М.И.Р. 4: СТАВКА

— Удачного дежурства! И доброй ночи! — девушка насмешливо прокричала пожелание в самых дверях отделения и, как можно быстрее, унеслась прочь, цокая тонкими каблучками по обшарпанным ступеням. Неважно, что с её работой подобная обувь равносильна приговору: временное торжество изящества, красоты и женского коварства сильнее инстинкта самосохранения.

— Вот стерва! — минут через десять жаловался один из дежурных врачей своему товарищу по бессонной ночи. — Специально спокойной смены пожелала, представляешь? Да у нас интерны себе такого не позволяют! Даже самые материалисты до мозга костей, не верящие ни в какие приметы! А эта медсестра…

Напарник грустно вздыхал в ответ, время от времени поддакивая и соглашаясь. Вмешиваться в чужую личную жизнь себе дороже, а необдуманно устраивать её на рабочем месте — тем более, ведь в итоге всё заканчивается холодной войной со вспышками обострения и реанимацией.

Примета не заставила себя долго ждать: не успели перекусить — потоком понеслись и ножевое, и кровотечение, и автодорожка, и всеми «любимый» «острый живот», в итоге оказавшийся прободной язвой… Присели перевести дух — кто-то из «тяжёлых» в самом отделении решил раньше времени отправиться к праотцам — еле откачали.

Окончательно доконал врача чужой «полуночник» из неврологического, который неожиданно решил «погулять» — ловили всей больницей. Молодой врач, перехвативший беглеца у самого порога, с трудом умудрился вколоть ему успокоительное (не без помощи санитара) и, чуть ли не на руках, провожаемый уставшими взглядами среднего медперсонала, вернул пациента в родное отделение.

— Чего он так уснул? — подозрительно пробормотал сам себе врач, возвращаясь к себе. — Вроде малая доза в шприце была…

— Так это ж который из компьютерной фирмы, двинутый на голову, — неожиданно отозвался санитар, мелкий, но на удивление сильный старик. — Привезли его давно, без сознания, скоро к психам отправят. Фикус изображал очень даже достоверно — мне понравилось. Он от всех лекарств учухивает в какую-то свою реальность, даже витаминки боятся колоть…

Врач тихо выбранился, искренне надеясь, что чудик-компьютерщик от его лекарства всё-таки проснётся. Кто ж знал, что это тот самый…

Санитар, наконец, избавившись от ноши, выслушал причитания дежурной медсестры, меланхолично кивнул на все её завывания и спокойно вернулся к своей швабре. Около часа он неспешно боролся с невидимой пылью в коридоре, что-то уморительно бурча себе под нос и, убедившись, что никто временно не нуждается в его помощи, спустился в нейрохирургию.

Там пыли оказалось ещё меньше. В ночном полумраке, разгоняемый только тусклой постовой лампочкой, брёл со шваброй наперевес старый санитар.

Ворх, ворх…

Медсестра ПИТа лениво приподняла голову, сонным взглядом оглядывая трудоголика, и уронила её обратно на руки.

Ворх, ворх…

Оба отделения уже давно привыкли, что на бессменного санитара ночью часто нападает потребность гулять часами и наводить порядок. Что странно, шелест мусора и шаркающие шаги никогда по-настоящему не тревожили ни беспокойных пациентов, ни утомлённый трудовыми буднями персонал.

Вдохи… выдохи… беспокойные мысли… Ворх, ворх…

Четвёртый час ночи — самое время отложить инвентарь и осторожно присесть на самый краешек ступеньки.

Нахальная луна в компании смеющихся звёзд бесстыдно заглядывает через немытое окошко — единственный источник света на тёмной лестничной клетке.

Звёзды, луна, старик и швабра… И серьёзный собеседник, прячущий лицо под медицинской маской.

— Я присяду, ты не против? — Маска вежливо склонил голову, прижимая к груди старый потрёпанный фотоальбом. — Или ты сегодня хочешь побыть в одиночестве?

Старик окинул быстрым взглядом худощавую фигуру, чёрный хирургический костюм и начищенные до блеска ботинки.

— Ох, и насорил ты мне тут… — укоризненно покачал головой санитар, подвигаясь.

Луна испуганно скрылась за рваным облаком, но тут же засветилась в прорехе, не имея сил сдержать любопытство.

Маска первым решился оборвать молчание. Медленно раскрыл фотоальбом, аккуратно перевернул страницы…

— Красиво, правда? — незнакомец не скрывал своего восхищения. — Какие яркие, чёткие… Смотри, это его дом в детстве: маленький, деревянный, коза у забора и огромные кусты сирени. Если немного сосредоточиться, можно почувствовать запах…

Старику не требовалось напрягаться — он чувствовал и так. Слышал весенний щебет синиц, свежий ветер с соседнего поля и перелив озорного ручья… Он это видел, несмотря на то, что никогда там не был.

А кто-то забыл.

Маска, заметив перемену лица собеседника, ловко достал откуда-то из-под полы шахматную доску.

— Сыграем?

Старик, глубоко вздохнул… и молча, кивнул.

— Твоя ставка прежняя? До твоего проигрыша? — на всякий случай уточнил игрок.

Вновь молчаливый кивок.

Маска резво расставил фигуры — и понеслась: шашки перепрыгивали друг друга, безвозвратно съедая соперниц. Горы погибших росли. «Дамки» стрелами носились по всей доске, пытаясь загнать противника в ловушку и жадно им отобедать. Стук шашек… Спокойное дыхание Маски, прерывистое — старика…

Ни единого намёка на лунный свет.

