Глава 4. Мяран

Народ лаайге хоть и не сторонился чужих земель, но свои покидать не любил. Мы с Югле приехали к ночи в огромную деревню на берегу замёрзшей реки. Несмотря на поздний час то и дело слышались голоса женщин, откидывались шкуры и из веж выходили статные хозяйки. Их мужья заводили оленей в загоны, а любопытные детские мордашки выглядывали из окон туп. В тупах — домах из дерева — жили лаайге побогаче, в вежах — шатрах из шкур, натянутых на деревянные шесты — победнее. Только, как объясняла мне бабушка, богатство для лаайге — не та мера, с которой будут считаться. Чтобы заслужить уважение — одним золотом, большим стадом оленей да большой тупой не отделаешься.

Едва показались дома лаайге, Югле обернулась человеком и явно не собиралась больше быть совой. Может, это и не слишком хорошо по отношению к моей помощнице, но птицей она мне казалась более, кхм, привлекательной.

Вульсе — теневой ниссе — шагал рядом со мной, не задавая лишних вопросов. Мы провели в пути всего день, но он уже успел показать свои расторопность и сообразительность. Казалось, он заранее знает, что мне потребуется в следующую минуту: от куска лепёшки, до остановки, чтобы передохнуть. И вроде домовой не должен такого делать, да только нет сейчас дома, вот приходилось следить за новым хозяином. А в том, что я стал господином для маленького ниссе, сомневаться не приходилось. Другой вопрос, что я не знал: появится ли у меня собственный дом и стоит ли домовёнку оставаться у меня на службе.

Югле тем временем здоровалась с людьми. На меня кидали заинтересованные взгляды, но лишних вопросов не задавали.

— Куда мы идём?

— Догадайся.

Аян фыркнул. Кажется, девушка-сова также не нравилась ему, как и мне. Ну, ладно. Уточню: не совсем нравилась.

— К Мяран?

Югле кивнула и махнула рукой, закутанной в плащ:

— Вон видишь, вежа стоит вдалеке? Вот туда и идём.

Моему удивлению не было предела: чтобы всевидица, о которой говорит весь север, жила в простой веже? Быть того не может!

Югле тихо рассмеялась, заметив моё недоумение.

— Не переживай, Посредник. Ты скоро и не такое увидишь.

— А какое? — неожиданно подал голос Вульсе.

Она глянула на него, миг — на губах девушки появилась добрая и мягкая улыбка. К ниссе она явно относилась лучше, чем ко мне. Не то, чтобы это было сильно неприятно, но маленькой иголочкой всё же кололо. Потому что неясно — за что.

Больше я не задавал вопросов. Югле и Вульсе говорили, но как-то и прислушиваться не хотелось. Мне бы побыстрее поговорить со всевидицей и назад. Нечего гостить у лаайге. Да и топор валкары за спиной напоминал о новых заботах.

Вблизи вежа Мяран уже не казалась такой хилой и бедной, как остальные. Но и до ладно срубленной тупы не дотягивала. Югле едва подошла к веже, как полог откинула чья-то рука.

— Заходите, гости дорогие.

От голоса пробежали мурашки. Тихий, еле различимый, и в то же время глубокий, будто падаешь в бездонное озеро Лёстуннгсин, что лежит в сердце самого Мрака. В нём слышался скрип снега, глухие удары в бубен и протяжная песня лаайге.

Югле поманила меня за собой. Мгновение я стоял в нерешительности, будто понимая, что нечего делать простому человеку в обители всевидицы. Тряхнув головой, быстро шагнул за девушкой-совой. Хватит думать о глупостях.

Стоило очутиться внутри, как меня окутал жар очага, в ноздри ударил незнакомый запах: острый, свежий, пряный. От него тут же закружилась голова. Следом за мной бесшумно скользнул Вульсе. Возле очага стояла невысокая женщина в тёмно-синем платье. Свет падал так, что толком невозможно было её разглядеть.

— Я привела его.

Югле почтительно поклонилась.

— Спасибо, совушка.

Тот же голос, что и позвал нас в вежу. И снова уносит в бездну, туда, где не разобрать: верх ли, низ, просторно или узко.

— Отведи коня к Яине и маленького ниссе тоже.

Югле кивнула и, ухватив Вульсе за руку, выскользнула из вежи. Мяран обернулась. Медленно подошла ко мне.

— Давно жду тебя, Оларс, — мягко произнесла она. — Вот и дождалась.

А я… совсем растерялся. Ещё пару вдохов назад готов был распрощаться с ней, если что-то не понравится, но теперь не знал, как поступить. Голос не очаровывал, но успокаивал, утешал, давал почувствовать себя умиротворённо и уютно. А всевидицу старой назвать нельзя. Так, только лучики морщинок в уголках глаз, а лоб — высокий, чистый. И на губах улыбка. Из-под красно-синего лаайгского платка выглядывали светло-русые волосы, ещё один платок — из крашеной шерсти лежал на плечах. Но больше рассмотреть не получилось, потому что оторваться от глаз Мяран было невозможно. В полумраке вежи и не разобрать цвета — ясно, что светлые — только смотришь в них и теряешь себя. Так же, как в небо, когда есть только пронзительная синева и ни единого облачка. Лишь голова идёт кругом.

Она вдруг протянула руку и коснулась моих волос, чуть нахмурилась и покачала головой.

— Седина… Молод ты ещё, а уже обзавёлся ей.

