Маяк

Как только тебя коснусь —

я попаду в рай.

Только в раю

не бросай меня, не бросай...

Антонио Перейра

1.

Нас не провожали. Я стояла, прислонившись к парапету, пока Сай опускал трап, смотрела на оплетённые железом фонари, на воткнутые в низкие тучи небо­скрёбы (мачты, мачты со спущенными парусами). Пустая набережная; в лужах зе­лёные блики; пропахший дождём город, личина Корабля...

Сай всё возился с трапом, тихо ругаясь, и я спросила:

— Ты так торопишься. Боишься, что они передумают?

— Да нет, — сказал Сай. — Но мне будет спокойнее, когда мы доплывём.

— Недалеко же, — сказала я. — Минут двадцать плыть, наверное.

— Около часа, — сказал Сай, справившийся, наконец, с трапом. — Ну, идём? Я пер­вый, ты сразу за мной, сразу, поняла?

На город он не смотрел — смотрел на меня, сидя на парапете.

— Ты-то не передумала?

Я вздохнула.

— Достал ты. Нет, не передумала.

— Тосковать же будешь, — в который раз сказал Сай.

— Зато не по тебе, — сказала я. — Спускайся, ты ведь так торопился.

Уже в лодке, глядя на его обтянутую светлым свитером спину, я сказала ему:

— Ты совсем на себя не похож сзади.

— Это плохо? — Он отвязал канат, и сел напротив меня. — Отчаливаем. Скажи что-нибудь патетическое.

— У тебя очень сексуальная спина, — сказала я. — Бери вёсла. Надеюсь, ты суме­ешь вести эту упряжку.

— Да, — сказал Сай. — Лучше бы упряжка, чем лодка.

Минут через десять я обернулась на странный звук и увидела, что Корабль раз­вернул паруса. Паруса были тёмные, в полнеба.

— Не смотри, — сказал Сай. — Не надо. Курить хочешь?

— Хочу. А ты взял? Меня что-то не хватило спросить у них сигареток на дорогу.

— Взял, конечно. — Он протянул мне смятую пачку. — Может, и есть хочешь?

— Эчка не хочучка… Слушай, а ещё есть курить? Вдруг там табак не выращи­вают?

— Где?

— Ну куда-то же мы попадём.

— Серьёзная проблема, — сочувственно сказал Сай. — У меня ещё два блока. И две пачки чая. А у тебя вроде блокнотик был.

— Блокнотик?

— Да, в кармашке. Самокрутки из чая не пробовала?

— Нет ещё, — сказала я. — Бычок-то можно за борт выкинуть?

— А чёрт его знает, — сказал Сай. — Ну, кидай.

— Воздержусь, пожалуй, — сказала я и потушила окурок о дно лодки. — Расскажи мне про маяк.

— Говорили уже, — сказал Сай. — Я толком не знаю, в чём тут дело.

— Нуль-Т, — предположила я. — Гиперпереход. Телепортация. Всё равно не пони­маю, почему меня можно с Корабля отправить, а тебя нельзя.

— Всё остальное ты поняла, да? — усмехнулся Сай.

— Самое главное, — сказала я. — Мне предстоит с тобой мучиться вечно.

— Вечно — это без меня, — уточнил Сай. — Надеюсь, ты не слишком расстроена.

Океан был тих — может быть, из-за непрекращающегося дождя; впрочем, ветер скоро поднялся — начал дуть мне в спину, словно подталкивая лодку. Но несильный и нехолодный. Некоторое время я боролась с желанием опустить руку в воду — тёплая она или нет.

— Сай? А рыбы здесь есть?

— Не знаю.

— Смотри — мы уже почти добрались, — сказала я, потому что Сай сидел к маяку спиной и за всю дорогу не обернулся ни разу.

Остров был совсем маленький, не остров даже — основание для башни. С вер­шины её уходил в океан широкий красный луч, — а с Корабля маяк казался просто звёздочкой, притягивающей взгляд после неизменно зелёных светильников.

— Сай! Ты Корабль видишь?

— Давно не вижу, — сказал Сай. — Ушёл он. Скатертью дорога.

На острове были камни — только камни, большие, маленькие, чёрные, мокрые камни. Сай слез в воду — ему оказалось по колено — и подтянул лодку вплотную к бе­регу.

— Сама выйдешь?

Я схватила сумку и спрыгнула на камни, и Сай выбрался на берег вслед за мной.

— Сай, уходит! Лодка уходит!

— Да и чёрт с ней.

— А вдруг маяк охраняет злобный дракон?

— Значит, я хвост ему оторву. Не назад же плыть! Ты готова к драке с огромным драконом? К перевязке моих кровавых ран? И придётся отдаться победителю, прямо здесь, на камнях, ты готова?..

