Часть 4

— Сабару! — девчушка, прежде бывшая совсем еще малюткой, повисла на шее старшего из названных братьев. Молодой мужчина, засмеявшись, помог ей забраться себе на плечи и устроиться поудобнее. Пока демон играл с маленькой сестричкой, Люсиан хмуро наблюдал за всей картиной, терзая зубами полоску копченого мяса. Он испытывал странное чувство зависти, от которого чесалась рука надавать тумаков собственному кровнику. И это вызывало новое чувство — непонимания, — как можно желать это?

— Тебе ведь сегодня нужно идти заниматься? — Сабару старался говорить медленнее на языке демонов. Тиамирин, давно привыкнув к своему новому имени, все еще с трудом говорила на языке Леса. За пять зим она подтянулась, загорела, русые волосы потемнели… Издали теперь никто бы не смог отличить ее от сестер. Разве что до того, как она вступит в бой с кем-нибудь своим. В этом у нее ничего не получалось. Ну, не то чтобы совсем не получалось. Не получалось как у сверстников. Например, как у Роа или Каат в ее возрасте. Фарр как мог поддерживал Тиа — и это не прошло незамеченным мимо Люсиана.

— Да. Фарри проводит меня до шатра, — настроение Тиа, поднятое одним нахождением рядом с Сабару, пошло на нет, стоило только взглянуть на ее лицо. Упоминание о соучениках редко радовало девочку. Ни один из них не был из Дома Лачансаров, но все прекрасно знали о том кто она — алианка, которой позволили стать частью Леса. А тот не убил ее в первую ночь в его чертогах. И это злило детей еще больше.

— Пойдем, поешь сначала, — Сабару потрепал волосы сестрицы и вернулся под крышу дома. Люсиан, вздохнув, последовал за родственником, правда, шел очень медленным шагом.

Скоро тоже надо будет идти со всеми в дозор. До полудня продлятся занятия с детьми, а уже потом придется покинуть деревню. Начало похода продлится полдня — совсем недалеко от дома, а уже потом он уйдет намного дальше, чтобы выискивать с собратьями небольшие лагеря Белых и выжигать их, если Отец не сделал этого. Юноша затянул завязки сапог, сделав это слишком крепко — полосы кожи потом оставят след на ногах, но демон не жалел. Боль — не слишком большая плата за долгую разлуку с домом. Да, три ночи — много…

Викка пожелал удачи Тиа, покидая дом со своими делами. Сестры стайкой птиц тоже пронеслись следом — все трое пойдут в собственный дозор вверх по ручью. Вернутся завтра, маленькие счастливицы. Сабару подал Тиамирин еды, а сам сел шнуровать браслеты на руках. Девочка уткнулась в тарелку, но юный демон приметил, что воспитанница Лачансаров вздрагивает и ест через силу. Люсиан видел это и несколько дней назад. Наверное, это последствия недавней хвори. Билась с холодном поту под несколькими одеялами. Хоть ела хорошо. Виккаудок отпаивал ее настоями трав и шептался с дедом. Как понял из этого демон, у воспитанницы Дома была совсем не простуда.

— Это тебе, — демон перекусил шнурок с кулоном в виде фиолетовой капли аметиста и повязал его на шею Тиа, коснувшись губами ее затылка. «Черная алианка» вздрогнула и смущенно хихикнула, схватившись за подарок. Разглядывая камешек, она что-то бормотала, благодаря его. Люси почувствовал, что ему становится легче. Не только потому, что названая сестра ненадолго расслабилась. Он давно работал над этим амулетом. Минерал на шее девочке был когда-то цельным. Вторая часть его теперь крепилась к рукояти клинка полоской кожи, и была очень чувствительна к эмоциям хозяина — демон чувствовал, как его оружие слабо подрагивает в ножнах на поясе. Девочка беспокоится, — Люсиан знал об этом, не касаясь сознания сестрицы. Незачем тревожить ее лишний раз.

Уже рассматривая подарок, алианка запихала в рот остатки пищи и с нежеланием поплелась к выходу. Демон, затягивая косу кожаной ленточкой, увидел как ее уход в медном зеркале и нетерпеливо коснулся фиолетового осколка у пояса — если с ней плохо обращались в отсутствии Лачансаров, то Дом узнает об этом. И Люсиан поможет найти эту язву. Пока время позволяет, он не позволит обижать ту, что позволила ему жить дальше.

Черный халат из тончайшей шерсти приятно уколол теплом. Демон повязал одежду ремнем, сплетенным из тонких полос кожи, разглядывая алые росписи. Отцовская одежда ему была велика, но он об этом не подумал как «еще велика». Люсиан про себя мирился с мыслью, что совсем скоро он будет вдыхать воздух в другой деревне.

