индульгенцию выдавали от имени бога. Я не знаю, которого. Точно не моего. И что в ней было написано, какой грех человеку простит бог. Ага, сейчас. Пока сам чего-то не сделаешь, бог и не пошевелится. Какой угодно.

— Ты же обещал, что как только сможешь, упразднишь «свалки»!

— Ну да, — Грам был как всегда серьезен, но при этом улыбался почти беспомощно и этим меня бесил.

— Так зачем ты делаешь еще одну «свалку»?

— Ты не поняла, Рит. Это будет иначе. Академию словно прокляли, но обычными способами это проклятье не снимается. Нужно чтоб все захотели и постарались. А «свалок» студенты сами их хотят, и побольше. Может, стоит дать им то, что они хотят, а уже в нем — то, что им реально надо?

— А ты сможешь? Мы сможем? — поправилась я, так как все еще существовало это «мы».

— Надо пробовать.

Я вдохнула и выдохнула. С «пробовать» была согласна, а с увеличением числа «свалок» — нет.

— Слушай. Ты, наверное, не в курсе… Они же ставки делают. Зрители ставят деньги на победу в «свалке»!

— Знаю, — кивнул он. — И вот что вчера подумал — ну учатся же у нас и будущие прорицатели? Вот был бы для них славный экзамен, угадать победителя! И если следить за тем, кто побеждает чаще…

Наверное, так, как я на него смотрела, и обращают в камень. И получается что-то вроде классической статуи Ревнивого: стоящий в полуоборота, но голова повернута к смотрящему, рот кривится в усмешке — если не вглядываться, то просто улыбка, а вглядишься и замечаешь горечь ее. Одна рука на поясе, вторая спрятана за спину и кулак сжат, пряча то ли дар, то ли кару.

Да, быть спокойной как бог или статуя бога. И не спешить.

— Ладно. Но учти, что новое вводить, не избавляясь от старого, нет смысла. Будет мешать, — сказала я после долгой паузы.

— Если убирать старое, студентам будет нечем заняться, — возразил Грам.

— И они, может быть, начнут учиться!

— Хочешь их заставить? — словно не поверил он. — Нет. Можно заинтересовать. Есть и такой проект. Возможность выпускаться быстрее, ускоренная программа. Это даже не я придумал, а Рена.

Рена. Госпожа Хитрость тоже осталась на практику в академии, как и госпожа Глупость — Аннуен. Но эта хоть не пыталась прыгнуть выше свое головы.

— А что об этом проекте сказала Зое?

— Пообещала поднять моего деда, чтоб он вправил мне мозги, — невесело усмехнулся Грам. — А ты, наверное, пригрозишь божьей карой. Что там твой Ревнивец обычно делает? Отнимает разум?

— Не путай его с Ночным Богом. Грам, это все хорошо. Ты хотел когда-то изменить отношение учеников к учебе, а теперь хочешь отвлечь и завлечь. Первое точно выйдет. А со вторым после того, как им понравится отвлекаться, вряд ли. Человек, который может обедать у соседа, не станет готовить сам. А ускоренное обучение… Это выгодно ученикам или учителям? Кто от кого хочет поскорее избавиться?

— Рит, не осуждай заранее того, что еще не случилось. Дай мне попробовать. И помни, что я пока что не ректор и не могу упразднить все, что нам тогда не нравилось. Не потому, что сейчас я понял, что оно на самом деле было нужным. Просто нет такой власти.

— Но есть власть делать еще одну «свалку»!

Я вдруг ощутила себя усталой и пустой. Не осталось ни слов, ни идей.

— Ладно, смотри сам. Пробуй. Я могу ошибаться.

— Как и я, — он улыбнулся уже увереннее. — Только бы Зое не вспылила. Она обещала, что уйдет из академии, если я еще что-то такое предложу.

