I

Нынешней осенью я снова была в дороге: мой путь пролегал в отдаленное и малоизвестное селение, но наверняка не лишенное жизни и какого-то особого очарования. За окном полупустого поезда мелькали почти избавившиеся от пестрого одеяния деревья, превращаясь к зиме в чернеющие причудливые фигуры. Сопровождавшая в путешествии погода не баловала, накрыв все пеленой из моросящего без конца дождя, и скрыв за серенькой слепой вуалью солнце. Эх, будь моя воля — повременила бы с поездкой, но счета и бумаги не ждут, и начальство тоже.

Моя профессия, связанная с бухгалтерией, как и имя, а звать меня Мария Семенова, всегда казалась мне довольно прозаичной и приземленной. Одно отличало от банковских и конторских счетоводов — вечные командировки, и бог знает куда. Моя компания предоставляла услуги выездного бухгалтера за определенную плату любому, кому они потребуются, и частенько клиенты обитали где-то на отшибе и в отдалении от больших городов. Однако меня это нисколько не тяготило, даже напротив, и каждый раз прибывая на новое временное место работы, я имела возможность полюбоваться на открывшиеся моему взору красоты и иметь удовольствие познакомиться с весьма интересными людьми. Согласитесь, ведь это лучше, чем сидеть в маленькой комнатке, время от времени улавливая в воздухе носом горький запах чьих-то сигарет, и чихать при этом; слушать бесконечную трель звонящих телефонов и монотонное щелканье, издаваемое кнопками калькуляторов.

Вот и в этот раз я ехала в теплом поезде разбирать чьи-то документы, оставшиеся после покойного, либо бывшего нерадивого счетовода. До прибытия оставалось около десяти минут, и потому я, уже полностью собравшаяся, наслаждалась видами из окна и придавалась размышлениям о том, что меня ждет.

Поезд все ленивее и ленивее двигался, пока не остановился совсем. На платформе было оживленнее, чем представлялось, и даже дождь не был помехой людям, решившим отправиться куда-то в путь, ожидать своего состава. Тут суетились молодые матери, окруженные отпрысками, поторапливаясь к своему вагону; сталкивались бабульки, нагруженные тюками и волочившие за собой тележки. На перроне под широкой и высокой крышей стояла парочка лотков со всевозможными лакомствами и напитками, и продавщицы зазывали путников купить у них чего-нибудь. Я вышла на платформу, неся в руках один единственный чемоданчик, и поспешила уйти в сторону. Накинув на голову капюшон, уверенно двинулась в направлении маленькой площадки, частично заставленной автомобилями. Возможно, там отыщется такси или тот, кто решится довезти меня до нужного пункта. В противном случае, мне придется звонить с вокзала хозяину дома, в который я направлялась, и просить его приехать за мной или послать кого-то. Но удача мне улыбнулась в виде весьма приятного мужчины лет сорока, стоявшего в глубине площадки и курившего возле машины с открытой дверцей. После моего обращения оказалось, что он как раз собирается ехать в направлении селения — его путь пролегает мимо, и мне придется немного пройтись самой. Я охотно согласилась с такими условиями, и, испытывая легкое чувство неловкости за доставленные неудобства своему благодетелю, устроилась с чемоданчиком на заднем сидении.

— И зачем же направляетесь туда? — поинтересовался мужчина, не отрывая глаз от дороги. — Насколько я знаю, ничего примечательного, кроме личных хозяйств и одного крупного имения некоего Швальца там ничего нет.

— По работе волею моего начальства, и как раз именно в имение, — я достала платок и промокнула капли на лице. — А вы знаете это владение и его хозяина? Было бы любопытно услышать, что о них могут рассказать чужаки, хочется понять, куда я попаду.

— Да рассказывать особо нечего, дом как дом, только больно староват и мрачноват, а в тумане и вовсе на призрак прошлого похож. Старика знать не знаю, говорят, что он совсем не выходит на улицу. Да это только болтовня, не больше! Люди вечно что-то выдумывают из-за собственной неосведомленности.

— Верно подмечено. Значит, хозяин там старик. Что ж, буду иметь ввиду, — во мне моментально разгорелось желание поскорее добраться до места и самой увидеть имение.

