Глава 1.

Свежевыпавший снег, лежавший тонким слоем на старых замерзших сугробах, был рыхлым и легким. Норин тяжело шла вперед на вершину крутого холма, ломая тонкие заледеневшие ветви деревьев и погрязнув в снегу выше колена. Деревья снова зазвенели от ветра и Демора, остановившись, с опаской посмотрела наверх. Толстые корки льда покрыли ветви кленов, отчего те сильно клонились к земле. Отряд повидал много упавших стволов по пути сюда, и решено было раскинуть палатки под открытым небом у подножия холма.

Норин достала клинок из ножен и рубанула заледеневший куст, перегородивший ей путь. Она на самом верху. Перед ней, внизу, до самого горизонта, к пикам Смешной Хельги, тянулся древний лес, покрытый синевой холода и льда. Норин постояла несколько минут, любуясь видом, вложила клинок обратно в ножны, а потом принялась притаптывать снег, чтобы освободить себе место. Что-то под ногами, в глубине промерзшей земли, громко затрещало, и Демора застыла, но в этот же миг снег под ее ногами рухнул. «Зверь!» — она чудом успела схватиться за тонкий ствол дерева. Снег слой за слоем заскользил по крутому склону вниз. Начал нарастать гул, и Норин, крепко вцепившись в ствол дерева обеими руками, посмотрела вниз. Лавина набрала мощь и неслась вниз, к деревьям. Поднялись клубы снежной пыли, послышался треск сминаемых деревьев. «Слишком печальный конец мог случиться», — подумала Норин, ногами нашла опору и выползла к кусту, который только что рубанула. В метре от нее холм заканчивался обрывом. Видимо, последние ночи ветер уносил снег в сторону и облепил его, поэтому она и не заметила крутого края. Норин встала, трясущимися руками стряхнула налипшие комки снега со штанов из темной кожи и протерла лицо в попытках провести себя в чувства.

Она снова посмотрела на раскинувшуюся перед ней долину. Верхушки деревьев тянулись до самого горизонта, а там, дальше, возвышались горы, пики которых едва угадывались с такого расстояния. Хребет Смешной Хельги. Раньше многие торговцы шли через Смешную Хельгу по единственному ущелью в ее середине. Идти было опасно — зимой путников поджидали снежные лавины, а весной и осенью сходы сели. Самые разумные торговцы предпочитали обходить горную гряду стороной, теряя во времени несколько месяцев пути. Полтора века назад путники начали страшиться не только снега и воды, но и песен юной девушки по имени Хельга. Поговаривали, что чуть заслышав ее голос, путники теряли бдительность и впадали в дремоту. Хельга плясала вокруг, продолжая петь и смеяться, пока члены культа убивали неспособных защититься людей. Они слушали смешные песни Хельги и улыбались, когда им перерезали горло. Культу не было интересно золото, ткани или драгоценности — им нужно было только человеческое мясо. Ничем другим они не питались и поэтому снискали славу самого опасного и безумного культа за всю историю Цаалона. Все закончилось там же, в ущелье, руками воинов и Искателей Стокло, а название гор осталось. Воины не забыли припомнить и посмаковать эту историю, когда отряд проходил через ущелье. Норин посмеивалась, увидев, как побледнели ехавшие с ними слуги, когда Сонр сказал, что поющую девчонку так и не нашли. На самом деле, Хельгу убили первой. Стрелой, прямо в сердце.

Норин заметила быстро надвигающиеся тяжелые тучи с востока, а ветер принес свежий запах ели. Скоро их накроет снегом: надо торопиться. Демора вдохнула холодный воздух, прикрыла глаза и стала опускать щиты, один за одним.

— Блаженство, — выдохнула она и пала на колени от наслаждения. Места, лишенные людей, дают ей возможность почувствовать себя живым человеком. Щиты слишком трудно носить постоянно — они давят, словно врезаются в плоть и прорастают сквозь душу. Облегчение, которое он испытывает, когда они падают и пропускают лишь пустоту, Искатель едва ли может с чем-то сравнить.

Тяжелое беспокойство вдруг врезалось в нее, и Норин нахмурилась. Кто-то идет к ней. Она с сожалением воздвигла щиты обратно, встала и обернулась. Внизу по ее следам тяжелой поступью шел Сонр. Пятидесятилетний воин, мастер меча и тактики, он обладал стальной выдержкой и закалкой Полей.

