Глава 1.4

Бухта Ахайоса… Самая глубокая в известном мире акватория, позволяющая швартоваться у своих причалов кораблям практически любого тоннажа. Порт, впечатляющий своими размерами, количеством кораблей, разнообразием грузов, одежды и лиц, защищенный крепостью с несколькими сотнями пушек с одной стороны и морским фортом с другой. Хмааларцы, гетербаги, зверолюды, дракийцы, гартаруды, ихтионы, симираллы… Суда купеческие, пиратские, военные, грузовые, посыльные. Пираты, шлюхи, торговцы, солдаты, представители различных банд: Безумцы, Крысы, Слепые, Цепь и множество других, которые делят этот район на зоны влияния. Порт Монронда блекнул по сравнению с жемчужиной морей — Ахайосом. Там легко было потеряться самому, потерять все деньги и жизнь в придачу, а вместо этого найти приключений на задницу.

Крики торговцев, грузчиков, вопли ограбленных или просто нищих звенели в воздухе дикой какофонией. Миазмы рыбьих кишок, гниющих водорослей, запахи специй, вонь пота, табачный дым, испарения отходов и морской воды — всё это сплелось в такой клубок, что воздух можно было резать ножом и никакой бриз не помогал.

И над всем этим многообразием полоскались на ветру флаги с черными пиками на кремовом фоне — флаги Шваркараса, официального властителя этого потрясающего места.

Одного взгляда на Ахайос, брошенного с палубы, было достаточно, чтоб увидеть двойственность этого города. Город-клоака для одних, бриллиант экваториального архипелага для других, — всё зависело от того, с какой стороны находится наблюдатель.

Расположение зданий и районов Ахайоса как бы отражало ступенчатость его общества: начинаясь от порта, город поднимался всё выше и выше — припортовые трущобы, торговые кварталы, храмовый комплекс. Центральную часть города занимали элегантные здания, принадлежащие местной аристократии, и отдельно, ярко выделяясь из гольвадийской архитектуры, виднелись пагоды диаспоры дракийцев, неизвестно что забывших так далеко от своего Дракия.

Пленников вывели на палубу, построили и разделили на разные группы — по полу, расе, даже цвету кожи или шерсти. Затем повели на невольничий рынок. Капитан Онтар стремился побыстрее продать свою добычу, но торговец, которому принадлежали торги, уговорил его подождать пару дней, чтоб хоть немного откормить товар, делая акцент на том, что тощие и больные люди будут стоить в два, а то и три раза меньше. Им дали чистую одежду, вымыли в бане, накормили. Девиц, что покрасивее — приодели, как аристократок, расчесали волосы, подвели глаза в надежде продать в бордель или как наложниц. Остальных — на плантации в качестве дешёвой рабочей силы.

Подруг, державшихся всё это время вместе, растащили в разные стороны. Нарья упиралась, но что могла сделать четырнадцатилетняя девочка двум амбалам, каждый из которых был больше её раза в три. Не абы кого нанимали торговцы живым товаром, а гетербагов из банды Безумцев.

Анну, как хорошего специалиста, увели в отдельные помещения, предназначенные для торгов профессионалами в той или иной области. Нарью же сочли недостаточно взрослой, чтоб быть проданной с торгов, недостаточно красивой, чтоб украсить чей-нибудь гарем, и недостаточно выносливой, чтоб быть отправленной на плантации, посему ей, как она услышала краем уха, предстояла роль товара, который мог купить первый попавшийся, у кого была нужная сумма.

Но Нарья оказалась строптивой. Она принесла своим продавцам много хлопот: огрызалась, кусалась, плевала в лица любителям маленьких девочек, а когда немного отъелась, сбежать задумала.

В один прекрасный день, когда очередной покупатель захотел войти в клетку, где содержалась девочка, она улучила момент и бросилась на торговца. Крепким ударом сломав ребра и отшвырнув незадачливого щуплого мужчинку к противоположной решётке, она уже собиралась выскочить наружу, но его охранники быстро сообразили, что к чему, и, пока один вытаскивал патрона из клетки, второй занимался “воспитанием” строптивой девицы. Надо сказать, били качественно — Нарья после такого воспитания неделю не могла встать с кровати. Болело всё тело и казалось, что перепутались все внутренности, однако ни одного синяка на теле так и не появилось. После жалобы этого покупателя, торговец живым товаром надел на девочку железный ошейник с цепью, которая не давала ей далеко отойти от кровати.

В жарком климате при постоянной духоте железная полоса жутко натирала шею, иногда до крови. над раной постоянно летали мухи, привлечённые запахом крови. А лекаря торговец решил не присылать в наказание.

