Глава 1. Я нашёлся

— Милсдарь, ты живой? — чей-то голос доносится до меня как сквозь толстый слой ваты. Пытаюсь открыть глаза, но стоило приподнять брови, как голову пронзило острой болью. Не, лучше я так полежу, с закрытыми глазами.

— Эй, я вижу, что ты лицо скривил, — настырный голос продолжал свои попытки пробиться ко мне в левое ухо. — Тебе что, плохо?

Нет, блин, мне просто замечательно. Лежу правым боком на чём-то жёстком, упирающимся мне в рёбра, в ушах звенит, левую бровь и лоб периодически дёргает ноющая боль, глаза не открываются, на языке солёный привкус. Да и весь остальной организм сигналит маркерами лёгких и средних телесных повреждений.

— Что случилось, милсдарь? Может на помощь позвать? — голос стал более отчётливым, и достаточно громким, чтобы перекрыть звон в голове. Да кто ж там так орёт-то? Надо хоть одним глазом взглянуть. Потихоньку приоткрываю правый глаз и вижу перед собой грязные босые ноги. Внезапно мой левый бок простреливает адской молнией боли, от чего из горла вырывается то ли рык, то ли стон.

— Всё-всё, не трогаю я тебя, лежи спокойно, — босые ноги сделали полшага назад, и рядом с ними на землю опустился конец палки.

Ты что, гадёныш, палкой меня тыкать вздумал? Вот как встану сейчас… Попробовал пошевелить левой рукой. А нет, не встану. Болит что-то всё. Рёбра болят, левая рука болит, спина болит, голова болит. Правую руку вообще не чувствую.

— Ты полежи пока тут, а я пойду, позову кого-нибудь, — владелец босых ног развернулся и сделал пару шагов, явно собираясь куда-то убежать.

— Погоди, — я с трудом разлепил разбитые губы. — Ты кто?

— Я-то? Пшемы́слав Ву́йцик, Ми́лоша Ву́йцика сын, — босые ноги снова подошли ближе.

Я потихоньку открыл второй глаз и посмотрел наверх. Надо мной стоял парень, одетый в драные штаны, которые выглядели как мешок из-под картошки, разрезанный снизу и прошитый толстой грубой ниткой. Другой одежды на нём не было, если не считать за одежду тряпку, повязанную на голове.

— Слушай, Пше…, Пши…, чёрт, как там тебя, — с головой явно нелады, имя даже запомнить не смог.

— Пше́мек, — подсказал парень и вопросительно уставился на меня.

— Где я?

— В овраге, где ж ещё?

— А что я тут делаю?

— Лежишь.

Ну да, конечно лежу, что за дурацкий вопрос.

— А как я тут оказался?

— Пришёл наверное. Или приехал, мне-то откуда знать? — Пшемек пожал плечами. — A ты сам, милсдарь, не помнишь что ли?

Я напряг память. Потом ещё раз. Ни малейшего намёка на какие-либо события из прошлого. Странно как-то. Словно до того момента, как я очнулся, не существовало ничего. Полнейшая пустота, и вдруг — бац! — и я лежу в каком-то овраге в тени деревьев. Похоже, мои тщетные попытки что-либо вспомнить отчётливо отразились на моём лице.

— Эк тебя, отделали, аж смотреть больно, — чумазое лицо приблизилось, и я наконец смог разглядеть, что оно принадлежит конопатому парню лет двенадцати. — Не старайся ты так, милсдарь. Ежели по голове хорошенько приложили, то бывает, что память пропадает, — парень вытер кулаком нос и с сочувствием посмотрел на меня. — Ты лежи, а я сейчас подмогу приведу. Один-то я тебя отсюда не вытащу.

Ладно, полежу. Чего ж не полежать, если больше ничего сделать не могу. Птичек вот послушаю. Забавно так пересвистываются, как будто спорят о том, какая сегодня погода.

