СНН. Эффект интро. Сцена 20. Грёбо-ностальжи.

Евгений Будимиров

Сцена # 20.

Держа в руках меч — я просто любовался искрящимся сиянием его клинка. И вдруг зазвонил мой телефон.

Алёна молча протянула аппарат мне.

— Да, слушаю!

— Ты всё правильно сделал, Макс! — услышал я радостный голос Лизы. — Всё правильно… Ты молодец.! Я в тебе не ошиблась!

— Привет, Лизхен. Что мне делать с тушкой Бельфегора?

— Пока ничего. Отправь Митрофана и Настю по домам а Ан-Наэль попроси остаться. Мне нужно ей кое что лично сказать. Я скоро буду. Не позже чем через полчаса. Жди.

— Подожду, не впервой. Только поторопись.

— Хорошо. Пока, Макс.

— Пока,

Я сунул телефон в карман и, перехватив рукоятку меча, хладнокровно всадил клинок прямо в позеленевшее ухо отрубленной головы Бельфегора. Держа меч на вытянутой руке, я вышел из зала и очутился в холодном коридоре, ведущим куда-то в сторону уголка света, пробивающегося откуда-то из глубины коридора. Я шёл по коридору, неся голову Бельфегора, насаженную на сверкающий клинок. Уголок света пробивался из-за приоткрытой двери туалета. Затем с отвращением стряхнул этот кошмарный обрубок с клинка прямо в унитаз.

— Спи спокойно, дорогой товарищ. — холодно заметил я. — Думается мне что тебя, козла вонючего, ждёт не кислый сюрприз. Нет, не сейчас. А через недельку или две. Сам охренееешь. Тьфу!

И я вернулся назад, в сырой, едва освещённый холодными огнями чёрных свечей, зал. И с внезапно накатившей яростью вонзил меч прямо в спинку трона… Откуда-то издалека послышался протяжный тоскливый вой… Из образовавшейся дыры в спинке трона потекла какая-то бурая, вонючая жижа а тело Бельфегора начало судорожно дёргаться. И вдруг задымилось вонючими испарениями, и начало просачиваться поганой густой жижей прямо сквозь серые плиты пола! И… И исчезло!

Митрофан и Настя с ужасом наблюдали за этой сценой.

— Вам пора убираться домой. — переведя дух, сказал я Митрофану и Насте. — Но вы слышали что вам сказала Ан-Наэль. Вы оба должны быть наготове. Нам может понадобится ваша помощь и молите Бога что бы не понадобилась.

— На Митрофана — не рассчитывай. — безжизненным голосом произнесла Ан-Наэль. — Он предатель, по натуре своей. А единовши солгавшему — кто поверит?

— Не встревай, Алёна. Я сам разберусь. Скоро приедет Лиза. Ей что-то нужно сообщить тебе. Лично.

— Я знаю. Почему-то мне — немного страшно.

— Не бойся. Лизка не кусается. — засмеялся я. — Ты уже вызвала такси, Настя?

— Вызвала… Минут через пять подъедет.

— Тогда — собирайся. Делать тебе здесь больше нечего. Вадику— привет передавай. И — самое главное. В любом случае спецслужбист Краснов снова объявится. И начнёт задавать тебе вопросы. Отвечай ему обо всём что ты видела и слышала здесь. Против тебя у него ничего нет.

Настя молча встала с кровати и стала натягивать шубку. Ан-Наэль с усмешкой следила за её движениями.Даже сквозь обрывок чёрной вуали, которыми были завязаны её «глаза». Митрофан тоже встал и начал одеваться.

— Ну, теперь ты понял, Митроха? — весело спросила Ан-Наэль.

— Что понял? — переспросил Митрофан.

— Кто, на самом деле, твой, так называемый Верховный?

— Нет…Не понял… Его невозможно понять.Он — непостижим.

— Это ты, Митяй, непостижимый идиот. Верховный — это всего навсего довольно сильной демон. Вот кому ты поклоняешься.

— Не уверен…

— Да дело твоё, короче. Только я тебя уже предупредила — помыслишь что-нибудь злое или дурное против Макса — я тебе устрою небо в алмазах. Мне то терять уже нечего. А вот тебе…

— Что ты имеешь ввиду?

— Можешь прикидываться дурачком сколько влезет — дело твоё. Если у тебя появится какая нибудь лева, важная информация о Лизе — сообщи Максу и назначь встречу. Иначе тебе — несдобровать.

Митрофан торопливо вскочил, накинул пуховик и выбежал в коридор. Громко брякнула входная дверь. Сразу скажу, Наблюдатель. С этого момента я Митрофана больше никога так и увидел. О чём, впрочем, нисколько не сожалел. Харя Кришы ему судейским молотком.

— Пусть проваливает. — мрачно сказала Ан-Наэль. — Надоел он мне, хуже редьки. До пердежа.

— Сама себе врагов наживаешь…. — хмыкнул я. — «До пердежа… Смешная бабэйц… Как скажет — хоть стой, хоть падай…».

— Что? — засмеялась Алёна. — Из Митрохи враг — как из говна пуля. Так, мелкий пакостник.

— Всё одно — хрен знает что у него на уме. И кто он такой на самом деле. Мы вот с Лизкой не можем разобраться, кто она такая а тут — какой-то невнятный организм.

— Не нагнетай. Всё гораздо проще. Запугать такого как Митроха — как дважды два четыре. А сделать из него Петрушку на верёвочках — ещё проще.

— Откуда такая самоуверенность? — зло спросил я.

— А я не первую тысячу лет уж живу. И ващу бл…дскую человечью натуру выучила как дважды два.

— Дадно.Хрен с тобой, Лёшенька. Продолжай гордиться собой и дальше. Посмотрим и послушаем что тебе Лиза скажет…

Зазвонил телефон Насти.

— Такси приехало. Мне пора… Проводи меня до дверей, Макс.

— Пошли.

Я вывел Настю в прихожую и наглухо запер дверь на все засовы. И даже не стал прислушиваться с затихающему цокоту её каблучков — шпилек. А просто вернулся в комнату. И вдруг с изумлением обнаружил что Алёна пытается снять с лица чёрную повязку.

— Алён, всё в порядке? — осторожно спросил я.

— Не беспокойся, Максик. — улыбнулась Алёна. — Что-то произошло, но я не могу понять что. Вот сейчас и выясним.

— Зачем ты снимаешь повязку? Ты же боишься показать то что там у тебя вместо глаз!

— А вот сейчас и узнаем. — загадочно произнесла Алёна. — Но, пока я не убедилась — не всматривайся в моё лицо. Договорились, пупс?

— Хорошо. — мне оставалось только пожать плечами.

— И вот ещё что. — сообщила Ан-Наэль. — Мне необходимо переодеться. Так что не подсматривай.

— Блин, да что с вами со всеми? — засмеялся я. — Все такие скромницы вдруг стали. Что Лизхен, что ты.Что с вами, биксы?