Он подошел к ней: лицо его раскраснелось, а седые волосы выбились из-под меховой шапки.

— Извини, что нарушаю твое уединение, — произнес он мрачно.

— Что случилось?

— Гонец Стокло нашел нас. У него дурные вести. Пойдем.

Они спустились молча. Отряд уже разбил палатки, а слуги разожгли костры и начинали готовить.

— Они пока не знают, — проговорил Сонр и откинул полог палатки, пропуская Норин внутрь.

Дон, закутанный в меха, сидел на койке и читал письмо. Норин бросила взгляд на Сонра и тот кивнул.

— Где гонец? — спросила она.

— Спит, — ответил Сонр, развязывая на шее завязки плаща. — Скакал дни и ночи напролет, пять коней загнал и себя чуть не угробил.

— Но дело он свое сделал, — отозвался Дон и поднес письмо к пламени свечи.

— Какие вести? — спросила Норин.

— Брата Хозяина убили, — сказал Дон, и пламя взялось за бумагу.

Повисло молчание. Норин припомнила низкого толстяка, Себастьяна, старшего сына Вестера Манро. Первенец рода, который должен был стать следующим Хозяином и сдавший в последний момент пост младшему брату Доро. Скандал вышел нешуточный, но Доро, взявший власть Стокло, покончил со всем за одну, но достаточно кровавую ночь. Сам король не стал ничего говорить, что стало высшим признанием власти младшего из рода. А Себастьян, успевший к тому времени жениться и обременить жену, ненадолго скатился в пьянство и карточные игры, а потом и вовсе затих, лишь изредка появляясь на особо больших королевских приемах.

— Бессмысленно.

Сонр усмехнулся. В руке его оказались меха с вином, к которым он жадно прильнул. Струйка потекла из уголка его губ, и он вытер ее перчаткой, а потом сказал:

— В Стокло зовут тебя, Демора. Хозяин дает право Искателя тебе, Зверь дери этого ублюдка. И его брата тоже, раз помер именно сейчас.

— Слышало бы тебя Стокло, — на изможденном лице Дона проскользнула тень улыбки.

— Выеду завтра, — сказала Норин, все еще не веря услышанному, но от сказанных слов внутри успела зашевелиться холодная змея.

— Нет, — отрезал Сонр. — Стоим пока Дон не сядет в седло и едем вместе. Воинов осталось мало, а маг разлагается под Хельгой. Скоро конец первого полугода, Стокло нам заплатит сполна, но вторые полгода не потянем.

Норин кивнула. Сонр отпил еще вина, накинул на плечи тяжелый меховой плащ и вышел из палатки. Обдало холодом, и пламя единственной свечи заиграло от ветра.

— Как твои раны? — спросила она, внимательно осматривая темноволосого мужчину.

— Еще не ясно, — хмыкнул Дон, подняв взгляд на нее. Норин заметила, что глаза его застилала боль и лихорадка, но виду он не подавал. — Ты знала брата Хозяина?

Норин вздохнула, ослабила завязку плаща на шее и присела рядом на койке. Сразу послышался жар Дона и запах его — травы и кровь.

— Единожды. Видела на королевском балу несколько лет назад.

— И как он выглядит? — спросил Дон.

— Низкий, на тот момент уже был упитанной бочкой. С Хозяином они разнятся как день и ночь. В письме было еще что-то сказано?

— Себастьяна убили ровно неделю назад. И что тебе дают право Искателя. Все.

— Неделю назад, — задумчиво проговорила Норин. — Стоять еще неделю будем, а возвращаться дней пятнадцать при самых благоприятных условиях. Не понимаю, почему Хозяин дает право мне. Есть Искатели ближе.

— Доверие? — предположил Дон.

Перед внутренним взором встала картина разрушенного шпиля южной башни и Хозяина, стоящего у окна с острым укором во взгляде. Норин покачала головой. Здесь нет доверия.

Дон приложил ладонь к животу и прикрыл глаза, стараясь скрыть боль. Нора видела его в тот момент, когда он нарвался на меч, защищая потерявшего сознание мальчишку-слугу от последнего вражеского удара. Красивый жест, но бесполезный. Из мальчишки не получится хорошего воина, а вот лекаря и следопыта в едином лице они едва не потеряли.