Демон пожаловался деду еще в позапрошлом году, что осенью испытывал странную тоску, всего лишь глядя на дебри Леса. Пожаловался, понимая, что Отец Зовет его — Медведь в нем вырос и готов стать покорным Сотворившему. Этой осенью его отпустят в Лес. Кого он встретит ночью просторах Отца? Улыбчивую Волчицу из восточных селений? А, может, яркоглазую Ледяную Птицу из поселков высоко в заснеженных скалах? Говорят, что иногда Зов ведет несколько ночей и дней далеко на север или восток. Там живут другие нелии, демоны, Охотники и Дети Отца. Юноша был наслышан о быстроте и ловкости Орлов, бесстрашии Песчаных Котов, выносливости Единорогов и многих других Домов — Т’хавов, Лебедей, Рысей, Барсов, Лис и других. Когда-то его взволновала до дрожи Змейка из одной приморской деревни северо-востока. Вскоре нелий-Медведь стал испытывать к Охотникам из других деревень лишь поверхностный интерес. Когда осознал, что когда-то покинет свой дом и семью, в которой вырос. Сестры останутся — они кровь и плоть Лачансаров, и их потомки будут Лачансарами, дочери по крайней мере. Будучи еще мальчиком, без Маски, Люсиан спросил отца в какой деревне он вырос. Взрослый Волк с улыбкой рассказал о поселке на лиловых холмах, закрытых от агонарцев непроходимыми рощами колючих деревьев и ядовитых трав. Лишь тогда юный нелий приметил, что его отец и волосы заплетает по-другому — не в одну косу, одинарную, обратным плетением, а тройную — собирает сначала пряди не доходя до висков, потом вплетает прядки, выходящие немного за уши, а потом уже остальные — и плетет наложением. Как первый отпрыск своего отца, Сабару тоже плел волосы как Волк. И обязан был потом уйти в деревню, из которой ушел его отец. Это звалось Кровь-за-Кровь.

«Когда-нибудь первое мое дитя займет мое место в этой деревне, а я буду ему плести волосы так, как это делают Медведи.» — с горькой грустью подумал Люсиан, слишком резко выкрикнув призыв учеников к занятию.

— He’iaarte’r! — горло демона от подступившей горечи резанула вошедшая в сознание фраза «Слушать только меня» еще с первых занятий в кругу одногодок. Стайка детишек чуть старше Фарра и Тиа немедленно заняли мгновенье назад пустовавший двор Дома Лачансар. Все стояли прямо и крепко как молодые дубки, боясь пошевелиться. Люсиан знал, что за малейшую провинность одного его отец награждал всех ударом хлыста, что носил на поясе. Молодой учитель помнил своих учителей — один учил терпеть холод, стоя по грудь в зимнем ручье; другой «обучал» через общение с ядовитыми змеями и скорпионами, а третий высылал найти его в Лесу всей группе учеников среди буреломов после дня на солнцепеке без еды и воды. Последний из «уроков» стоил юноше сломанной маски.

«Пляска» детей началась с первого же движения Люсиана, твердившего про себя указания к действиям, словно он сам был среди этих ребятишек. Выхватить клинок и сразу нанести удар по дуге, идущей чуть вверх. Лезвие после удара развернуть острием к земле, новый удар — небольшая петля и обратная дуга к ножнам, спина сама сгибается в легком поклоне, левая рука уходит за спину и сгибается в локте. Новая дуга серебристого металла, тут же удар невидимому противнику локтем. Тело стремится вращаться — правая нога сбивает, дает опору, а левая добивает сверху. Теперь это должны повторить все — найдя свою высоту ударных дуг и осознать когда могут попасть под удар сами.

«Уже скоро Маску нацепят…» — с подступившей неприязнью отметил Люсиан, глядя на грацию соплеменников. С такими Охотниками у агонарцев будет много неприятностей, — это понимал нелий и без чужой помощи.

Он начал пляску нового удара, более сложного и требующего хорошего равновесия, когда в висок больно укололо, да так, что юноша, потеряв опору от неожиданной и острой боли, рухнул на колени в пыль. Дети шумно вздохнули и задержали дыхание от непонимания и внезапности.

Люсиан стоял на четвереньках, глядя, как на оранжевую от глины землю падают алые капли. Он поднес руку к лицу и вытер липкую кровь, тонкой струйкой идущую из носа. Перед глазами у него плясали огоньки, словно он получил мощный удар в голову ногой. Неясный взгляд упал на клинок, плюхнувшийся рядом из задрожавших рук. Необработанный аметист побелел.

***

Тиамирин осознала, что пришла в себя, когда потолок для нее стал отчетливо виден. Она чувствовала, что лицо ее все еще горело от слез, а губы опухли укусов — иначе боль в плече стерпеть было невозможно. Девочка все еще видела перед собой картины своей же крови на ладонях и визжащий костер перед собой. Но все видения скользили по отполированному красно-коричневому дереву.