Алёна не ответила а молча направилась к шкафу-купе, на ходу снимая белое свадебное платье. Я не отрываясь следил за этим зрелищем только по одной причине. От звенящей красоты этого действа было невозможно оторвать глаз. Платье соскользнуло с мраморного тела Ан-Наэль и упало к её ногам. Следом Алёна стащила с рук прозрачные перчатки, бросила их на пол и, изящно нагнувшись, начала снимать белые чулки.

— Ну чулочки-то, может, оставишь? — усмехнувшись, спросил я.

— Обойдёшься. — грустно прошептала Ан-Наэль и открыв дверь шкафа, начала рыться нав полках. — Я сказала же — не подсматривай. Водочки лучше выпей и уйми, наконец, жар чресел своих. Козёл…

Рядом с брошенными на пол платьем, перчатками и чулками, лёгкой паутинкой упали белые трусики Ан-Наэль. Я молча налил себе сразу с полстакана водки и залпом выпил. Алёна переодевалась. И когда я, вместо закуски, закурил сигарету, я обнаружил девушку по кличке «Ан-Наэль» в чёрном, коротеньком платье в «облипочку», кокеткой и пышной, словно пачка балерины, подолом. На стройных ногах — чёрные чулки и туфли на шпильке. Впрочем, как всегда. За исключением цвета одежды. Алёна никогда не носила чёрного. Никогда! Даже ланжери этого цвета…

Она подошла к зеркалу, и встряхнув своими бело-розовыми волосами, нацепила на голову прозрачную чёрную косынку. Вместо вуали. Закрепила её заколками и, уперевшись ладошками в стекло, молча уставилась на своё отражение.

Глубоко затянувшись сигаретным дымом, я иронично напел строчку из знакомой песни:

— Все в чёрном, но траура нет!

Алёну вдруг резко повернулась ко мне и громко, отчаянно взвизгнула:

— Есть!

— Что есть? — удивлённо спросил я.

— Траур есть!

И тут я с изумлением заметил как из под чёрной косынки — вуали, яростно сверкнули глаза Алёны! Пронзительным светом Тьмы… Чёрным, как сам ужас сущего мира.

— У тебя есть глаза…— пробормотал я. — А траур по кому?

— Недавно погиб один славный мальчишка — солдат… И своей смертью он вернул мне отнятые духами Зла мои «зеркала»… Да, теперь у меня снова есть глаза. Я могу видеть… Я могу видеть насквозь! Но до моего Спасения ещё очень далеко. Сколько ещё людей должно погибнуть, что бы я, наконец, обрела покой… Сколько?!

— Я не знаю, Леш…

Что я ещё мог сказать? Я только мог чувствовать как ей больно и страшно сейчас. И никакие слова тут не помогут. Ну, разве что…

— Алён, сядь рядом. Я хочу заглянуть тебе в глаза. Может, мне удастся увидеть хоть какие-то отблески света.

— Ничего ты там не увидишь. Хотя… Попробуй.

Алёна подошла к креслу, на котором я восседал и присела на корточки перед мной. Отбросила косынку — вуаль назад и широко раскрыла глаза… И тут меня пробрал смертный ужас. Её глаза были абсолютно черны. Как антрацит. Или обсидиан. Они были твёрдыми и непроницаемыми. В этих глазах не было ни зрачков, ни белков. Просто какой-то безумный кадр из фильма ужасов.

— И что…— тихо спросил я. — Вот ЭТИМ ты можешь видеть?!

Вместо ответа Алёна снова опустила вуаль на лицо и обессиленно опустилась на мою кровать.Закрыла глаза. На её бледном и белом как мрамор лице отразилось всё отчаяние и безысходность происходящего.

Немного помолчав, Алёна пробормотала:

— Я не знаю кто такая Лиза. Я не знаю кто ты…И уже не знаю кто я сама. И кто меня предаст в когти ингв…

— Никто из троих что ты упомянула. — ответил я.

— Откуда тебе знать?

— Просто знаю — и всё. Главное — сама себя не предавай и не отступайся. Я главное понял. Самые страшные глупости, что мы совершаем по жизни, не стоят вечного, грязного бл…дства. Того самого на которое ты себя обрекла своей болью и отчаянием…

— Сама себя не предавай…— горько улыбнувшись, произнесла Алёна. — Если бы ты знал… Ох, если бы ты знал через какую боль мне пришлось пройти. Даже не пройти а проплыть…

Я вопросительно посмотрел на Алёну.

— Страшно об этом вспоминать… Первое время боль была не такой сильной. Мама ставила мне лёгкую дурь внутривенно и включала по Ди-Ви-Ди мультик про «Машу и Медведя». Я тупо улыбалась, пуская слюни, и смотрела как Маша на коляске катала большого поросёнка в памперсах… Даже смеялась…

Алёна улыбнулась и замолчала. Тогда я встал и и открыл один из ящичков трюмо. Среди всякого полезного и бесполезного барахла, оставшегося ещё со времён когда моя комната была моим с Алёной убежищем от гнусности мира, я нашёл красивые солнечные очки для девочек.

— Надень. — я протянул Алёне очки.

— Вот я дура! — засмеялась Алёна. — Как сразу не допёрла?

Она стянула с лица вуаль и надев очки, посмотрела на меня.

— Ну как?

— Ох…ительно! — весело сказал я. — Как в старые, добрые…

— Забавляешься? — неожиданно разозлившись, холодно, сквозь белые зубки, процедила Алёна. — Тогда слушай дальше.

— Ну прости…— разом опечалился я. — Я не хотел тебя обидеть.

— Да ничего… — Алёна закурила сигарету.

Я разлил по стаканам водку.

— Вздрогнем и порозовеем. — выдавил я з себя и поднял стакан.

Алёна тоже взяла свой и мы чокнулись ёмкостями, глухо брякнув ажурным стеклом. Выпили. Я фыркнул, занюхав рукавом и сипло проговорил:

— Продолжай, Алён. Мне нужно знать как весь этот кошмар с тобой происходил…

Алёна выпила тоже. Спокойненько так, словно компот. Вместо закуски сделав глубокую затяжку дымом сигареты.

— Ладно…— равнодушно ответила она. — Слушай.

Я влез на кровать с ногами и протянул Алёне руку. Через зеркальные стёкла очков она странно посмотрела на меня и осторожно накрыла мою руку своей прохладной узкой ладошкой. От её кожи словно били слабые электрические разряды.

— Ты можешь рассказывать, если приляжешь рядом и положишь свою голову мне на плечо? — спросил я.\

— Хорошо… — дрогнувшим голосом ответила Алёна.

Прихватив с собой пачку сигарет, зажигалку и пепельницу, я растянулся на кровати. Алёна встряхнула мерцающим водопадом белоснежных волос с нежным розовым отливом и улеглась рядом. Осторожно положила голову мне на плечо.

— Странно, правда? — усмехнулась она. — Валяться как ни в чём не бывало в обнимку с тёмной сущностью, пришелицей из зазеркалья…

— Не отвлекайся.

— Зачем тебе это знать? — рассеянно спросила Алёна, словно обращаясь сама к себе. — Что это изменит?

— Я должен знать.

Алёна зло улыбнулась.

