НИТЬЮ

Яркое, беспощадное — солнце висело и равнодушно наблюдало за ней пристальным, немигающим взглядом. Безоблачное серо-бирюзовое небо напоминало тонкое витражное стекло — казалось, что ещё пару вздохов и оно разобьётся на осколки, погребая под собой всё вокруг.

Сколько прошло времени? Идёт ли вообще? Или застыло, подобно местному солнцу, готовясь упасть в стеклянную склянку последней крупицей песка…

Женщина моргнула и схватилась за голову. Ни времени, ни пространства — она и себя-то осознавала с большим трудом. Да, перед глазами иногда мелькали картины прошлого — но ни ощущения сопричастности, ни эмоций они уже не вызывали.

Почти: некая мысль, хаотично блуждающая в голове, вновь заставила женщину вскочить и продолжить путь. Идея всё чаще затмевала воспоминания и поглощала внимание — необходимо кого-то найти, догнать…

Но вместо этого следы замыкают очередной круг среди пустынных развалин.

Идти тяжело — сыпучий песок затягивал босые ноги, до последнего не позволяя сдвинуться с места. Иногда удавалось выбраться на остатки кирпичной дороги, которая адской сковородкой поджигала пятки. И жажда. Мелкая пыль въедалась в кожу и сушила горло, глаза болели от постоянного напряжения, хотелось просто улечься в тень и забыться сном…

Ни тени, ни сна, ни настоящего отдыха.

Солнечное пятно на небе, без изменений. Кто был так настойчив, что смог прибить светило к небосводу? Да так крепко…

Женщина опять выпала из реальности. Медленно поднялась на ноги, пытаясь вспомнить собственное имя. Она написала его на песке, но корявый набор букв не вызвал отклика. Всего лишь знаки — в них всё меньше оставалось души.

Тень под ногами испуганно жалась к хозяйке, пытаясь скрыться от солнечных лучей. Когда же наступит ночь и долгожданная прохлада?

Когда же она найдёт выход?

Или...?

Вдали скользили силуэты: кто-то казался полустёртыми тенями без лиц, а кто-то — объёмными миражами, очерченными вездесущим песком. Последние уже отличались — некоторые из них виделись телевизионными помехами или зеркальным отражением; другие — стеклянной фигурой или размытым туманом… Но в противовес «теням» их объединяла какая-либо яркая, чаще всего несуразная деталь.

Женщину выделяли шелковые ленты. Тёмно-вишнёвого цвета, они цепко обвивали тонкие запястья и тяжёлыми лоскутами смешивались с песком, замедляя и без того не особо быстрое передвижение.

А ей надо было искать. Кого — «тень» или «мираж» — она не могла сейчас вспомнить.

Очередное забытьё настигло женщину посреди разрушенных, наполовину погребённых в песок зданий с множеством арок. Она неуверенно оглянулась, надеясь отыскать источник воды или защиту от солнца, но обнаружила только очередной «мираж».

Мужчина. Его черты лица, хоть и несколько искажённые, показались женщине знакомыми. Она бросилась вперёд, превозмогая тяжесть лент и ненавистный песок; попыталась крикнуть, почти вспомнив вертевшееся на языке имя, но пересушенные голосовые связки отказались слушаться.

Внезапно из-под песка вынырнула дорога — женщина потеряла равновесие и повалилась вперёд. Боль ещё ощущалась, но как-то отстранённо. Вскинула голову и вздрогнула, осознавая ошибку: «мираж» был незнаком. Он стоял под аркой, прислонившись к остаткам стены. В мёртвом городе нигде не найти прохлады: куда бы ты ни спрятался, равнодушное светило достанет тебя даже внутри зданий. И сейчас «мираж» медленно оседал на землю, пригибаемый жарой, а его тень металась у ног в надежде уклониться от беспощадных лучей.

Не вышло.

Женщина с ужасом наблюдала, как тёмное пятно под ногами «миража» медленно изжарилось и рассыпалось, ветром разносясь по улицам города мелкими песчинками. Сам мужчина, дрожа, окончательно прижался к земле, чернея и теряя привычный облик. Излишне длинный галстук на шее, уходящий куда-то вглубь стены, испепелился, унося за собой что-то мимолётное, искристое…

Оставляя городу лишь новую, безликую «тень».

Женщина осознала, что бежит, только оказавшись где-то среди полуразрушенных колодцев. Ей хотелось ощутить собственное сердцебиение, которого не могло не быть после подобной пробежки, но в груди — тишина. Она пыталась отдышаться, ловила ртом сухой наполненный пылью воздух и наблюдала, как её собственная тень испуганно вырисовывала круги у ног, старательно избегая лент.

Вновь накрыли воспоминания… Непривычные бахилы, шуршащая поступь по только что вымытому полу, недовольные санитарки… И врач, отрицательно качающий головой.