Зная, куда и как зовут мою подругу, я готова была взять ее за шкирку и телепортировать в нужное место. Не что-то там, Магогородок при столице. Море работы… но не как тут — бессмысленная трата времени на тысячи учеников, которые ничего не хотят уметь, чтобы единицы, которые хотят, чему-то научились.

— Но вообще у меня есть чем ответить, если что. У нее новый проект с Аннуен.

— С кем??

Все же не сдержалась. Ну я же не статуя и не бог.

— Аннуен в Совете ближе к ректору, чем многие из старых учителей, — Грам развел руками. — Это дает свободу. А Зое нужна свобода.

Свобода… Аннуен, на наше счастье, не умела ею пользоваться. Пока дело не шло о раздаче подарков и академических балах. За что ее все любили. А вот если свободу получит Рена…

— Но я тебе ничего не говорил!

Я молча кивнула. Не говорил. А я не слышала. А если слышала, не поверила. И потом, мало ли что там за «проект с Аннуен». Вдруг что-то полезное, наконец… А есть ли в индульгенции такой грех, как бесполезность?

Пять лет назад

— Мы же про это говорили! Только вчера! — Зое не орала только потому, что не делала этого никогда. — Это был проект мой и Грама. Так почему?

Ну что я могла сказать… что могла, уже сказала. Что устала ждать или захотела отдохнуть и потому закончила их проект — дописала демонстрирующую достоинства и недостатки малефики историю-сказку, которую друзья дали мне почитать, и принесла ученикам Грама на его урок, внезапно оказавшийся показательным: стоило начать, как явилась целая комиссия из пяти учителей. А я даже не успела предупредить Грама, что хочу добавить в план урока иллюзии. В последнее время увлекалась искусством иллюзий… Тут же сориентировалась. Грам рассказывал и читал сказку — я показывала. Он не возражал; это была помощь Граму, совершенно всего себя вкладывавшего в уроки и попытки протолкнуть нововведения. Он пока что мог очень мало, но на общем Совете уже присутствовал и пытался вносить какие-то предложения.

— Мы делали вместе с Грамом. У нас был свой план! — настаивала Зое.

— Я знаю, ты показывала… я не отошла от плана урока. К тому же он показательный был. На Совете потом хвалили.

— Тебя. Тщеславие пристало жрице Ревнивого? А то может твой бог и подсказал тебе так поступить? Тебе было обидно, что тебя позвали уже потом? Или ты просто заскучала со своими канонами?

Я подумала, а не поорать ли на нее. Вот уже год, как мы проходим в академии обязательную практику. И год назад было «мы, все вместе» а не «мы с Грамом» и «ты» — отдельно. Впрочем, у меня с Грамом тоже были проекты без Зои. Никто не обижался — правда, никто и не вмешивался. Как объяснить, что желания обидеть не было заложено и тут? Что противопоставить гневу? Попробую искренность.

— Я очень увлечена иллюзиями. Но просто изучать это одно. Хочется попробовать в деле. А тут такой случай...

— Понятно, — она, кажется, немного успокоилась, но оставлять претензии не собиралась. — Хотелось похвастаться тем, что умеешь.

Надо было бы сказать, что да, хотелось, и нет, не это было целью. Иллюзии как игрушка меня уже утомили. Я попробовала иллюзии-работу.

— Это принесло пользу Граму. Его не только хвалили потом, но и вес его в Совете стал большим, как лучшего специалиста…

— Ты себе льстишь, — перелила Зое. — Тому, что Грама хвалили, причиной сам Грам. Не ты. И я еще спрошу, отчего он не сказал тебе не вмешиваться. Впрочем, Грам слишком для этого деликатен.

— Он даже не намекнул, — заметила я.

— Грам виноват, да. Не ты. А как может быть иначе?

— Зое, успокойся уже. Тут вообще не о чем говорить, — вспылила я наконец.

— А я спокойна. Я, в конце концов, работаю с покойниками. Ладно, считай, забыли.