— Знать хочешь? — Ну… Если хочешь, я могу на пол минутки дать тебе возможность это почувствовать!

— Ни к чему! — испуганно и быстро ответил я.

— Что, ссыкотно? — расхохоталась Алёна и приподняв голову, посмотрела на меня сквозь стёкла очков.

— Это лишнее. Я и так в состоянии понять. Хоть и дубовый по самые гланды.

— Ладно.

Алёна снова положила голову мне на плечо и продолжала:

— Незадолго до всей этой шняги я устроилась работать барменшей в «Чёрную Розу». Это шикарное заведение в…

— Знаю. В отеле «Мариотт» в центре N-бурга. Вольер для опечаленных мажоров и богатых и здыхающих от скуки и смертной скуки жирных папиков. «Чёрная роза — эмблема печали» звался тот «элитарный» кабак.…

Я даже скривил губы от злости.

— Ага. На место барменши в этот кабак было с пару десятков красоток, сопливых и с руками из задницы. Ни хера не умели и мычали что-то дебильное при собеседовании с начальником отдела кадров отеля и соглядатаем за барменами.

— Ну у тебя-то всегда ручки цепкие были…

— Типа того. Короче, взяли меня на работу. За красивые глазки и длинные ножки.Правда, пришлось пару-раз перепихнуться с начальником прямо в его кабинете на кресле… Начальник сказал мне — будешь что-то типа гейши. Кругозорчик у тебя, типа, будь здоров.

Алёна сдавлено захихикала.

— Не пытайся меня разозлить. — мрачно ответил я. — Мне эти подробности малоинтересны.

— Я пошутила, придурок. Ну и придуду-у-рок, ёпта-а…

— Давай дальше.

— Проработала там месяц… Разливала коктейли и, после смены, стирала от слёз и соплей страждущих пьяных клиентов свою виртуальную жилетку. Принимая меня на работу, начальник мне сказал — ты умная и чуткая тёлка. Будешь в баре что-то типа гейши. Болтать с клиентами, слушать их и утешать, взбалтывая бухло в шейкере. А однажды приехала на работу перед ночной сменой… Только вылезла из такси, поднялась по ступенькам и вдруг… Мне словно кто-то шило воткнул в позвоночник! Так больно… Там, прямо на ступеньках я потеряла сознание. А очнулась уже больнице… На следующий день.Врачи мне сказали что вечером выписывают домой. Я спросила что со мной. Они мне сказали что мама мне всё объяснит. Объяснила, бл…

Алёна всхлипнула…Я почувствовал что она сейчас заплачет. И почему-то подумал:

«Интересно… У Лешечки сейчас из глаз снова кровавые слёзы потекут?»

И тут же одёрнул себя. Алёна на минуту замолчала и, всхлипнув, продолжила свой монотонный рассказ…

— Вечером приехала мама на такси и везла меня домой. Перед отъездом из больницы меня вшторили чем то по вене а маму увели для разговора. Меня так попёрло от препарата что хотелось смеяться и плакать от счастья! А потом мама вернулась в мою палату…Лицо у ней было… Совсем пустое и бледное как листок из альбома для рисования…

И тут я почувствовал как Алёнкины слёзы горячими капельками стекли с её щёк мне на грудь…От них защипало кожу сквозь взмокнувшую ткань футболки.

— Я сразу поняла что мой паром отчаливает в порт ужасов. И что мне — конец. Потому что по лицу мамы я поняла— надежды никакой. Иначе бы она о чём нибудь беспокоилась и кудахтала по привычке… А тут — молчание. Тупое и безысходное. По пути домой мы заехали в маркет и купили пузырь водки, мартини и всякую снедь. Которую я люблю…

— Бананы, зелёные оливки, колбасу салями, йогурт с манго…

— Ну как-то так… Потом мы напились…И она говорит — врачи сказали что у тебя рак мозга в крайней, четвёртой степени… Весь позвоночник в метастазах… Если повезёт — промучаешься два-три месяца и всё…

Алёна замолчала.

— Тебе сразу прописали тяжёлую наркоту? — мрачно спросил я.

— Боли начались через несколько дней. Сначала мама колола мне омнопон но через пару недель он перестал помогать… Потом — только морфий. Боль была жуткой. Хорошо что ты не слышал как я верещала а после укола умоляла маму всадить мне смертельную дозу. Ну, что бы я померла от передоза.

— И? — тихо спросил я.

— Мама отказывалась. А сама я никак не могла добраться до коробки с ампулами. Да и в вену не попала бы иглой даже если бы и нашла… Два месяца…Два долгих, кошмарных месяца…Я визжала от боли…Просила Бога что бы он закончил эту страшную буффонаду…Бог не отвечал… Не отвечал.Не отвечал… И я… И тогда я…

Алёна снова замолчала.А я терпеливо ждал не решаясь попросить её продолжить. Но Алёна молчала. Но мне нужно было знать. Нужно, грёбаный Наблюдатель!!! И тогда я словно выдавил из себя несколько слов. Выжал их как мутную воду из грязной половой тряпки…

— А что было… Что было потом?

— А ничего! — отчаянно взвизгнула Алёна. — Я прокляла…Да, я прокляла Бога и сдохла в муках как отравленная мышьяком крыса! Обоссавшись перед тем как остановилось сердце! А потом… А потом я падала в чёрный бездонный колодец, пытаясь дотянутся до склизких каменных стенок колодца пальцами… А очнулась на чёрном обломке скалы посреди жуткого, бушуещего металлического моря… И тут они появились…Целая толпа каких полувидимых чёрных сущностей. Они омерзительно гоготали, таскали меня за волосы, били чем-то острыми. Копытами, наверно…Я верещала от ужаса и боли… А они совали в меня свои крючковатые, когтистые пальцы…Совали в рот…Совали в каждую мою щёлочку и гнусно визгливо ржали…

— Подожди! — отчаянно завопил я и вскочил с кровати.

Трясущимися руками схватил бутылку и, рискуя разлить водку, разлил остатки по стаканчикам. Не оборачиваясь, один протянул Алёне а из второго залпом выпил. Закурил сигарету…Вытер рукавом мокрые глаза и стараясь не смотреть на Алёну, молча улёгся на кровать… Алёна снова положила голову на моё плечо и, видимо прислушиваясь к биению моего сердца, продолжила:

— А потом они схватили меня за запястья и лодыжки и начали меня раскачивать… Я видела плавающее взад и вперёд лилово-багровое небо и хныкала словно ребёнок… А потом они швырнули меня с огромной высоты прямо в металлические волны…Сколько я падала…Кувыркаясь в чёрном воздухе. А потом свалилась прямо в налетевшую волну с острым как бритва, гребнем. Этим гребнем мне отрезало правую руку по локоть и стопу… Я вопила, кувыркаясь в железной воде а волны, набегавшие одна за другой, резали меня на мелкие ошмётки…

Я крепко обнял Алёну, осторожно запустив пальцы в локоны её мерцающих волос… Девушка притихла…

— Мне ничего не оставалось…— прошептала она. — Я набрала полный рот железной воды и пустила её в лёгкие… Как будто попыталась проглотить пригоршню поломанных лезвий и иголок…И словно взрыв… Не выдержав страшного давления лёгкие лопнули, как воздушный шарик…

Алёна вытерла ладошкой нос. И снова притихла.