— Твоя взяла, — огорчённо произнёс Маска, когда его последняя «дамка» оказалась в ладони санитара, — прошу…

Фотография, неожиданно ставшая в руках игрока трёхмерной, вспыхнула яркой звездой, осветив на мгновение чернеющую пустоту вокруг старика, и без остатка исчезла.

И опять тишина…

Прерываемая шелестом альбомных листов…

— Они переехали в город… Смотри, какой отличный кадр! Он смог сам, без взяток и накруток, поступить на высшее. Где встретил её…

Перед глазами проносились осязаемые образы: старик слышал стук каблуков по мостовой, лёгкий, ненавязчивый… Осенние золотые листья, запутанные в её длинных волосах… Неуверенного в своём праве студента, издали любовавшегося на изящное творение природы. Застенчивый отличник, впервые ощутивший, что на свете, кроме учёбы и поиска своего места в жизни, есть что-то ещё… что-то большее…

Снова стучат шашки и в напряжённом молчании сквозь темноту погибают вражеские «дамки». Фотография, по праву перешедшая старику-победителю, вспыхнула алыми лепестками и развеялась в тени.

— Ты фартовый, — одобрительно закивал головой Маска, переворачивая страницы, — и азартный. Коллекционируешь победы. Я тоже коллекционер… А захочешь ли ты отыгрывать этот сюжет?

Тёмно-багряные розы… Где только такие отыскал? Ей они больше ни к чему… Взрослый, состоявшийся мужчина механическими движениями укладывает чётное количество цветов на свежую могилу. Маленькая девочка рядом с ним непонимающим взглядом оглядывает незнакомое, но довольно жуткое место. Как шлейф — запах гари, чувство жара от безжалостного пламени…

Старик непроизвольно протёр лицо рукавом, ощущая на коже приставучую золу, но вместо неё оказались солёные слёзы. Его белая «дамка» вновь расправилась с чёрным воинством, не оставив в живых даже парламентёров. Фото бесшумно рассыпалось серым пеплом. Маска хмуро перевернул пару страниц, резким движением выхватив ещё одно.

— А это? Это он захочет помнить?

Маленькой девочке сложно расти без мамы… Успешный карьерист со своей квартирой и стабильной зарплатой — прекрасная добыча для одиноких дам. Новая хозяйка, уверенная в себе, с таинственной улыбкой Моны Лизы и когтями женщины-кошки. Он слышал её милый щебет с подругами, чувствовал холодное, но, к счастью, безобидное равнодушие к падчерице, видел томные взгляды в сторону молодых мужчин…

И неуклюжую подножку перед лестницей, своему уставшему мужу — даже это смог увидеть старик.

В полной темноте, чернеющая, будто вбирающая в себя любые намёки на свет, «дамка» выскользнула из тонких пальцев Маски и с победным грохотом проглотила белую.

Без каких-либо извинений или проклятий.

Бесшумно захлопнулся фотоальбом.

— Что ж… Благодарю за досуг. Не тужи здесь один, — Маска, быстро встав, почтительно поклонился старику и легко хлопнул его по спине.

Любопытная луна, наконец-то, справилась со своим страхом и выглянула из-за облачного покрывала, серебристым светом озарив упавшего на ступени санитара, судорожно сжимающего древко бессменной швабры.

…

— Здравствуйте, — поздоровался нейрохирург с постовой медсестрой, оглядываясь. — Как-то у вас пыльно стало, непривычно…

— Да, студентка молоденькая, не справляется одна, — тут же запричитала медсестра, — как старика, что на два отделения работал, в онкологию увезли несколько дней назад, так всё… Ужас какой — всю ночь на лестнице без сознания пролежать… Не знаете, что с ним? Жить будет?

— Будет, сколько отмерено, — пожал плечами врач, — он уже не в первый раз так… Странная всё-таки у него болезнь… Обследуют после каждого приступа и всегда новая зона поражения в лёгких. Чётко очерченная, одного и того же размера. Врачи пожимают плечами — обычно рак ведёт себя иначе. Ему будто метку кто ставит…

— Кто вообще разрешил ему работать в таком состоянии? — всплеснула руками медсестра. — Ему бы дома сидеть или в санатории, с женой, внуками…

— Нет у него никого, — как-то грустно проговорил врач, — только швабра и отделения наши… Пойду к пациентам, — мужчина улыбнулся, резко выпрямился и направился к палатам.

Привычно окинув взглядом своих подопечных, он медленно подошёл к перебинтованному, нахмуренному мужчине.

— Доброе утро! Вы сегодня как-то иначе выглядите… Ваша жена скоро придёт. Помните свою жену?

Этот вопрос врач задавал каждый раз. К сожалению, мужчина, так неудачно упавший с лестницы и повредивший голову, всегда отвечал на него одинаково:

— Нет… Не помню… жены…

Лечащий врач, огорчённо вздохнув, приготовился к дальнейшему обследованию, как вдруг услышал продолжение:

— Сирень помню… Она рядом с родительским домом росла… ещё коза там бегала вечно. Не наша… И дочь помню… Малютка моя… она придёт? Пусть придёт — хочу её увидеть — она же волнуется, маленькая… хоть и выросла… И мама её, она… она… в пожаре…

Внезапно, по лицу пациента потекли слёзы. Врач, удивлённый такой резкой переменой и, одновременно, обрадованный долгожданным пробуждением памяти, что-то пробормотав, бросился к медсестре.

А мужчина продолжал тихо шептать:

— У неё были золотые листья в волосах… а я ей багряные розы на могилу…

Ночь 25.12.14 редактура 2016