ГЛАВА XIII

Заречная вновь ожила. Все встречные улыбались и здоровались, раскланиваясь с нами как с королевской четой. Одна маленькая девочка, лет семи, в нарядном платье, даже умудрилась сделать книксен и тут же серьезно добавила: «А у меня есть черная кошка. У нее глаза разные». Что ж, вполне подходящий питомец для юной ведьмочки.

Я украдкой поглядывал на свою спутницу. Что-то в ней неуловимо изменилось со вчерашнего дня. Рядом со мной теперь шла королева, но ее гордый взгляд и осанка не оставляли впечатления холодности. Напротив, от Олеси словно бы исходили волны теплого света, согревавшего всех вокруг. И в улыбках встречных я не замечал никакой иронии. Только любовь и уважение, часть которых, я это тоже чувствовал, предназначались и мне, грешному.

— Я же говорил, никуда они не денутся, придут, когда проголодаются, — закричал Федор жене, увидев наши изможденные не только голодом лица. И пояснил для нас: — Мария весь день порывалась отнести вам еду, но я не дал. Ладно, пойдем, Саша, опрокинем по стаканчику, как это у вас в столице называется, аперитиву. А Олесе не предлагаю, — Федор многозначительно поднял указательный палец к небу и строго добавил: — Ей нельзя, — и тут же оглушительно расхохотался.

Олеси, собственно, уже с нами не было. Мария мгновенно уволокла мою любимую на кухню, в свое царство кастрюль, сковородок и женских сплетен, откуда до нас доносились сногсшибательные запахи и тихие голоса.

— О, пошли перемывать твои ребра, — продолжал веселиться Федор, — они, похоже, сегодня у нас на ужин.

— Вряд ли мои ребра могут так вкусно пахнуть. Хотя, конечно, Мария из чего угодно способна сделать настоящий деликатес.

Федор лишь гордо кивнул.

— Перекусил, доживешь до ужина? Тогда в баньку. Я заранее натопил. Пошли, отхожу тебя веником. Чтоб ребра твои лучше пахли, — собственная шутка ему явно нравилась. — Только захвачу квасу холодненького из погреба.

Когда в баню посылают, это одно, а когда зовут — совсем другое. Место вроде то же, а направления совсем разные.

Не знаю, сколько времени Федор издевался надо мной со своим веником. В баню часы не берут. В принципе, туда не стоит брать вообще ничего, даже мысли. Все равно думать их там вы не сможете.

— Ну что, жарко? — спросил, наконец, Федор заботливо. — Вон — дерни за ту веревочку, легче станет.

Я стек с полки и весь в прилипших зеленых листиках, как молодая березка, потянулся к спасительному шнурку. Вверху что-то заскрипело, и на мою голову обрушился водопад ледяной воды.

— Я буду на вас жаловаться, — сказал я, как только перестал кричать букву "а" и смог снова вдохнуть воздух.

Еще одну ошибку я совершил уже перед самым выходом — заглянул в маленькое зеркальце, висевшее в предбаннике. Та красная, глупая и чрезвычайно довольная жизнью физиономия, которую я там увидел, никак не могла принадлежать доктору философии.

— Ты чего так орал, любимый? — спросила Олеся, встретив меня в доме. — Соседи интересовались, что мы тут с тобой делаем. Еле успокоила.

— Так откуда ж я знал, что он такой нежный, — виновато развел руками Федор, на лице которого, впрочем, не было и намека на раскаяние.

Олеся и Мария понимающе переглянулись.

Описывать ужин, приготовленный хозяйкой, нет никакого смысла. Сытый останется равнодушен, а голодному это грозит обострением гастрита. Еда показалась мне божественной, если подобные эпитеты вообще уместны в таком месте, как Заречная.