В комнате пахло настоями Викка и мыльным корнем. Что странно — пахло окружение, а не тело Тиа. «Черная алианка» без труда поднялась, поведя болевшим плечом. Ничего. Грудь была спокойна, хотя все утро ее жутко тошнило, как и несколько дней до этого. Да и тело не отзывалось дрожью при мысли двигаться.

Занятия демонской магией наедине с самим собой дорого далось воспитаннице Лачансаров. После долгих уроков ее трясло, голова ходила кругом, а еда недолго держалась внутри. Девочка сама понимала, что начинает сильно сдавать в комплекции из-за этого, но продолжала заниматься, желая одного — чтобы нелии признали ее равной себе. Признали хотя бы в праве находиться рядом с ними. Большего она не ждала. Ей просто нужно было знать, что ее смерти желают не так много деливших с ней кров деревни.

Губы Тиа задрожали, когда она вспомнила последний урок среди демонов. Ей всего-то требовалось выстоять против одной-единственной атаки магией ненавидевшего ее парнишки. Но сначала ее чуть не вырвало после призыва Стихии, а потом… На нее полетели горящие угли. Отгородиться от них она не успела и тогда пришла Боль, именно так — боль с большой буквы. И попытавшийся ее хотя бы ранить сам воспылал от собственного пламени. Его крик от страха и боли долго терзал ее уши, пока учитель не помог ему. Но и после этого к Тиа подойти побоялись при виде ее появившегося создания — прекрасного Солнечного пересмешника, сияющего как солнечный лучик. Девочка помнила духа до последнего оранжевого перышка на крыльях и хвосте, блестящий алый клюв, загнутый крючком.

А потом прибежал Люсиан. Тиамирин почти не помнила как он заставил ее отозвать духа, сильного и готового растерзать любого. Она просто отключилась, хотя успела почувствовать как названный брат подхватывает ее. Что он кричал на учителя? Ей должны дать Маску? Или она получит Маску?

— Ты вырежешь ей Маску! Ты сам вырежешь для нее Маску и проведешь обряд! — «Точно!» — довольно подумала девочка, через миг поняв, что слышит гневные вопли Люсиана. Быстро выбравшись из постели, она прокралась к выходу из комнаты и так же тихо стала идти по пустому коридору.

— Ты ничего не понимаешь… — голос Сабару. В груди Тиа потеплело от воспоминаний о собрате, ласковом и улыбчивом молодом мужчине со шрамом во всю правую щеку. Поначалу она сильно его боялась из-за увечья, но, немного пообщавшись с ним, полюбила всем сердцем. Именно он сковал изогнутый клинок, ее первое оружие, полученное на утро после Рождения. Да и так он часто разрешал ей наблюдать за своей работой в кузне. С ним было весело играть, он умел вырезать из дерева разных зверушек или рассказывал ей забавные истории…

— Замолкни,… Волк! — у Тиамирин волосы на затылке и спине встали дыбом — столько ненависти и злобы было в голосе Люсиана, свирепевшего сейчас совсем рядом, но не видящего девочку. — Твое тявканье тут не к месту. Она впервые призвала своего Хранителя. Такое не каждый шаман умеет! Да у нее Печать во все плечо!

Тиа недоверчиво заглянула под рубашку — там, где на протяжении всех лет, проведенных у демонов, выглядывал единственный глаз из черных завитушек, теперь вырисовывался четкий символ — клекотавшая птица — тот самый Пересмешник, только словно вычерченный черной краской на теле девочки одними мудреными линиями и крючочками.

— Люсиан, успокойся! Не дело срываться на родне, — пахучие травы и корешки, вкусные лакомства из ягод и противные на вкус лекарства. Викка, как что еще о нем напомнить может?

— Я понимаю тебя, я готов тебе уступить, — Дед. Ласковые руки и мягкий голос, как у Сабару, грозный взгляд, как у Викка и нежная рассеянная улыбка матери Люсиана, которую она не смеет назвать мамой.

— Обряд может убить ее, — отец Люсиана, Таийтвар, строгий и грустный — другим Тиа его почти не видела. Он не смеялся, не кричал. Он просто всегда был холодным и острым, как орудие, выходящее из-под молота его старшего сына. Что просит от них Люси? Она ведь знает — о ней говорят!

— Или вы соглашаетесь на обряд Маски, или я отрекусь от Зова, — Люсиан словно скопировал холод отца, поборов в себе ярость. По тому, как затихли все, Тиа поняла, что ее собрат поставил более, чем серьезные условия. Первым заговорил Сабару, вместо тепла став полосовать сердце девочки печальными словами.

