Пролог

Саламанкеро

Пролог

ЭЙМАР

Торговцы заполонили улицы Женавы от гавани и до площади Бьянти — в город ворвался беспокойный веселый дух ярмарки.

Эймар был неимоверно горд собой — на днях мальчику исполнилось семь, он стал совсем взрослым, и отец позволил ему сопровождать старших.

Люди толкались, кричали, до хрипоты торговались за каждую безделушку. Эймар быстро освоился и принялся разглядывать груженые всякой всячиной повозки. Зазевавшись, едва успел отпрыгнуть от огромного чана. Девушка с лентами в рыжих волосах помешивала в казане что-то тягучее и до одури сладко пахнущее. Она заметила Эймара, улыбнулась — мальчик смутился и прошел мимо, забыв о сладостях.

Отец и дядя Леон задержались возле похожего на медведя лудильщика. Тот опускал почерневшие оловянные ложки и вилки в кипящий котелок и споро доставал уже сверкающие.

Мать остановилась у лотка с яркими платками, что-то спросила у толстого торговца, тот засуетился.

Эймар вытянул шею — между заваленных пестрым добром телег блеснул луч. Мальчик забыл об отцовских запретах, рванулся к повозке — шпаги, сабли, ножи...

— Пошли, Эймар, — отец опустил руку ему на плечо.

— Тысяча дохлых теней, Террис! Ты не уничтожишь все клинки в мире, — Леон рассердился, выхватил с лотка небольшую шпагу, согнул лезвие, ловко крутанул в руках. — Туары не спросят твоего сына, почему он не умеет драться!

— Пока туары далеко. Но коль скоро в руках у Эймара появится оружие, он погубит и других, и себя. Abyssus abyssum invocat! Бездна взывает к бездне!

Эймар почувствовал, как напряглась отцовская рука.

— Книги выпотрошили твои мозги! Мальчишке нужна шпага, а не философии!

Он огляделся, поискал глазами маму. Флория накинула на плечи новый платок, белый в красных розах. Торговец восхищенно цокнул языком. Мальчик вздохнул — мама нравилась всем, и он очень гордился ею, но так хотелось, чтобы мама улыбалась только ему!

Тем временем отец с Леоном сцепились не на шутку.

—… тебе мало войн, скажи? — голос Терриса дрожал, — вы с Флорией могли погибнуть еще детьми!

— Не я начинал эти войны, — огрызнулся дядя, — и они не закончатся никогда. Да, туары пока не добрались до Женавы, зато рядом околачиваются школяры. И они, тысяча теней, дразнят твоего сына каждый день!

Отец тяжело выдохнул, хватка на плече Эймара сразу ослабла. Террис молча протянул тугой кошель Леону.

Мальчику стало стыдно. Он так и не научился давать сдачи: боялся идти с кулаками на рослых школяров, а к оружию его не подпускал отец. Школяры не теряли случая высмеять разноцветные глаза Эймара, и он спасался как мог — бегством.

Террис вмиг сгорбился, постарел. И радость от того, что шпага, считай, была в руках, сразу поблекла. Эймар расстроенно глянул отцу вслед. Прохожие налетали на него, толкали из стороны в сторону — тот спотыкался, рассеянно поправлял очки и шел дальше, ничего не видя вокруг.

— Попробуй-ка эту!

Перед носом блеснуло начищенное лезвие. И стоило только взяться за эфес, как мальчик забыл о споре, об отце, о школярах...

Шпага мешала идти, путалась под ногами, но Эймар чувствовал себя так, будто выиграл два, нет, три, или даже пять сражений с туарами. Тем более рядом шла мама — красивая, в нарядном платке. Что ему теперь школяры!

Эймар поравнялся с сиропным чаном, дождался, пока рыженькая посмотрит в его сторону и подмигнул. Девушка прыснула со смеху, и мальчик рассмеялся вслед за ней.

Высоко в небе крикнула птица. Эймар поднял голову, засмотрелся на большой серый силуэт. Птица очертила в небе круг и крикнула еще раз — призывно и жалобно. Перед глазами мальчика пробежала темная тень, он вздрогнул, махнул рукой — и тень исчезла.

Через пару шагов Эймар забыл о птице.

***

Огонь в камине почти погас, вечерняя прохлада заползла в окно, но Эймар не замечал этого.

— Защищайся! — мальчик крикнул невидимому противнику и резко распрямил руку.

Шпага проткнула воздух, и Эймар издал победный возглас.

— Мама, я убил тень!

Флория улыбнулась, чмокнула его в щеку. «Не верит!» — рассердился мальчик.

— Ты у меня настоящий герой! — подбодрила его мать.

Сердце заколотилось от радости, Эймар еле устоял на месте.

— Обещай мне, — мама вдруг стала очень серьезной, — не играть больше с тенями.

Мальчик потупился. Да он же не играл! Все было взаправду!

Неожиданно его пробрал холод — так что пришлось натянуть рукава ночной рубашки до кончиков пальцев.

— Давай-ка в кровать, давно спать пора!

