Глава 2

Год 764 со дня основания Морнийской империи,

9 день адризелева онбира месяца Холодных дождей.

Талиан силился открыть глаза — и не мог. Что-то мешало, неодолимой тяжестью навалившись на веки. Любое движение стоило огромных усилий, и всё равно он пытался вырваться из темноты. Иногда ему это почти удавалось. Он мог расслышать обрывки чужих разговоров или ощутить тряску, мягкость меховой подстилки и дуновение ветра, но затем снова проваливался в беспамятство.

Один раз Талиан отчётливо почувствовал, как его кто-то целует, а затем рот наполнился горькой жидкостью, которую тут же захотелось выплюнуть. Что он честно и попытался сделать, но бестолку! Чужие пальцы клещами сомкнулись на подбородке — и не отпускали, заставляли глотать.

Он думал, что так и останется в темноте. Почти к ней привык. Но когда на лицо упала ледяная капля и потекла по щеке, глаза вдруг распахнулись сами.

Первым, что Талиан увидел, был прогнувшийся от тяжести воды кожаный полог. Влага медленно сочилась сквозь поры и собиралась в нижней точке в огромную каплю, чтобы сорваться вниз. Пахло сыростью, свалявшимся и промокшим от пота верблюжьим мехом и лекарственными травами с явным преобладанием аромата сирени.

Разбиваясь каплями о крышу, на улице мягко шелестел дождь.

Кто-то отодвинул кожаный полог и впустил ветер. Лёгкое дребезжание на грани слуха стало сильнее, знакомое такое… Но только когда Талиана встряхнуло на очередном ухабе, он понял что это за звук: так скрипит несмазанная тележная ось.

Его куда-то везли. Но куда?

До слуха донеслись характерные рвотные позывы, а затем кого-то вывернуло за борт. Талиан ждал ругани, чтобы опознать человека по голосу, но неизвестный оказался то ли сухим и сдержанным на эмоции, то ли до крайней степени воспитанным и просто закрыл кожаный полог.

К его лицу потянулась чья-то рука, замерла у носа, и между пальцев заструился ветер, даря ощущение свежести и прохлады. Талиан лежал, завёрнутый в покрывала, словно младенец — так, что торчала одна голова, разглядывал огрубевшие от мозолей розоватые подушечки пальцев и пытался осмыслить увиденное.

Ветер возникал из ниоткуда. Он просто брал и рождался: тёплый и ласковый, стирающий с лица следы сна и усталости.

— Мой император! — Рука отдёрнулась, и над ним склонился Фариан. — Слава всем богам, вы очнулись!

Раб выглядел измотанным. Под покрасневшими глазами собрались глубокие мешки, лицо опухло, на переносице залегла вертикальная морщина. Даже золотистые локоны, над которыми Фариан трясся как над величайшей драгоценностью, напоминали теперь мочалку — спутались, засалились и потускнели.

— Т-ты… — Талиан попытался спросить, что это с ним, но из горла вырвался один хрип.

— Сейчас.

Фариан исчез, и ещё до того, как вернулся, в воздухе отчётливо запахло сиренью.

— Вот. Выпейте, мой император. Этот отвар поможет восстановить силы.

Раб аккуратно переложил его голову к себе на колени и прижал край чаши к губам. Дышать стало невозможно. Насыщенный аромат сирени забил ноздри. Талиан поморщился и страдальчески попробовал поданную отраву.

На вкус она оказалась ещё хуже, чем пахла. Совсем как духи.

Однако даже такое простое действие его вымотало. Талиан сделал несколько глотков и отвернул голову. По телу волнами разлилась противная слабость. Захотелось спать. Но когда лица коснулись тёплые потоки воздуха, усталость медленно начала отступать.

— Как ты… это… де-а… ешь? — прошептал Талиан, едва шевеля губами.

— Это мой дар, моя стихия, — ответил Фариан, не убирая руку. — Воздух подчиняется моим мыслям и желаниям. На это ушло много сил и дней тренировок, но результат вы можете оценить сами.

— И кто…

— Покойный император. Он рассказал мне о магии. Он же и научил всему, что я знаю, — помолчав немного, раб добавил: — Было время, я думал, что ему интересен, что он признал во мне сына. Но я ошибался. Его интересовали лишь границы моих возможностей.

Талиан хотел поскорее узнать, как он спасся, серьёзная ли у него рана и сколько прошло времени с покушения, но боялся неосторожным звуком или жестом разрушить момент откровения.

— Я не рассказал о своих способностях из осторожности. Мало ли, где бы они мне пригодились, — голос раба звучал тихо и надломлено. Видимо, сказывалась усталость. — Но теперь что-то отрицать просто бессмысленно. — Фариан убрал ладонь от лица, заставив ветер утихнуть, и посмотрел ему в глаза. — Если бы вы были обычным человеком, вы бы умерли. Вам нанесли смертельную рану. Лекарь сказал, кинжал задел внутренние органы, и вы потеряли много крови прежде, чем вас нашли.

— Но я…

— Да, вы живы.

— И ты…

— Сделал всё, чтобы вас спасти. — Пальцы Фариана мимолётно погладили золотой ошейник на шее. — Как и поклялся.

От сказанных слов Талиана пробрал озноб. Он закрыл глаза и какое-то время просто лежал, вслушиваясь в дождь. Раб отодвинул полог, и внутрь проник холодный ветер с улицы, а вместе с ним — умиротворение.

Вопросов было море, но чтобы задать их, требовались силы.