Через полчаса, или около того, мы остановились, и я поняла, что приехали. Я вышла из машины и обратила внимание, что стояли мы на дороге, проходившей прямо над глубокой низиной, в которой и располагалось селение. Все было видно, как на ладони, даже дух захватило.

— Будьте осторожнее, когда станете спускаться вниз — дорога не асфальтирована, и, должно быть, уже малость раскисла, — водитель выглянул из окошка. Я протянула ему некоторую сумму за оказанную услугу, но он наотрез отказался принимать деньги.

Его машина потихоньку двинулась дальше, и вскоре скрылась из вида. Мне пришлось немного пройтись и присмотреться, прежде чем я разглядела спрятавшуюся среди высохших кустарников и желтой травы дорожку, ведущую вниз. Стоило мне ступить на нее, как нога скользнула по грязи и я сделала шаг назад. Действительно, осторожность не повредит. К моменту как я спустилась, моя обувь была испачкана настолько, что стыдно показаться в ней на людях, плащ насквозь промок, отчего тело охватила дрожь и покрылось мурашками. Капюшон уже не играл своей роли, и волосы превратились в мокрое гнездо.

Имение я разглядела сразу, оно разительно отличалось от прочих домов, походивших друг на друга почти во всем. По дороге к нему я не встретила никого, и это не удивительно — кто захочет заниматься какими-либо делами во дворе, когда на улице такая непогода. И вот в этот момент мне показалось здесь все таким безликим и пустым, будто жизнь ушла из этих мест. Слишком неуютно я ощутила себя в окружившей меня незнакомой обстановке, чего прежде никогда не случалось. Прогнав не самые радужные мысли, почти бегом добралась до особняка и вспорхнула на крыльцо.

Трехэтажный длинный дом выглядел так, будто простоял тут века два, или больше, и время с удовольствием поменяло его облик. Вероятно, когда-то стены имели благородный темно-кирпичный цвет — мои глаза разглядели красно-коричневые пятна, терявшиеся средь густого мха и почерневших мест на сколотых и обветренных камнях, — и даже носили какой-то орнамент. Окна смотрели на меня черными проемами сквозь стекло, некоторые отгородились ставнями, и лишь в нескольких горел слабый свет. Мне плохо представлялось то, как можно обитать в таком унылом тяжелом месте одному, и едва ли посещать даже половину из имевшихся комнат.

Я схватилась за холодную железную ручку-кольцо и как следует постучала в дверь. Мой слух отчетливо различил сквозь шум дождя прокатившийся от стука гул внутри особняка. В тот самый миг мной почему-то овладело жуткое волнение, которое никогда меня не посещало при знакомстве с новыми клиентами. На стук никто не явился, и я повторила попытку, после которой не выдержала и сама проверила дверь — не заперта. Осторожно вошла внутрь и оказалась в весьма просторном, но довольно темном холле. Окликнув хозяина, я аж испугалась собственного голоса — он прозвучал так жутко и чуждо, когда стены оттолкнули его и отправили гулять по коридорам. В маленькие запыленные окошки просачивался тусклый серый свет, нисколько не разбавляя той темени, что царила вокруг меня, и я с трудом различала силуэты предметов интерьера. Зато на верхнем этаже несомненно горели лампы, их блеклое желтое мерцание слабым потоком разливалось по потолку и просачивалось на лестницу.

Наконец на мой зов соизволил кто-то выйти, я поняла это по неуверенным тяжелым шагам, раздавшимся в глубине первого этажа из помещений, следовавших за холлом. Там было еще темнее, чем здесь, и сколько не пыталась разглядеть встречающего, никак не могла угадать, кто это. Наконец из темени ко мне вышел старец высокого роста, неохотно передвигавший ногами. Я сумела различить его вытянутое лицо, которое мне показалось не очень-то приветливым, даже недовольным.

— Чем обязан? — голос его был низок, но очень чист. — Кто вы, и к кому пожаловали?

— Добрый день. Вы, должно быть, господин Швальц. Я Мария Андреевна Семенова, ваш бухгалтер на ближайший месяц. Помните, вы нанимали...

