Глава 1.1

Раннее утро третьего расхаасиса в шваркарасской колонии Монронд началось не с пения птиц, а с грохота тяжелых шагов по булыжной мостовой. Заспанные порядочные граждане высовывались из окон, с любопытством рассматривая бегающих по городу солдат гарнизона. Слухи, имевшие ноги гораздо более быстрые, чем у солдат, разнесли по городу вести — пропал племянник губернатора. Отправившись несколько дней назад со своими дружками гулять в город, он будто сквозь землю провалился.

Отпрыск знатной аристократической семьи, приближенной к королевскому трону, де Сокаль о’Вьен, недавно вернулся из Люзеции. Там он служил при дворе, но был пойман на преступлении, всколыхнувшем столицу, и выдворен вон, подальше от разбушевавшейся толпы. Он и в Монронде не был любимцем народа — обожал жестокие шутки, издевательства над трактирной обслугой, не раз и не два подбивал своих приятелей на изнасилования официанток, вел себя нагло и высокомерно, в полной уверенности, что ему всё сойдет с рук. И сходило ведь до поры до времени.

А потом он пропал. Губернатор де Сокаль поднял на ноги все возможные силы, заставил подвластный ему гарнизон прочесывать все улицы. Дружки губернаторского племянника в голос утверждали, что расстались с ним в квартале от резиденции, куда он и отправился нетрезвым шагом.

К обеду третьего расхаасиса тело юнца нашли тупиковом переулке неподалёку от трактира “Зеленая кошка”. Он валялся в луже за бочками, с проломленной головой и спущенными штанами. Собаке собачья смерть — облегченно вздохнули жители города и занялись своими делами. Солдаты и полиция оцепили место происшествия, стали прочесывать ближайшие дома в поисках свидетелей. Опросили всех, даже мелких детишек, но никто ничего не видел.

Однако в злополучной “Зеленой кошке”, куда пока ещё не добрались солдаты, было два человека, которые не находили себе места от беспокойства.

— Что теперь будет?!!! — рыдала девочка, лежа на кровати лицом в подушку. Светлые волосы, обычно собранные в хвост, сейчас были растрёпаны, закрывая, в общем-то милое, но несколько простоватое, по-деревенски загорелое, лицо.

Взад-вперед по комнате, время от времени растерянно поглядывая на плачущего ребёнка, тяжело расхаживал крупный и сильный мужчина. Судя по весьма явному сходству его и девочки, это был её отец. Среднего возраста, с мускулистыми руками, почти без волос на теле и короткой бородой, несколько выцветшими волосами, которые раньше были золотистого оттенка, в льняных штанах, но без рубашки, он казался прямо-таки горой по сравнению с дочерью. Сильно нервничающей горой. От его шагов трясся пол и позванивала посуда на столе.

— Я думаю, Нарь. Не реви.

Девочка продолжала всхлипывать. Она вздрагивала на каждый звук за дверью, который казался ей подозрительным, ненадолго замолкая, но снова разражалась слезами, если её подозрения не оправдывались.

— Да хватит уже! — мужчина не выдержал и рявкнул на свою дочь, от чего та испуганно сжалась и посмотрела на отца темно-карими глазами. Мужчина сменил гнев на милость, опустился на край кровати и обнял бедняжку. — Ты же сильная девочка, Нарья. Ты никогда не плакала. Мне непривычно видеть тебя такой.

— Мне страшно, па, — Нарья прижалась к отцу и всхлипнула. — Я не хотела! Он…

— Он сам умер, — усмехнулся мужчина. — Сколько раз я говорил рассчитывать силу, когда размахиваешь палками?

— Но я…

— Ты не хотела. Я знаю. Но мальчишка мертв и губернатору всё равно, хотела ты или нет. И если ты не хочешь оказаться в тюрьме, то нам надо побыстрее придумать план, как убрать тебя отсюда подальше.

Нарья задумалась. Она была романтичным ребёнком и ей сразу представились приключения, которые её могут ждать — погони с идущим по следу сыщиком, прятки, путешествия… Они с Тарьей часто играли в искателей приключений, охотников на монстров, и теперь девочке казалось, что исполнение её игр не за горами. Слёзы высохли, страх сменился любопытством и оживлённым ожиданием.

— А давай… Давай я проберусь на корабль и уплыву отсюда! — с радостным возбуждением выпрямилась девочка и восторженно посмотрела на отца. — А когда всё успокоится — вернусь!

