На распутье

(иллюстрация авторская)

Луна. Печальная, задумчивая, она смотрела в спину одиноко бредущей по тропинке фигуре. Мертвенно-бледный свет, смешиваясь с ночной мглой, ложился на узкую дорожку, касался высоких трав, что точно ковер застелили широкое поле. Тишина. Природа замерла, ее дыхание — ветер — едва ощутимо дотрагивалось до листвы на ветках, тревожило остывший воздух, оно легким и незримым саваном окутывало путника. Женщину. Ее босые ноги бесшумно ступали по давно утоптанной дорожке, ведущей подальше от домов, убегающей через поросшие травой и цветами земли ближе к лесу, в котором до рассвета поселилась непроглядная темень. Верхушки крон только-только целовало призрачное свечение, чуть серебря и давая глазам узреть на почти черном полотне их границу. Полуночница, облаченная в легкую и почти прозрачную сорочку, шла навстречу ночи, тому, что она таит в себе, и чем может поделиться, стоит только пожелать и узреть. Тонкие пальцы крепко, но бережно сжимали стеклянную бутылочку и тканевый мешочек, перевязанный грубой нитью — все, что нужно, для прошения и платы за него. Женщина несколько раз оборачивалась, словно проверяя, не следует ли кто за ней, тревожно осматривалась, вглядывалась в даль, на дорогу, спускавшуюся с возвышенности, на которой виднелись редкие желтые огоньки. Никого. Только она. И это успокаивало, но на время, и что-то внутри нее вновь начинало изводить, ныть, точить сознание, заставляя воротиться назад. Ведь она еще ни разу не ворожила, не призывала и не заклинала. Но надоумила ее решить проблемы и трудности одна бабка, которую все сторонились, она же и научила, куда идти и кого просить, что и как давать, приговаривая: "Не своими же руками натворишь дел".

Наконец, тропа вышла к перекрестку, разбегаясь в четыре стороны, точно ленты, и скрываясь во мраке среди травы. Прямо в центре, на истоптанной сухой земле, полуночницу встретило иссушенное дерево, под кривыми уродливыми ветвями которого стоял старый колодец. Воды в нем уже давно не было, внутри обитала лишь тьма, холод и бесконечная пустота, облизывающая камни. Это место многие деревенские обходили стороной, а все из-за того, что когда-то на этом самом дереве нашли висельника. Потом, через время, еще одного. И еще. Так набралось с десяток повешенных, и все они были женщинами. Чертов перекресток, бесовское распутье — как только не называли жители местных земель проклятое развилье (в том, что оно проклято, никто и не сомневался), и даже говорили о нем с опаской, чураясь всякий раз при одном только упоминании. Болтали разное: и бесы-то там по ночам в свой урочный час устраивают пляски-гулянья, и заманивают-то нечистые силы путников, не знающих о недоброй молве. Однако находились те, кто все же втайне приходил на перекресток, стремясь получить от незримых хозяев дорог желаемое, зная, как обращаться и чем платить им. Одни хотели удачу, другие — денег, третьи же просили даже счастья в любви. Но были и те, кто творил черные дела в гордом одиночестве, но под присмотром невидимых наблюдателей; и звучали в коварной ночи проклятья и просьбы извести врагов, напустить на них болезни, бесов. Мороки-наваждения, порчи-наговоры, закрытие дорог, узлы-тупики, чтобы спотыкались и не поднимались.

Полуночница вдохнула прохладу ночи и осторожно ступила на сухую растрескавшуюся землю, будто боялась потревожить ее.

… Иду-кланяюсь,

Ступаю-переступаю,

Говорю-заговариваю,

Гляжу-завораживаю...

Она обошла колодец против часовой стрелки ровно шесть раз, тихо приговаривая сильное слово. Аккуратно положив мешочек под каменную стенку и окропив землю вокруг него терпко пахнущим отваром из бутылочки, женщина повернулась спиной к дереву и закрыла глаза. Сегодня ночью она непременно выпросит и получит то, что так страстно желало ее сердце, то, чего она ждала бесконечно долго. То, о чем лучше молчать и не открываться ни одному человеку. И пусть через черное таинство, через бесовские силы, но это случится. Затаив дыхание, она склонила голову влево, точно прислушивалось к чему-то, словно некто ей нашептывал на ухо. Дрогнув всем телом, она лишь сильнее зажмурилась — нельзя смотреть. Сняв с себя сорочку, отдавая себя всю майской ночи и тем силам, к которым взывала, она принялась быстро и бесшумно шевелить губами, и но ее прошения уже слышали те, к кому лучше никогда не обращаться. Внезапный ветер резким порывом спутал волосы и объял нагое тело. По четырем дорогам издалека потянулись песчаные вихри-воронки, в которых угадывались странные размытые образы; в шуме ветра шуршали чьи-то низкие шипящие голоса.

… Какое желание, такая и плата...

Другой откуп.

Пришла? Просила?

Отдава-ай...

Утро принесло с собой унылое и хмурое затянувшееся небо, смотрящее на потускневшую без солнца зелень. Кроны покачивались на ветру, о чем-то переговариваясь между собой, и только старое сгорбившееся дерево стояло молча и неподвижно, раскинув безобразные безжизненные ветви в стороны, на одной из которых в петле висела побелевшая и поседевшая полуночница. Под ее же ногами валялись разорванный мешочек и разбитая бутыль.