— Да, я Йохан Швальц, и да, припоминаю. Мне начало казаться, будто ожидаю вас целую вечность, и уж было решил, что не приедете. Прошу за мной, наверх, там более располагающая обстановка для обсуждения дел.

Мне осталось кивнуть головой и последовать за хозяином на второй этаж, что вызвало облегчение, ибо оставаться в темноте не было уже сил. Ступени скрипели под ногами, как полагается любым ступеням старых лестниц, знававших множество гостей, ходивших по ним туда-сюда. Высокие резные перила были обшарпаны и руки ощущали шероховатую поверхность с частично оставшимся лаком. Скромная и отжившая свое обстановка второго этажа — маленькая площадка, от которой в разные стороны тянулись коридоры, — сразу бросилась в глаза: давно выцветшие зеленые обои с неясным потертым рисунком, крошечный медные светильники на стенах, истоптанные ковровые дорожки. Из любопытства я осторожно наклонилась вперед и посмотрела в один из коридоров — столько дверей! Напротив лестницы вплотную к стене стоял небольшой письменный стол, судя по всему, здесь разбирали корреспонденцию и заполнялись документы.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — старик указал мне на один из стульев у стола, после чего сам занял второй. — Не буду вас утомлять долгими беседами и излишними инструкциями, к тому же, вы сами знаете свою работу. Мой личный бухгалтер, обитавший здесь до вас, оставил этот мир, и заодно и кипу не разобранных бумаг, которые необходимо привести в порядок. Мне нужна точность, своевременное заполнение отчетов о внесенных суммах за проживание жильцов, еженедельное подведение итогов о расходах...

С каждым словом, вылетавшим из уст этого человека, мне чудилось, что мужчина не в своем уме. Он живет здесь один, по крайней мере, я располагала такими сведениями. Таблички с надписью «гостиница» я точно не видела.

— Прошу прощения, но с этого места поподробнее, — мне пришлось перебить хозяина имения, в надежде прояснить полностью ситуацию.

В на удивление сохранивших глубокий зеленый цвет глазах господина Швальца мелькнула искра раздражения, густые седые брови слегка сдвинулись, однако он спокойно продолжил, и оказалось, что уже несколько лет его особняк представляет из себя дом временных жильцов — сдаются жилые комнаты. Это место принадлежало его роду, имевшему немецкое происхождение, более пары столетий, и когда-то оно было окружено лишь роскошными полями и садами, но со временем все поменялось, здесь появилось селение, но удаленность от большого мира осталась не тронутой.

— Селю людей на месяц или два, и мне не интересно, зачем они сюда приезжают, моя забота получать с них деньги и следить, чтобы все правила выполнялись жильцами безоговорочно. Я люблю порядок и тишину, и шумных приезжих никогда долго не держу у себя. И поскольку вы, уважаемая Мария Андреевна, также будете здесь жить, то и вас мои правила не обойдут стороной.

— Да, я все понимаю. Не волнуйтесь, я не стану испытывать ваше терпение, — как можно вежливее ответила, не желая дать усомниться старику в моих словах.

— Прекрасно. Но давайте прервемся на некоторое время; я провожу вас в вашу комнату и вы устроитесь как полагается. Путешествия так утомляют, знаю по себе. В пять вечера в правом крыле первого этажа начинает работать кухня, в семь — ужин в столовой.

— Все ужинают в одно время и в одном месте?

— Завтрак, обед и чай тоже для всех в определенные часы, и тоже в столовой. Надеюсь, вы не против таких условий?

— Что вы, вовсе нет.

Вообще-то, меня немного огорошила подобная странность, и с трудом представляла себе то, как буду вписываться в навязанный график и выполнять такое условие. Но еще больше — как я буду принимать пищу за одним столом с абсолютно незнакомыми мне людьми, которых еще не видела и не знаю, сколько их здесь. Разузнай я раньше обо всем подробно, то отказала бы начальству немедленно, даже под страхом быть уволенной.