— Одумайся! Как ты можешь просить такое? Я не Медведь в том смысле как ты, Викка отрекся от Зова, Винана отреклась в пользу своего Медведя, Каат и Роа скорее всего уйдут в другие деревни по Договору без Крови за Кровь ради Деревни. Фарр свой Договор получит, если не станет таким как ты. Одна Шин? Ты рехнулся! — в голосе молодого мужчины звучало такое отчаяние, что Тиа задрожала от волнения и непонятного ей страха.

— Тиа тоже твоя сестра! — голос Люси звучал как металл, вызывая ледяные мурашки на коже. Девочка закусила ладонь чтобы не выдать себя ни единым звуком.

— Лес не позовет ее — алианка никогда не понесет от нелия. Маска отречется от нее. Если желаешь полюбоваться ее муками — иди и прирежь ее лучше. Сам. И выбери нож потупее. А потом отрекайся от чего душа только пожелает, — хлопнула рама, послышались шаги по внешнему коридору дома под козырьком крыши — Таийтвар предпочел уйти от дальнейших разговоров. Тиа потихоньку скользнула вдоль стены в соседнюю комнату, где обычно сидели всей семьей и которая сейчас пустовала, присев на пол.

— Отрекайся. Я лучше воспитаю девочку как советника при Наследнице Дома, чем потеряю за раз дочь и внучку. Снова и бесповоротно. Твоему же единственному еще не родившемуся отпрыску желаю хотя бы родиться живым… — Дед, как показалось Тиамирин, был готов сорваться. Рама вновь отодвинулась, и из комнаты потянулись на свежий воздух.

Девочка хотела было уже покинуть укрытие и вернуться в комнату, как вдруг ее остановил новый разговор — видимо, Сабару и Люси не собирались уходить.

— Не огорчай деда. Он не может видеть, как его внуки совершают глупости и рубят свой род на корню, — Сабару говорил тихо, поэтому Тиа замерла, вслушиваясь в каждый шорох. — Мальчишка из Дайро получил сполна. На этом и успокойся. Иди и спи. А утром поговоришь с дедом на свежую голову. Утешь его.

— Мне в дозор идти скоро, — Люсиан говорил устало, будто разговор с родными отнял у него все силы.

— Я пойду за тебя. Соберешь мне за это слив — и хватит. Понял? — послышалось мычание, с которым Люси обычно раздумывал над заманчивой идеей. — Так-то лучше. Давай, топай отсюда! Да, — Тиамирин проснется к утру. Не буди ее.

Теплый негромкий смех Сабару. Только немного горький. Девочка закусила губу, думая, что она зря проснулась так рано. Она не должна была ничего этого слышать. Ни единого слова. Вот только теперь уже поздно.

Псица по кличке Метель нагнала хозяйку с еле слышным ворчанием. Среди зелени травы, на фоне земли и листьев, особенно в полумраке, она казалась особенно белой. Добродушное и преданное создание, обожавшее дремать в тенечке и гоняться за бабочками, если хозяйка не собралась еще идти к ручью или собирать ягод. Вот и сейчас она трусила следом за Тиа, счастливая всего лишь от того, что они идут в сторону ручья.

В комнате девочке сначала показалось душно. Она долго ворочалась, ища удобства, но сон никак не шел. Особенно при воспоминаниях о разговоре собратьев, Деда и отца собратьев, которого, как и мать, у Тиамирин язык не поворачивался назвать отцом. Потихоньку выйдя из Дома, девочка постаралась скрыться из деревни в зарослях кустарника. Псы никак не отреагировали на нее — Метель лаять не любила, а запах Метели был сильнее, чем у Тиа.

«Черная алианка» скинула верхнюю рубашку, закатала штаны до колен и, с удовольствием сунув руки в ледяную воду, выудила небольшую рыбешку. Швырнув добычу пушистой любимице, девочка снова принялась искать рыбу среди камней, слушая рокот ручья и как хрустит лакомством Метель.

Неторопливая работа и вроде как отдых. Тиа любила так проводить время, предаваясь скорее мыслям, чем самому занятию, умудряясь от всего получать пользу и удовольствие. Вот и теперь, чуть подразнив пса новым уловом — Метель очень не хотела заходить за ним в холодную воду и мочить лапы — она кинула серебристого окунька, чувствуя, как рыба исколола руки. Уже чтобы просто избавиться от поступающей чесотки девочка зашла глубже в ручей, замочив края штанов. Было прохладно. С коротким вздохом девочка нырнула ощупывая камни, как вдруг потеряла интерес к занятию, зашла на центр речушки и, уцепившись за большой булыжник, легла на воду, чувствуя как та пытается нести ее куда-то дальше — в более сильные и бурные воды, сначала к заливу, а потом в огромное море. Глядя на дно сквозь поток, Тиамирин выдохнула — пузырьки воздуха защекотали ей лицо, — улыбнулась камням и, вдохнув воды, разжала пальцы.