Весь вечер я ловил на себе полувосхищенные — полуопасливые взгляды Марии. «Видимо, результат пересказа моей любимой краткого содержания нашей брачной ночи», — догадался я. Что уж она про меня наболтала, трудно сказать, но синопсис явно произвел на Марию сильное впечатление. Федору, судя по всему, предстоит долгая и беспокойная ночь. Ну и хорошо, это будет моя месть за ту его веревочку в бане. По тому, как Мария взяла ничего еще не подозревающего мужа под руку и повела в дом, проводив нас, я понял, что не ошибся.

— Ты сегодня ночуешь у себя, дорогой мой, — сказала Олеся, когда мы отошли от дома Федора. — Чтобы попытаться поговорить с твоим отцом, мне надо спать очень крепко, а в твоем присутствии это не получается. Да и вряд ли тебе понравится женщина, бродящая во сне по темному дому. Вид, подозреваю, жутковатый.

Мне ничего не оставалось, как проводить Олесю и отправиться в свое новое жилище, доставшееся по наследству от хорошей женщины Настасьи. Дом встретил меня темными окнами, но, войдя, я не стал зажигать керосиновую лампу, стоявшую возле кровати. С удовольствием скинув с себя одежду, я упал на чистые простыни и отключился, едва голова коснулась подушки. А может, и раньше, не помню.

Глава XIV

За окном еще не начало светать, когда меня разбудила Олеся. Ее лицо в лунном свете было встревоженным.

— Ты мне опять снишься бесплотно или я могу начать сразу обниматься, не опасаясь схватить пустоту за талию и свалиться с кровати? — спросил я, протирая глаза.

— Не снюсь, но обниматься не будем. У меня плохие новости, Саша. Мне не удалось связаться с твоим отцом. Это странно, потому что я смогла достать до него, но он мне не отвечает. Там что-то не так. Он жив, спит, но не дома и как-то неправильно. Я почти уверена, что он в больнице и это не сон, а искусственная кома. Такой черной пустоты в обычном человеческом сне не бывает.

Я сел на кровати. Через минуту мне удалось загнать панические мысли в дальний уголок сознания и запереть там до времени.

Надо было успокоиться и решить, что делать. Олеся молчала, ожидая, что я скажу.

— Так. Начнем по порядку, — я рассуждал вслух. Так было легче упорядочить мысли. — Ближайший телефон в Крестовском, на почте. Но звонить мне некому. Матери — бесполезно и незачем. Она давно живет в другой стране, и у нее другая семья. Так получилось. Узнать, что с отцом, я могу только у того же Виктора, но этого делать нельзя. Он не должен знать, что я жив. Секретарша Вика, скорее всего, протеже дяди Вити, тоже отпадает. Я больше не знаю, кому можно доверять.

Я растер лицо руками.

— Олеся, мне срочно надо в Москву. Ты же понимаешь.

Она кивнула.

— Есть возможность выбраться отсюда, миновав Крестовский?

— Есть, но переходы по горам в обход Крестовского займут неделю в лучшем случае… — Олеся задумалась, что-то прикидывая в уме. — Мы можем попытаться миновать Крестовский ночью по реке, но лодку и мотор придется нести по суше до той сторожки, где вы были. Пороги отсюда против течения нам не пройти.

— Что значит «нам»?

— Я пойду с тобой, Саша. И вернусь обратно, как только ты будешь в безопасности. Никто не сможет тебе помочь так, как я. И это не обсуждается.

— Хорошо. Один раз. А вообще, в семье главным буду я.

— Это что, предложение? — Олеся поймала меня на слове.

— Нет. Предложение будет на одном колене с колечком в бархатной коробочке, которое я протяну тебе дрожащей от волнения рукой. А это… пусть будет, скажем, протокол о намерениях.

— Я согласна на намерения, мне очень нравится твой протокол. Ой, то есть наоборот. Мне очень нравятся твои намерения. Ну и протокол тоже… — Олеся наклонилась и поцеловала меня, так и сидящего нагишом на кровати.

— Все, время дорого. Высокие договаривающиеся стороны идут будить бедного Федора, — моя любимая грациозно увернулась от моих объятий.

— Если он, конечно, сегодня спал, — уточнил я мысленно.

