Глава 3

София проснулась с предчувствием чего-то необычного.

Она оделась и выглянула в окно. Замечательное утро, ясное голубое глубокое небо, солнце нежится в пушистых облаках.

София спустилась вниз в столовую. Её отец, Роберт, как раз приготовил завтрак. Он посмотрел на дочь и улыбнулся замечательной улыбкой, которая возникала на его угрюмом лице при виде дочери.

— Софи! Пора завтракать! Сегодня ты снова будешь за хозяйку.

— Опять улетаешь?

— Да. Последний день на подготовку, завтра “Офелия” отправляется в путь.

Он поставил перед девочкой тарелку с идеальной глазуньей и корзинку со свежими булочками.

— Куда на этот раз? Или это государственная тайна?

Роберт отвёл взгляд.

— Дорога предстоит дальняя и нелёгкая.

— Тебя ждать к обеду?

— Нет. Прости, что так получается. Тебе придётся поскучать одной, — он неловко обнял дочь и взъерошил её светло-рыжие кудри. — Ты, моё солнышко!

— Папа! Сколько раз я просила не называть меня так?

— Но ведь я тебя люблю!

Девочка фыркнула и села за стол.

— Обещай, что будешь вести себя хорошо — сказал Роберт.

София закатила глаза.

— Я буду волноваться.

— Мне не пять лет. Придёт Марк. Потом мы погуляем с ребятами. Сходим на Старую площадь, потом ещё чего-нибудь придумаем. Почему я должна всё время отчитываться?

— Не забудь пообедать!

— Хорошо.

— И поужинать!

— Ну, папа! Я не маленькая.

— Тебе всего тринадцать!

— И что?

Роберт тяжело вздохнул. Трудно воспитывать дочь без матери, особенно такую строптивую. Он давненько подумывал сменить работу, чтобы чаще бывать дома. Но каждый раз, когда он спускался по трапу воздушного корабля его сердце замирало. Он не мог жить без неба, без ковра облаков под ногами, без чистых и ярких красок алого заката. Да что говорить! На земле он скучал даже по чёрным грозовым тучам, преграждающим путь “Офелии”. По мощи и неистовой силе грозового фронта.

Каждый раз, когда он задумывался о будущем, его настроение портилось, и он снова откладывал окончательное решение на потом.

София лениво поковырялась вилкой в тарелке:

— А у нас ничего другого нет?

— Чего тебе хочется, дочка?

— Зелени какой-нибудь. Сельдерея, например.

Роберт поморщился и нахмурился.

— Ты опять хочешь себя истязать овощами?

— Ты ничего не понимаешь. Это правильное питание.

Отец пожал плечами.

— Я всегда думал, что правильное питание, это когда встаёшь из-за стола сытым.

Дочь укоризненно на него посмотрела. Она набрала побольше воздуху, но из прихожей раздался необычный шум. Стукнула распахнутая настежь дверь, кто-то налетел на вешалку и опрокинул её.

— А вот и твой друг, — сказал Роберт.

В столовую влетел вихрь, состоящий из пушистых торчащих во все стороны волос, рук, ног, веснушек, карих глаз и улыбки.

— София! Ты слышала? Ты знаешь? Мы с ребятами просто обалдели! Так здорово! Сегодня туда бежим! Ты что, ещё не поела?!

Роберт успел поймать парнишку и усадить за стол.

— Доброе утро, Марк!

Отец Софии поставил перед мальчиком чашку чая, булочку с маслом, пирожки, вазочку с вареньем.

— А! Здравствуйте, дядя Роберт! Ну, так, вот! Вчера вечером я узнал. Я даже ночью хотел прийти тебе рассказать. Прямо нетерпелось!

— Хорошо, что ты всё-таки решил этого не делать.

— Нет, решил не я. Мама заперла меня в комнате. Она иногда так делает, чтобы я не сбежал, и ничего не натворил.

— Не одобряю такие методы, — сказал Роберт, — но в твоём случае, похоже, это был единственный правильный выход.

— А, ерунда! — махнул рукой Марк и чуть не смахнул со стола заварочный чайник. — Я ведь могу в окошко вылезти.

— Со второго этажа? — удивился Роберт.

— У нас дерево рядом растёт.

— Буду иметь в виду, — сказал Роберт и с тревогой посмотрел во двор на растущий около дома вяз.

София склонилась над тарелкой с яичницей, чтобы спрятать хитрую улыбку. Некоторое время она, не поднимая головы, подглядывала, как друг набивает рот пирожками и запивает малиновым чаем.

Роберт тем временем удалился в свою комнату и переоделся в рабочую одежду. Софии нравилось как выглядит отец в форме. Вместо домашнего и уютного папочки в столовой появился строгий капитан дирижабля. Начищенные до блеска медные пряжки, заклёпки, пуговицы, — горели огнём на кожаной куртке и портупее. Белоснежная рубашка с кружевным воротником, чёрный бархатный жилет. Отец совершенно преображался.

— Папа, а девушек берут в пилоты?

— Хм. Зачем? Для девушек и на земле много дел найдётся.

— Я стану пилотом! Первой в мире. Или штурманом.

Роберт улыбнулся:

— Это очень ответственное дело.

— Я по-твоему безответственная?

Отец подмигнул.

— Так скажем, немного легкомысленная.

— Ты такой красивый в форме!

Роберт смутился.