Норин потянулась за мехами и сделала несколько глотков. Красное, терпкое и очень крепкое вино жаром ринулось вниз на шевелящуюся холодную змею, которая проснулась от новости о смерти Себастьяна. Она проснулась бы в любом случае от одних лишь мыслей, что ей — Норин Деморе, Искательнице Стокло — когда-нибудь предстоит возвратиться в Сино, но ранее она старалась об этом не думать.

Дон потер переносицу и громко выдохнул.

— Тебе лучше лечь, — сказала Норин, вставая с кушетки. — Подать настои?

— Да.

Норин на корточки присела рядом с тяжелой кожаной сумкой, где Дон хранил все свои снадобья, и быстро нашла граненый флакон с темно-синей жидкостью. Она отчетливо помнила вкус этой дряни — одновременно горький и приторно-сладкий. Несколько месяцев назад Дон прижал ее, больную и практически утратившую ясность мыслей, к стволу дерева, и насильно влил ей в рот сразу половину флакона. А потом заставил разжевать твердые корешки. Тогда сразу стало легче.

Она повернулась и протянула флакон. Дон сделал несколько глотков, зажмуриваясь от вкуса, подождал немного и аккуратно лег.

— Ступай, — произнес он тихо, прикрыв глаза, чтобы она не увидела отражение боли. Норин кивнула, накинула на плечи тяжелый плащ, подбитый серо-черным мехом, и вышла из палатки. Солнце резануло по глазам. Такая погода в этих краях — затишье перед бурей.

Ее ученик, мальчишка десяти лет от роду, сидел у костра и помешивал обед в котелке. Она подобрала его три месяца назад в сожженной и разграбленной деревне на границе. Остатки домов из жесткого дерева давно остыли, внутри проросла трава, кровь жителей ушла еще вместе с первыми дождями, а мальчишка, преданный семье и дому, остался. Он видел, как всю его деревню вырезали и сожгли, но единственной странностью его было нежелание называть своего имени. Норин отчасти понимала его. После потрясений женщины отрезают волосы, а он захотел сменить имя.

Норин подошла ближе, и мальчишка вскинул взгляд.

— Обед почти готов, госпожа.

— У меня хорошие новости, — сказала она и присела на бревно, который кто-то так любезно отыскал и принес к костру. — Скоро мы едем в столицу.

— Туда, где вы живете? — спросил мальчишка.

— Да. Подождем, пока Дон поправится, и поедем.

— Вы отдадите меня в приют?

Глаза его смотрели спокойно, но рот кривился в разочаровании. Норин вопрос застал врасплох, у нее ведь и мыслей подобных не было.

— Кто тебе такое сказал?

Он понуро ковырял ложкой варево в котелке и отвечать не собирался.

— Я не собираюсь отдавать тебя в приют, — ответила Норин. — Жить и учиться будешь в моем доме. Еще я представлю тебя Стокло.

Ждать его ответа Норин не стала. За спиной послышались шаги Сонра. Он кивнул ей, встал в центре лагеря и сказал, не повышая голоса:

— Слушайте.

Пятнадцать оставшихся в живых воинов, включая слуг, подтянулись к центру лагеря. Серые от усталости и зимы лица окружили Сонра, приготовившись слушать. Он продолжил:

— Мы возвращаемся в Сино.

Молчание было ему ответом, и только заинтересованный блеск в глазах каждого воина говорил, что они его поняли.

— Наша работа здесь не закончена, и она будет продолжена другими. Мы славно потрудились, и Стокло возблагодарит нас за наши труды. Все видели, что сегодня прибыл гонец. К сожалению, он прибыл с дурными вестями. Брата Хозяина убили. Искателю передано право, — Сонр бросил на нее взор и добавил для всех громко и убедительно: — Пора домой, воины.

Молчание ему вторило. Демора приоткрыла щиты и почувствовала радость, от которой с трудом можно было сдержать улыбку. Но ни один из пятнадцати не улыбнулся.

