3.

[Март 2015 года]

С начала года среди полиции и сотрудничающих с ней магов и экстрасенсов поговаривали о некоем Вестнике — человеке в маске чумного доктора, которого часто замечают у мест преступлений или различных несчастных случаев. Обычно он стоял в стороне, наблюдал, ожидая чего-то. И исчезал столь же неожиданно, как и появлялся. Немногим посчастливилось встретиться с ним с глазу на глаз и уж тем более поговорить. Но от них же и стало известно, что он предпочитает называться именно Вестником — за то, что временами предчувствует и предсказывает, где и когда случится маленькая или большая катастрофа.

А однажды случилось так, что с ним лично столкнулась Илона.

Отработав смену, она шла по пустынному заснеженному двору, когда с крыши оторвалась ледяная глыба и точным попаданием пробила ей голову. Она никак не успела бы заметить… Кровь залила скользкий асфальт. Цепляясь в душе за жизнь, Илона не могла шевелиться, ясно думать, моргать глазами от навалившейся боли, в то время как она привыкла пропускать её мимо себя. Не в этот раз…

Она не боялась, что умрёт. Одинокая женщина средних лет. Семьи у неё нет, коллеги переживут, как и новые друзья из магического окружения. Подумаешь, на одного человека меньше в этом мире.

Она приготовилась отключиться насовсем, когда странная, посторонняя сила вытянула её сознание из тьмы. Тёплая энергия обволокла её тело, прогоняя боль в затылке. Дымка обморока расступилась, и первым, что увидела Илона, была кожаная маска с клювом.

— Слава Богу… — тихо сказал незнакомец. — Хорошо, что я оказался поблизости.

Он стоял перед ней на коленях, одной рукой крепко сжимая её собственную, другой прижимая рану на голове. Пульсируя, кровь отходила под целительным воздействием, и Илона чётко ощущала, как черепные осколки расползшимися пластами встали на места, а рана затянулась, схлопываясь рваными краями.

Он снял с неё защитные браслеты, обычно предотвращавшие любое воздействие со стороны… Понятно теперь, как ему удалось столь быстро исцелить её.

Закончив лечение, Вестник надел браслеты обратно и уселся рядом, прямо на снежный бугор, натягивая перчатки на окровавленные руки. Отметая маску, он был одет в обычное длинное пальто с накинутым сверху капюшоном, а через плечо висела обычная сумка, с какими ходит молодёжь. То есть, совсем по-современному, как все нормальные — и не очень нормальные — люди.

Илона по привычке потёрла окольцованные браслетами запястья и тоже села, скрестив ноги, отметив про себя, что от фатальной травмы не осталось никаких болезненных ощущений. Как будто и не произошло ничего. Лишь багровое пятно выдавало случившийся факт.

— А я про тебя знаю, — заговорила она первой.

Вестник слышно хмыкнул под маской.

— Неудивительно. В этом моя слабость, — ответил он с необычным, но не слишком заметным акцентом, и посмеялся тихо. — Не перестаю быть для людей живой городской легендой.

Илона невольно улыбнулась. Его вовсе не хотелось бояться. Более того… от его присутствия в самом прямом смысле было тепло на душе. Обман? Наваждение? