Тренировка для крыльев

— Ты уверена? — спросили они меня в последний раз.

Ласковые, заботливые голоса, но я не слышала их. Душа рвалась в бой, уверенность в скорой победе кружила голову, я все знала, все могла, мне не нужны были советы.

Я нетерпеливо топталась на краю в ожидании своего часа. И это мое нетерпение все больше затягивало паузу, делало ее невыносимо и ненужно долгой, пустой. А они улыбались мне привычно доброй и чуть печальной улыбкой, но я злилась и отказывалась ее понимать. Наконец-то они согласно кивнули и отпустили меня с миром.

Я легко оттолкнулась и взмыла, предвкушая радость полета, но камнем полетела вниз — навстречу твердой земле, забытому чувству страха, разочарования и несвободы.

***

Было холодно, стыдно и неуютно. Нестерпимо хотелось домой. Глаза жгло, пелена боли висела туманом — я отчаянно не хотела здороваться с этим миром. Иногда теряла сознание, или, скорее, сознание теряло меня — память таяла с каждым вдохом. Я снова становилась человеком.

Произошла ошибка, думала я, все должно быть совсем по-другому! Меня скоро вытащат отсюда, я смогу повторить прыжок. Надо только немного подождать, и все образуется...

Но никто не спешил мне на помощь. От безысходности я металась по своей тюрьме — раз удалось вырваться, но меня грубо вернули назад. В конце концов я успокоилась и смирилась. И только тогда мое Я разлетелось на атомы и собралось вновь чистым листом, который еще предстояло заполнить.

***

Грубый и резкий мир на поверку оказался не так уж плох. Я начала различать запахи, чувствовать прикосновения, откликаться на голоса, видеть краски. Из цветных и черно-белых бликов складывались фигуры, из фигур — картинки. Иногда они снова расплывались в бесформенные пятна, но я быстро училась, и трафарет общепринятой реальности безжалостно отсекал все несуразности — мой мир приобретал форму в ущерб истине. Но таков был замысел, и теперь он мне нравился.

Учиться дышать воздухом и ходить по земле — что может быть интереснее?

***

Постепенно память стиралась — так было легче постигать новое, вернее, хорошо забытое старое. Привыкая к своему телу, я награждала его синяками и царапинами за каждый успешно пройденный урок. В один прекрасный день я забыла все — пошел обратный отсчет. С этого момента я вновь должна была вспоминать — крупица за крупицей собирать разбросанные во времени зернышки моей истории.

Зачем нужно это забвение? Почему не прийти сюда во всеоружии накопленного опыта: смелым, бесстрашным, уверенным в себе? Зачем снова вниз, в бездну?

Но падают те, кто не умеет летать, и, видно, с моими крыльями что-то не так, раз я снова вернулась сюда. Или всему виной дырявые облака? Страх гостит на земле, его нет в небе. Оступишься — не заметишь.

***

В семь лет я посмотрела на себя со стороны. Каждую секунду я повторяла чужой девочке имя, чтобы не забыть, кто я. Или чтобы не вспомнить, кто я на самом деле. Знала: мое настоящее имя другое. И это было все, что я знала.

Растерянная, в парадных белых туфлях, среди охристо-лиловых клумб, я так и останусь стоять в том парке, прислушиваясь к себе. Терпкий запах зеленых орехов и спокойствие от того, что рубеж пройден. Я всегда пойму, если позовут не меня, вот только как мне откликнуться на свое имя?

***

Когда нас стало двое, меня стало достаточно, чтобы в жизни появился смысл. Мы не мелочились — шили наряды куклам из бабушкиных платьев, дарили друг другу дорогие вещи из маминых коллекций чешского хрусталя, писали пространные письма, когда болели, и не ленились рисовать, расходуя весь запас фломастеров. Ничего не оставалось на потом, все было сейчас.

Вот он, вкус настоящей свободы! Да и от чего может зависеть ребенок, который творит мир своими руками? Который говорит с животными и носит за спиной колчан со стрелами Робин Гуда. Которому помогают все феи его мира...

Много позже я познакомлюсь с некрасивым словом «реальность». И зачем так старательно оберегать детский мир волшебства, чтобы потом из кожи вон вылезти доказывая, что его не существует? Эту загадку для взрослых я не разгадаю никогда.

***

К ее приходу я была не готова, как и ко всей этой жизни. Волшебный мир получил второе рождение — я влюбилась. Все недостижимое и невероятное перебралось из сказочной страны на остров разбуженных чувств. Придуманные персонажи не хотели уходить — мы вместе взрослели и менялись. Те, которые «мы», и те, которые «против нас» — как же вы прочно засели в моей голове, когда вымышленные миры кончились, и бежать вам было некуда! Куда бы я ни пошла, лязг ваших мечей до сих пор слышу за спиной, но нет победителя в этой войне.