***

Норин сильнее сжала поводья — в темной дали показался Сино, а в животе снова зашевелилась холодная змея. Полгода назад она уехала отсюда без оглядки, планируя несколько лет провести в работе, а теперь ее конь снова будет топтать землю города. Отряд позади подтянулся, лошади взобрались на холм и лица людей озарило счастье при виде дома. Мальчишка, которого она подобрала в деревне, поравнялся с ней и ахнул.

— Госпожа, госпожа, а у вас большой дом?

Норин прыснула и пришпорила коня.

Они въехали в город, когда настала глубокая ночь. Шел снег, дорогу освещал лишь тусклый свет из окон домов и редкие фонари. В Сино было гораздо холоднее, чем сейчас на юге около Смешной Хельги, и Норин постоянно запахивала плащ плотнее в надежде сохранить немного тепла. Ее ученик тоже мерз, но вида старался не подавать.

Норин достала флягу с пойлом, купленную в соседней деревне, сделала несколько глотков и, поморщившись от послевкусия, протянула мальчику.

— Выпей.

— Что это?

— Пей.

Мальчишка послушно отпил и закашлялся. Подумал и сделал еще один глоток.

— Не слишком ли он юн? — поинтересовался рядом ехавший Дон. На четвертый день простоя он на слабых ногах вышел из палатки и заявил, что сможет сесть в седло. Сонр тогда удовлетворенно цокнул языком и приказал сворачивать лагерь.

— Ему привыкать, — сказала Норин. — И я не хочу, чтобы он болел. Выхаживать еще.

— Ты поведаешь, откуда он?

— Поведаю, — ответила Нора и замолчала. Когда они встретили Дона, мальчишка уже был с ней.

Дон не стал настаивать — они приближались к Стокло. Ворота были распахнуты: их ждали трое, предупрежденные посланным вперед гонцом. Фонари на стенах освещали людей — двое стражей в железных кольчугах под меховыми плащами и слуга в легких ученических одеждах. Слуга переступал с ноги на ногу от холода, а двое стражей, прислонившись к стене, лениво отхлебывали из фляг.

— Мы рады вашему возвращению, господа, и надеемся, что срочная поездка вас не сильно утомила, — произнес слуга Стокло, клацая зубами от холода. В конце отряда недовольно фыркнули. Юноша поднял фонарь в попытках разглядеть смельчака, но натолкнулся на тяжелые взгляды, и продолжил более робко:

— Надеюсь, вы понимаете, что окажете неоценимую услугу Стокло, если...

Один из стражников его перебил:

— Отпускай их уже. На холоде стоим, и им невмоготу. Отряд, Хозяин дает ночь на отдых, отправляйтесь по домам.

— Как вы смеете! Вы не можете отпускать их! — рявкнул слуга.

— Видел я твою бумажку! — взорвался второй стражник и схватил мальчишку за плечо, отчего тот выронил фонарь.

— Власти вкусить захотелось, да, король подштанников? — загоготали оба, а следом и отряд. Слуга хотел было что-то сказать, но неожиданно получил пинка под зад. Отряд снова загоготал. Даже при тусклом свете фонарей на стене было видно, как юноша побагровел то ли от стыда, то ли от гнева.

— Хозяин действительно дал распоряжение? — спросила Норин.

Стражник кивнул:

— Дал. А у этого молокососа, — юноша вскинул злобный взгляд, выругался и зашагал прочь, — спор — он должен вас задержать. Серебро за минуту. Они так часто развлекаются, но сегодня слишком холодная ночь для глупых споров. Ну, бывайте.

— Интересно посмотреть на того богатея, кто этот спор затеял, — угрюмо произнес Дон, наблюдая как стражники закрывают ворота. — Демора, пропустим кружку, как и договаривались?

— Да. Только его домой отведем, — она кивнула в сторону озябшего мальчишки. — Пусть греется и устраивается.

Через час они уже сидели в таверне около Бескровной площади. Вышибала — лысый крупный мужик, сложивший руки на груди — недовольно посматривал на них. «С женщиной нельзя, если только она не шалая», — буркнул он, схватив Дона за плечо, когда они переступили порог заведения. Норин оскалилась и молча откинула плащ, обнажив рукоять клинка. Мужик ругнулся и отвел взгляд.