Талиан всё тщательно обдумал и прошептал:

— Бры… ень…

— Сений Брыгень ещё не оправился. Его чуть не разрезали пополам: я слышал, лезвие рассекло шерстяной жилет, обе туники, кольчугу, подкольчужник и где-то на два пальца вошло в тело. Вытекло много крови. — Не удержавшись, Фариан всё-таки спросил: — Он пытался убить или, наоборот, защищал вас? Не то чтобы я… но… Я обратил внимание: меч, с которым вы ходите, отличается от традиционных клинков. Я немного разбираюсь в оружии и… Это ведь гердеинская сабля?

Талиан слабо улыбнулся.

Его оружие тоже относилось к саблям, но заметно отличалось от работы гердеинских мастеров. Прежде всего, отсутствием гарды. На месте крестовидной перекладины, защищающей руку, располагалась украшенная изящной отделкой, овальная цуба. Неизвестный мастер изобразил на ней золотом фигуру птицы, раскинувшей крылья, да так чётко, что можно было рассмотреть каждое пёрышко.

Были и другие, не столь явные отличия. Например, утолщение на лезвии, смещающее центр тяжести клинка от рукояти, трёхгранное остриё и иной вид стали, чем в гердеинских саблях, с чётким рисунком из волнистых линий.

Владение таким клинком требовало особой техники. Талиан получил его в подарок от тана Тувалора лишь после того, как сумел доказать, что для победы ему достаточно всего одного удара — и этот удар будет смертельным.

Стоимость такого клинка превышала сто тысяч золотых монет, но Талиан ни за какие деньги не согласился бы с ним расстаться. Ни одна гердеинская сабля не шла в сравнении! Но вот след от удара… да… он был действительно похож.

Выходит, его собственное оружие не позволило заподозрить сения Брыгня в измене? Ну да, наверное, никто не ждал от пятнадцатилетнего мальчишки удара подобной силы, а ведь попади он туда, куда целился, и кое-кто стал бы ниже на целую голову.

— Дней… ско… ко… дней…

— Девятый. — Фариан потрогал золотистые пряди, скривил лицо, а затем стал раздражённо чесать пальцами голову. — Ещё вчера хотел волосы помыть, но времени совсем не было. Все кончики спутались, а что творится с корнями и кожей! Трогать противно...

Получалось смешно — обхохочешься. Талиан тут умирал, понимаешь ли, а кто-то страдал, что не может помыть голову. Ну просто блеск!

И в то же время раб спас ему жизнь.

Но хотел ли спасать? Вот в чём вопрос.

— Как спас… ме-я?..

Фариан на мгновение замер, затем выглянул из телеги и задёрнул полог.

— Если бы вы оставались в сознании, могли бы забрать мою силу, просто коснувшись ошейника. А так… мне пришлось рассеивать её в воздух, надеясь, что ваше тело само возьмёт всё необходимое. И я… очень устал, если честно. И меня тошнит от этой дряни, — он кивнул куда-то в сторону, — а пить всё равно приходится. Отвар из цветков сирени, апельсиновых корок, гвоздики и мёда восстанавливает силы. Так что, да… — Фариан криво улыбнулся. — Я ими опаивал вас специально, хотя и вовсе не затем, чтобы лишний раз позлить.

Вот и ещё один человек сказал, что Талиан может забрать чужую силу. Но хоть бы кто научил, как это сделать.

Впрочем, сетовать было бессмысленно. Отец умер раньше, чем успел хоть что-то ему рассказать. Тан Тувалор всю жизнь скрывал от него правду о магии. Нэвий объяснил в общих чертах, сделал парочку туманных намёков, а затем растаял в воздухе. А Фариан? Что может знать обо всём этом он?

— Маги… я…

— Она есть в каждом, в ком течёт хоть капля крови златокудрых и синеглазых «пришельцев с юга».* Но почти никто не может пользоваться силами, на них стоит ммм… Как же это называлось? — Раб потёр пальцем переносицу. — А! Вспомнил! На них стоит магическое ограничение. Блок. И чтобы его снять, нужно пройти инициацию.

— Как…

— Какую? — Фариан вдруг улыбнулся и наигранно задвигал бровями. — Ну, например, стать императором! Или таном одной из провинций. А так… всё, что я могу… Пожалуй, это изменить направление ветра или плотность воздуха. Но вы, думаю… хм… Вы бы с лёгкостью вырвали из земли целое дерево.

«Или поднял бы в воздух город со всеми его жителями», — вспомнил Талиан слова нэвия. Но изумляло другое. Не только лицо, даже стихия у них была одна на двоих. Может, Фариан не сильно ошибался, говоря, что их судьбы, словно витая верёвка, с первой встречи и до самой смерти будут тесно переплетены?

— Мне повезло, что вы сейчас так слабы. Иначе уже приставили бы лезвие к горлу, а может, и убили. — Раб говорил о смерти спокойно, даже слишком, но его взгляд не в пример был острым. Следил, не дрогнет ли у него где на лице мускул, выдавая эмоции.

— Мой император… Я знаю, я виноват перед вами… но…

Фариан отвёл взгляд и замолк.

Вот же хитрец! Талиан восхитился лёгкому румянцу и дрожащим ресницам — как если бы раб и правда испытывал чувство стыда! Ему самому никогда бы не хватило хладнокровия, а вот Фариан врал как дышал, прекрасно обходя данную некогда клятву, одним из условий которой было никогда не лгать.

Поразмыслив, Талиан догадался, как он это делает.

Если держать в уме фразу «Я готов на всё, лишь бы вы сдохли», а затем произнести лишь первую половину, умолчав о второй… и искренне верить в то, что говоришь…

В общем, да. Зря он понадеялся, что характер человека можно изменить клятвой.