Моя комната располагалась на третьем этаже в конце левого крыла, и оказалось, что кроме меня там больше никто не обитал — остальные комнаты пустовали. Хозяин пояснил, что так мне будет спокойнее заниматься делами, и никто не помешает. Кабинета мне никакого не предоставят — такого помещения попросту нет здесь, и все папки с документами я должна хранить у себя. Что ж, такому «соседству» я буду даже рада.

Обстановка была небогатая, но имелось все необходимое: одноместная кровать, застеленная чистым бельем и шерстяным пледом и с венчавшей ее белоснежной подушкой; напольный торшер рядом со спальным местом чудесно вписывался. У окна стоял роскошный секретер из красного дерева с множеством ящичков и полочек — пожалуй, это была единственная вещь, от которой не несло древностью и поношенностью. Возле него нашло свое место мягкое кресло с потертой обивкой. И последнее — высокий шкаф со стеклянной мозаикой на дверцах.

— Телефонов, кроме того, что в холле, не держим, Мария Андреевна, посему, если вам что-то нужно, придется обращаться ко мне напрямую. Моя комната на первом этаже за холлом, если захотите меня найти.

На этой ноте господин Швальц оставил меня в полном одиночестве и легком удивлении — местные порядки обескураживали, но с ними мне придется свыкнуться на месяц. За окном по-прежнему шел дождь, непогода усилилась, ветер неистовствовал и бился в стекло, от чего то, казалось, тихонько подрагивало. Я не стала торопиться разбирать свои немногочисленные вещи и решила немного осмотреть дом, заодно, если посчастливится, познакомлюсь с жильцами, хоть узнаю, с кем придется делить обеденный стол.

В коридорах и на этажах царила глухая тишина, даже становилось не по себе от этого. Удивительно, насколько может быть удручающе тихо в месте, населенном людьми, и насколько дух прошлого может довлеть на настоящим, прячась в каждом уголке. Твердой и уверенной походкой я прошлась до площадки и двинулась в противоположное крыло. Оно совершенно не отличалось от моего, только, возможно, пыли было значительно меньше на дверях и светильниках. Из одной комнаты послышался чей-то голос, железная ручка дрогнула и дверь бесшумно распахнулась. Мне пришлось посторониться, иначе опасность быть сбитой с ног не обошла бы стороной.

— Ох, прошу прощения, чуть было не произошло столкновение, — передо мной предстала маленькая худенькая женщина с виноватой улыбкой. — Я не знала, что здесь кто-то есть.

— Это моя вина. Вот, решила прогуляться по дому, осмотреть тут все, не подумала, что помешаю кому-то.

— Вы новый жилец? — женщина смотрела на меня как завороженная.

— И жилец, и работник — все в одном флаконе.

Из комнаты незнакомки вырвался сквозняк, и женщина, хватаясь за ручку, словно за спасательную лодку в открытом море после кораблекрушения, медленно и едва слышно закрыла дверь. Да, придержать ее нужно, но остальное мне показалось весьма странным.

— Господин Швальц не выносит шума от закрывающихся дверей, и его раздражает звук защелкивающихся замков. Советую и вам тихо закрывать двери. Кстати, меня зовут Дарья.

— Мария, — я протянула руку соседке по этажу. — Благодарю, непременно последую совету. Надеюсь, это последний сюрприз, о котором узнаю, не хотелось бы попасть в глупое и неудобное положение.

— Здесь это несложно, особенно вновь прибывшим. По вынужденным обстоятельствам, я уже не в первый раз вселяюсь в этот дом, мне даже выделяют всегда одну и ту же комнату, потому-то знаю все нюансы и мелочи, — Дарья поморщила нос и потупила глаза в пол. — Я направляюсь в читальную комнату, если хотите, присоединяйтесь.

Импровизированный «читальный зал» находился на первом этаже в каком-то закутке под лестницей: небольшая комнатенка, вмещавшая в себя два низеньких шкафчика с книгами в потрескавшихся переплетах, три стула и тумбу. И все те же старомодные выцветшие обои. На стенах красовались парочка достаточно ярко горящих светильников.

— Так вы здесь по работе? Кем же приходитесь? — женщина нервно дернула плечом, словно оборвала себя, и принялась выбирать книгу.

— Простым бухгалтером, и здесь проведу не меньше месяца, — мои пальцы пробежались по шершавым корешкам книг. — Вы давно знаете хозяина особняка?