— На юге простые женщины уже могут входить в подобные заведения, — заметил Дон, усаживаясь за стол. Норин села рядом и поманила рукой служанку. Таверна была простая, отделанная изнутри дешевым деревом. Столы, табуретки, пол — всё пропиталось пивом, ежедневного проливающимся здесь, и запах его смешивался с запахом дешевых духов дешевых женщин, которые ходили по центру комнаты и томными взглядами окидывали приходивших мужчин. Табуретка скрипела под весом Норин — ее не раз уже чинили после пьяных драк, зато камин был вычищен до блеска.

— Пиво светлое сегодня, тушеное мясо с овощами и похлебка, — отбарабанила служанка приевшуюся фразу, вытирая руки о засаленный передник.

— Неси все, — сказал Дон.

Пиво принесли быстро и Норин с удовольствием сделала первые глотки дешевого, но родного, местного пойла.

— До столицы подобные порядки не дойдут, церковь слишком сильна, — предположила она, отпила еще из глиняной кружки, подумала и сказала: — хотя бы из-за пива можно радоваться возвращению.

— Раздумываешь насчет Савели?

Норин поставила кружку на стол и внимательно посмотрела на Дона:

— Отряд любит поболтать у костра, да?

— Верно, — кивнул он. — Я знаю, что все началось с тебя.

Демора только рукой махнула и попробовала подозвать служанку, которая то ли не услышала, то ли сделала вид, но идти к ним не собиралась. Дон, выжидая, продолжал молчать. Нора посмотрела на пиво в кружке и вспомнила тот миг, когда Савели с перекошенным от злости лицом склонился над ней.

— Ты спрашиваешь лишь сейчас? — поинтересовалась она, поднимая взгляд. — Много времени ушло.

— Никогда не хотел знать подробности жизни людей, если меня это не касается, но сейчас мы находимся в одном городе.

— Тогда за прибытие в Сино, — Норин подняла кружку и немедленно выпила.

— За прибытие в Стокло. Сино, впрочем, как и другие города, я ненавижу, — вторая пустая кружка опустилась на стол.

Служанка подоспела с тарелками и добавкой пива. И пока они ужинали, Норин поняла, что вопрос напрашивался сам собой.

— Ты убьешь его?

Дон изумленно поднял брови и положил вилку в почти опустевшую тарелку.

— Моя рана не позволит сделать это сейчас, — серьезно ответил он, и Норин вдруг засмеялась.

— Ты действительно думаешь, что я пущу тебя на Миро? Большая глупость, но я не думала, что ты так ответишь.

— Предпочла, чтобы я молчал?

Вопрос остался без ответа.

Они продолжали ужинать, лениво перебрасываясь словами, а за дальним столиком молодой парень начал играть на трехструнном. Норин с раздражением отодвинула тарелку. Музыка — тяжелая булава в руках громилы для ее щита. Юноша легонько прошелся по струнам, сыграв совсем короткую мелодию, чтобы пальцы привыкли и начал следующую, более быструю. Пьяные посетители стали подпевать, кто-то вышел в центр зала танцевать. Люди радовались, но вместе с людьми музыку впитывал и дом. У Норин свело зубы от нахлынувших эмоций — прошлых и нынешних, щит норовил упасть.

— Что с тобой?

Дон тихонько тронул ее за плечо, и Норин дернулась, словно обжегшись.

— Что с тобой? — повторил Дон и, кажется, все понял без объяснений.

— Значит, музыка?

Норин посмотрела на него и в ее глазах ничего хорошего он не увидел. Обоим была ясна суть произошедшего. Искателей трудно убить, они всегда чувствуют опасность за версту, но у каждого, обладающего даром, есть слабое место. Почему природа распорядилась так, никто не знал, хотя многие пытались осмыслить такое свойство с точки зрения логики, но это было глупо. Именно поэтому все свелось к идее справедливости. У сильных существ, как дань равновесию, должно быть слабое место.

— Не беспокойся, — произнес Дон, глядя ей прямо в глаза, и Норин на миг почувствовала себя затравленной жертвой.

— Когда-нибудь ты пустишь это знание в ход.

— Да, — без промедления ответил мужчина, — но не сегодня. Ты знаешь, что влияет на Савели?

— Нет.

— Жаль. Тебе нужно уйти отсюда?

— Следует.

— Пойдем, — Дон встал, кинул несколько серебряных на стол — более чем щедрая оплата их ужина — и протянул своей спутнице руку.