Эти мучения продолжались две недели. Десять дней, в течение которых Нарья постоянно находилась под оценивающими взглядами других людей. Чувствовать себя живым товаром, есть и спать, когда на тебя смотрят, расхваливают твою выносливость, заглядывают в зубы, разглядывают, как будто лошадь или скотину какую-нибудь — всё это было крайне мерзко, стыдно, отвратительно. Под конец второй пятидневки, девушка уже стольких странных рож насмотрелась, что истощила весь свой запас отбивающих охоту уловок.

Одному крокодилу, когда тот подошел прицениться, она плюнула в морду, безошибочно угадав в скучающем анимале любителя нахаляву пощупать товар за грудь. Кроканин явно был пиратом — характерная золотая серьга в ухе, одноглазый, без части зубов, старый, потрёпанный жизнью, весь в шрамах и при сабле. Подошел к клетке даже без охраны. Нарья слышала, как торговец отговаривал его заходить без поддержки, мол, не девочка — сущая кошка. Нарье его фамильярность не понравилась, она и харкнула, метко попав кроканину в целый глаз. На удивление, пират оказался с юмором. Поржал, стукнул девочку по плечу так, что она согнулась от тяжести, да ушел другую лапать. Торгаш разъярился, палкой грозил, кричал, разбрасывая слюни, но успокоился, когда сам заметил, что ящеру не баба нужна была, а развлечение.

Следом кошка приходила. Черная гладкая шерсть, яркие зеленые глаза, демонический макияж и черно-красное полупрозрачное платье, не скрывающее, а скорее открывающее все прелести кошечки. Одежда и украшения девицы явно выдавали в ней Демоницу — члена банды женщин, практикующих чернокнижные искусства. По всему видно — денег не густо, глазки бегают, лапы к чужим кошелькам тянутся по старой привычке, а туда же — нос задрала, пальчиком с когтём накрашенным в людей тычет, со всех сторон разглядывает.

Когда она решила “потыкать” в Нарью, той это, само собой не понравилось. А кошка старалась, спеца из себя корчила, то за ухо дернет, то за задницу ущипнёт. Потом полезла зубы смотреть, как будто жеребца скакового выбирала. Нарья и не удержалась — так за палец тяпнула, что кошка отскочила и завизжала, как скаженная. В общем, развлечений было, хоть отбавляй.

Нарья каждый вечер молила Единого послать ей избавление от этого позора.

Та встреча, что послал Единый на истовые мольбы своей юной почитательницы, лишь доказывала, что и у богов есть юмор.

Очередной наполненный скукой, жарой и посетителями рынка день не предвещал ничего хорошего. Нарья ещё до полудня устала от назойливых взглядов, изнывала от духоты и хотела пить, посему просто лежала на топчане пластом и глядела в потолок.

До неё не сразу дошло, что на неё кто-то смотрит. Девушка повернула голову и обомлела: у клетки стоял стройный и гибкий рысин с рыжими волосами, завитыми по последней моде, ярко-желтыми раскосыми глазами, как у кота, одетый дорого и тщательно, как шваркарасский щеголь, держащий руку на изысканно-вычурном эфесе сабли. Рысин был не чистокровкой, видно, мамочка в своё время котов очень любила — на лице шерсти почти нет, бреется чисто, осанка человеческая, лицо с полузвериное, от настоящего кота только уши с кисточками да хвост из стороны в сторону подёргивается. Он смотрел на Нарью с сочувствием и жалостью, так, как не смотрел до этого ещё никто из покупателей. От этого взгляда Нарья впервые в своей жизни почувствовала, как краска заливает её лицо до кончиков ушей.

Девочка не выдержала взгляда анимала, потупилась, её сердце на мгновение остановилось, а потом забилось так быстро, что она испугалась. От его взгляда ей хотелось провалиться, съежиться, пропасть, и в то же время хотелось, чтобы он не отворачивался, чтобы не уходил, чтобы купил её. Первый раз за всё время пребывания рабыней ей действительно захотелось, чтоб её купили.

Рысин постоял немного, покачал головой, что-то сказал торговцу, из рук в руки перекочевал кошель с деньгами, дверь клетки распахнулась и рысин вошел. Нарья поспешно вскочила с топчана.

Рысин со спокойствием и даже с любопытством оглядел девушку и произнёс:

— Ну что ж. Теперь ты моя, мрр, собственность. — Звук его голоса бросил Нарью сначала в жар, затем, когда смысл слов дошел до разума — в холод. — Меня зовут Фел’рис. Я отдал за тебя крупную сумму, мрр. Надеюсь, не напр-расно.

Торговец снял с девушки ошейник, рук развязывать не стал — просто протянул веревку покупателю и поблагодарил за покупку.