Эймар послушно улегся, простыни неприятно холодили ноги. Мама подоткнула одеяло, невидимые щели исчезли и ноги быстро согрелись. Мамина рука взъерошила волосы, зашуршало платье, губы прикоснулись ко лбу. «Сейчас она уйдет!» — с сожалением понял Эймар.

— Расскажи ту историю!

Флория опустилась на стул возле кровати, поглубже закуталась в платок. Ткань смялась, розы превратились в бесформенные красные пятна.

— Тогда в Рассоне шла война, и мы радовались каждому дню перемирия. Детей не пускали в лес, но однажды я сбежала. Гуляла по лесу, пока не стало темнеть. И сама не заметила, как потерялась...

— Но ты же нашлась!

Эймар знал историю наизусть, но каждый раз переживал за маму и хотел, чтобы страшная часть рассказа побыстрее закончилась.

— Конечно, нашлась, но прежде встретила необычного человека...

— Ты же говорила — саламанкеро?! — снова перебил мальчик.

— Да, наверное, он был саламанкеро, — Флория задумчиво поправила одеяло, — я здорово испугалась, он что-то бормотал, взгляд был безумен. Но кое-что все-таки разобрала. Человек говорил, что хрустальная цитадель разрушена, он потерял дом, и дерева звезды больше нет. Он так дрожал. Мне захотелось помочь...

— И ты позвала саламанкеро в дом отдохнуть с дороги, — подсказал Эймар.

— Все-то ты знаешь! — улыбнулась Флория. — Да, позвала, но он отказался. Зато подарил камушек, сказал, что это осколок звезды. Я, конечно, не поверила, но камушек был необычно горячим. И как только взяла его в руки, сама увидела хрустальные башни.

— И сейчас видишь? — с замиранием сердца спросил мальчик.

Он так надеялся, что когда-нибудь мама скажет «да».

— Сейчас нет, я уже взрослая.

В тот миг Эймар отчетливо понял — мама не очень-то рада тому, что выросла.

— Когда открыла глаза, незнакомец исчез. Потом я сразу нашла дорогу домой. А на следующий день мы бежали из Рассона.

— Можно мне подержать его?

Флория развязала шейный шнурок, протянула Эймару похожий на ежика тусклый осколок. Он крепко зажал в руке камушек. Пусть ежик снова станет теплым, и тогда Эймар наверняка увидит хрустальные башни!

— Никто об этом не знает, даже Леон. Обещай, что и ты не скажешь!

Мальчик ненадолго задумался, кивнул.

— После той встречи за мной по пятам шли тени, — мама показалась Эймару такой беспомощной, что ему снова захотелось взяться за шпагу, — но камушек всегда спасал.

— Отец ведь тебя не защитит. Леон говорит, он слабый.

— Леон неправ. Твой отец — очень умный и добрый, — голос Флории дрогнул, — а это всегда больше, чем крепкие кулаки.

Она сжала руку Эймара, осколок больно врезался в ладошку.

— Оставь у себя, — мамины глаза заблестели, — так мне будет спокойней.

Мальчик еще долго лежал без сна. Он здорово разволновался — и камешек тоже беспокойно подпрыгивал на груди. То ли хотел сбежать от нового хозяина, то ли куда-то звал.

БРАЙДА

Брайда вжалась в стену, замерла. Сорвался теплый ветер, подхватил подол платья и принялся его неистово трепать.

Любопытное вишневое дерево тянуло ветки за стены сада, листья шелестели на ветру, просились на свободу. Брайда мечтательно закрыла глаза — рот наполнился слюной, будто терпкий кисло-сладкий сок уже попал на язык. Сколько же вишни там за стеной! Если бы только старый Лукен не был таким противным! Неужели ему и впрямь жаль горстки ягод для детей?

Ворчание в саду стихло, шаркающие шаги удалились, скрипнула дверь. Лукен ушел в дом, и наверняка не выйдет, пока не спадет жара.

Брайда повернулась, подмигнула сестре — мол, пора! Мариза стояла ни жива, ни мертва — и так большие глаза сделались еще больше, лицо залила бледность. Девочка разволновалась за сестру, но ведь Мариза ни за что бы ее не бросила. Лучшего друга у Брайды нет и никогда не будет.

— Скорее! — Мариза сжала локоть холодными пальцами.

Девочка оглянулась — никого. Она нащупала в кладке нужный камешек, Мариза взялась за камешек повыше.

Они долго готовились — кирпичи надо было расшатать, выскоблить из стены. В ход шли обломки маминых спиц, старые ключи… И в один день шершавые камни сами вывалились в руки — ступеньки были сделаны! Чтобы Лукен ничего не заподозрил, Брайда с Маризой аккуратно приладили кирпичи на прежние места, а просветы засыпали трухой.

Девочка смотала с пояса затертую веревку, протянула Маризе. Сестра была на год старше и немного повыше Брайды — веревку предстояло бросать ей.

— Мы поступаем дурно! Так нельзя, Брайди! — она неуверенно топталась на месте.