Они вышли в холодную ночь, где снег продолжал валить с удвоенной силой.

— Господа, — молодой конюх подвел лошадей и, получив чуть денег, убежал обратно в таверну.

— Тебе есть куда идти? — спросила Норин. Ей сразу стало лучше — музыку полностью глушила тяжелая входная дверь.

— Нет, — Дон немного опустил стремена и взобрался в седло. — Если скажешь, где можно снять комнату, но не клоповник, будет замечательно.

— Могу сказать, что в моем доме достаточно комнат.

Они посмотрели друг на друга. При тусклом свете фонаря вместо глаз — большие черные впадины.

Дон усмехнулся:

— Приятное взаимопонимание.

Норин засмеялась.

***

Коридоры Стокло многое видели, но вряд ли траур по ушедшим обретал ранее такой размах. Каждый войн, лицемер, ученик и слуга повязали на шею белый платок как символ сожаления. Норин тоже предложили белый платок, стоило ей войти в главные ворота Стокло. Она помяла ткань в руках, смотря на переливы серебряного, и тот час же выкинула эту тряпку на глазах у ошалевших слуг. Чтобы выразить все сожаление, скопленное за многие года, ей нужно не раз обернуться в белую ткань.

Норин торопливо пересекала главные залы, чувствуя, как в спину упираются острые взгляды. Не нужно быть Искателем, чтобы понимать их. Но белая тряпка останется белой тряпкой, какой бы смысл в нее не вкладывали, поэтому Норин свернула в узкий коридор, ведущий к лестнице к покоям Хозяина. Она должна была выразить сожаление и получить распоряжения. К тому же, ей хотелось увидеть Хозяина, ведь после его молчаливого порицания полгода назад, они не виделись. На лестнице ее неожиданно окликнули. Лукреция в красивом платье цвета чистейших изумрудов стояла внизу с книгой в руках и белым платком на шее.

— Демора! — повторила она.

Норин присмотрелась к ней, к тонкой изящной фигуре, и не могла не заметить изменения. Усталость, которая вечным отпечатком темнила красоту молодой женщины, сменилась свежестью и молодостью. Норин посчитала, что будет грубостью по обыкновению ее кивнуть и пойти своим путем, поэтому решила спуститься.

— Здравствуй, Лукреция. Вижу, ты подалась в Надзиратели. И тебе это пошло на пользу.

Лукреция почти удивленно посмотрела на книгу в собственных руках и отмахнулась.

— Немного повысили, не обращай особого внимания.

— На вас трудно не обращать внимания, — заметила Норин и улыбнулась. — Поздравляю тебя. Буду рада потолковать с тобой, но позже. Я направлялась к Хозяину.

— Ты встретишь закрытые двери, — тонкие розовые губы дрогнули в усмешке. — Хозяин принимает участие в Королевском совете.

— Благодарю за предупреждение, — любезно ответила Норин.

Лукреция слабо кивнула и вдруг сказала:

— Теперь я твой Надзиратель. Следуй за мной, Демора, дело Себастьяна не ждет.

— А господин Корк?

— Отказался от тебя, — уже через плечо бросила Лукреция.

Норин поняла, что попала в ловушку и покорно поплелась за рыжеволосой женщиной. Лукреция была уроженкой Сино, но от отца унаследовала восточную внешность. Миндалевидные глаза цвета каштана, светлая кожа, точеные черты лица и столь редкие для Цаалона рыжие волосы, делали ее диковиной штукой и притягивали взгляды. Лукреции всегда нравилось, когда на нее смотрели, это Норин поняла еще несколько лет назад.

Они шли коридорами, обрамленные арками из белого мрамора и золотыми украшениями. Самая богатая часть Стокло — южные и центральные башни, которые они сейчас пересекают, знаменуются огромными золотыми куполами, блеск на солнце которых каждому напоминает о величии Стокло.

— Ты что-нибудь знаешь о его смерти? — спросила Лукреция, когда они остановились перед дверью с гербом Стокло. В ее руках блеснул ключ, и Норин поняла, что вместе с повышением по службе Лукреции даровали и новые покои.

— Нет. Нам лишь пришло письмо с гонцом.

— Я писала его. Проходи.