Я подождал несколько минут и не удержавшись, спросил:

— Больше ничего не хочешь сказать?

Алёна выбралась из-под моей руки и холодно произнесла:

— А дальше я сдохла ещё раз. Уже окончательно. Вставай, идиотик. Твоя Атомная Жанна — Лизхен прикатила. Через минуту — другую будет возле входной двери. А я пока испарюсь. А вы — подождите. Я скоро.

Алёна медленно подошла к зеркалу и, оглянувшись, посмотрела на меня.

— Я скоро. Ненадолго отлучусь… Что-то мне страшновато. Ты пока поговори с Лизой а потом позовёшь меня через зеркало. Пока!

И Алёна быстро исчезла в замерцавшем матовыми искрами поверхностью стекла, исчезла…

— Алёнка! — заорал я и, вскочив, бросился к зеркалу.

— Я скоро-о…— послышался радостный крик Алёны. — Только позови-и-и…

Я потрогал ладонями холодную поверхность зеркального стекла и обессилено опустил руки… И взвыл, как раненая собака. Размазывая слёзы по лицу…

— Алёнка… Дурочка бедная, несчастная девчонка…О, Боже…Боже… Боже…

Совершенно разбитый и подавленный, я поплёлся ко входной двери. Открыл все замки и с лязгом отодвинул засов. Вернувшись в комнату я опустился в кресло и осмотрелся по сторонам. И вдруг заметил что сквозь грязные витражные стёкла окон начали пробиваться робкие лучи весеннего солнца… И я даже попытался улыбнуться, увидев в этом какое-то доброе знамение…

* * *

Лиза влетела под в мрачный тоннель замка словно упругий апрельский ветерок, мгновенно разогнав по углам затхлую сырость и полумрак! Яркая, как солнечный зайчик, подвижная как тёплый и упругий апрельский ветерок. Громыхнула железной дверью и лязгнула задвигаемым железным засовом.

Вошла в комнату… Я поднял влажные и покрасневшие глаза. Криво улыбнулся…

— Привет, Атомная Лизхен…— пробормотал я растерянно.

— Приве-ет! — весело взвизгнула Лиза и не снимая своих полусапожек на шпильках, легко запрыгнула на кровать. Обняла меня тоненькими ручонками за шею и звонко чмокнула влажными, мягкими губками в мою колючую, щетинистую щёку. И, взмахивая пушистыми ресницами словно крыльями бабочки, попыталась заглянуть мне в глаза. А я, как деревенский дурачок, сидел сжавись и не решаясь посмотреть в бирюзовые лизкины глазищи…

— Где Ан-Наэль? — настороженно спросила она.

— Нужно только её позвать. Позвать из её зазеркалья… И она сразу же придёт. — ответил я. — На крайняк, она так мне сказала…

— Ладно… Как дела у тебя, дядя Максик? — несмотря на шутливое обращение, в голосе девчушки не послышалось и тени иронии.

— Хорошо. Посмотрим.

Лиза спрыгнула с кровати и зачем-то щёлкнула пальцами. Через мгновение горящие в чёрны, оплывших свечах огни ярко расцвели в тяжёлых бронзовых канделябрах. Разогнав тени замка по мрачных закоулкам зала…

Сейчас я смог рассмотреть Лизу при более ярком свете. На ней была серебристая куртка-ветровка и обтягивающие джинсы цвета «металлик». Вдруг она упала на четвереньки и забавно оттопырив свою худую, изящную задницу чуть не по пояс влезла под кровать. Выудила из под неё обшарпанную чёрную биту, которая в один миг обратилась в огромный сверкающий радужным светом клинка меч — кладинец!

Лиза легко, словно прутик, подняла меч над головой. Только тут я заметил что козырёк лизкиной бейсболки цвета бронзы был длинным и раздвоенным на конце.

И если отогнуть его вниз, козырёк легко превратится в защитную маску древнего русского шлема витязей. Тем более что с макушки бейсболки свисал большой пушистый лисий хвост…

— Надо же…— с усилием улыбаясь заметил я. — Козырёк раздвоенный…Для носа, наверно. А прорезей для глаз в нём нет, товарищ Лизхен?

— Йе-е-есть! — звонко рассмеявшись пропела девчонка.

И с размаху рубанула клинком меча по тёмному и сырому воздуху зала. Так что полумрак взвизгнул и расступился от брызнувших искр играющих граней меча!

— Ну, хватит скулить, боец! — радостно закричала Атомная Лиза. — Мне самой страшно до уссячки. Знамо дело — «стрелка» предстоит с самым сильным суккубом…

— Слова то какие… Книжечек по демонологии начиталась, пока мы с тобой не виделись? — усмехнулся я.

Лиза не ответила. И, чуть помолчав, тихонечко так:

— Тс-с-с… — присвистнула Лиза из под козырька — «забрала». — Умерь свои эмоции, боец. Нам предстоит тяжёлый разговор. Так что твои эмоции и душевные силы тебе ещё пригодятся!

Она легко, перехватив обеими руками длинную рукоять меча, всадила его острием клинка в каменный замшелый пол зала. Плюнув в сторону почерневшего трона и уселась прямо на плитку, поджав тоненькие ножки под себя. Молча уставилась на меня… Затем медленно опустила на лицо козырёк «шлема» — бейсболки.

«Реально, шлем русского ратника»…

— Ёоопс-с-с… — протянул я…— Них себе-е-е! Йооба-а…

— А ну, без выражений тут мне! — весело приказала Лиза.

И я вдруг отчётливо понял! Моя Атомная Жанна, девочка Лиза смертельно боится! Да! Жутко боится! До одури и до слабости в коленках… До противной дрожи в пальчиках…

Лиза застенчиво-глуповато улыбнулась.

— Да, Макс…Я боюсь. И не знаю что делать со своим страхом. Я ведь не всесильный Вестник а только пародия на него…

— Очень милая такая «пародия»…— ободряюще заметил я. — В шлеме — бейсболке и битой вместо меча — кладинца…

Лиза рассмеялась.

— Ладно. — произнёс я. — Сейчас примем по паре капелек «интрушечки» и свистнем нашу демоницу. Интересно, всё-таки что он нам скажет.

— Интересно… — прошептала Лиза. — До липкого ужаса…Интересно…

— Да ну её… — махнул рукой я. — У меня вот другая проблемка.

— Какие у тебя проблемы, старичок? — натужно улыбнулась Лиза. — Не смеши меня…

— Я вот выпить хочу как из пулемёта. — заметил я. — А то эта бездонная демоница — суккуб у меня всю мою водку выжрала…Прорва!

— Подумаешь, потеря… засмеялась Лиза. — Будет тебе кирево, не парься. Давай лучше «интро» прими дознячок. Похоже, эта микстура тебе сейчас дюже пригодится. Осталось ещё в твоём пузырьке?