Она развернулась, чтобы уйти, и мне вдруг показалось, что я теряю друга. Почему-то только в этот момент.

— Мы же друзья! — зачем-то сказала я. — Мы всегда понимаем друг друга!..

— У нас даже индульгенция одна на троих, — она не обернулась, но в ее голосе я услышала усмешку. — Она мне сегодня пригодится. Придется посмотреть, есть ли там и такой грех, как хвастовство.

Зое ушла, а я представила, как она разворачивает пергамент… находит там это самое хвастовство… как прочитанная строка бледнеет и подруге тут же становится легче. Может быть, она даже забудет все. Хотя мне почему-то не хотелось, чтобы Зое забыла. А еще пожаловаться бы Ревнивому и принести какую-нибудь жертву, чтобы впредь никогда не было ссор с друзьями.

Шесть лет назад

Они оба были очень красивыми в день Выпуска. Хорошая вышла бы пара, но Зое и Грам никогда не были парой, просто жили в одном районе. Их красота не стала сюрпризом, а вот то, что они сказали — стало.

— Мы остаемся в академии.

— Я тоже, — кивок как подтверждение моих слов. — На два года обязательной практики.

— Сначала так, — кивнула Зое. — А потом будем преподавать.

Меня поразило, что они мне не сказали. Хотя да, я и сама не сказала, что остаюсь. Хотела, чтоб был сюрприз. Но он получился каким-то не таким.

— Значит, все тут изменим, — сказал Грам. — Постепенно. Втроем это будет легче.

— Ты обещал начать со «свалок», — напомнила я.

— Обязательно, — пообещал Грам и взял Зое под руку так, словно они все же были парой. — Но они все-таки не главное. Надо менять отношение. Ты же сама видишь.

Я видела и мне не нравилось. Еще и поэтому решила остаться. Попробовать как-то с этим сладить.

… С тем, что учителя уходят, остаются самые упертые и преданные делу, но и они все чаще предпочитают вкладывать минимум усилий в уроки и учеников. Или самые равнодушные, которые и так не старались.

Что ученики предпочитают урокам «свалки».

Что старые программы обучения остаются неизменными, несмотря на то, что давно отжили свое и скорее мешают учиться, чем помогают.

— Да, — сказала я. — Я тоже хочу остаться и что-то сделать. Значит, вместе?

— Вместе, — они кивнули почти синхронно.

И я подумала, как все-таки хорошо иметь понимающих друзей.

Семь лет назад

— Не годится, — сказал Грам. — До бога не дойдет.

— Почему это? — возмутилась я.

— Потому что не дойдет до верующих. Это «утренний канон», молебствие начала дня, которое должно вдохновлять, направлять мысли людей к богу, а мысли бога к людям, в ответ. Но в своем каноне ты используешь старинное слово. И да, я уверен, что ты знаешь, что оно значит. Но не все как ты. Слово слишком старое, люди плохо помнят точное значение. Для одного оно значит «богатство». Для другого «бремя». Для третьего — «шум». В итоге твой канон не создает общности мыслей, а разделяет людей. Бог не услышит.

— Ты не можешь этого знать и вообще в таких вещах не разбираешься, — буркнула я. — И вообще это же просто одно слово!

— В каждом деле важна точность, тем более, когда речь идет о связи с тем, кто неизмеримо выше. А это еще и не просто канон, а твоя дипломная работа! Что если принимающий совет тоже не поймет?

Для меня его слова о боге, до которого может не дойти, звучали как бред, но вот принимающий совет… Если и правда не поймет? Будет обидно провалиться из-за каприза, желания использовать слово, которое в точности выражает мое собственное чувство. Хотя уже и сейчас обидно — мне безумно нравилась строка с новым-старым словом. Это был не первый написанный по заданию канон, но именно этот писался не как задание, а для души. И вот, Грам прицепился именно к нему. Интересно, в индульгенции есть занудство?