— Не гов… ри… что… ох… раскаи-и-и… ся…

— Не раскаиваюсь, но сожалею! Правда сожалею, мой император!

Талиан закатил глаза. Сожалеет он! А то как же! Единственная жизнь, сохранность которой волновала раба, была его собственная. Талиан не питал на сей счёт никаких иллюзий.

Он хотел спросить, куда они едут, как из-за полога послышался голос соты** Колбина — вездесущего помощника тана Тувалора:

— Фарьяна, ты меня слышишь?

— Да.

— Тан Тувалор спрашивает о состоянии императора.

— Он только что очнулся.

— Слава Величайшим! — сота Колбин облегчённо выдохнул. — Открой полог. Тан Тувалор должен его увидеть!

Фариан накрыл лицо рукой, но полностью возмущения скрыть не сумел. Талиан заметил, как его губы сжались в тонкую линию и гневно раздулись ноздри. Правда, длилось это всего пару мгновений. Затем раб замотал лицо платком и произнёс, мягко и успокаивающе, словно убаюкивая голосом:

— Потерпите, мой император. Мне нужно переложить вас повыше.

Руки Фариана нырнули ему под спину и приподняли. Раб придвинулся ближе, так что места совсем не осталось. Теперь Талиан лежал головой у него на груди, а туловище было зажато с боков разведёнными в стороны бёдрами — он будто на кресло опирался, только мягкое и тёплое.

— Если вдруг станет плохо, я уложу вас обратно, — с этими словами Фариан отдёрнул полог, и они стали ждать.

Слабость накатила смертельная. Талиан закрыл глаза. После перемещения проснулась боль. Горячая пульсация внизу живота медленно, но верно распространялась по телу. Его начало подташнивать, затрещала голова. Каждую мышцу рук и спины ломило, будто его вчера целый день гоняли по плацу. Талиан всё лежал и ждал, когда боль утихнет, и старался просто дышать, но ему становилось только хуже.

Наконец — целую вечность спустя! — с повозкой поравнялся тан Тувалор.

Талиан приоткрыл глаза, но ещё раньше лба коснулась холодная старческая ладонь.

— Куда ты опять влез, мой мальчик? Если в честном поединке один на один тебе нет равных, это ещё не значит, что ты непобедим. Сколько раз нужно повторя… — тан Тувалор осёкся под его взглядом, тяжело вздохнул, а затем спросил: — Не желаешь выслушивать нравоучения?

— Н-нет.

Тан Тувалор недовольно поджал губы. За последние два месяца он постарел лет на десять. Начал сутулиться, потерял несколько зубов и всё чаще ходил с тростью, приволакивая за собой ноги. Его седые волосы заметно поредели, на голове появилась лысина, а под глазами залегли такие глубокие и чёрные круги, какие бывают лишь от постоянного недосыпа.

Даже прежде острые и ясные глаза поблёкли.

В любое другое время неодобрение бывшего наставника заставило бы Талиана сжаться в предчувствии наказания, но не сейчас. Если тан Тувалор на самом деле убил отца, то не имел больше никакого права делать вид, что печётся о его судьбе.

— Что ж… раз есть силы огрызаться, значит, пойдёшь на поправку. — Старик пригладил кудри у него на макушке и отстранился. — Мимо тебя сейчас провезут пойманных разбойников. Ты должен опознать своего убийцу. Или убийц. Справишься?

— Да.

— Хорошо.

Тан Тувалор развернул лошадь и уехал, но его помощник остался. Сота Колбин — не в пример своему господину всё такой же толстый, быстро краснеющий и потный — приблизился к краю повозки.

— Мог бы быть и поласковее! — нагнувшись к самому лицу, зашипел он на Талиана. — Старик из-за тебя плохо ел и совсем не спал. Ты ему как сын. Где твоя почтительность?

Талиан ответил ему холодным взглядом и презрительным молчанием. Не хватало ещё напрягать голос из-за какого-то слуги… Пусть и растившего его с малых лет, и покрывавшего часть шалостей, и предупреждавшего всякий раз, когда тан Тувалор бывал не в духе…

Ну да, Талиан мог бы быть и поласковей. Если не из уважения к бывшему наставнику, так из уважения к его возрасту.

— Забыли с кем разговариваете? — голос Фариана дрожал от едва сдерживаемого гнева. — Перед вами император!

Сота Колбин посмотрел на раба с нескрываемой злостью. На пухлом лице проступил румянец возмущения, лоб в момент покрылся испариной, щёки раздулись. Не человек — а вздыбивший перья индюк!

— Не тебе меня поправлять, Фарьяна. Иначе быстро окажешься в хвосте армии. — Сота Колбин осклабился и, отъезжая от повозки, брезгливо бросил: — Вместе с остальными шлюхами.

В этот момент Талиан по-настоящему пожалел, что не может встать и как следует ему врезать. Прямо в его круглую, отожранную харю. Чтобы плевался потом соплями и кровью из разбитого носа. И думал почаще, кому и что говорит. И как.

— Мой император, не хмурьтесь. — Фариан коснулся указательным пальцем его переносицы, мешая бровям сойтись в сплошную линию. — И ничего не говорите. Не тратьте силы. — Он мимолётно улыбнулся. — Я и так читаю вас как раскрытую книгу.

Талиан отвернулся и фыркнул.

А затем снова нахмурился.

