Несуществующий

(иллюстрация авторская)

Разум? Мой разум спокоен?

Мой разум спокоен… спокоен.

Мой разум спокоен или не спокоен?

Мой разум не спокоен?

Не спокоен… не спокоен.

Не спокоен.

Мое изуродованное существование — это сбывшаяся и обретшая облик преисподняя, персональная, терзающая приготовленными пытками изо дня в день, и даже ночами во снах они продолжают мучения. Самокопание, ненависть к себе, бессмысленные стремления вырвать изнутри то, что жрет, грызет, не переставая. То, что постоянно нашептывает бессловесно об ущербности и невозможности сбросить непосильную ношу, которую возложили мне на спину, как я сделал свой первый вдох.

… Чей-то голос снова звучит у меня в голове, чужой, грубый, не мой. Он говорит, не прекращая, и нельзя его заглушить. Шипит, насмехается, и мне остается внимать горьким мыслям, словам без слов, принимать жестокую истину. Да, не правду, а истину...

Моя душа. Она жива или мертва? Она здесь или давно покинула уставшее тело? А может, ее никогда не было? Да, не было. Но я который раз до побеления в костяшках сжимаю рукой воздух у груди, будто это поможет унять ту невыносимую боль в сломанной подделке, что мне подкинули в тот момент, когда появился на свет. Или это случилось еще до того? Она отвратительным червем зашевелилась внутри с непривычной силой, заставляя согнуться, съежиться, и зажмурить глаза до кроваво-красных вспышек. Я хочу закричать изо всех сил, что есть мочи, но кроме хриплых и тихих стонов из моего искривленного рта ничего не вырывается. И я знаю, почему: боязнь быть услышанным и осужденным за то, боязнь безмолвных упреков в глазах смотрящих на меня, боязнь снова быть непонятым ими. Они — нормальные, у них — все, как положено, избалованные судьбой, не ведающие более тех печалей, что обычно выпадает каждому. Но ни один из них не знает и никогда не чувствовал того, что каждый день переношу, с чем борюсь я. Сколько времени мне пришлось потратить на то, чтобы стать менее жалким, каким был раньше. Много раньше. Чтобы стать хоть на толику похожим на окружающих, с чьих лиц не сходит беззаботная улыбка, кто переполнен уверенностью и жизненной силой. Или мне только кажется, что желанные метаморфозы, что дались так тяжело, произошли, и я все еще тот же — слабый, никчемный, запертый здесь, в этом проклятом мире, в этом убогом теле? И вся эта бесполезная борьба с самим собой приправлена бесконечным потоком горестных мыслей о прошлом и о неотвратимости убогого и жестокого будущего, что угаснет, как свеча, не успев разгореться, и изначально слепленная из остатков чьих-то жизней. Нет, не из остатков, а из отходов, выброшенных в пустоту кем-то свыше, лишь бы они не отравляли и не очерняли отмеренные дни тем, кому посчастливилось не испытать груз ненужности и бессилия перед миром.

… Вновь чувствую, что кто-то стоит за спиной, ощущаю, как некто незримый наваливается мне на плечи, желая придавить к земле, и сопротивляться ему нет сил. Это невозможно. И я подчиняюсь. Который раз...

И давно уже не веду счет дням, когда вступал в неравный бой с судьбой и терпел поражение, каждый раз падая с обрыва и разбиваясь на кусочки, и чувствуя, как кто-то или что-то невидимое и непреодолимое подминает меня, втаптывает назад, в болото беспомощности и слабости. Снова мерзкое чувство зашевелилось в груди от обиды, будто не хватает воздуха, и голову поднять невозможно, точно на шею накинута веревка, на конце которой повис камень и теперь тянет меня вниз, в темноту, где мне давно уготовано место. Осознание этого вызывает очередной приступ истерического смеха, утопленного в горьких слезах, и хочется рвать себя и свою сущность в клочья. Разорвать и затеряться в небытии, чтобы там, наконец, найти долгожданный покой хоть в таком виде, чтобы больше никто не посмел дотянуться до меня. Чтобы не знать и не слышать насквозь пропитанного злой насмешкой хохота, осуждений, ненависти, взращенных ни на чем, и вскормленных убитыми и давно разложившимися человеческими чувствами. Мне холодно, но это не тот холод, который приносит с собой северный ветер или дождь, это холод мертвой с рождения жизни и огромного мира, в котором мне не хватило места, но в котором я — узник.