Перед взором Норин предстала небольшая, очень светлая комната, кабинет, с окном в виде полу солнца в дальней стене. На малом постаменте стоял стол из светлого дерева, заваленный бумагами и книгами. В четырех шагах от него по правую руку Деморы разместился шкаф и маленький диван из бежевого бархата, а напротив дверь, ведущая, видимо, непосредственно в личные покои новоиспеченного Надзирателя.

— Ты ведь готовилась стать Лицемером, когда я уезжала в Поля? — спросила Норин, садясь на стул у стола.

— Мой характер нашли пригодным для работы с вами, Искателями, и предложили место в ложе Надзирателей.

— Кого еще ты ведешь?

— Никого, — покачала головой Лукреция. — От тебя все отказались, а после того случая хотели отправить в отставку. Ты знаешь, ложа это может, но вмешался Хозяин. Все случилось, когда ты уехала.

Норин озадаченно посмотрела прямо перед собой. Ей очень захотелось узнать причины, по которым Хозяин стал защищать ее после случившегося.

— Что он сказал?

— Что Искатели мрут как мухи, и не стоит вас уменьшать, — хмыкнула Лукреция. — Тебе следует радоваться и принять это как должное.

Она достала из ящика стола скрепленный печатью Стокло лист, и протянула его Норин.

— Твой заработок за полгода работы в Поле, уменьшенный на расходы по восстановлению юго-восточной башни. Вы с Миро поделили обузу. На этом договорилась ложа.

Демора сломала печать и увидела цифру. Дорого обошлось. Не будь она предусмотрительна в отношении золота и его хранения, ей бы пришлось голодать остаток зимы. Лукреция села за стол, открыла книгу и посмотрела на Норин растеряно:

— Что ты хочешь, нет, должна знать?

— Когда я смогу выспаться, — усмехнулась Демора. Усталость, накопленная за полгода работы в Поле, прибила ее утром к кровати. Она с трудом встала.

Лукреция слабо улыбнулась, собралась с мыслями и начала рассказывать:

— Его убили три недели назад в собственном доме. Ночью в библиотеке. Со слов жены, Себастьян плохо спал и ночи коротал в обществе книг. Она его и нашла, сидящим в кресле с книгой на ногах и кинжалом в груди.

— Кинжалом? — удивленно переспросила Норин. Обычно убийцы не оставляют подобных вещей.

— Да. Я позже покажу его. Тело, сама понимаешь, уже погребено.

— Могли бы магией бросить да потянуть пару недель, — фыркнула Нора, но Лукреция показательно не обратила внимания.

— Домочадцы ничего не видели и не слышали. Слуги и стража тоже.

— Конечно. Какую книгу он читал, когда его убили?

Лукреция перелистнула пару страниц, потом обратно и покачала головой.

— Не думали, что это важно.

— А важно, — вздохнула Нора. — Надеюсь, жена знает. Как ее зовут?

— Кристиана Манро.

— Хорошо. Что-нибудь еще известно?

— Частная информация, что убитый добр и благочестив, но это не так.

— Если ты так думаешь, то почему носишь эту тряпку? — спросила Норин, кивая на шейный платок.

— Не хочу показаться бессердечной.

— Странное лицемерие.

— Возможно.

— Все знают брата Хозяина как пьянчугу и карточного игрока, но этот разврат не делает его грешником. По крайней мере, очень надеюсь, что он на этом остановился, а убили его из-за денег или женщины.

— Ты в это веришь? — спросила Лукреция.

— Каждый раз мне хочется, чтобы было как можно проще, тогда у меня будет возможность выспаться, — усмехнулась Норин. — Надо поговорить с его женой. И покажи мне, наконец, этот кинжал.

Лукреция потянулась за звонком, и через пару минут явился слуга Стокло. С белым платком. Он молча выслушал приказ и скрылся за дверью, чтобы через пару минут появиться вновь с небольшим сундучком.

Норин нажала на скрытые кнопки по бокам, крышка с щелчком открылась и она вопросила в удивлении:

— Что это?

— Орудие убийства.

— Убить Себастьяна дешевым кинжалом с рынка, — Норин покачала головой.

— Брось. Что-нибудь чувствуешь? — с нетерпением спросила Лукреция, поддавшись вперед.

Демора закрыла глаза, провела по гладкой рукоятке, прикоснулась к металлу. Жар огня и усердие человека, холодный ветер с запахом снега и сосен и удовлетворение.