— Нет, ты что! Это же не игра, дорогая, — мужчина было возмутился, но слова Нарьи натолкнули его на мысль. — Хотя идея неплоха. А для начала мы тебя подстрижем.

— Зачем?

— Для того, чтоб у тебя не завелись вши. За короткими волосами проще ухаживать в таких сложных условиях, — объяснил он. — И надо будет купить тебе штанов и рубашек — пассажиром тебя не возьмут, а вот юнгой — без проблем. А лазить по вантам лучше всего в штанах.

Мужчина взял ножницы, усадил девочку перед собой и очень коротко отрезал её светлые волосы, затем нарядил девочку в свою рубаху и штаны, которые, впрочем, пришлось сильно укоротить. Благодаря этому маскараду и своему крепкому телосложению, Нарья стала похожа на мальчишку.

— Я напишу письмо, — говорил отец, пока экспериментировал с внешностью дочери, — твоему дяде. Он живет на Шварке. Потом мы найдём корабль, который идёт туда, и пристроим тебя юнгой. Поживёшь у него, увидишь жизнь, другие города. Не всё же дома в этой глуши торчать.

Нарья была только за. Она уже как-то и позабыла о своих горестях, впереди маячило счастливое будущее, полное опасностей и приключений. Вот Тарья будет завидовать, — так и читалось на восторженном личике.

Мужчина собрал отстриженные волосы в кучу и запихнул в матрас, скрывая следы перевоплощения. Сел за стол, пододвинул к себе листок бумаги и принялся писать неровным почерком, старательно выводя угловатые буквы.

“С безмерным уважением обращаюсь к Вам, мсье Нотор, передавая привет от Вашей сестры Эмилии и всей нашей семьи.

Случилось так, что одна из дочерей вашего покорного слуги и Эмилии нуждается в большем образовании, что мы здесь можем ей дать. Ей необходимо продолжить обучение у более опытного кузнеца, чем я, потому как я не могу научить её тому, к чему она стремится — оружейному делу. Нижайше прошу у Вас приюта для Нарьи, а так же помощи и поддержки в поиске достойного учителя, для чего пересылаю с банком Медини некоторую сумму подъемных.

Благодарю заранее за все усилия, приложенные Вами в достижении цели, уверяю Вас, моя дочь не будет Вам обузой, Вы вполне можете загружать её работой по хозяйству, она в этом весьма искусна.

С уваженим и признательностью, Саймон Свифт”.

Дописав письмо, мужчина встал, надел рубаху и погладил испуганно глядящую на него дочь по голове:

— Никуда не выходи, никому не открывай. Я скоро вернусь.

Он вышел из комнаты, а затем и из трактира, направляясь в порт.

Город, в котором происходила громадная трагедия маленькой семьи, был основным городом весьма удаленной от метрополии колонии. Сначала принадлежавшая Алмарской империи, двадцать три года назад она, в силу заключенного мирного пакта между двумя гольвадийскими государствами, была передана Шваркарасу вместе со всем населением. Саймон Свифт, кузнец пятидесяти лет от роду, был отправлен сюда из Алмарского Мейна, ещё когда Монронд называли Рюссельскрейцем. Здесь Саймон, несправедливо осуждённый за участие в революции и лишенный права на возвращение, обосновался в небольшой деревеньке, открыл собственную кузницу и зарабатывал на жизнь тем, что лучше всего умел — кузнечным делом. Зарабатывал хорошо — он был единственным кузнецом на три окружающих поселения, каждый сбор урожая (а в этих широтах их могло быть до четырёх, а то и пяти) к нему выстраивались очереди — то коня подковать, то нож исправить или косы наточить. Иногда богатые люди Монронда делали ему большие заказы — витой забор или украшения для камина.

Здесь, уже после того, как колонию без ведома жителей передали Шваркарасу, он женился на Эмилии Нотор, дочери такого же переселенца, как и он сам. Здесь родились его дети: сыновья Джоан, Бартоломью и Том; дочери-двойняшки — Нарья да Тарья.

Из всех детей только Том да Нарья пошли по стопам отца и стали учиться кузнечному делу. У Джоана душа к тяжелому труду не лежала, он по натуре был авантюристом, мечтал о странствиях и карьере наёмника. Год назад сбежал из дома. Где он теперь? Кто знает?