«Смерть мозга».

«Но он же дышит!»

«Так бывает. Участки, ответственные за базовые функции вроде дыхания, ещё живы, но кора, где и сосредоточена его личность — мертва. Он не вернётся».

«Это ложь!»

— Не можешь заплакать?

Перед женщиной стоял человек — не «мираж» и не «тень» — вполне осязаемый мужчина, чью шею скрывал длинный ярко-алый шарф. Свет от небольшого фонарика в его руке странным образом отгонял безжалостные лучи солнца, давая возможность отдохнуть от надоевшей жары. Женщина попыталась ответить, но незнакомец успел раньше: в его руке появилась бутылка с настоящей, прохладной водой!

— Я собираю слёзы. Не бойся, пей — это слёзы радости, — он осторожно присел рядом, так и не выключив фонарь. — Слёзы печали топят лишь меня.

— Вы… Кто вы? — женщина изумлённо слушала свой голос — он показался ей детским и каким-то ненастоящим.

Ленты тяжёлым мотком легли на песок рядом с бахромой чужого шарфа.

— Прохожий. Я всю жизнь со Смертью по одному краю ходил — только стороны разные… Должны мы теперь друг другу, — незнакомец усмехнулся, но женщина ощутила в его голосе печаль. — Зачем ты потерялась?

— То есть?

— Все здесь потеряны. Все здесь носятся и ищут выход. Обычно Души точно знают, куда бежать, но некоторые уходят неправильно и сами себя загоняют в ловушку, вроде этой. Зачем ты это сделала? Неужели, всё было настолько плохо?

Теперь очнулись слёзы: они солёными каплями текли по щеке, медленно падая на песок. Легче не становилось.

— Я ищу мужа, — слова вырвались сами собой. То, чего она так долго не могла вспомнить. — Он где-то здесь.

Незнакомец пошевелил фонарём, что-то высматривая в тени женщины.

— Никого здесь нет. Это Граница — либо ты вернёшься обратно, либо пойдёшь дальше. Только для таких, как ты, «дальше» — это тупик. Твою тень — последнее, что связывает тебя с Миром — иссушат. Целый кусок твоей Души останется в лапах Города, заставляя бродить в собственных придуманных оковах вечно. Например: искать мужа, которого ты никогда не найдёшь. А отголосок этих страданий будет сильно терзать перерождённую Душу. И ведь она даже не поймёт, в чём провинилась.

— Вы сами запутались, что именно случится с моей душой, — сквозь слёзы возразила женщина, — переродится или потеряется.

— Одно другому не мешает, — незнакомец попытался развязать шарф, но только сильнее затянул узел. — У тебя же дети есть. Зачем? Думаешь, они обрадовались, оставшись совсем одни?

— Мне сказали: мозг умер! Разве так бывает? Сердце же бьётся! — женщину накрыло: вспомнилась больница, бесконечные звонки и долгий разговор с врачом. Даже писк ненавистных приборов, который доносился из-за дверей отделения… Должен быть слышен…

— Человечество научилось многому, поддерживать жизнь тела в том числе, — голос незнакомца, спокойный и размеренный, прерывался её всхлипами, — но ту нить, которая связывает сознание и Душу, воплощая последнюю в мозговой деятельности — её возвратить мы пока не в силах.

— Научились… Ничему мы не научились! Знаете, почему он погиб? — чем больше женщина злилась, тем сильнее ощущала себя живой: в груди несмело затрепетало сердце и ощутимо прибавилось сил. — Потому что стайка излишне умных людей решила, что может управлять пространством! Потому что они решили, что мой муж может быть подопытным кроликом! Эксперимент, конечно, прошёл успешно! Появились доказательства, что телепортация возможна! Только они ошиблись! Не знаю, может быть, не учли ту самую нить, о которой вы твердите… Оборвалась. Тело здорово, только мозг погиб. Всего пары месяцев хватило, чтобы сойти с ума, перестать соображать и забыть меня. И детей. И…

Фонарь больше не горел. Незнакомец поник и больше не глядел на собеседницу. Тень женщины, опять почувствовав на себе обжигающие лучи солнца, заметалась, окрашиваясь при соприкосновении с лентами красноватым отливом.

— Её скоро испепелят, — как бы невзначай пробормотал мужчина, медленно поднимаясь. Только сейчас женщина заметила, что у него самого тени не было.

— Почему вы можете говорить? Почему вы подошли ко мне? — истерика прошла быстро: память постепенно покрывалась песочной мишурой, освобождая место вечной жажде и неприятному чувству чего-то потерянного.