А может, дело было в том, что он пах духами и какой-то ерундой — явно опять подрабатывал в борделе.

— Ладно, поняла, — сказала я, — переделаю.

И переделала, окончательно испортив себе настроение.

Оно не улучшилось даже пару месяцев спустя, когда мой канон повесили на доску лучших работ. Грам увидел его там и поздравил меня с достижением, а я едва удержалась, чтобы не сказать ему гадость. Не заслужил. Наверное, Грам был прав, но отчего-то мне было не легче его за это простить.

Восемь лет назад

Мы сидели в таверне и обсуждали общий экзамен, который терпеть не могли и звали свальным грехом или просто «свалкой». Это надо было придумать, сравнивать всех со всеми — а Зое говорила «стравливать», — некромантов с ведунами, целителей с малефиками, демонологов с химерологами… Все против всех по выбору учителей — но и по заявкам учеников. А попробуй заявку не подай! И еще можно позвать друзей за тебя переживать, причем они придут в масках, так что не узнаешь кто — чей. Зато пакости от чужой «группы поддержки» все твои.

В таверне было шумно, но шум нам не мешал — мы ставили на стол фишки от игры в чонк, которую заказали вместе с едой, называли имена и говорили слова, которые в полной тишине были бы слишком некрасивы и, пожалуй, смутили бы нас.

— Аннуен?

— Дура.

— Ага, зато поддержка у нее… Нет, ну сейчас немного всем поднадоела… Не учитываем. Зулами?

— Не соперница. Ей нет дела ни до кого, кроме себя. Остальных не замечает, если они не ее поклонники. Группа настроена так же.

— Неразлучная парочка Коллен и Рена?

— Довольно ленивы, но могут начать шевелиться, когда почуют, что им что-то грозит… или что-то светит. Собственной группой пока не обзавелись, зато могут нанять чужую. Рена хитра; кому надо устроит истерику, кому не надо истерики — расхвалит. Коллен просто идет за ней, но он из тех собак, которые кусают из-за угла. Боюсь, у этих уже все схвачено.

Зое выдала нечто грубо звучащее на неизвестном мне диалекте «темного языка». Оглянулась, словно желая убедиться, что не подняла случайно какой-нибудь труп, хотя бы жареную курицу на соседнем столе. Поморщилась:

— Кто только придумал эти «свалки»… Не захочешь, а согрешишь.

— Как только стану ректором, то сразу их отменю, — пошутил Грам, явно пытаясь поднять нам настроение. — А вообще ради победы можно заключить с кем-нибудь временный договор.

— Не думаю, что нам нужен кто-то, кроме нас, — заметила я. — Договариваться лучше с тем, кого знаешь.

— На один раз можно с любым…

— Работа в борделе тебе не на пользу, — хмыкнула Зое. — Начинаешь считать, что один раз не считается.

Граму не понравилась шутка.

— Я не отличаюсь особой распущенностью. Я как все. Вон наша будущая жрица каждый день кого-нибудь убивает, и ничего.

— Не каждый день, — поспешила оправдаться я. — И не кого-нибудь. Чаще всего это големы или фантомы.

— Ну да, — его улыбка была кривой, наверное, все еще от обиды на шутку Зое. — И один раз не считается, и голема убить — не убийство.

— Убийство, — признала я. — Поначалу трудно себе простить даже отнятие жизни у фантома… Но как-то же надо учиться правильно приносить жертвы?

— Себя простить и трудно? — удивился Грам, словно не услышав замечание про учебу. — Труднее, чем другого человека?

— Намного. Твой грех — всегда твой, всегда с тобой. Чужой — нет, от него можно отойти, посмотреть со стороны и понять, что это не такой уж и грех. Непонятно, почему индульгенцию дают на прощение другого, а не себя. Кого-то еще я запросто прощу, просто забыв о его проступке.