— Не помню… — растерянно ответил я. — Не помню ни хера куда я его зашкерил…

— Ладно, расслабься. — быстро ответила Лиза и, сунув ладошку в карманчик своей ветровки, вынула крошечный пузырёк с мутновато-жёлтой маслянистой жидкостью. Протянула пузырёк мне.

— Злоупотребляй. — улыбнулась Лиза.

— А ты?

— А мне пока ни к чему. Врага нужно встречать в здравом уме и твёрдой памяти. Тогда я с любым зверем легко справлюсь! А тебе… А тебе психостимулятор нужен. А то склеишь ласты невзначай. От переизбытка чувств…

— Ладно, душа моя…— пробормотал я.

Затем отвинтил крышку от пузырька и через дозатор выдавил на подушечку указательного пальца две а скорее три густых капельки. Торопливо втёр их в дёсны… Рот наполнился липкой слюной. Я скривил лицо и смачно схаркнул себе под ноги.

— Фу, скотинка. — произнесла Лиза, оттопырив нижнюю губу.

— Заавли хлебало, сопля зелёная… — злобно выпалил я. — Сходи лучше чаю завари. И сюда притащи. Завозникала, блин, здесь!

— Ты чего такой… Нервный…— нахохлившись, прошептала девчонка.

— Ладно, извини. — примирительно ответил я. — Только горячий чай с цукерманом — никто не отменял! Давай, шевели своими цыплячьими ножками. А то выдерну их, пожарю и сожру.

Лиза обидчиво посмотрела на меня, быстро встала и торопливо убежала на кухню. А я… А я принялся прислушиваться к своим ощущениям. И эти безумные ощущения не заставили себя долго ждать.

Мерцающее матовыми искрами пространство, плывущие стены, чёртовы дразнящие языки огня из горящих канделябров… Жутковатое зрелище!

Вскоре на кухне засвистел чайник. А через пару минут в зал приёмной вошла, нет! Вплыла белым лебедем Елизавета с тяжёлым, литым подносом в руках. Сотворённым, похоже, из чистого серебра.

На нём весело исходил паром закопченный чайник, пара чайных приборов и блюдце с печеньем.

— Пьём чай два кружка, е…ём друг дружка…— зло и цинично пошутил я, припомнив старинную народную присказку, тупо изображающую кавказский акцент. Или говор, что не принципиально.

— Вот идиот…— снисходительно пожала плечами Лиза. — Думаешь что твоя шутка смешная? Думай так дальше. А заодно подумай как вытащить сюда из зазеркалья демоницу Ан-Наэль. Это ей нужна встреча со мной. А мне…

Монолог Лизы прервал раскатистый бой старинных настенных часов. Бумм-бумм-бумм…

— Тьфу, бля! — выругался я. — Как уже обрыдло мне это торчалово эффект «интро». Выпить охота! Где тут винный погребок, пламень души моей?

— Обойдёшься…— холодно ответила Лиза.

— А ты тут не командуй, мля. — зло ответил я. — Это — мой дом и мой замок. Ты здесь только гостья. Капризная и надоедливая. И, опупеть, какая занудливая! А я вполне вправе вышвырнуть тебя на хрен отсюда. Если будешь испытывать моё терпение.

Нет, девочка Елизавета терпелива просто до изумления! Выслушивать всяческие гнусности от бесбашенного кретина со съехавшими набекрень от алкоголя и наркоты мозгами, старого придурка — нужно иметь поистине ангельское терпение!

Именно поэтому Лиза просто спросила:

— Где башка Бельфегора?

— Там где ей и место. — ответил я. — Лежит и воняет в унитазе.

— Дурной ты…— опечалилась Лиза. — Её нужно было пробить насквозь клинком меча и пригвоздить к мрамору. Обязательно к серому.Из минойских каменоломен…Шучу.Ну ладно. Я сама всё сделаю. Где меч?

— Я орудую исключительно бейсбольной битой. Даже позвоночник Бельфегору я сломал именно ей…— рассмеялся я.

— Давай её сюда. — не обратив внимания на мою насмешку, сказала Лиза.

— Уно моменто, дольче синьорита. — мрачно ответил я и выудил чёрную, обшарпанную биту из под двуспальной кровати с балдахином. Затем подошёл к большому, старинному шкапу, украшенному резными инкрустациями и с размаху разнёс вдребезги его полированные поверхности, разворотил дверцы и восторженно заорал:

— Вот оно, млять!

А биту швырнул к ногам Лизы. На лету она превратилась в сверкающий при свете свечей меч — кладинец и упал на гранитные плиты, оглушительно зазвенел!

— Ты чего-о?! — изумлённо спросила Лиза.

Я извлёк из почти развороченного шкапа старинную бутыль с вином и торжественно объявил:

— Бордо, мать его… Хрен проссышь какого года разлива. Сейчас я буду пьян как сука и весел словно придворный шут. А ты может п…здеть с Алёной хоть до утра!

— Хватит драть мне мозги и зови Ан-Наэль! — яростно завизжала Лиза!

— Ут-ти-и, девушка распсиховалася-а…— издевательски протянул я.

— Заткнись, идиот!

— Слушаю и повинуюсь, свет буркал моих! — я отколол окраешек мраморного стола горлышко покрытой вековой пылью бутылки и, рискуя порезать губы, приложился к реликтовому «пузырю», бухла соверенов, синьоров и сюзеренов!

— Бля-а! Это круто! — заорал я в восторге!

— Макс! Прекрати валять дурака, болван! — завизжала Лиза. — Нам с тобой предстоит дело вселенского значения а ты ведёшь себя как кретин!

— Ну извини, душа моя… — примирительно прошептал я. — Это всё нервы… Ты ведь знаешь что моя тонкая нервная конституция пребывает в перманентном надломе унд надрыве…

— Знаю…— мгновенно успокоившись, ответила Лиза. — Зови Ан-Наэль. Что мы время теряем?

— Уже, моя звезда…

И я нерешительно подошёл к огромному зеркалу что огромным овалом в резной раме украшало кирпичную, покрытую мхом, стену моей спальни… И ничуть не удивился, не обнаружив в едва мерцающей поверхности зеркала, своего отражения. Словно я вампир или некий безымянный призрак… В зеркале я видел только длинный, слабо освещённый коридор, ведущий в неведомое Никуда или в более определённую Пустоту… Словом, Зеркало указало мне Суть и Смысл происходящего… Дорогу в Адские кущи, с нетерпением ожидающие меня…

Я прижал свои горячие ладони к прохладной поверхности зеркала и, почти вплотную, приблизил лицо к стеклу. Поверхность зеркала мгновенно запотела от моего жаркого, сбивчивого дыхания…

— Надо же, как всё просто… — тоскливо пробормотал я. — Казалось бы — возьми молоток и разбей к херам эту чёртову стеклушку! Там, в конце тоннеля — коридора явно виднеется причудливого литья металлическая дверь. Мне нужно просто разбить стекло и войти в тоннель. Добраться до этой двери, разделяющее Бытие от Погибели… Вечной погибели…