— Всегда, мой славный рыцарь!

— Я серьёзно говорю. Давай? Только постелить нечего. Свитер если...

Дождь… свитер под твоей спиной… под моей спиной… я люблю тебя, я люблю тебя у подножия всех башен, на всех камнях мира, башни становятся пологом, камни — постелью… я люблю тебя… я не могу жить без тебя…

— Я не могу умереть без тебя, — сказал Сай, вытирая мокрыми пальцами моё лицо. — Можешь считать это комплиментом. Идём?

— Уже?

Сай засмеялся, но мне и правда было всё равно — я могла бы остаться с ним здесь. Навсегда. Под дождём, на скомканном свитере, у стены маяка. Всё равно.

2.

Башня маяка — высокая, метров двадцать — была сложена из бетонных плит и облицована кирпичом — наполовину осыпавшимся, грязно-серого цвета, но это был кирпич.

— Сколько же ей лет?

— Не знаю… — сказал Сай. Он стоял в дверном проёме — самой двери не было и в помине. — Очень много.

Внутри маяка стояла кромешная тьма, но Сай шагнул в эту тьму довольно уве­ренно и обернулся ко мне:

— Давай руку.

— Ты что, в темноте видишь?

— Немножко… — сказал он. — Да сейчас глаза привыкнут. Здесь не совсем темно — лампочка, наверное, на потолке.

Под ногами хлюпало — как в моём сне про колодец, и постепенно я стала разли­чать смутные силуэты каких-то предметов — ящики, что ли… кучи камней… или ще­бёнки… винтовая лестница, круто уходящая вверх. Рядом с лестницей валялось опро­кинутое кресло, полусгнившее, с разломанной спинкой.

— Древнее совсем, — сказала я. — Слушай, неужели здесь жили?

— Наверное, — сказал Сай. — Какая разница?

— Тебе неинтересно разве?

— Я вижу, что здесь нет скелетов, — сказал Сай. — Значит, отсюда уходили. Больше мне ничего не интересно, понимаешь?

— Нам наверх?

— Да… Не отходи от меня, пожалуйста. Ага, перила целы...

Мы поднимались медленно — очень было неудобно, вместо ступенек — узкие ме­таллические прутья («Я боялся, что деревянные и сгнили, — сказал с облегчением Сай. — Пришлось бы как-то по стенам подыматься». — «Ты и верёвку взял?» — «Взял, взял я верёвку, и она нам ещё пригодится». — «Зачем теперь?» — «Привяжу тебя к себе, чтобы не потерялась. Не отставай». — «Тебе бы мои каблуки!» — «Всё равно не отставай...» — «Откуда всё-таки кресло?» — «Злые колдуны забыли...»). Никакой лампочки наверху не оказалось, и Сай стукнулся об потолок головой и вполголоса выругался, выпустив мою руку.

— Люк. Держись как следует...

Люк был не заперт, и когда Сай откинул крышку, на нас упал свет — и дождь, и ветер, и рёв океана — всё сразу, я зажмурилась и оступилась, и Сай схватил меня за плечи.

— Шторм, однако! Холодно как, да?

— А мы забыли твой свитер, — сказала я.

— Да? — сказал Сай. Он улыбался, Сай, глядя в открытый люк, и вряд ли ему было холодно, и не помнил он о свитере, мне показалось, что и обо мне он не помнит сейчас, но он уже обернулся и сказал с восторгом:

— Красная лампа!

— И что?

— Не зелёная, — пояснил Сай, вылезая на площадку и протягивая мне руку. — Ты даже не представляешь, как это невероятно!

Лампа — стеклянный цилиндр в половину моего роста, наполненный нестерпимо ярким светом, — стояла посреди круглой площадки. Постаментом ей служил бетон­ный куб (из бетона торчала арматура — несколько гнутых проржавевших прутьев). Перед лампой — огромная линза, через которую шёл в океан луч маяка, отражённый и усиленный зеркалом, занимающим половину стены. Второй половины просто не было — площадка обрывалась низким бортиком.

Сай захлопнул люк и присел на корточки около постамента, взявшись обеими руками за арматурины.

— Что ты делаешь?

— Переход запустил, — сказал Сай и поднялся.

Наверное, его научили на Корабле какой-то магии, а может быть, и вправду достаточно было коснуться прутьев: шторм кончился — словно его выключили, а лампу пронизали нити, шесть вибрирующих голубых нитей, протянувшихся по лучу — в океан. Здесь, на площадке, они проходили сквозь нас обоих, прошивая зеркало, и в зеркале кончались в наших отражениях — не в лампе.