— Дети, мне пора. Ведите себя хорошо, не скучайте. Я вернусь вечером, и мы пойдём на площадь. Говорят, там будет кукольное представление.

— Папа, ты забыл? Мы не малыши.

— Весь Город придёт. К тому же тебе не помешает приобщиться к культуре, а то как разбойница только по деревьям и лазаешь, — отец снова с тревогой посмотрел на вяз за окном.

— София, говорят там классно! — сказал Марк, набивая рот булочкой с вареньем. — Куклы как живые. Почти все ребята там побывали, а Титус даже три раза ходил.

— Ну, ладно, уговорили, — сказала София, — можно один раз посмотреть.

Марк расплылся в своей широкой заразительной улыбке.

— Отлично!

— Папа, ты, кажется, спешил?

Роберт всплеснул руками, схватил фуражку с очками-гоглами и выбежал из дома.

София посмотрела в окно как по улице торопливо вышагивает отец и повернулась к Марку.

— Так, о чём ты мне хотел рассказать?

Марк справился с очередным пирожком и, вытирая рот рукавом, сбивчиво рассказал про новый магазин. При этом он торопился и проглатывал по половине каждого слова.

— Подожди! Ты так тараторишь, что я ничего не поняла. В Козьем тупике открывается новая лавка?

Марк кивнул.

— “Сладости и Радости”. Там во-о-от такенное объявление об открытии. Приглашаются все сластёны.

— О! Тогда ты точно должен быть.

— Раздача вкусняшек почти задаром!

— В Козьем тупике грязище по колено и воняет. Да и место глухое.

— Наплевать! Мы с ребятами сегодня туда пойдём, — сказал Марк. — Ты с нами? Представляешь, настоящий магазин сладостей! Целый дом доверху набитый леденцами, шоколадом, сахарной ватой, лимонадом!

— Верится с трудом. И потом, я не сладкоежка.

Марк недоверчиво посмотрел на Софию.

— Шутишь? Все девчонки любят сладкое.

— А я не люблю! И я — не все.

— Как знаешь! “Почти задаром”! Это ведь получается, что моих денег может хватить на что-нибудь!

Марк достал из потайного кармашка три маленькие медные монетки.

София вздохнула и покачала головой.

— Вряд ли этого вообще на что-то хватит.

— Но ведь “почти бесплатно”?

В глазах Марка отразилась мольба, и девочке стало не по себе. Раньше она не представляла, что может расстроить неунывающего друга. Ей захотелось чем-нибудь его подбодрить, она открыла рот, но Марк вдруг решительно на неё посмотрел.

— Я всё равно туда пойду! — сказал он. — Я должен хотя бы попытаться.

— Хорошо. Мы пойдём вместе, — сказала София. — Только ты не расстраивайся, если вдруг ничего не получится.

Марк снова повеселел.

— Конечно, какие проблемы!

Мальчишка улыбнулся самой лучезарной улыбкой, от которой у Софии в животе и в носу защекотало и захотелось смеяться.

— Ну, всё! Мне пора. Ребята ждут, — Марк соскочил с табурета и, напоследок прихватив пару пирожков, выбежал на улицу. — Ты тоже скорей выходи! Магазин открывается в полдень.

* * *

София убрала со стола и поднялась в свою комнату. Она убедилась, что поблизости никого нет, и долго разглядывала своё отражение. Увиденное девочке не понравилось. Светло-рыжие волосы, слегка оттопыренные уши. А ещё эти противные конопушки! Зелёные глаза. Ну скажите, вы видели у нормальных людей зелёные глаза?

София крепко прижала уши ладонями. Жаль, что с глазами ничего нельзя сделать. Брови слишком густые, а ресницы чересчур длинные. И что это за губы? Пухленькие и алые, словно она только что объелась клубники.

Она пыталась осторожно разузнать у отца и друзей, как она, по их мнению, выглядит. Но те только посмеялись: “Отлично выглядишь”. Нечего сказать, друзья! Наверняка утешают, чтобы не сильно расстраивать.

София вздохнула и спрятала зеркало. Она прошлась по дому, любуясь как в солнечных лучах танцуют пылинки. Полистала книгу в библиотеке. Идти к ребятам смысла нет, все сбежались к новому магазину.

София забралась на чердак. Там, в пыльном углу она отодвинула старую доску и вынула из тайника шкатулку. Она бережно разложила свои реликвии. Засохший цветок, рогатка с порванной резинкой, открытки, золотистый фантик от конфеты, кусочек яркой жёлтой ленты, переливчатые бусы, которые папа привёз откуда-то издалека. С каждой вещицей была связана своя история, но на самом дне коробки лежало самое ценное.

Овальный молочный камень в оправе на тонкой серебряной цепочке. Если согреть его в руке, по глянцевой поверхности начинает пробегать пульсирующий отблеск, а в самой глубине разгорается огонь. Если долго на него смотреть, то можно разглядеть в оранжевом пламени сильное гибкое тело, перепончатые крылья и даже лохматую голову.

Когда Софии исполнилось десять лет, отец вручил ей кулон и сказал: “Это всё, что осталось на память от неё”. И больше не возвращался к этому разговору. Девочка разглядывала драгоценность и гадала, кем была мама, куда она пропала, почему она бросила отца и дочь. Противные слёзы поползли по щекам. София растерла их кулаками. Эта тема была под запретом в их доме.