— Философия, — Зое тронула стоящие на столе фишки. — От нее нет пользы. Как от договора с глупостью, — он щелкнула ногтем по фишке Аннуен, заставив ее отскочить к краю стола. — Или хитростью, — новый щелчок по фишке Рены. — Или с самолюбованием. — Фишка Зулами оказалась на краю стола и была вовремя подхвачена Грамом. — Нет уж, не хочу иметь с ними дела. Как-нибудь переживем и «свалку». Придумаем что-нибудь.

Грам и я согласно кивнули. Мы всегда что-нибудь придумывали.

Девять лет назад

— А что, давайте купим?

Я не собиралась обращать внимание на подкатившего к нам с елейной рожей жреца Прощающего. Вернее обратила бы, только чтобы сказать, не свихнулся ли он предлагать индульгенцию второкурсниками с факультета Власти. Но Грам отнесся к этому так же серьезно, как к остальному. Из него выйдет отличный малефик. Ни одно проклятье не уцелеет.

— Лишние деньги появились? — поинтересовалась Зое, но она с Грамом не очень-то спорила. Кажется, считала его авторитетом, только я до сих пор не поняла, в чем.

— Когда они хоть просто были, а не то, что лишние… — поворчал Грим, которому приходилось подрабатывать, чтобы оплачивать учебу. В худшие дни — работать в «веселом доме», но я об этом узнала случайно от другого человека и никогда не обсуждала. Проклинать девиц на бесплодие или снимать порчу, насланную ими друг на друга, вряд ли приносило удовольствие, но, по крайней мере, давало деньги.

— Ну и ладно, — кивнула я и скроила мину попротивнее, обращаясь торговцу прощением: — Нет, белейший брат, мы у вас ничего покупать не будем...

— А есть индульгенция на грехи друзей? — перебив меня, спросила Зое, явно веселясь. Веселый некромант — это само по себе забавно, так что я не удержалась, хихикнула.

По тому, как забегали глазки «белейшего брата», я поняла, что такой индульгенции не имеется. К его чести, он не стал врать.

— На грехи друзей нет. Но я сделаю. Три по цене одной — всего за две «луны». Хотите?

Не думаю, чтоб кто-то всерьез хотел, даже вечно серьезный Грам. Но когда брат-жрец с молниеносной скоростью развернул переносной стул и стол, на один уселся, на другом развернул сразу три свеженьких пергамента и приготовил перо, белое, как его одежды, мы начали выдумывать будущие грехи нашей длящейся уже два года, с начала поступления, дружбы: все, за что кому-то из нас потребуется простить другого. Даже я, чисто от скуки и за компанию, назвала ревность.

— Ревность? — удивилась Зое. — Ты уверена?

— Вспомни, чьей жрицей я буду. Мой будущий бог ревнив и мне положено думать о таких вещах.

С этим никто не стал спорить, но почему-то возникла пауза, которой не позволил стать долгой «белейший брат»:

— Я сделаю вам специальную скидку, — он решил, что мы закончили, свернул пергаменты в три трубочки и положил так, чтоб каждая смотрела на одного из нас. — Полторы «луны» за все.

И слова его, и жесты были значимы, весомы. Должно быть, брат-жрец в свое время отвалил моему будущему богу хорошую жертву за дар убеждения.

Мы уже не могли отступить, тем более после предложенной скидки. Сумели наскрести полторы «луны» по всем карманам; жрец, против ожидания, не поморщился, принимая горстку медяшек, и отдал нам индульгенции. Тут же свернул стол и стул, подхватил подмышку все свое добро и исчез.

— Нда, — сказала Зое, вертя пергаментную трубку. — Вот еще докука.

— Тот, кто выдумал индульгенции, так не думал, — заметил Грам.

— Положить на полку и забыть, — подытожила. — Нам же это не понадобится. Ведь не понадобится?

Почему-то мне никто не ответил. Даже в шутку.

21.01.18.