В наступившей тишине был отчётливо слышен хруст стекла. Зеркало по всей стене трескалось — и самая большая трещина пересекала его между нашими отраже­ниями, медленно ползла вверх и вниз, расширялась, нас не затрагивая, разделяя, словно на рисунке, и я вцепилась в Саеву рубашку.

— Что это?!

— Не знаю, — сказал Сай, не отрывая глаз от зеркала и стискивая меня всё крепче. Зеркало пучилось, расползалось, обнажая серый, не тронутый светом бетон, и не было в нём больше ни лампы, ни голубых нитей — ничего, только мы двое, словно об­ведённые жирным карандашом. Внезапно прекратился дождь — и я обернулась.

— Сай!!

— Я вижу, — напряжённо сказал он. — Держись крепче. Наверное, так должно быть. Это уже не маяк.

Зеркало окружало нас теперь со всех сторон — не зеркало, его осколки, медленно отрывающиеся от стен. Постамент, линза и лампа на нём, крышка люка на бетонном полу, ночь за бортиком площадки — исчезли как не были, остался только красный, слепящий свет, и я уткнулась Саю в грудь.

А потом — словно трещина в зеркале перебралась на нас — я перестала чувство­вать его — и ткань рубашки исчезла из моих рук.

— Держись! — закричал Сай. — Держись!!

3.

Всё тот же сентябрь: сухой, тёплый, с жёлтой, толстой луной.

— Вы ищете что-нибудь, девушка? — спросила меня продавщица ларька.

— Что? Нет… дайте мне «LM» красный… то есть, нет… «Три короля», пожалуйста.

— Пять пятьдесят. Ой, девушка, у вас кровь на лице!

— Да, спасибо, — сказала я и полезла за деньгами в кармашек юбки. Юбка была мокрая, как и вся одежда, мокрая, мокрая напрочь.

без скобок

Каждый вечер я хожу к ларьку за сигаретами. Короли Англии, Франции и Шве­ции никогда, наверное, не закончат свой военный совет, потому что каждый вечер я долго стою у витрины, разглядывая их шляпы, карты и кофейные чашки.

Но Корабль но низкое небо над Кораблём

Насмотревшись — и ничего не дождавшись — я покупаю пачку «Винстона», за­хожу во двор, сажусь на лавочку и курю одну за одной, уговаривая себя, что вот эта — последняя. Мне нужно бросать курить, и я не курю весь день — только вечером, на этой лавочке.

Шершавый парапет под правым локтем каменный холодный он почти всегда он так надоел мне

Возможно, я бы сумела убедить себя, что никакого Корабля не было, — просто моя психика не выдержала десятилетних страданий.

Улыбка Кречета его голос стены рубки стены колодца конфеты получают только послушные девочки верно

Глюки. Выдумка, мистическая история, возникшая в больной голове. Или про­сто яркий сон, занявший не больше мгновения моей жизни.

Корабль развернувший тёмные паруса и паруса закрыли собой его личину стран­ный город с зелёными фонарями на набережной личина Корабля

Царапина на щеке (от осколка зеркала, вне сомнений) и промокшая одежда — ничего не доказывают, нет, не доказывают… любой психиатр скажет мне это, и я обязательно сходила бы к психиатру, если бы не одно обстоятельство, которое объ­яснить нельзя ничем.

Я беременна. У меня почти год не было мужчины, но я беременна, и значит, это ребёнок Сая.

Я никому никогда не смогу сказать, чей это ребёнок, потому что считается, что Сай уже десять лет лежит под мраморной плитой на городском кладбище. Но что я скажу своему сыну? Сыну, зачатому на мокрых камнях другого мира, — а мне почему-то кажется, что этого не могло случиться на Корабле. Только там, у подножия зали­той дождём башни, где под спиной был скомканный свитер… Я люблю твоего отца у подножий всех башен мира, на всех камнях мира… во всех мирах, и он не сможет умереть без меня...

Возьми сказал Кречет не опускается мгла я разочарован

Сай не сможет умереть без меня — но я хочу знать, где он. Я хочу быть уверен­ной в том, что он не вернулся на Корабль. Куда угодно — только не на Корабль.

Корабль на котором остались пираты в белых рубашках маги с мерцающими глазами мои давно утонувшие одноклассники

На этот раз я не знаю, что лежит в сумке, собранной Саем в дорогу. Но, ко­нечно, он взял с собой карту с жирной линией маршрута до ближайшего маяка. Стра­тег и тактик, он должен был подумать об этом.

Вести упряжку — дело мужчины, но попутчик может оказаться кстати. Ведь од­ному тяжело на тропе.