Бартоломью еще три года назад уехал в Люзецию постигать искусство подмастерьем у художника. Барт рос красивым и способным парнем — имел внешность истинного алмарца, высокий рост и крепкую стать. Волосы цвета сметаны с возрастом приобрели золотистый оттенок, глаза были цвета неба ясным летом, нос ровный, ни разу не разбитый, лицо узкое. А какой громадный у парня был талантище! Рисовал все — портреты, пейзажи, натюрморты. Умения, правда, не хватало.

Известный столичный художник Жером д’Муньо, живший некоторое время в Монронде, сумел разглядеть в провинциальном парнишке сияющий бриллиант таланта и увёз Бартоломью в метрополию. Но у Саймона на душе кошки скребли всякий раз, как он вспоминал того бумагомараку и его сальный взгляд, которым он любовался мальчиком.

Тарья увлеклась науками и уговорила отца отдать её в подмастерья местного инженера-любителя всяческих изобретений. Ох и много было испорчено имущества экспериментами девочки, много было споров с учителем, много слёз, но она, несмотря ни на что, упорно продолжала учиться. Мечтала поступить в Университет, стать ученым, заткнуть за пояс гартарудов с их технологиями.

Уехал Джоан, уехал Барт… Теперь вот придётся и Нарью подальше отправить. Отцовское сердце разрывалось. Как Единый несправедлив к девочке! Почему этот наглый юнец решил пристать именно к ней? Ведь есть же на улицах шлюхи и проститутки — нет, порядочную девочку подавай.

А Нарья… неужели убежать не смогла? Зачем было хватать ту злосчастную палку? Сила есть и думать надо — всегда повторял своим детям Саймон. Но она не подумала. Она испугалась и попыталась защититься, схватив первое, что попалось на глаза — кусок деревянного забора, так напоминавший её те игрушечные мечи, которыми они с сестрой учились фехтовать. И всё-таки она должна была выбрать другой путь. Соизмерять силу. Понять, что её тренированные кузнечным молотом руки гораздо мощнее, чем черепушка мелкого насильника.

Так, снова и снова обмывая в мозгу свою проблему, кузнец не заметил, как дошёл до портовой площади. Его привел в чувство лишь стойкий запах рыбы и гниющих водорослей, характерный для всех морских портов.

Порт Монронда был огромным для такой небольшой колонии. Сюда постоянно прибывали корабли из разных мест, привозя свои товары. Отсюда они уходили уже или с пустым трюмом, но полными кошелями владельцев, либо с пустыми мошнами, но забитыми по самую палубу товарами, необходимыми в других колониях, ведь отсюда же шло сообщение окружающих поселений с метрополией.

Саймон расспросил работников и узнал, что раз в пятнадцать дней в метрополию отправляется почтовый корабль. И как раз завтра должен быть следующий рейс.

Тот же работник таможни посоветовал обратиться к капитану почтового корабля “Весточка” — иногда он, за умеренную плату, мог взять на борт пассажира при условии, если тот не будет сидеть сложа руки и будет помогать во время рейса.

Саймону Свифту пришлось долго бродить по пристани в поисках “Весточки” — она была пришвартована к самому дальнему причалу и идти приходилось мимо всего остального бедлама. Большие корабли стояли на рейде, к ним от причалов сновали лодки, заполненные людьми и товарами.

У пристаней стояли на якоре суда небольшого тоннажа: шлюпы, иолы и бригантины, их мачты с убранными парусами походили на частокол.

“Весточка” оказалась небольшим одномачтовым куттером с косым парусом — довольно хлипкое судёнышко с малочисленной командой и совсем без пушек. Его капитан, тощий человечек с гнилыми зубами, сильно похожий на крысу, долго отнекивался и набивал цену, прежде чем взять на борт “лишний рот”, хотя сам же признался, что юнги им не хватает, а за время, оставшееся до отплытия, он никого не найдёт.

В конце концов, они сошлись во мнениях и, заплатив аванс, Саймон отправился домой.

А в это время в трактире Нарья места себе не находила. Она то лежала ничком на кровати, то вскакивала и принималась ходить по комнате, то замирала, прислушиваясь к шуму за дверью и срочно пыталась спрятаться в шкаф, когда ей казалось, что там солдаты идут за ней.

Но вскоре бояться ей надоело. Она вообще достаточно легко переключалась с одного на другое, и когда в очередной раз воображаемые солдаты прошли мимо её комнаты, она села на кровати в обнимку с подушкой и стала мечтать о приключениях.