А там, за этой дверью меня ждёт Она… Та самая девушка, которую я когда-то любил и продолжаю любить сейчас… Да, она, умерла! Но разве смерть тела — это ответ на все вопросы? НЕТ! Это всего лишь Смерть… Её мятущаяся Душа воет и молит о Прощении… Прощение за прошлое предательство… Которое свершилось именно в тот момент кода бедный маленький мальчишка по имени Макс стоял на краю пропасти… Да, я должен был умереть ещё много лет назад. Именно тогда когда Алёнка приехала что бы собрать вещи и исчезнуть из моей проклятой жизни на веки вечные…

И в этот миг, в кошмарной яви, я вспомнил всё то что спаяло меня с Алёнкой в единое целое! Мокрые от пота судорожные содрогания на скомканных простынях, искусанные в кровь распухшие губы, и отчаянный крик Алёнки, тот самый крик, разорвавший глухую ночь как старую тряпку…

— Ма-а-акс! Я люблю тебя! Прости меня за всю боль что я тебе причинила… Прости… Я не хотела зла… Я просто не понимала как дорого то что у нас было и есть… Прости меня…

— Уже простил.., Солнышко…— улыбаясь, прошептал я зеркалу. — Уже простил… Давным — давно…

— Спасибо тебе, мой мальчик…— ответила невидимая Алёна. — Совесть сгрызла меня до самых хрящей, когда я вспоминаю о том сколько немыслимой боли я тебе доставила…

— Да фигня, не парься…— улыбаясь, сказал я. — Давай лучше о чём-нибудь смешном и забавном.

— Давай! — Алёнка тоже звонко рассмеялась.

— Помнишь как нас с тобой «приняли» менты в цыганском посёлке?

— Ясен пуп, помню! Как такое забудешь?! Хорошо что мы тогда успели скинуть три грамма «плана» вы траву а то век бы воли не видать… — Алёнка веселилась на полную катушку…

— Это что! Если помнишь — мы тогда вместе с тобой были в хлам упоротые «скоростью» и обкуренные как чучмеки! Нас и приняли за красив…красные глазки! — тут меня конкретно попёрло на воспоминания…

— Подумаешь! — пропела Алёнка…— Ты лучше вспомни как мы славно оттопырились в «зиндане» ментовского УАЗика! Мусора приняли нас под белы рученьки и сдуру упаковали в отсек для арестантов в УАЗе… Обоих, блин! Помнишь, что там дальше началось? Я ведь упросила их что бы они на нас наручники ха спиной! Ментовский наряд, пусть чуток быковатые, но молодые и слегка стеснительные молодые сотруднички, нестали мне прекословить… Помнишь?

— Помню…— я уже давился от смеха! — Ты уж прости, я не сдержался!

— Давай, рассказывай, болванчик! Хуле уж тут стесняться? Раз уж начали вечер вспоминалок — то давай уж вспоминать до упора!

— Ладно! — отмахнулся я… — Своими наглыми, липкими от пота скованными наручниками пятернями я залез тебе под подол сарафанчика и содрал с твоей упругой жопки беленькие трусики! Дальше рассказывать?

— Давай, не стесняйся, извращенец! — Алёнка словно светилась от восторга…— Дальше что было?!

— А то и было…— объявил я. — Я тщательно обшарил пальцами твою нежную, выбритую под «нолик» промежность, обследовал каждую складочку твоей п… здёночки… Если помнишь, тогда ты уже прошла полный курс лазерной эпиляции…

Меня уже выворачивало от смеха!

— Да помню я, эта хренова лазерка тогда нам влетела в хорошую сумму!

— Зато твоя кыска сразу стала нежной, податливой и всхлипкой до изумления… Дальше что? Ты расстегнула блузку, обнажив грудь и …

— А ты, мудло, содравши с меня трусики, усадил меня сверху и всадил свою балду в меня так что она чуть до мозгов не достала!

— Я здесь не при делах! — я попытался шутливо оправдаться. — УАЗик на ухабах сильно трясло! Разве не помнишь какие дороги в цыганском посёлке? Яма на яме! Не знаю как сейчас… Точно помню что мне приходилось затыкать тебе ладонями рот что ы ты не визжала на всю кабину…

— Да? — завизжала от изумления Алёнка. — А твой хрен мне в горло тоже благодаря ухабам угодил?!

— Ты сама попросила что бы я тебе разрешил осчастливить меня своими… Ам! Ам… А — мо — о — ральными шедеврами. Заметь, пока нас везли до отделения, ты, прыгая на мне верхом, успела три раза кончить! Три раза! А потом сама залезла ко мне в штаны!

— Да, сучья морда! — улыбаясь, заметила Алёнка. — Я тогда чуть не захлебнулась. А на ухабе так тряхнуло машину что ты своей шишкой мне чуть горло не свернул, урод!

— Ну не порвал же… — усмехаясь, ответил я. — А когда я кончил, ты подняла личико и посмотрела на меня таким мутным взором что я даже испугался — «Уж не сорвало ли тебе крышу от многочисленных оргазмов»? А потом ты приоткрыла рот, то есть, чуть разомкнула привспухшие, искусанные губки а белая струйка потекла с уголка твоего ротика… И закапала липкими каплями на твои голые титьки… Так дело было, моя милая девочка — соска?

— Так, ублюдок— извращенец.

— Почему это я — извращенец? — удивился я. — Ты сама предложила! А ты на фига потом ты встала с коленок и постучала по решётке и закричала: — « Эй, славная полиция города Чикаго!», а? А когда они оглянулись, ты показала им свой, розовый, покрытый жидким перламутром, длиннющий язычок и надула из своих слюнок и этого перламутра пузырь! А когда он лопнул, ты издевательски засмеялась и высоко задрав подбородочек, шумно сглотнула всем что было у тебя во рту!! Мусора сразу поняли что пузырь ты надула не из жвачки. Такой гениальный трюк с пузырём — был под силу только тебе, Лапчонок! О, млеа-а-ать…

Я даже закатил глаза от нахлынувших воспоминаний…

— О, этот твой язычок! Он такой подвижный! Как маленькая шустрая змейка. — продолжал я. — Что ты могла, высунув его на максимум, полностью накрыть его кончик твоего высоко вздёрнутого носика!

— А ты лучше вспомни что в мусарне приключилось. — с неожиданной злостью отчеканила Алёна.

— Сама вспоминай…Меня херовые воспоминания не парят.

— Ладушки, ох…евшая личность бога. Напомню. — яростно заявила Алёна. — Мусора наши гимнастические упражнения ещё в машине оценили.

— Ну и?

— Вот тебе и «ну и»… — в голосе Алёнки — только злость и отчаяние…

Только злоба и безысходность… Впрочем, ничего такого страшного в «мусарне» не случилось.