В сизой пелене дождя терялись деревья и холмы. Влага оседала тёмными разводами в складках шерстяных плащей, оттягивала длинные полы вниз. Люди ехали понуро, натянув на головы капюшоны. Не было слышно ни разговоров, ни смеха. Только мерный шелест капель, разбивавшихся о кожаный полог повозки, приглушённый стук копыт и дребезжание колёс на булыжной дороге.

Тан Тувалор сдержал слово — мимо них по одной стали проезжать деревянные клетки с людьми.

Талиан разглядывал их дрожащие, скрюченные от холода фигуры с худыми руками и ногами, склонённые головы, безотчётно отмечал следы побоев — проглядывающие в многочисленных дырках на одежде синяки и кровоподтёки — и всё пытался понять, откуда их таких вытащили. Что это за люди? Местные жители или разбойники? Случайные путники, которым не посчастливилось ехать по той же дороге? Кто?!

Потому что на людей сения Брыгня, которые стояли за покушением, они точно не походили. Как и на наёмников. Хотя лица некоторых, и особенно взгляды, не оставляли сомнений: эти уже убивали.

Мимо Талиана проехало с десяток или больше повозок, а картина не менялась. Везде были сбившиеся в кучу мужчины разного возраста — от стариков до малолеток, — одинаково несчастные, продрогшие и забитые.

А потом он увидел её.

Одна-единственная в огромной клетке, скрестив ноги и руки, с высоко поднятым подбородком сидела девушка. Юная, на вид одного с ним возраста. Её волосы тёмными сосульками спускались к груди, цвета не разобрать. Ткань платья вымокла и облепила тонкую фигурку, не оставив простора для воображения. Сиди она совсем голой — разницы не было бы никакой.

Талиан встретился с ней взглядом и изумлённо замер.

Её глаза… Они горели едва сдерживаемым триумфом! В них словно плескался живой огонь. Не преступница сидела перед ним в грубо сколоченной дощатой клетке — императрица на троне. Пока остальные мокли и дрожали от холода, она как будто наслаждалась.

Он оглядел её фигуру более придирчиво — и верно, при пристальном изучении от глаз не укрылись посиневшие губы, едва заметное дрожание пальцев и мурашки, выступившие на коже. Ещё несколько часов под дождём, и пленница простудится, заболеет и, вероятнее всего, умрёт.

Тан Тувалор не из тех людей, который будет тратить усилия и время лекарей на преступников, обвинённых в покушении на императора.

— Оде… яло…

— Вас укрыть, мой император? Вам холодно?

— Её… — Талиан указал взглядом на девушку. — Ук… рой…

Фариан огляделся вокруг, вытащил откуда-то свёрнутое шерстяное одеяло и, примерившись, метнул его в сторону клетки, но не докинул. Разочарование вспыхнуло и обожгло болью. Талиан впился взглядом в серую тряпку — и та, вместо того чтобы упасть, как ей и было положено, медленно поползла по воздуху вверх, сравнялась с полом клетки, забралась внутрь и замерла у ног девушки.

И в тот же момент живот, точно переспевший арбуз, разорвало болью. Талиан глухо застонал и стиснул зубы; на лбу выступил пот. Надо было дышать — чем чаще, тем лучше! — но из-за боли именно этого и не получалось сделать.

— Адризель всемогущий! — выругался Фариан, поспешно задёргивая кожаный полог. — Какого… я тут столько дней… а вы… Мой император… ох… — Он закрыл лицо ладонями, глубоко вдохнул и замер, пытаясь унять раздражение и злобу. — В общем, спите. Привал будет ещё часа через три. Вы утомились. Вам надо восстановить потраченные силы, а мне… а мне выпить отвара. Да… отвара…

Окончание фразы вышло откровенно кислым. Фариан переложил его голову со своих колен на шкуры, поправил одеяла и отполз куда-то вглубь повозки за отваром, где, уже не стесняясь в выражениях, продолжил распекать вполголоса.

Из глаз брызнули слёзы. Талиан дышал, как собака — часто и неглубоко, — и едва оставался в сознании. И лишь когда в лицо подул ветер, ласково коснувшись разгорячённой кожи, стало чуточку легче.

— Никогда! Слышите, меня? Никогда нельзя обращаться к родной стихии напрямую: без вспомогательных жестов и заклинаний, — Фариан сипел и обливался потом, выкрикивая каждое слово, как отборное ругательство, но своё дело делал: боль медленно отступала. — Иначе очень быстро начнёте улыбаться, как дурачок, и пускать слюни. Человеческий разум не в состоянии выдержать соприкосновения со стихией. Стихия — это хаос. В ней нет упорядоченности. Особенно в воздухе. Вы просто… долго… ах ты ж… не про… ы… вё… те…

Кровь хлынула ручьем, и как Фариан ни зажимал нос, всё равно часть попала ему на лицо. С этим надо было что-то делать.

Вытащив руку из-под одеяла, Талиан поймал раба за запястье.

— Достаточно.

Фариан, ничего не понимая, оторопело смотрел на него. Пришлось повторить:

— Ты сделал достаточно. Я… спать…

Слова отняли последние силы. Талиан закрыл глаза и, невзирая на пульсирующую боль и жар, вырубился практически сразу.

Второе пробуждение за день было не в пример спокойным, почти ласковым. Талиан лежал с закрытыми глазами и дышал вечерним воздухом — свежим после дождя, напоенным ароматами трав, до невозможного сладким. Лицо обдувал лёгкий ветерок. Под головой были знакомые уже колени.

Его не трясло, как в повозке. Не было слышно ни цокота копыт, ни лошадиного ржания. Наверное, это и был тот самый, обещанный рабом привал или разбитый на ночь лагерь.

