Ветерок

Ветерок устал. Весь день причесывал он космы трав, приглаживал тревожно спавшие деревья, бросал горсти семян в плодородную землю, а вечером спугнул его едва слышный плач. Запахом разнотравья ворвался ветерок в раскрытое окно, ласковым котенком свернулся на коленях человеческого детеныша, мягкими лапками коснулся его щек, стирая бегущие слезы.

— Почему ты плачешь? — спросил ветерок.

— Меня никто не любит…

— Я люблю.

— Меня никто не понимает…

— Я понимаю.

— Меня все обижают...

— Я не обижу.

— Мне одиноко!

— Выйди на улицу, там другие люди.

— Они плохие!

— Не все плохие.

— Там темно!

— Там бездонное небо, полное звезд. И луна, освещающая дорогу.

— Там мошки! Они кусаются!

— Там горький запах пижмы и серебро, разлившееся по озеру. Там ласковый речной песок, там мой брат ветерок, несущий на легких крыльях нежную прохладу.

— Там холодно!

— Там красиво. Там прекрасно… идем!

— Не пойду! Останусь здесь! Хватит с меня!

«Глупый детеныш», — подумал ветерок и вновь вылетел в окошко, кинув возле дома семена сирени. Может, если прорастут, детенышу будет легче? Спокойнее?

Ветерок был занят. Он кутал леса в одеяло снега, тянул по небу тяжелые тучи, поил жаждущую землю, яростным порывом проносился по стонавшим деревьям, срывая с них листья. Он искренне радовался — еще немного и взойдут посеянные семена, расстелится по полям бархат молодых трав, укроет ивняк берега рек, устремятся в небо стрелами деревья.

Он смертельно устал и вновь влетел в окошко маленького домика, свернувшись калачиком у ног сидевшего в кресле детеныша, вслушался в треск дров в камине и шелест дождя за окном.

Он смотрел на дорожки еще не высохших слез на щеках человека и шептал едва слышно, как красиво небо, как сладко пахнут после дождя липы, как ласков шепот брата-ветерка. Он хотел рассказать, как удивителен на рассвете лес, сверкающий каплями росы, как приятна кислица дичек, выросших у речки. И как искрится, золотится под лучами солнца снег на лесной поляне.

«Детеныш уже совсем большой, почти взрослый, — с грустью подумал ветерок. — Я так долго летал… я так надолго оставил его одного… я так рад сюда вернуться. Наконец-то смогу отдохнуть… наконец-то смогу выйти с ним из дома и показать, каким удивительно красивым бывает мир!»

— Это ты виноват! — закричал вдруг проснувшийся детеныш.

— В чем?

— Не было на улице серебра! Не было луны! И звезд не было, лишь тучи и снег… я замерз! Я заболел! Я чуть не умер!

— Но… — смутился ветерок. — Я звал тебя летом, а ты вышел зимой...

— Ты! Ты! Ты! — кричал юноша, сжимая кулаки. — Ты приказал мне!

— Приказал? — удивился ветер. — Я лишь советовал, не более. Разве я могу тебе приказать? Разве ты мой раб? Ты человек, ты свободен!

— Зачем ты...?

— Я хотел помочь. Ты был так одинок… так несчастен. Я хотел подсказать…

— Да кто тебя просил! Кто просил помогать! Мне было хорошо! И сирень разрослась! Когда она цветет, невыносимо! Душно, а твой брат-ветер несет горькую вонь в раскрытые окна! Говорит, что оно может нравиться! Как это может нравиться? Видеть вас больше не могу!

«Не увидишь», — подумал ветерок и вновь вылетел в окошко. Он расправил крылья над темнеющим в кровавом закате лесом и поднялся в самую высь, туда, где не были слышны проклятия человеческого детеныша, куда не доносился стук топора...

Детеныш вырубил растущую возле его дома сирень. Все так же проклиная ветерок и его братьев, посадил под окнами плакучую березку. А ветерок временами задумчиво перебирал плети быстро растущего дерева и вслушивался в разговоры за окном. В теплом уютном доме человек рассказывал, как коварен и непоседлив ветер. Как грубы и невыносимы его братья. И как звал его ветер в холод и в темень, как нес глупости о красоте темного леса. Только березы могут быть красивы. И что сирень, которую ветер рассадил по холмам, плоха, крива, запутанна и воняет невыносимо горечью, что ее надо вырубить… и посадить светлые, красивые березы.

"Не понимаю людей. Разве я говорил, что березы не красивы? Я и березам временами помогаю вырасти..." — пожал плечами ветерок и полетел на холмы, туда, где сверкала роса на ветвях цветущей сирени.