Федор все-таки спал. Но, судя по его виду, с которым он нас встретил, совсем недолго. Надо отдать ему должное: выслушав наши новости, он тут же оделся и унесся в рассветную мглу организовывать лодку и людей в помощь. Пока невыспавшаяся, но довольная Мария кормила нас ранним завтраком, Федор вернулся с тремя крепкими ребятами, тащившими на себе лодку и двигатель. От шума и суеты во дворе проснулся и Никита, тут же потребовав взять его в нашу экспедицию.

Когда взошло солнце, мы уже были довольно далеко от Заречной. Шли небыстро с таким-то грузом, часто устраивая привалы. Мне досталось тащить тяжеленный рюкзак, где, кроме всего прочего, нашлось место для пирогов и прочей снеди, которой снабдила нас в дорогу Мария.

Мои мысли в голове были не менее тяжелыми, чем рюкзак на спине. Что с отцом? Его давняя неизлечимая болезнь перешла в решительное наступление? Или Терехов расчищает себе дорогу к вершине власти в компании, не дождавшись подтверждения моей гибели? Имеет ли он отношение к болезни моего отца или просто решил ею воспользоваться, а меня устранить как единственного наследника?

Неожиданно наша процессия остановилась. Я взглянул вперед и обмер. Дорогу нам преградил огромный черный волк. Он спокойно сидел на тропе и смотрел на нас желтыми глазами. Я не успел ничего сообразить, когда Олеся сняла свой рюкзак, положила его на землю и направилась прямо к гигантскому зверю.

— Черныш, миленький ты мой, привет. Где ты пропадал все это время?

Черный волк размером с небольшого медведя лег на землю и положил тяжелую седую голову на лапы. Олеся уселась рядом, ласково потрепав его за уши. Я зажмурился от ужаса. Волк же поднял голову и лизнул девушку в щеку.

— Ребята, познакомьтесь. Саша, это Черныш, мой старый друг. Черныш, это Саша, мой… — Олеся замялась на секунду, но тут же уверенно закончила: — Мой жених.

Волк осмотрел меня внимательно с головы до ног, подумал немного, потом слегка кивнул. Чувствуя себя полным идиотом, я кивнул в ответ.

— Ну вот и отлично. Остальных ты знаешь.

— Вы идите, я вас догоню. Нам с Чернышом надо поговорить, — сказала Олеся, обращаясь уже к нам. — Сашенька, достань, пожалуйста, у себя из рюкзака пирог с курицей. Черныш любит с курицей. Да, Черныш?

Черныш снова кивнул, а я решил не зацикливаться на своем внезапном сумасшествии и полез в рюкзак за куриным пирогом.

Все вновь взяли свою поклажу и двинулись вперед. Перед тем как скрыться за поворотом, я оглянулся. Волк лежа доедал кусок пирога, а Олеся, сидя перед ним на корточках, что-то горячо доказывала, размахивая руками.

— Он кто, оборотень? — спросил я Олесю, когда она догнала нас на следующем привале.

— Кто, Черныш? — Олеся сделала круглые глаза. — Саша, какой оборотень? Оборотней не бывает. Это каждая ведьма знает. Ты насмотрелся этих ваших дурацких сериалов. Черныш просто волк, только очень старый и очень умный. Мы познакомились давным-давно, когда я была маленькой девочкой, а он щенком. Вместе играли. Ну как играли? Хулиганили в основном. Дети же.

— Ну, не так уж и давным-давно ты была маленькой девочкой. Не льсти себе. А что ты ему так горячо доказывала?

— Ну, он о тебе расспрашивал. Кто такой, откуда взялся и на фига мне сдался. Я ему вкратце объяснила. Еще он хотел идти со мной, охранять, но я отговорила. Правда, он упрямый. Наверняка идет за нами где-то в лесу, — Олеся сделала широкий жест рукой, показывая, где может находиться Черныш, и добавила: — А про девочку — это был такой комплимент? Круто!

Продолжение следует