Я не спросила у Любви, нравилась ли ей ваша компания, кажется, ей было все равно. Она раскрыла окна и двери настежь, впуская внутрь все без разбору — бесстрашная, она могла справиться с чем угодно. На долгие годы Любовь стала единоправной хозяйкой в моем доме — нет, дом не покрылся паутиной, хоть она никогда не занималась домашней работой. Напротив — стены заметно посветлели, на полу появились белые ковры, в комнате витал запах розы. Случалось, Любовь надевала доспехи и уходила на день-два, но я не беспокоилась — она всегда возвращалась. Хотя однажды Любовь ушла надолго — в домашнем легком платье, без оружия и припасов. Растворилась в дверном проеме, и я не видела ее больше года.

Вернулась Люба притихшей и серьезной, еще немного погостила у меня, потом сказала, что теперь я справлюсь сама, и снова ушла. И все было бы ничего, если бы...

***

Если бы я не решилась отправиться вслед за ним, эта история оказалась бы немного правильнее и намного скучнее. Но незнакомая дорога влекла меня. Тем более, я не оставляла надежду нагнать Любу — все же нам хорошо было вдвоем. Из-за особой близости, которая возникла между нами, называть ее Любовью стало неуместно, и она превратилась в Любу, Любочку.

Что это было за путешествие! Каждая встреча — спектакль! Но все спектакли когда-нибудь заканчиваются, а моя бродячая актерская жизнь продолжалась. По дороге я растеряла все, что имела, и возвращаться с пустыми руками домой было стыдно.

Когда превращаешься в героиню трагикомедии, трудно не впадать в крайности, чем я занималась постоянно. Но как же тщательно я готовилась к своему выходу! Он был, конечно же, не против моих театральных постановок — дольше всех хлопал и вполне убедительно кричал «Браво», а потом вставал и с улыбкой уходил восвояси. Вслед летели обиды, угрозы и тарелки, а он продолжал вежливо раскланиваться и пятиться к выходу. Порой хочется верить, что и он тогда был пленником своей роли, вот только зачем мне теперь такая вера?

Не помню, каков был счет, когда в этой борьбе эгоизмов наступило затишье — то ли от усталости, то ли от скуки.

И как только мы взяли тайм аут, нашлась Любочка. Она первым делом проверила, все ли в доме на месте, чисто ли здесь и убрано, свеж ли воздух, есть ли еда в кладовке. Наконец Люба глянула на меня, и на ее лице промелькнула легкая озабоченность. Однако это длилось не долго. Счастливые нашей встречей, мы хохотали и носились по дому, делая его светлым, чистым и уютным. Мы заполнили шкафы ворохом новых платьев, на столах вкусно пахли пироги, гости один за другим приходили в дом.

***

Забытые сказочные персонажи тем временем скучали в одиночестве. Они пытались что-то советовать, куда-то вести — но где мне было их услышать и понять? В своей серьезной взрослой жизни я разучилась это делать.

Помог случай — весенний дождь донес их голоса, и я принялась торопливо записывать… Герои послушно сходили с рук на бумагу и отправлялись в путешествие, а, вернувшись, приносили что-то ценное — в благодарность за дарованную свободу. Это были радостные дни, но настал миг, когда я проводила последнего вольноотпущенного.

Люба была рядом — наблюдала со стороны, не вмешивалась — и на том спасибо, не бросила на произвол судьбы. Но даже при ее поддержке, пришлось туго. Я не привыкла к реальности, а прятаться было некуда. Знакомый, исхоженный вдоль и поперек придуманный мир исчез, оставив после себя едва уловимый терпкий запах зеленых орехов.

Я заново открывала прописные истины. Горячее обжигает кожу. Для холодной погоды нужна теплая одежда. Обидные слова больно ранят. Одиночество — это не свобода. И самое главное — ради воплощения чудес приходится хорошо попотеть.

С людей осенней листвой падали маски — я прикоснулась к лицу и сняла свою тоже. Пусть видят, чего уж там.

***

Насчет крыльев.

Теперь я смогла вспомнить вас — как вы учили, снаряжали в дорогу, как были добры и терпеливы ко мне, вечно несогласной, строптивой, гордой. Как боролись за меня, как вели против моей же неразумной воли, как искали голоса, которые я бы услышала и руки, которым доверилась бы. Как прощали мою глупость, как воспитывали дух, как сносили мои слезы и причитания. Как позволяли радоваться, как уговорили Любочку вернуться, когда она посчитала меня безнадежной, как защищали от меня близких, как позволили мне вспомнить.

И вот что я подумала. Конечно же, когда-нибудь я научусь летать. Обещаю вам! Но прежде научусь жить.