«Это вечная твоя привычка — всё драматизировать…»

* * *

Ну, чё скажешь, Наблюдатель? Предполагаю что ты безапелляционно заявишь что это никакая и не любовь. А просто дикая, всё сжирающая страсть, финал коей предопределён. Только — погибель бессмертных душ и Вечные муки и странствия по закоулкам адских пустошей…

А может быть, всё несколько сложнее? А, Наблюдатель? Ты не поверишь, но твоё мнение мне так же интересно как и своё собственное… Может быть, некие твари Господни просто обязаны пройти по краю этой пропасти что бы больше не пытаться в неё заглянуть? Возможно, я ошибаюсь… Ошибаюсь дико и фатально…

Потому как я реально осознаю что я далеко не семи пядей во лбу. Я — олух Царя Небесного. И сей факт нисколечки меня не парит.так-то, любезный Наблюдатель. Повторюсь для «особо одарённых» — возможно, я ошибаюсь… Но, может быть, есть в этой животной страсти хоть зёрнышко надежды вырасти в нечто большее чем просто жажда перманентного оргазма? Ведь надежда есть всегда и она, как известно, издыхает последней…

Надежда… Надежда на что? На Вечную Жизнь? Вряд ли… Тогда «на что»?! Неужто на вечную смерть? Даже не хочется думать об этом…

А ведь какой-то авторитетный, хоть и конченый мудак утверждал — «Кто сказал тебе, читатель, что нет на свете Настоящей, Вечной Любви?! Да вырвут лгуну его грязный язык!» Как относится к этой не совсем точной цитате? Да хрен его знает, Наблюдатель…

Ладно, продолжим. Вижу, ты не особо доверяешь моим словам. Возможно, и правильно делаешь. Мало кому дано, а скорее всего— никому, пройти по краю пропасти сжигающей страсти и не сгореть, аки мотылёк, в этом мёртворождённом огне… Ну тогда — слушай дальше…

Не стоит напоминать тебе, Наблюдатель, что Алёна была очень красивой девчонкой. Не модель, конечно но в ней было то то что укладывало мужиков как охапки поленьев, ровно под шпильки её туфель. Этоо невозможно объяснить. Да, привлекательная, миленькая мордашка… Да, длинные, стройные ножки с тату китайских иероглиффов «инь» и «ян» на тонкмх, хрупких лодыжках, Да, плоский животик с серебряным колечком, украшенном каким-то прозрачным камешком под бриллиант, в проколотом пупке… Да, вьющиеся до упругой, изящной жопки светлые волосы с розоватым отливом…Да, так и есть. Вот только титечки всего размера «единичка»… Зато охренительной формы — «трамплинчик»! Такие титечки не провиснут и в полтос годков…

Но не все эти были главным украшением Алёнкиной красоты… А её глаза…Да, её глаза! Эти две серо-зелёные бездонных пропасти в которые можно было падать бесконечно! Именно за эти глаза все мужчины мира готовы были заложить в дьявольский ломбард свою поганые душонки…Именно за эти прекрасные глаза Алёнку после её смерти возненавидели инкубы-стражники и что бы унизить Алёну, они упросили Великого Ингву заменить её глаза на пару омерзительных влагалищ, приспособленных для утоления похоти демонов всех мастей…

И только героическая смерть в бою солдата — спецназовца Алексея, под позывным «Лёлек», позволило Алёнке вернуть свои глаза… Пусть и не до конца… Но это уже было начало пути Алёны к Спасению и Прощению..

Что тут ещё добавить, наблюдатель? Да нечего…

Ты лучше послушай, Наблюдатель, что приключилось с нами в мусарне, после дикого и свирепого совокупления в ментовском УАЗике, в отсеке для арестантов.Нас доставили в отделение уже практически в невменяемом состоянии. Со «скорости» и выкуренного «плана» нас обоих «размотало» как конченых нариков…

И кто-то из ментов, особо чутких к женской красоте, похоже, предложил Алёне откупиться «натурой» от предполагаемой статьи УК «за хранение и употребление». Излагая без обиняков, мент предложил Алёне пуститься по ментовскому кругу, то есть обслужить всех в отделении по полной программе.

Алёнка подняла истошный визг и я, как истый кабальеро, немедля ни мгновения, ринулся защищать честь своей Дамы Сердца! За что моментально получил зверский удар ментовским дубиналом по кумполу и вырубился на несколько часов. Откачивали меня уже в скорой, поэтому за Честь свой Дамы я был спокоен. Никто её не тронул. Менты так перепугались что переусердствовали в усмирении моего воспалённого честолюбия, что сразу же вызвали «скорую» ибо решили что я «склеил ласты»… Хех! Не тут то было!

Увидев как я с разбитой, залитой кровью башкой навзничь свалился на бетонный пол отделения мусарни, Алёнка даже в этой ситуации ухитрилась отомстит за меня! Она изловчилась и саданула шпилькой туфли ударившего меня мента точно под яйца! Тот заверещал от боли и, корчась, рухнул как подкошенный на бетонный пол. А Алёнка получила вполне заслуженный разряд электрошокером в свою лебединую шейку. И она тоже тут же потеряла сознание… Короче, в больницу нас увезли на одной карете «скорой»…

Так вот дела, Наблюдатель….

А сейчас я просто стою возле огромного зеркала и предаюсь радостным и трагическим воспоминаниям…

— Ан-Наэ-э-эль… тихо, почти шёпотом позвал я свою бывшую возлюбленную… — Алёнка-а-а… Я тебя жду… Иди ко мне! Я тебя жду… Я хочу тебя спасти, моя любимая девочка! Я смогу это сделать… Только отзовис-и-ись…

И тут я аже вздрогнул от испуга и неожиданности! Потому что литая железная дверь в глубине зазеркалья, ржаво заскрипев и заскулив, начала медленно открываться! И в образовавшуюся щель между косяком и самой дверью в коридор — тоннель хлынул слепящее — белый, мертвящий свет…

— Алёнка… — выдохнул. — Иди скорее ко мне! Я тебя жду… Я смогу тебя спасти! Смогу, обещаю! Я чувствую в себе силы. Со мной случилось что-то странное… Я научился управлять своей болью и радостью! Иди ко мне, не бойся! Я тебя жду, Алёнка…

И тут дверь в Преисподнюю распахнулась настежь и я увидел Её, свою возлюбленную! В Сиянии Белого Мрака! И мне предстояло избавить Алёну от этого Света Мёртвых. Избавить на веки вечные! Мои руки затосковали по длинной рукояти двуручного меча со сверкающим клинком! А мне почудилось что вэтот миг в меня вселились все души воинов — героев всех времён, от монаха Пересвета до рядового Родионова!

— Иди сюда, не бойся! — заорал я…

Белый светомрак чуть отступил я увидел Алёну. В белом свадебном платье с пышным подолом, но всё ещё с чёрной повязкой на глазах… Хотя я знал уже что глаза у Алёнки были! Пусть, чёрные как обсидииан, без белков и зрачков, но — были!

— Ну привет, милый…— прозвенел её нежный голос… — Вот и я… Время пришло! И я пришла вместе со временем… Я знаю что ты мне поможешь. Даже если тебе, как Орфею, придётся спуститься в саму Преисподнюю что бы вытащить свою Эвридику из адовых когтей… Я иду к тебе, Макс!