Тёплые пальцы погладили по щеке… Я всё так же и стоял, словно потерял дар речи. Не хотелось уходить, хотелось потянуться за её пальцами, чтобы так и гладила, успокаивая. И в глаза смотрела. По коже пробежал мороз, внутри всё сжалось. И только в этот миг сообразил, что не всевидицу Мяран я видел перед собой, а совсем другую женщину. С такими же глазами небесными — без края, без дна; с такими же нежными пальцами и именем — мягким, не ванханенским — Кайса. Мама.

Я тряхнул головой, прогоняя наваждение.

— Не так я молод, всевидица. Да и что возраст тому, кто одной ногой в могиле?

Даже засмеялся. Только смех получился горьким. Карканье ворона, а не человеческий голос.

— Именно это и делает тебя неуязвимым, — неожиданно улыбнулась она. — Сядь, Оларс, — указала рукой на табурет возле грубо вытесанного стола. — Негоже гостя голодным у дверей держать.

Я молча сел, куда указали, задумавшись о её словах. Если б магия бабушки и впрямь сумела б меня сделать неуязвимым, было неплохо. Но этого не может быть.

На столе лежал полотняный мешочек с гадальными костями, в плоской глиняной плошке были терпко пахнущие сушёные травы, рядом серебряная чаша с густой чёрной жидкостью. Но больше ничего — не нужны амулеты да всякие магические штучки настоящей всевидице. Она всё знает так.

Мяран вновь подошла к очагу и открыла котёлок. Тут же разлился аппетитный запах, и внутри всё скрутило от голода. Лаайге, может, не слишком изысканные повара, но еда у них всегда вкусна и сытна. В каждом доме есть оленина и молоко, каша из сосновой заболони с ржаной мукой, которую не встретить больше нигде, наваристый суп с рыбой, который здесь зовут лим.

— Топор валкары-то положи, — сказала она, не оборачиваясь, — тяжесть держать ни к чему. Да и спину бы поберёг.

Я недоумённо уставился на Мяран. Так-так, вот тебе и подтверждение, что всевидица видит всё. Не только будущее с настоящим и прошлым, а и топор под чарами невидимости. Хмыкнув, снял его и осторожно положил возле ног.

Мяран развернулась и, осторожно неся в руках глубокую тарелку с поднимающимся над ней ароматным дымком. Однако, когда передо мной её поставили, я впервые за всё время искренне пожалел, что не взял с собой Йорда. Нет, еда выглядела соблазнительно, но никогда я не ел столько за раз!

Всевидица села напротив и, кажется, едва сдерживала улыбку.

— Ничего, тебе надо восстановить силы, — сказала она. — С дороги согреться самое оно. Да и налью тебе сейчас чаги, чтобы освежиться.

— Чаги? — переспросил я и покосился на странную жидкость в серебряной чаше. Разве это можно пить?

Мяран перехватила мой взгляд и расхохоталась, потом снова встала:

— Не бойся, твилом против воли никогда не пою.

— То есть?

Всевидица снова суетилась возле очага. Только сейчас я заметил второй котёлок, из которого хозяйка ловко что-то наливала в простую деревянную чашу.

— Чага растёт на деревьях, — её голос звучал беззаботно и почти весело, будто рассказывать об этом было настоящей радостью, — такой древесный гриб. Лаайге срезают его со стволов и заваривают вместе с травами. Им и излечиться можно, и дух укрепить, и настроение поднять. Чагу подарили нам чахкли — маленькие помощники, наш подземный народец. Ну, они похожи на твоего ниссе, Оларс, только ещё меньше.

Мяран подошла и поставила возле меня чашу с напитком, видом напоминавшего амр. Снова села напротив и, подперев щеку кулаком, посмотрела на меня. В небесных глазах плясали смешинки.

— А вот твил пьют наши шаманы. Или те, кто способен пройти по дороге духов, — она улыбнулась. — Сам понимаешь, охотникам да торговцам, что с духами бесед не заводят такого лучше не пить.

От тепла веже, сытной еды и улыбчивой хозяйки меня охватило какое-то умиротворение и едва ли не сонливость. Но поддаваться не стоило.

— Спасибо за гостеприимство, Мяран, — сказал я, — только ж не за этим ты меня позвала, чтобы лимом накормить и чагой напоить.

— Конечно, — глаза продолжали смеяться. — Хочу поглядеть, какой из тебя получится шаман, Оларс Забытый.

Мне не понравились эти слова. Чуть отодвинувшись в сторону, подальше от чаши с чёрным твилом, я внимательно посмотрел на всевидицу.

— Вот как?

Голоса своего почему-то не услышал, но от Мяран глаз не отвёл. Странная она. Мягкая, добрая, мать напоминает. И в то же время — другая… чудная. Только сразу этого не разглядеть, и не отталкивает этим от себя людей, а наоборот — синей бездной в небо утягивает. И улыбается. Так, будто в первый и последний раз.

Перед глазами вдруг всё помутилось, а в ушах зашумело.

— Устал ты, Оларс, — услышал я мягкий голос, тёплые пальцы вдруг вновь коснулись моих волос. — Дорога была долгой.

Пальцы гладили и ласкали, глаза сами собой закрылись, даже не понять — сижу я или уже нет.

— Очень долгой, — как бескрайняя река журчал голос, — десять лет шёл ты сюда: через южные земли, через лёд севера, злобных богов и мир мёртвых.

Я почти ничего не слышал, чувствуя, как проваливаюсь в сладкую дрёму, забывая обо всём на свете. Нежные пальцы продолжали перебирать мои волосы.

— Ещё много предстоит пережить, не одну дорогу пройти, познать много горечи, но это впереди. А пока — спи. Спи, Оларс, и звёзды будут беречь твой сон.