— Ищу. Кого-то ищу. Думал, ты — но нет… Нет… Там был ребёнок…

Незнакомец изменился: фонарик исчез, фигура ссутулилась, шарф яркой, пульсирующий струёй тянул куда-то в сторону. Черты лица стёрлись и почернели. Глухой голос заглушался порывами ветра:

— Я не успел… Вновь не успел… Они верещали, кричали… Винили всех, кроме себя…

Женщина отскочила, спрятавшись за одну из развалившихся стен, испуганно наблюдая за метаморфозой. От человека ничего не осталось — шарф алыми каплями разлетелся по ветру, обнажив перед зрительницей лишь безликую «тень», которая стала медленно исчезать в песчаном заносе, вяло покачиваясь из стороны в сторону.

— А мне… А мне что делать?! — в отчаянии закричала женщина, прекрасно понимая, что, возможно, это будут её последние слова, прежде чем пустынный ветер вновь иссушит голосовые связки.

Почти скрывшись из вида, «тень» неожиданно оглянулась.

— За нитью. Пока её ещё держат…

Фонарик сверкнул в ладони, оставляя надежду на ещё одну беседу — не с этой Душой, так с другой — мало ли кого ещё он перепутает с тем самым ребёнком, которого никогда не найти…

Женщина проследила за лучом фонаря, не сильно веря его словам, ведь у неё только ленты, которые вместо жизни тянули её в песок. Собственная тень жалась к ноге, ощутимо горячая, будто уже подпалённая злобным солнцем. Ей осталось совсем немного…

Нить…

Алая, тройного плетения, больше похожая на множество двояковогнутых бусин — она тоненькой струйкой терялась на фоне бесчисленных тёмных песчинок. Но женщина смогла её поймать — у самой ключицы, под костью…

…

— Полнолуние — время бессонных ночей. Ничего хорошего от дежурства ждать не приходится, — тяжело вздохнул врач, присаживаясь рядом с коллегой. — Скоро пересменка, а я даже не ложился.

— А мне ещё в день оставаться, — реаниматолог устало прикрыл глаза, наслаждаясь минутами затишья, — с суицидниками этими. Представляешь, за один только вечер пятеро поступило…

— Женщину-то откачали? Последнюю?

— С венами? Да, вроде стабилизировалась. Сколько крови на неё ушло с адреналином… Думал — «уйдёт», — он внезапно встрепенулся, огляделся и заговорщически кивнул коллеге. — Ну что, помянем? Пока тихо?

Из заначки показалась непочатая бутылка.

— За Старшего — лучшего в своём деле.

— За учителя. Всех нас выучил.

— Вот это верно.

Врачи пригубили по стопке не чокаясь. Один из них обернулся на полку, выглядывая среди книг старый портрет.

— Всё не уберёшь? Не боишься, что главврач докопается? Всем велел же…

— Да плевать я хотел, — скривился собеседник. — Только бы журналистам угодить, да должности не лишиться. Не было его тогда, а я свидетель — Старший наш ни в чём не виноват.

— Ты что, действительно тогда дежурил? — искренне удивился коллега.

— Конечно. Ребёнка к ночи завезли, а рядом родители — верещат что-то, в одежде верхней, за руки хватают… Как вообще в отделение пробрались? С порога угрожать начали. А от ребёнка-то ничего уже не осталось — дышит с трудом, судороги слабо бьют — у организма просто не было сил. Родители эти его несколько дней дома держали — подумаешь, температура под сорок, сыпь, и вообще, чуть ли не глазки закатывает! Зато от врачей и химии подальше. Тревогу бабушка забила…

Ещё одна молчаливая стопка.

— Там не было шансов? — переспросил собеседник, отводя взгляд в сторону окна.

За стеклом среди редких дождевых капель проскальзывали несмелые лучики рассвета. А ведь совсем недавно он с крыльца под звуки «скорой» наблюдал закат…

— Они бы его ещё дольше дома продержали! Менингит. Не было шансов… Уже не было…

Разговаривать дальше не хотелось. Перед глазами проносились последующие дни: тяжёлый разговор, бешеная журналистка и газетные статьи…

Старшему приходилось пробираться на работу через чёрный ход закутанным в шарф, да только куском шерсти спастись от толпы?

Человека, который всю жизнь боролся со Смертью на равных, погубила всего лишь пара печатных строчек… И огромное чувство вины, которое заставило перечеркнуть всё одним взмахом руки по горлу.

В коридоре послышались торопливые шаги и женский голос:

— Ещё одного привезли! Ножевое! В операционной уже! И проверьте телефон — до вас хирурги дозвониться никак не могут!

— Эти найдут как дозвониться, — реаниматолог устало усмехнулся, пряча бутылку обратно, — куда они без нас денутся…

Он легко поднялся, стряхивая с плеч тревоги ночи.

Новый день.

Что ж, здравствуй…

2.12.16 ред. 2021