А погода, кстати, хорошая. Сквозь неплотные кроны деревьев проглядывает ярко-голубое небо. Лёгкий ветерок слегка шуршит листьями. Тепло, но в тени деревьев совершенно не жарко. Буквально в двух шагах от меня в редкой траве виднеются тёмно-красные круглые ягодки, выглядывающие из-под небольших продолговатых листьев. Съедобные или нет — поди разбери. Не попробуешь — не узнаешь. Благодать, одним словом, лежал бы так и лежал.

Через некоторое время послышался неторопливый стук копыт. Ещё через пару минут затрещали сухие ветки под чьими-то ногами, и ко мне подошли двое. Первый — уже знакомый мне босоногий парень. Второй был немного похож на первого лицом, но гораздо старше.

— Вот, тут я его и нашёл, — парень показал на меня пальцем.

— Тебя какие черти сюда понесли? — взрослый голос выражал явное недовольство. — Тебе ж велено было за коровой смотреть.

— Ну так это… живот у меня прихватило. Не посреди поля же мне было садиться, — Пшемек почесался и на всякий случай отступил немного в сторону, — да и перед коровой неудобно.

— Милсдарь, что с вами случилось? — мужик в потёртых кожаных сапогах, тёмных штанах из грубого сукна и серой рубахе приблизился и начал меня разглядывать.

— Не помнит он, — парень присел перед моим лицом на корточки. — Побили его крепко, вон шрам какой на лбу, лицо всё в крови, да и на одежде следы, словно сапогами топтались. Но на вид знатный господин. Глянь, какая куртка справная. И штаны кожаные. У нас в таких облегающих штанах только государевы фавориты ходят.

— А я не тебя спрашиваю, болтун. Иди лучше полог принеси из телеги, — мужчина подошел ещё ближе, и склонился надо мной. — Как ваше имя?

— Ээээм… — я с удивлением обнаружил, что даже имени своего не могу вспомнить.

Тем временем парень приволок кусок плотной ткани.

— Давай, стели у него за спиной, — скомандовал старший, — сейчас дотащим до телеги, а там будем думать, как поднимать.

Пшемек некоторое время возился, расправляя позади меня полотно, а затем бесцеремонно ухватил меня за руку и потянул, чтобы перевернуть на спину. В боку что-то хрустнуло, и я заорал во всё горло от нестерпимой боли.

— Осторожно, дурень! У него, похоже, рёбра сломаны, — услышал я сквозь подступающую пелену беспамятства, в которую провалился мгновением позже.

* * *

— Да легче ты, бестолочь, — услышал я сквозь сон, — не видишь, весь бок в синяках, и рёбра углом. Надо бинтом замотать, чтобы распрямилось и срослось нормально.

В следующую секунду я почувствовал резкую боль в левом боку. Сон как рукой сняло.

— Что ж вы делаете, гады? — Я попытался призвать моих мучителей к ответу. — Вы ж меня ещё хуже покалечите.

— Не волнуйся, милсдарь, мы хоть образования лекарского не имеем, но всякие переломы умеем вправлять, — заявил Пшемек уверенным тоном. — Мы нашу прежнюю кобылу, царство ей небесное, много раз лечили. Она ж скотина бестолковая, то в нору кротовую ногу сунет и сломает, то под откос вместе с телегой свалится. А последний раз вообще с моста навернулась, когда я отвлёкся и случайно вожжу не в ту сторону потянул. Тогда-то, конечно, нашего умения не хватило. Сломанный хребет, знаешь ли, не всякий специалист лечить возьмётся. Вот и у нас ничего не вышло, только зря полдня провозились. Зато потом столько колбасы наготовили…

Меня затошнило от нехорошего предчувствия. Становиться колбасой мне однозначно не хотелось. Тем временем Вуйцики продолжили обматывать мои рёбра полосой ткани. Я стойко терпел их заботу, и благодарил судьбу за отсутствие серьёзных травм и переломов конечностей, вот только правая рука висела плетью и мешала перевязке. Милош ощупал моё правое плечо, от чего я сморщился и закусил губу.