— Без малого пять лет, а моя подруга, которая тоже здесь проживает, и того больше. Это она любезно мне поведала об этом чудесном месте.

— И что же вас приводит в эти места, раз так часто вселяетесь в этот старый дом?

— О, мою любимую книгу вернули на полку! — неожиданно воскликнула Дарья, сделав вид, будто не расслышала вопроса. — Пожалуй, сейчас же примусь за чтение.

Я поймала на себе ее острый мимолетный взгляд исподлобья, который быстро скользнул обратно к книге. Мне вдруг захотелось покинуть общество этой маленькой странной женщины, увлекшейся чтением, и, не проронив ни слова, тихо вышла в холл.

— Осматриваетесь? — передо мной, будто материализовавшийся из воздуха, возник хозяин дома. — Хорошее занятие, тем более, здесь есть на что поглядеть, сами понимаете, старый особняк, масса занятных уголков, любопытных вещиц в них. За столько лет было собрано уйма интересного, что прекрасно дополнило уже привезенное сюда с родины моих далеких предков. Кстати, здесь, — он указал на закуток, — раньше было хранилище для старых башмаков. Да-да, вы не ослышались, хоть и звучит странно и не понятно для посторонних, а до этого...

Тут Йохан осекся, и процедил сквозь зубы, что вряд ли будет интересно и важно молодежи, но все же продолжил монолог. Мысленно я согласилась со стариком. Вообще, едва приехав сюда, меня не покидало ощущение, будто оказалась совершенно в другом времени, в месте, оторванном от наступившей реальности. Я кивнула пару раз, слушая рассказ владельца дома о прошлом, о том, как все изменилось и как тут было прежде. Однако сейчас меня больше интересовало то, кто здесь проживает, с кем мне придется делить завтраки, обеды и ужины — любопытство буквально съедало, но задать вопрос напрямую не решилась, дабы не показаться нетактичной, к тому же, скоро я сама их увижу.

— Вот, возьмите, — старик резко перескочил с ностальгии к деловым вопросам, и протянул мне толстую папку. — Это личный журнал моего прежнего служащего, он вел его отдельно от всех бумаг, теперь журнал ваш. Изучите все как следует, ведь ошибок я не потерплю.

Не дожидаясь ответа, господин Швальц обошел меня и, шаркая, побрел в другое крыло особняка, что-то сердито бормоча. Странный человек.

— Уф, как же тут холодно, — только сейчас, блуждая по дому без верхней одежды, я ощутила, что воздух в холле напрочь остывший и сырой, будто эта часть постройки никогда не отапливалась.

Вернувшись в свои апартаменты, я положила папку на столешницу секретера и принялась распаковывать чемодан. Скинув с себя местами промокшую деловую одежду и пристроив ее обсыхать, облачилась в более домашнюю и удобную, и сразу почувствовала некоторое облегчение и спокойствие. Но ненадолго. Отворив скрипучие дверцы шкафа, чуть было не села на пол от удивления: внутри он оказался завален до самого верха скрепленными между собой бечёвкой бумагами, какими-то папками с уже порванными обложками, книгами и черт знает чем еще!

— Надо полагать, что это все — мне, — брови сами собой так и поднимались все выше и выше. Не было сомнений — здесь наберется документов за последние пару десятков лет, если не больше. Или прежний счетовод был таким щепетильным и педантичным, или, что более вероятно, сам господин Йохан велел собирать все до мельчайшего клочка. — Та-ак, похоже, тут намного веселее, чем казалось. Интересно, он сам заботливо перенес сюда такую гору, или кто помог? Не могла же она уже быть...