Признаться, Талиану было всё равно. После сна он чувствовал себя заметно лучше.

— Как я могу взять силу сам? Я ведь могу? — спросил он, зная, что Фариан непременно услышит.

— Вам нужно достичь состояния предельной концентрации. Когда видишь мир чётко — и одновременно не видишь его. Тогда силуэты предметов расплываются, светлеют и растут в размерах. И можно почувствовать незримое тепло… — Фариан снял у него с шеи треугольник, вложил в ладонь и закрыл пальцами, пряча золотую пластину в кулак. — Попробуйте. Тепло есть во всём, что вас окружает. Просто… ну… потяните его к себе, как бы… собирая в воронку, что ли?

Талиан думал спросить про глаза — надо их открывать или нет? — но раньше вспомнил удар кинжалом. Это болезненно-острое ощущение мира вокруг, его всеобъемлющей мощи. Шелеста деревьев и колыхания травы на ветру. Свежести росы, выпавшей на кожаный полог палаток. Жара догорающих углей в кострах. И неба, необозримого неба, манящего своей глубиной, как провал бездонного колодца.

Ему нужна была эта сила, и Талиан, мысленно распахнув руки в стороны, потянулся к ней. Не в пример более осознанно, чем когда над ним рыдал сений Брыгень.

В темноте сомкнутых век вспыхнула золотая искра, затем другая — и Талиан увидел, как от треугольника у него в руке потянулись в стороны одна, две… шесть нитей. Они стелились по земле, точно побеги дикого винограда, и по ним к телу приливало тепло.

Талиану в момент стало жарко под меховым одеялом. Боль, слабость, лёгкое головокружение и тошнота — всё это ушло. Он словно был в двух местах одновременно: лежал головой у Фариана на коленях и стоял, запрокинув голову и раскинув в стороны руки, впитывая в себя всю силу, до которой мог дотянуться.

Под ним медленно разрасталась магическая паутина. Между шестью основными линиями, идущими в разные стороны, множились линии помельче. И это зрелище… завораживало! На его глазах сплеталось тончайшее кружево из искрящихся золотом линий, ложась на землю сложнейшим, божественно красивым узором.

Нити ползли всё дальше, расширяя границы, и вместе с площадью рисунка в нём самом росли и множились силы.

Губы растянулись в улыбке. Неужели у него получилось?!

Внезапно совсем рядом раздался глухой удар, и голову скинуло с колен. Талиан распахнул глаза и увидел прямо перед собой лёд. Ломкая корка с хрустом проломилась под ним, когда он приподнялся на руках и огляделся.

Вокруг него, шагов на пятьдесят — шестьдесят, на земле блестели серебром тысячи ледяных игл. Тонкие и толстые, короткие и длинные, вместе они образовали замысловатый узор, похожий на огромную снежинку. Столь же красивую, сколь смертоносную.

Сердце каменной тяжестью ухнуло вниз.

Талиан повернулся — и холодный ветер ударил в лицо снежной крупой, заставил поёжиться и загородить глаза рукой. Рядом, завалившись набок и почти не дыша, лежал Фариан. Его лицо застыло обескровленной серой маской. Одежда и сползший с подбородка платок покрылись тонкой коркой льда. Брови и ресницы заиндевели, в волосах сединой блестел снег, а на щеках россыпью горного хрусталя застыли слёзы.

И только золотой ошейник ещё светился алыми всполохами догорающего заклинания.

Заклинания, высасывающего жизнь.

— Помогите! Кто-нибудь!

Не крик — каркающий хрип ворона. Талиан прокашлялся и заорал снова:

— Помогите!

Всё бестолку.

Воины боязливо толпились у кромки льда, не делая попыток подойти ближе. Талиан обвёл глазами с десяток лиц, но везде находил лишь испуг. Под его взглядом люди складывали вместе большие и указательные пальцы, образуя треугольник — знак, отгоняющий злых духов — и отступали.

— Да что б вас!

Выругавшись, Талиан поднял Фариана на руки и потащил сам. Каждый шаг ледяным хрустом отдавался в ушах, босые ступни резались об острую кромку; его шатало и мутило. Но не от боли, та почти утихла, а от тоскливой тревоги.

Трусливый раб, погибая, так и не разомкнул губ.

Фариан молча ждал конца — не пытаясь ни скрыться, ни себя защитить.

Как же от этого было паршиво.

Ближе к краю ледяного круга Талиан начал спотыкаться и один раз чуть не навернулся вместе со своей ношей. Но никто даже не попытался ему помочь. Солдаты расступались, провожая испытующими взглядами и охранными знаками из пальцев, и смыкались за его спиной снова.

Брось хоть один из них камень в спину — и Талиан не поручился бы за остальных.

Наконец к нему сквозь толпу пробились альсальдцы.

Они обступили его кольцом, забрали из рук Фариана и поспешили к палатке тана Кериана. К счастью, до неё было недалеко. Талиан надеялся, что там будет и лекарь. Или хотя бы одеяла и очаг, чтобы отогреть раба.

— Мой император, вы встали! Это такая радость для всех нас… — произнёс тан Кериан, поднявшись ему навстречу, когда они толпой ввалились внутрь, но затем, столкнувшись с его хмурым взглядом, спал с лица. — Что случилось?

— Нужно его согреть.

— Кого?

— Её. Фарьяну.

Тан Кериан кивнул воинам, давая своё разрешение, и те уложили раба на кровать, стоявшую в дальнем углу от входа.