— Всё ясно, милсдарь. Потерпите немного, — с этими словами он ухватил меня правой рукой за запястье и просунул левую мне подмышку, — и наклонитесь чуток.

Я послушно наклонился, не ожидая подвоха. Милош со всей силы дёрнул мою руку вниз, и затем вперёд. Последовал громкий хруст и я почувствовал такую боль, по сравнению с которой предыдущие неприятные ощущения были просто нежными поглаживаниями.

— А-а-а-у-у-ё-о-о-ю-мать!

— Всё, всё, теперь плечо на месте, — с довольным видом Милош подвигал мою руку вперёд-назад. Боль действительно отступила, и рука наконец-то стала ощущаться как живая часть организма.

Неделя прошла как один повторяющийся день. Проснулся, прямо в кровати поел немудрёный завтрак, обычно состоявший из яичницы или омлета и тарелки овощей, выпил какой-то бурды, похожей на квас. Потом дремал, или лежал, глядя в потолок и прислушиваясь к звукам снаружи. Разглядывал белёные стены и деревянную дверь, которая всегда оставалась чуть приоткрытой. Далее снова ел что-то, что семейство Вуйциков считало обедом. После обеда опять одиночество и тишина. Вечером ужин. По малой нужде использовал ведро, перекатываясь к краю кровати. По большой меня аккуратно поднимали под руки с двух сторон и сажали на то же ведро, так что дальше одной комнаты я в эти дни не перемещался. Хозяева целыми днями отсутствовали, возвращаясь только на обед и к ужину. Видимо, чтобы меньше меня тревожить, они не задавали мне лишних вопросов. Откровенно говоря, отвечать мне на их вопросы было всё равно нечего, потому что я так и не вспомнил ничего из своего прошлого.

Лежать конкретно надоело, но других вариантов не было. Пробовал встать, но боль в сломанных рёбрах и общая слабость не позволили. Только на восьмой день более-менее отпустило, и я смог самостоятельно выбраться из-под тяжёлого одеяла и сесть на кровати, свесив вниз босые ноги.

— Хозяева, а где моя обувь? — крикнул я вглубь дома, услышав скрип входной двери.

Громко топая по дощатому полу, в комнату вбежал Пшемек. На его ногах были подозрительно знакомые ботинки со шнуровкой.

— Так это… Пока вам, милсдарь, оно без надобности, я пользуюсь.

— Считай, что надобность прямо сейчас возникла, — ответил я раздражённо, — верни обувку.

Терпеть не могу, когда мои вещи берут без разрешения. Пшемек уселся прямо на пол и стянул со своих грязных ног ботинки, не развязывая шнурков.

— И штаны с курткой принеси, — надетые на меня подштанники и рубаха из грубой ткани были мне явно не по размеру, да и в памяти всплыли чёрные кожаные штанины и рукава, которые я успел на себе разглядеть при нашей первой встрече.

Через некоторое время Вуйцик младший принёс мне свёрток, развернув который я обнаружил чёрную кожаную куртку, чёрные кожаные штаны и чёрную майку с рисунком, который мне сразу не понравился.

— Это что? — я показал на линии пентаграммы и непонятные символы возле её вершин.

— Так это рубаха ваша, милсдарь. Странная какая-то, рисунок непонятный и рукава коротко обрезаны. Это всё, что на вас было, — парень слегка занервничал, и отступил на пару шагов. — Ещё сумка была.

Я строго посмотрел на него. Явно чего-то не договаривает.

— И медальон! — Пшемек понял, что сболтнул лишнего, но было уже поздно. — Медальон ещё у вас был на шее, но отец его спрятал от греха подальше.

Я с трудом встал, и попытался сунуть ногу в ботинок, но завязанные шнурки не позволили этого сделать. Наклонился к ботинку, намереваясь развязать шнурок. В этот момент в голове у меня зашумело, перед глазами всё закрутилось, и я благополучно свалился вдоль кровати, предварительно боднув лбом пол. Удар хоть и был не сильный, но его хватило, чтобы отправить меня за грань сознания.