Брайда онемела. Вот тебе и лучший друг!

— Трусишь, трусишь, да? Так и скажи, сама полезу!

Она уверенно поставила ногу на первую «ступеньку», перешла на вторую, потянулась к третьей. Рука осталась без опоры, девочка не удержалась, спрыгнула вниз.

— Ну куда ты, погоди… — вздохнула Мариза.

Просвистела веревка — мимо… Раза с пятого свободный конец зацепился за толстую ветку, змеей скользнул вниз.

Так-то лучше!

Брайда по-обезьяньи вскарабкалась наверх, заглянула в сад и охнула. Сад был огромным — гораздо больше, чем казался снаружи. Скрюченные деревья бесконечными рядами тянулись к горизонту прямо в свинцовое небо. На черных, будто выжженных ветках каплями крови блестели ягоды.

Ни листика, ни птички, ни травинки.

Брайда поежилась, вдруг стало холодно. Она оглянулась — по ту сторону от стены был ясный солнечный день. Над ее головой все так же приветливо покачивалась обычная ветка вишневого дерева.

— Брайди!

Она нагнулась, протянула руку:

— Мариза, Мариза, давай сюда! Здесь такое!

Лицо сестры вытянулось, Мариза отшатнулась, выпустила веревку.

— Спускайся, я не пойду!

Брайда рассердилась. Ей и самой не очень-то хотелось лезть в сад, но не отступать же сейчас!

Она развязала узел веревки, отвернулась от сестры — пусть остается за стеной, если такая трусиха, — и принялась карабкаться по ветке.

Гулять по саду было неприятно, но она и не думала останавливаться. Тело била мелкая дрожь, и чтобы отвлечься девочка сорвала по дороге пару вишен. Хоть и красивые, они оказались кислющими. Настроение окончательно испортилось. Считай, затея провалилась. К тому же Мариза ее предала.

И не нужны вовсе Брайде эти вишни… Но как хотелось затеять общее дело! Ведь они все меньше времени проводили вдвоем. К сестре приходили учителя, наукам учили. А Брайде уже семь, но на нее махнули рукой — какие науки, когда булки с кренделями печь надо! В прошлом году весной была ярмарка в Женаве, и то не взяли на гулянья. Потом пришлось сидеть дома из-за туарских воинов, застрявших под городом на целый месяц.

Ссохшаяся земля хрустела под ногами, в глазах рябило. За деревом справа мелькнул силуэт и сразу исчез.

Брайда тряхнула головой. Неудивительно, что у Лукена скверный характер, здесь любой бы обезумел. И все-таки интересно, почему сад такой чудной? В чем фокус?

Резко хлопнула дверь. Девочка дернулась, обернулась.

Сгорбленный Лукен стоял на пороге, в руке подрагивал хлыст.

Дать бы сейчас деру, обреченно подумала Брайда, но где там! Черные угли, что были у Лукена вместо глаз, скоро прожгут в ней дырку. Недаром на деревьях ни одного листика — все взглядом извел, злобный старикашка!

Губы Лукена разъехались в зловещей ухмылке.

Брайда попятилась, споткнулась, упала на жесткие комья. Подняв облачко пыли, совсем рядом щелкнул хлыст. Она зажмурилась, закричала, почувствовала, как запястье сдавили тиски. Ее поволокли по сухой земле.

— Кха… кха… кха… — старик не то зашелся в приступе кашля, не то закаркал, — нашла, что искала?

Он схватил за плечи, сильно тряхнул, и Брайда наконец открыла глаза.

Лицо Лукена прорезали глубокие морщины, рот уродливо кривился, на лысой голове блестели капельки пота.

Девочка неопределенно качнула головой — пригрози ей сейчас чем угодно, она бы и пискнуть не смогла.

— Еще раз придешь, кха, навсегда здесь останешься, — Лукен задумчиво посмотрел вверх.

Брайда задрала голову вслед за ним — в свинцовом небе, распластав крылья, парила огромная серая птица.

Девочка поежилась — стало нестерпимо холодно.

— Вон отсюда! Кха! — угли глаз блеснули, будто кто-то раздул тлеющий огонек.

Она бросилась к садовой двери, мигом открыла тяжелый засов, вывалилась на солнечный свет.

Под стеной, закрыв лицо руками, сидела Мариза. Брайда позвала сестру, но та откликнулась не сразу.

— Все хорошо! Уже хорошо! — она помогла Маризе подняться. — Пошли, пошли скорей, пока Лукен не передумал!

— Брайди! — сестра всхлипнула, бросилась обниматься, в ухо Брайды ткнулся мокрый нос. — Я должна была лезть с тобой, но мне сделалось так страшно… Ой, что это?

Мариза отстранилась, осторожно взяла за руку.

Девочка с удивлением уставилась на свое запястье. Исполосованная хлыстом кожа кровоточила, на месте удара остался спиральный порез. Она быстро убрала руку за спину.

— Ничего. Поцарапалась о ветку...

Стыдно было говорить правду. И вообще хотелось забыть о Лукене, как о дурном сне.