Если снаружи палатка альсальдца ничем не выделялась среди прочих, то внутри всё пестрело коврами с ярким и сочным орнаментом. Тут были и круги, и ромбы, и вышитые цветы. С деревянных балок, на которые опиралась крыша, свисали цветастые шерстяные кисточки, колокольчики и ленты. В центре палатки располагался застеленный шёлковой скатертью круглый стол. Все сундуки, которых Талиан насчитал штук десять, не меньше, стояли ровными рядами вдоль стен и были завалены сверху подушками и сложенной в стопки одеждой.

Но что оказалось приятнее и неожиданней всего — так это густой мех, которым был выстлан пол. Он быстро отогрел босые ступни.

Тут Талиан увидел, как с раба стали стаскивать замёрзшую одежду, и чуть на месте не поседел. Нет-нет-нет… они же сейчас увидят…

— Р-руки прочь! Я сам! Сам!

Воины переглянулись и в нерешительности отступили, предоставив Талиану дальше самому раздевать наложницу. Он старался делать это осторожно, прижимая Фариана грудью к себе, чтобы никто не заметил отсутствия того, что полагалось иметь женщинам. И по возможности быстро.

Но Талиан волновался, и пальцы предательски дрожали.

К счастью, у альсальдцев не было недостатка ни в шерстяных одеялах, ни в мехах, и Фариан очень скоро превратился в толстый кокон из того и из другого.

— Я велю прикатить бочку и наполнить её горячей водой.

Талиан отстранённо кивнул, отбросил дурацкий платок в сторону, приложил пальцы к шее раба и вслушался в сердцебиение. Бесполезно… всё заглушал грохот собственной крови в висках. Что, если он опоздал? Если Фариану уже ничего не поможет?

От бессилья Талиан закусил губу и едва сумел удержать стон.

— Мой император, — обратился к нему тан Кериан, — мне доложили, что земля вокруг вас с наложницей замёрзла, а потом, когда женщина упала, вы очнулись. Скажите, кто она? Что за силы ей подчиняются?

— Ты что, боишься её?..

Тан Кериан медлил с ответом, тщательно взвешивая каждое слово.

— Фарьяна молила богов забрать её жизнь вместо моей, и Величайшие — венценосный Адризель и жены его Суйра и Рагелия — услышали её. Поэтому я жив. — Талиан посмотрел ему в глаза. — Такое объяснение…

— …нелепо, — закончил за него тан Кериан, не отводя взгляда. — Наложница не носила на шее треугольника. Если она и молила богов о помощи, то не Величайших. Мой император! Она колдунья! Она поклоняется Зулу***! Находиться рядом с ней…

— Фарьяна. Спасла. Мне. Жизнь.

Альсальдец закрыл глаза, на что-то решаясь, а затем упал перед ним на колени и протянул на руках ножны. Не узнать их было невозможно. В ладонях тан Кериан сжимал его оружие.

— Убейте меня, мой император! Я недостоин служить вам!

Талиан молча забрал ножны и обнажил клинок. В такую погоду на лезвии запросто могла появиться ржавчина. Но придирчивый осмотр развеял беспокойство: пока он валялся в беспамятстве, за оружием ухаживали.

Воины вчетвером вкатили в палатку огромную бочку да так и застыли, увидев своего тана на коленях, а Талиана с обнажённым клинком над ним. Глядя на их посуровевшие лица с острыми скулами, о которые можно порезаться, не надо было гадать, кому они симпатизируют.

— Чего встали? Воду тащите! — прикрикнул на них Талиан и, убрав меч в ножны, добавил: — Сегодня никто не умрёт.

— Милость вашего императорского величества безгранична.

Тан Кериан поклонился ему до земли, как будто и вправду был в чём-либо виноват. Такая готовность расстаться с жизнью пугала. Они же одного возраста! Ну почти… Так почему тот ведёт себя, словно пятилетний мальчишка, начитавшийся героических сказаний и баллад?!

Если они оба умрут сейчас, в самом начале жизненного пути, Рагелии только и останется что вернуть их души обратно в мир людей. Ведь нет более тяжкой участи, чем не исполнить судьбою назначенного.

— Сколько твоих людей погибло в день нападения? — спросил его Талиан, возвращая руку на шею раба: сердце Фариана стало стучать чаще и как будто увереннее.

— Двадцать.

— А сколько человек меня охраняет сейчас?

— Тридцать.

Талиан вздохнул.

— Плохо.

— Надо пятьдесят? — тан Кериан поднял лицо и посмотрел на него с удивлением.

— Достаточно будет четырёх. Пусть следуют за мной, точно привязанные. Мозолят глаза. Ещё шесть должны следить за происходящим скрытно. И отряд, человек в двадцать как раз, пусть всегда будет наготове.

— Будет исполнено, мой император.

Подводя под их разговором своеобразную черту, Талиан протянул ему руку.

— Вставай.

— Но я… ведь я… — юноша уткнулся лбом в застеленный шкурами пол палатки. — Я поклялся вас защищать и оказался бесполезен! Мои люди погибли! А я… я ничего не знал, потому что устал и уснул… Мне нет прощения!

— Давай будем друг с другом честными. Это я по-глупому подставился, выйдя из палатки ночью, пока весь лагерь спал.

— Я боюсь Зулу и людей, которые творят чудеса наравне с богами, — выкрикнул альсальдец и сжал руки в кулаки. — Их сила… чудовищна! Когда на моих глазах земля обращается в лёд… Когда в Кюльхейме из ниоткуда рождается ветер родных северных фьордов… Это… я…

Талиан заглянул в бочку, убедился, что воды там достаточно, и приказал:

— Все вон! Живо!