Тут по оконной раме со страшным грохотом хлопнула ставня, терзаемая остервеневшим ветром, от неожиданности заставив меня вздрогнуть и зайтись сердце. Где-то в стенах и под крышей засвистело, завыло, да так жутко и протяжно, что даже у меня, человека далекого от суеверий, похолодело в животе. Весь дом словно застонал, послышался едва различимый сухой треск, от чего совсем стало не по себе, хотя не припоминаю, чтобы когда-то могли подобные звуки заставить дрожать от страха. По стеклу с новой силой застучали капли дождя, а в пепельно-сером унылом небе показалась огромная угольного цвета туча. Я подошла ближе к окошку и окинула взглядом местность с ее нагоняющими тоску неприметными домиками, одинокой дорогой, ведущей на возвышенность, и худеньким леском в стороне. Над ним пару раз зловеще сверкнуло, горизонт на мгновение окрасился грязно-желтым и почти сразу раздались жуткие раскаты грома. Сложно было представить столь меланхоличное место в ином облике, объятое солнечным светом и с людской обыденной суетой. Я еще раз внимательно окинула взглядом блеклые жилые дома, но ни в одном не заметила и намека на свет — они вообще обитаемы? Воображение сразу стало рисовать пустые темные комнаты и коридорчики внутри жилищ, давно не встречавшие гостей прихожие, окошки, из которых смотрит только одиночество и темень.

Невольно поежившись от собственных выдумок и стряхнув налет мрачности, я принялась выгребать бумажные кипы из шкафа, пытаясь освободить хотя бы одну его половину для своих пожитков. Внутри, на удивление, оказалось немало пыли, и даже попались небольшие клочки паутинки с давно почившими паучками.

— Ну и ну… кхе-кхе! Откуда это принесли, из подвала, что ли? — в носу защекотало и я едва не чихнула. — А это что?

У почти освобожденной задней стенки шкафчика из-за вороха листков выглядывала треснувшая деревянная рамка, а рядом с ней — часть трости, рукоять которой украшала птичья голова из белой кости. Любопытство сразу взяло верх и, поскорее убрав остатки вещей, принялась рассматривать находку, которая здесь, должно быть, оказалась по ошибке. Моим глазам предстал портрет мужчины далеко не молодого возраста с сухим серьезным лицом, окаймленное густыми бакенбардами. Чуть вытянутую голову украшала пышная каштановая шевелюра, с боков покрытая широкой полосой седины — причудливое разделение. Прищуренные зеленые глаза, над которыми нависали изломанные брови, внимательно смотрели с холста, и в удивительно живом взгляде незнакомца смешалась холодность, колкость и лукавство, которые я отметила сразу. Не будь этой едкости, то искусной кистью мастера можно было бы любоваться долго. Под крючковатым носом растянулась тонкая нить плотно сжатых бесцветных губ с чуть опущенными уголками. Сдержанный и несколько сухой образ дополнял строгий графитового цвета сюртук с высоким воротом, из под которого выглядывал шарф.

Трость из темного дерева по сравнению с картиной с его треснувшей рамой оказалась в гораздо худшем состоянии: набалдашник местами имел сколы и едва держался на шафте, который по всей длине испещрили вмятинки и трещинки. Наконечник отсутствовал, что позволяло заглянуть в «секретную» полую часть трости, где, конечно же, ничего не было вложено. Но, несмотря на потрепанный и изношенный вид, дороговизна и ценность трости была очевидна. Вероятно, она когда-то принадлежала неизвестному мне господину с холста. Надо бы попросить хозяина дома забрать эти вещи отсюда — ни к чему, чтобы у меня в комнате находились пожитки, скорее всего, уже умершего человека.

— Надо было с собой прихватить чего-нибудь, а теперь, где тут что возьмешь, магазинов рядом точно не имеется, — посетовала я вслух, и в корзину для бумаг полетел смятый пакет из-под бутербродов, съеденных в поезде. Даже в очень отдаленных и обособленных городках и поселках я всегда могла найти местную продуктовую лавку или две, но здесь, очевидно, такой роскоши днем с огнем не сыщешь. Выбраться же в город самостоятельно сейчас точно не смогу, но после обязательно разузнаю, возможно ли из этого дома вызвать такси — телефон-то есть. — Будь оно неладно! Может у них хотя бы чай найдется, или кофе, да хоть воды стакан!

На одно мгновение я уловила, что меня одолела колючая раздражительность, которую раньше никогда не испытывала. Было ли дело в доме или в странных порядках внутри старых стен — понять трудно, но пришлось буквально прогонять неприятное и назойливое чувство.

(иллюстрация выполнена нейросетью)