И Алёна сделала свой первый шаг навстречу Небесам…Её путь по коридору — тоннелю казался мучительно долгим. Но я был готов терпеть эти муки, которые явно компенсировались изящной красотой Алёнкиной походки… Она шла словно по подиуму, едва заметно покачивая красивыми бёдрами и мелькая стройными ногами в белых чулках через разрезы в подоле её белого платья…

Боже, как же долго, как бесконечно долго Алёна шла по этому мрачному тоннелю… Иногда мне казалось что она просто перебирает ножками, не двигаясь с места, как это бывает в кошмарных снах когда ты пытаешься убежать от злобный ми мерзких чудовищ! И вдруг железная дверь в глубине тоннеля с оглушительным грохотом захлопнулась а Алёнка в то же мгновение оказалась прямо рядом со мной! Только по ту сторону зеркального стекла!

— Разреши мне войти, мой мальчик? — почти шёпотом попросила она.

— Разрешаю! — отчеканил я. — Я разрешаю тебе войти. Добро пожаловать, Прекрасная Ан-Наэль!

— Благодарю Вас, монсир. — Ан-Наэль выполнила изящный книксен и словно сквозь водную поверхность просочилась в зал моего замка.

— Ты уж прости меня, хамоватое быдло, но мне для моих дальнейших действий совсем не требуется твоего разрешения! — объявил я.

— О чём это ты? — застенчиво улыбнулась Алёна.

— Вот об этом.

Я шагнул к ней навстречу и крепко обнял Алёнку так что хрустнули её тонкие косточки!

— Ой! — вскрикнула от испуга Алёна.

Её тело было живым! Это чудесной тело античной богини Артемиды жило какой-то своей, непостижимой и необъяснимой жизнью! Я был готов вопить от радости и восторга! Но я сдержался и только, как бы невзначай, заметил:

— А ведь ты живее меня, Алёнушка — солнышко. Ты — не мёртвая царевна. Ты просто уснула, как в сказке, а я тебя поцеловал и разбудил…

— И не знаю как благодарить тебя… Хотя… Что бы я ожила как ожила мёртвая царевна — меня поцеловать мало. Нужно всадить по самое не могу!

— Иди ты на фиг — засмеялся я -! А можно вопрос, Алён?

— Спрашивай, милый… — ласково ответила Алёна.

— Вот скажи, ну на фига тебе эта повязка на глазах? Чего ты боишься? Ведь у тебя есть глаза! Ну хоть какие-то!

— Я не могу смотреть ЭТИМ на Белый Свет… — горестно прошептала Алёна. — Это не глаза а куски мёртвого обсидиана!

— Ну надела бы просто солнечные очки — и все дела! — настойчиво твердил я… — А со временем всё бы вернулось на круги и заняло положенные по жизни места…

— Странный ты, Макс… — устало вздохнула Алёна. — Зачем требовать от меня того что я не могу сделать сию секунду!

— Да ничего я не требую…

— Требуешь…

— Хорошо…-сдался я. — Носи свою повязку, если тебе так удобней. Только пообещай мне снять её пи первой же возможности.

— Ладушки, обещаю тебе, милый. Даже поклясться могу…— засмеялась Алёна.

— Неа! Вот клясться не надо ни в коем разе! Эта хрень чревата тяжкими последствиями — ответил я.

— Да я это уже поняла, маленький… Только поняла слишком поздно…

— Ничего не поздно, Алён. Ты будешь смеяться но со смертью жизнь, оказывается, только начинается!

— И правда — смешно. И парадоксально…

— Давай лучше поцелуемся как когда-то…А то я уже забыл как это делается… — рассмеялся я.

— Давай попробуем, пупс. — ответил, зардевшись, Алёнка…

И тогда я нежно и горячо поцеловал Алёнку в округлившиеся для ответного поцелуя губы…Я почувствовал что Алёну всю трясёт… То ли от нервного возбуждения, то ли просто от холода… Ведь её сверхоткрытое платье только очень условно можно было назвать свадебным. Плечи, руки, спина были полностью обнажены… Даже лиф платья едва прикрывал горошины её сосков. Груди «трамплинчиком» так же были практически почти обнажены…

Поэтому я крепко обнял Алёну, на ходу придумывая во что бы её укутать…

— Ты совсем озябла, девчоночка моя…— нежно прошептал я Алёнке в её порозовевшее ушко. — У меня для тебя кое-что есть. Сейчас я тебя укутаю получше а потом мы будем с тобой целоваться взасос. Идёт?

— Идёт…— улыбнулась Алёна.

— Только — с языком! — рассмеялся я.

— Хорошо, придурочек! — в тон мне ответила моя любовь…

— Подожди секунду! — я выпустил Алёнку из объятий и быстро подошёл к очередному шкапчику, набитому разнообразными женскими радостями. Открыв резную дверцу я вынул на свет Божий старинную роскошную мантилью из белоснежного шёлка. Вернувшись к Алёне, я в несколько слоёв сложил мантилью и укутал девушку как куклу.

— Ну вот…Теперь, точно не замёрзнешь. — похвастался я. — А вещица, между прочем — самый что ни на есть — раритет! Этой мантилье — цены нет!

— Спасибо тебе, Макс… Я и не думала что ты умеешь быть таким заботливым… Дело осталось за малым… Лиза здесь?

— Здесь…— чуть помедлив ответил я. — Нам без её помощи никак не обойтись. Уж извини.

— Да ничего, я всё понимаю… — опечалилась Алёна.

Я снова крепко обнял девушку и стал нежно целовать всё её лицо, от лба до подбородка… Я осторожно касался пересохшими от волнения губами её нежной кожи лица и чувствовал словно меня щипали за губы и, особенно за язык, слабые электрические разряды… Это было так странно и непостижимо что мне не хотелось задавать Алёнке никаких вопросов…

И вернул меня в действительность оглушительный грохот и звон бьющегося стекла. Я посмотрел через плечо Алёны. Возле разбитого вдребезги зеркала стояла Лиза с двуручным мечом— кладинцом в руках и злорадно улыбалась…

Возникла странная и немыслимая пауза… По которой ещё долго бродило эхо звона разбитого вдребезги зеркала…

— Что же ты натворила, тварь…Божья…— обречённо выдохнула Алёна. — Ты обрубила мне все пути назад… Значит, я погибну на веки, отданная на растерзание всем мыслимым демонам и чертям… Что же ты наделала?

— Лизка! — в ярости заорал я. — Ты чё, бля, спятила?! Какого хрена ты вытворяешь?!

— Макс, так надо. И не спрашивай меня почему. Один фиг ты ничего не поймёшь…

— А ты не охренела часом, сопля зелёная! — продолжал вопить я.

— Максик. — холодно и насмешливо процедила Лиза. — Заткни своё дуло. Твой номер — шестнадцать. Короче, знай своё место, урод. Моральный…

— Что ты сказала?! — в изумлении прошептал я, нащупывая в заднем кармане джинсов опасную бритву. — Повтори-ка ещё раз, мелочь пузатая!