Две дочери-двойняшки кузнеца Свифта, Нарья и Тарья, были, что называется, со странностями. Возможно, сказалось неумение родителей воспитывать девочек, но у обеих двойняшек было стремление заниматься совсем не женскими делами. Тарья любила эксперименты, взрывы и технологии, а Нарья увлеклась кузнечным ремеслом. Лет с шести она помогала отцу в кузнице, старалась и училась, несмотря на тяжелые инструменты, высокую температуру в кузнице, смрад и прочие недетские условия труда. К десяти годам из её рук стали выходить довольно сносные ножи и плуги, к двенадцати она научилась ковать украшения и завитушки. Отец даже отдавал ей часть заказов, а они приходили не только от соседей, но и из города. Она даже пыталась научиться ковать оружие — оно не было особо популярно в колонии, но влекло девочку со страшной силой. Она училась фехтовать у местных пиратов, оставивших ремесло и осевших на земле. Эти же пираты рассказывали ей о далёких землях, о кровавых сражениях, мощных артефактах, а романы, которые торговцы время от времени привозили в колонию, наполняли фантазии злыми колдунами, могущественными охотниками за монстрами.

Поэтому нечего удивляться, что обычная будничная жизнь, наполненная тяжёлой работой в кузнице и по дому, казалась Нарье скучной и серой, как дождливый день за окном.

До сего дня она никогда не выбиралась к морю — её деревня была отсюда в нескольких часах езды на телеге, в глубине острова, а раньше отец дочь с собой в Монронд не брал. Если забраться повыше на холмы у деревни, можно было увидеть воду у горизонта, но она казалась так далеко, что даже таким сумасбродным девицам, как Нарья с Тарьей, не приходило в голову отправиться туда пешком. Однако Нарья часто упрашивала отца взять её с собой, чтобы посмотреть на море вблизи. Отец наконец согласился, и вот к чему это привело — теперь она сидит одна в комнате, запертая, без возможности выйти на улицу и боится быть пойманной жестокими солдатами. И даже моря не видела.

Зарядившись от своих фантазий энтузиазмом, Нарья, в ожидании возвращения папеньки, собрала вещи, что у неё были с собой. Их оказалось не очень много: она решила взять запасную одежду и инструменты. Не забыла положить кружку, миску, ложку, даже нож — мало ли что может случиться.

Отца долго не было, ожидание выматывало. Нарье пришла в голову мысль, что его могли схватить солдаты, и сейчас допрашивать в казематах крепости… Она не находила себе места, волновалась и постоянно выглядывала в окно, высматривая на улице фигуру кузнеца.

Вскоре она окончательно устала от тревог, свернулась на кровати калачиком и уснула.

Снился ей тот роковой вечер, что перевернул спокойную жизнь города. В этом сне закат казался каким-то особенно жутким — кровавые полосы расчертили небо, всё вокруг тонуло в красном свете, стёкла домов зловеще плавились от лучей кровавого солнца.

Она возвращалась в “Зеленую кошку” от купца, которому относила заказанную им каминную решётку. Отец настоял на том, чтобы она сама разговаривала с тем, чей заказ выполняла, а то, дескать, ему не верят.

Душу наполняла радость от похвалы, вырываясь наружу весёлой песенкой, руки постоянно тянулись к поясу, где висел кошель с оплатой, ноги вприпрыжку несли переулками к намеченной цели…

Вдруг из-за поворота появился ОН — страшное, уродливое чудовище в облике богато одетого юноши. Он шатался из стороны в сторону, протягивая руки к Нарье. Его голова была разбита в кровь, из виска торчал обломок палки, вместо глаз были черные провалы, а по лицу и шее текла кровь, капая на накрахмаленный воротник белой сорочки. Вокруг летали мухи, а из носа вылезал белый опарыш.

Чудовище попыталось схватить Нарью в охапку, но было слишком неповоротливым и единственное, что осталось у него в руках — кусок рукава. Оно упало на землю, задергалось, схватило девочку за щиколотки, уронило в грязь и полезло сверху, кривыми пальцами стягивая с себя штаны. Нарья закричала и проснулась.

Как раз в этот момент в комнату вошел Саймон. Он тут же кинулся с испуганной девочке, прижал её к груди и стал успокаивать, бормоча милые глупости, какие обычно в таких ситуациях говорят взрослые детям.