Воины по одному покинули палатку. Дождавшись, когда за последним из них опустится кожаный полог, Талиан тихо произнёс:

— Тогда бойся самого себя, тан Кериан, потому что скоро и в тебе пробудится магия.

— М-ма-ги-я?

На лице у альсальдца отразилась невероятная смесь из недоверия и брезгливости, будто Талиан только что обличил его в совершении человеческих жертвоприношений и вероотступничестве.

— Помоги мне.

Он выпутал Фариана из шкур и одеял, оставив на нём лишь одну плотную шерстяную тряпку, прикрывшую грудь и бёдра, обхватил руками со спины и кивнул тану Кериану, чтобы тот взялся за ноги. Вдвоём, пыхтя и краснея от натуги, они с трудом запихнули раба в бочку.

Странно… Почему-то когда Талиан нёс его в руках, не чувствовал ни неудобства, ни тяжести. Что это было? Эйфория от магической силы? Или ошалелая паника?

В горячей воде к Фариану начал возвращаться румянец. Ресницы задрожали, и вскоре тот открыл глаза.

— М-мой им-мператор внял м-моей р-робкой просьбе?.. — просипел раб, придя в себя. — И мне дозволено будет вымыть волосы?

Талиан прыснул со смеху.

— Раз чувство юмора при тебе, значит, пойдёшь на поправку, — произнёс он, не скрывая облегчения, зачерпнул ковшом воду из бочки и вылил её Фариану на голову. — Надеюсь, теперь ты счастлив-ва.

И сразу же отошёл прочь, потеряв к рабу всякий интерес. Не хватало ещё, чтобы тот подумал, будто Талиан волновался из-за него.

— Ты ведь хотел титул? — спросил он, положив руку альсальдцу на плечи.

Тан Кериан посмотрел на него с опаской, но кивнул. Височные серьги мелодично брякнули в такт, привлекая внимание. С серебряных кругляшей на Талиана глядели незнакомые цветы.

— Раньше ведь были горы? — спросил он невпопад.

Юноша едва уловимо смутился и отвёл взгляд.

— Я не знал, простите ли вы меня, поэтому… — серые глаза на мгновение потеплели, — надел подарок любимой женщины.

Вроде бы обычные слова и сказаны просто, а в горле встал ком. Талиан не нашёл, что на это сказать, как ответить, поэтому сжал пальцы на плече тана Кериана чуть крепче и отвёл его в другой угол палатки, выигрывая себе ценные мгновения на то, чтобы собраться.

— А я вот титула не хотел… Но он достался мне всё равно. Вместе с магией, про которую я ничего не знал и мало что знаю сейчас. И… — Талиан набрал воздуха в грудь, как перед прыжком в воду. — Моя сила пугает меня самого. Тот лёд… это ведь я чуть не убил Фарьяну. Я! Просто…

Не успел он договорить, как в палатку кубарем ввалился слуга тана Кериана.

— Его светлость регент!

Но представлять тана Тувалора не было нужды. Тот уже вошёл — и в палатке сразу стало тесно от набившихся следом людей. Старик нашёл глазами Талиана, развернулся к нему и, выставив перед собой трость, тяжело на неё оперся.

Всплеснулась вода — и голова Фариана скрылась за краями бочки.

Жаль, ему так не спрятаться.

— Подойди ко мне.

Сухо. Просто. Коротко.

Тан Тувалор всегда предпочитал сразу переходить к сути дела.

За годы, проведённые в Уйгарде, Талиан прекрасно научился распознавать настроения бывшего наставника. Сейчас морщинистое лицо застыло маской гнева с узкими прорезями для глаз и рта — и это не сулило ровным счётом ничего хорошего.

Талиан отпустил плечо тана Кериана и встал перед таном Тувалором. Узловатые пальцы старика больно впились в подбородок, вертя его лицо так и этак.

— Ну хоть глаза не светятся, и на том спасибо. — Бывший наставник едва заметно расслабился. — Что скажешь войску?

— Правду.

Тан Тувалор резко стиснул пальцы, собрав его губы чуть ли не в точку, и с раздражением от себя оттолкнул.

— Дурак! Головой ударился?!

— Нет. — Талиан потёр рукой горевший подбородок. — Просто не выучился врать.

После этих слов, сочащихся вызовом и издёвкой, старик должен был вспыхнуть, но тот, наоборот, успокоился, выдохнул и словно обмяк.

— Зла на тебя нет. Колбин!

— Да, мой тан!

Толстяк выступил вперёд, обозначая своё присутствие.

— Отдай ему камни.

Сота Колбин распустил завязки и протянул Талиану на ладони мешок. Из глубины холщовой ткани мягко светились и переливались золотом жёлтые топазы.

— К утру ты не сможешь подняться, — скупо обронил тан Тувалор, но увидев непонимание, пояснил: — Заёмные силы кончатся быстро и рану, увы, не исцелят. Повторения сегодняшнего быть не должно. Это понятно?

Талиан медленно кивнул.

— Сожмёшь утром в кулаке три-четыре камня и сможешь сам ехать на лошади. Запомни! Три-четыре. Максимум пять в день. Иначе… — тан Тувалор хмыкнул. — Да что я тебе говорю? Посмотри на своё лицо в воду — ты весь сияешь изнутри. А заберёшь силу шести и более камней, начнёшь гореть.

— И что вы хотите взамен? — спросил Талиан, прекрасно понимая, что старик не расщедрился бы просто так.

— Имя убийцы.

