Иванова и год козы

Иванова решительно высыпала в тазик второй пакет синьки. Я нерешительно спросил:

— Иванова, ты в своём уме?

Манька жалобно сказала:

— Меее-мееее

Иванова решительно взяла из под лавки ведро воды. Я, я с колодца принёс, заметьте, без всякого коромысла. Это только Иванова с коромыслом умеет управляться. Нацепит два ведра и плывёт лебёдушкой. Я ей ору, как оглашенный:

— Иванова, а третье ведро забыла?!!

А она мне так вальяжно:

— Кандыбай!!!

И я, как дурак, кандыбаю за Ивановой с третьим ведром, она плывёт лебёдушкой, а я кандыбаю, спотыкаюсь и подскальзываюсь, а она плывёт…

— Иванова, куда? Поворот оверштаг! — ору я, кандыбая и спотыкаясь, весь в слезах, в соплях и в брызгах от третьего ведра, которое почему-то никак не хочет делать оверштаг вслед за Ивановой.

Манька жалобно орёт :

— Меее-мееее

Ведро не делает оверштаг, не вписывается в поворот, я весь в слезах и соплях пролетаю мимо крыльца… а Иванова… А Иванова решительно высыпала в тазик второй пакет синьки.

— Год синей козы! — сказалаИванова, а Манька жалобно сказала:

— Меее-мееее

Нет, ну это же правильно, Новый год! Год синей козы! Иванова всё делает правильно. Иванова всегда всё-всё делает правильно.

Только Манька почему-то жалобно орёт :

— Меее-мееее

И чего, спрашивается, орёт? Её же резать не собираются.

А потом пришли волки позорные (ударение-то, вы, надеюсь, правильно поставили? На последнем слоге? То-то! А то Иванова вас не поймёт!).

А потом уже пришла Иванова с синей козой Манькой и с капустой. Иванова пришла, заметьте, без коромысла, и сразу сказала:

— Я убью тебя, лодочник!

А какой я, прости господи, лодочник? Я просто Дед Мороз.

Но Иванова же этого не понимает. У неё есть коза, капуста и волки позорные (ударение-то, вы, надеюсь, правильно поставили? На последнем слоге? То-то! А то Иванова вас не поймёт!).

Нет, ну а чего? Год синей козы, есть капуста, есть и волки позорные (ударение-то, вы, надеюсь, правильно поставили? На последнем слоге? То-то! А то Иванова вас не поймёт!). Есть ёлка и есть Дед Мороз (здрасьте, это я!). И есть Иванова!

Люблю я Иванову.

Нет, я капусту тоже люблю, особенно, когда её заквасить правильно, как Иванова только и умеет, но Иванову я люблю больше.

Только Манька почему-то жалобно орёт :

— Меее-мееее

А волки позорные (ударение-то, вы, надеюсь, правильно поставили? На последнем слоге? То-то! А то Иванова вас не поймёт!) капусту не любят, они любят Маньку, даже если когда она и синяя. Иванова тоже любит Маньку.

Капусту она тоже любит, особенно если её заквасить правильно, как Иванова только и умеет, а я, выходит, лодочник.

Но задача выходит уже не стремя неизвестными, а с черыремя. Тут вмешивается фактор неопределённости Иванова.

Люблю я Иванову.

А вот любит ли меня Иванова? — это вопрос, не зря же фактор неопределённости Иванова.

И я не лодочник и не маленькая лошадка, что стоит много-много денег, я Дед Мороз, синий нос (спасибо Ивановой и её синьке), я добрый, и у меня есть борода из ваты. И я люблю Иванову.

Иванова любит Маньку и капусту. Волки позорные (ударение-то, вы, надеюсь, правильно поставили? На последнем слоге? То-то! А то Иванова вас не поймёт!) капусту не любят, они любят Маньку.

А я не лодочник!!!