— Это не дешевый кинжал с рынка. Его сделали далеко на севере, возможно в Шезаре. Обычная работа, усердная, средняя, но не уникальная, — ответила она, воздвигнув щиты обратно.

— А что насчет убийства?

— Ничего, — Норин покачала головой, и положила кинжал обратно в шкатулку, — Абсолютно ничего.

— Думаешь, Икна?

— Пока что я ничего не думаю. О жизни Себастьяна вы все узнали?

— Думаю, да, — кивнула Лукреция. — Мы беседовали с его женой, она красочно все описала. По ее мнению, Себастьян был тихим человеком, если, конечно, не считать инцидента с передачей поста Хозяина. Женился на ней, получив состояние ее семьи, и прижил пятерых детей. Старший ребенок — дочь шестнадцати лет по имени Кора — наследница, как ты понимаешь.

— С детьми общались?

— Нет. Кристиана не позволила — для них это слишком большой удар. Младшему всего четыре, он совсем не понимает, что происходит, бедняжка. Еще она поведала нам, что Себастьян мало показывался в обществе, а в последние годы полюбил охоту.

— Со слов жены звучит, конечно, очень добропорядочно, — сказала Норин и взяла со стола острое гусиное перо для писания. — Она забыла упомянуть о его карточных играх и пьянстве.

— Какая жена пойдет против мужа, — пожала плечами Лукреция. — Ты будешь с ней общаться?

— Да. Странное убийство. Напоминает одно, которое я помогала расследовать несколько лет назад.

— Ты нашла убийцу тогда?

— Убитый и оказался убийцей, а подняли такой шум. Лучше расскажи еще о Себастьяне, нежели я буду вспоминать былые дни.

Лукреция кивнула и пролистала несколько страниц. Одного беглого взгляда ей хватило, чтобы начать рассказ:

— Себастьян родился здесь, в Сино, сорок один год назад, в семье Манро, старший сын. В юности подавал большие надежды, выучился в Стокло на Лицемера и готовился к принятию поста Хозяина, но в двадцать три неожиданно стал пить и играть. Стокло и семья его в то время только и делали, что вытаскивали его из кабаков и постелей шлюх, а будущая жена и вовсе не видела его.

— Я считала, что пить он начал после передачи поста Доро.

— Нет, но после передачи поста пить и играть он стал значительно больше.

— Что случилось с ним?

— О чем ты? — спросила Лукреция.

— Себастьян учился и готовился принять Стокло, а потом резко скатился. На такое нужны причины. Человек с будущим не станет пилить сук, на котором он сидит, если, конечно, он не гниет изнутри.

— Норин, у тебя есть все шансы выяснить причины и следствия, — почти с издевкой сказала Лукреция. — Я продолжу. После того как Стокло досталось младшему брату, Себастьян еще несколько лет вел пижонскую жизнь, а потом резко успокоился. В общество стал выходить редко, но играть, конечно, продолжал, но не на такие большие ставки, а потом и вовсе без них.

— Долги у него были?

— Нам неизвестно, — покачала головой Лукреция. — Это все, что я могу тебе рассказать.

— Ты разговаривала с Хозяином?

— Я хотела, но… — начала Лукреция и пристыженно замолчала.

— Господин Корк или другие в ложе должны были помочь тебе с новой работой. Удивительно, что Хозяин еще не спросил о причинах, по которым ты не пришла к нему с вопросами.

Лукреция ничего не ответила. Норин с особым удовольствием заметила, что она разозлилась. Бывший Лицемер любил щелкать всех по носу за малейшие ошибки, а теперь впору щелкать ее. Она раздраженно захлопнула книгу, встала и, зашуршав юбками, подошла к окну.

— Что нам делать теперь? — спросила она, в конце концов. Норин изогнула брови в удивлении. Лукреция не любила признавать свои ошибки.

— Нам? Мне — делать свою работу, а тебе советую делать свою, — Норин бросила перо, которое крутила в руках, встала и молча направилась к выходу. Она была уверена, что Лукреция обернется, и стоило ей взяться за ручку двери, как та сказала:

— Из нас двоих приказывать могу лишь я.

Норин усмехнулась и вышла из кабинета, даже не взглянув на Надзирателя.