Перед глазами на мгновение потемнело, а в следующее — вся кровь прилила к лицу и в палатке стало душно. В голове лихорадочно заметались мысли. Тан Тувалор не сказал «лица», он сказал «имени». Следовательно, уже знает, что разбойники тут ни при чём. А если старик обличит сения Брыгня… Если сможет связать его действия с Тёмным таном… Если Анлетти обвинят в измене…

Тан Тувалор полностью узурпирует власть в империи.

Женит потом Демиона на Маджайре — и нужда в нём самом отпадёт. Талиан станет следующем в очереди после своего отца и Тёмного тана на лестнице к трону, которую бывший наставник выложит из трупов.

— Я-я не знаю его имени.

— Мальчик мой, теперь я с уверенностью могу сказать: знаешь. Ты ведь и правда совсем не умеешь лгать.

Талиан стоял не шевелясь, почти не дыша. Сложил за спиной руки, чтобы никто не заметил, как подрагивают пальцы — и пытался держать лицо. Но боги! Почему было так страшно? Почему от одного вида этого полудохлого старика, приволакивающего за собой ноги, его бросало в ледяной пот?

— Я сам учил тебя обращаться с клинком. — Тан Тувалор многозначительно поднял указательный палец вверх и посмотрел почти ласково. — Ставлю тысячу золотых на то, что сений Брыгень пострадал от твоей руки, и ещё тысячу на то, что ты намеревался отрубить ему голову. Просто оступился. Что с твоей раной и неудивительно. — Тот подошёл практически вплотную. — Молчишь?

Дыхание оборвалось.

Талиан вытянулся в струнку, мечтая только об одном — провалиться под землю.

— По-хорошему тебя прошу. Назови имя убийцы. Чего тут упрямиться?

Его спины коснулась ладонь — и Талиан словно вынырнул из глубины, снова начиная дышать. Немая, но такая важная сейчас поддержка тана Кериана придала сил.

— А то ч-что? — пробормотал Талиан и, набравшись решимости, посмотрел тану Тувалору в глаза. — Поступите по-плохому?

— Я поступлю как правитель. — Старик отступил на шаг и сухо бросил: — У тебя есть час. После я велю рубить головы тем бедолагам, которых ты видел утром. Их жизни будут на твоей совести. Так что хорошенько поразмысли над ценой своего упрямства. И да. — Вверх снова взметнулся указательный палец. — Никаких камней!

Тан Тувалор ушёл, за ним сота Колбин и остальные — и Талиан рухнул вниз, повиснув на плече у тана Кериана.

— Мой император! — Юноша помог ему сесть на пол и сам устроился рядом. — То, что сказал тан Тувалор? Это правда?!

— Если я назову имя сения Брыгня… Если признаюсь… Кериан, мне не жить. — Талиан закрыл лицо ладонями. — Скажи, кто эти люди? Их же не просто так схватили и запихнули в клетки? Или…

— Оу… ну… хм… — тот не сразу собрался с ответом. — Наутро после нападения поднялся на уши весь лагерь. Люди бросились на поиски нападавших, даже я принимал в этом участие. И… в общем, нашлись следы, которые уходили от лагеря за реку в лес. По ним пошёл отряд в сотню воинов. И уже к вечеру они притащили этих разбойников, — тан Кериан ненадолго замолк, а когда продолжил, его голос звучал со всей возможной убеждённостью: — Мой император, по ним верёвка давно плачет. Поверьте! Среди них нет невиновных! Эти люди жили грабежом и разбоем. Они сожгли несколько деревень в округе, а жителей увели в плен. Они свободных граждан империи сделали рабами. Это… только за одно это преступление их уже нужно казнить.

— Но там была девушка! И ей отрубят голову вместе с другими!

Талиан взъерошил руками отросшие волосы на затылке и с силой за них потянул. Что ему теперь делать?.. Тан Тувалор снова загнал его в ловушку. И ведь знал! Знал же! Прекрасно знал, что он выберет…

— Я пойду туда и назову имя убийцы. Другого выхода нет.

— Вообще-то, есть.

Они с таном Керианом синхронно обернулись на голос. Оперевшись на край бочки обеими руками, Фариан до неприличия широко улыбался и словно не замечал, как с его волос на пол льётся вода.

— Мой император, если вы хотите спасти девушку, я расскажу вам способ.

— Это… это… — как ни пытался, тан Кериан никак не мог выговорить фразу целиком. В кои-то веки на его непроницаемом лице отразились эмоции: брови трагически надломились, глаза расширились, верхняя губа приподнялась с одного края, а нос сморщился. — Это… это ведь парень, да? — закончил тот почти жалобно и перевёл на Талиана ошеломлённый взгляд.

Раздался плеск воды, вот только прятать плоскую грудь было поздно.

*Пришельцами с юга называют людей, которых привёл на земли современных Агрифа и Когрина Морнгейл I, основавший Морнийскую империю и род Морнгейлов — её правителей. Но на самом деле, никто не знает, откуда именно прибыли незваные гости.

Их всех отличают общие внешние черты: светлые кудрявые волосы, синие глаза, бледная кожа, — к которым необходимо добавить способности к магии.

**Сота — младшее офицерское звание. В армии сота командует сто тридцатью пешими воинами и дюжиной людей вспомогательного персонала.

Обычно звание соты употребляется с приставками «первый», «второй»… «одиннадцатый», но в данном случае сота Колбин никем не командует, находясь в личном распоряжении тана Тувалора.

***Зулу — бог, которому поклоняются племена чернокожих зулунцев. Считается злым богом, насылающим проклятья и крадущим силы у воинов.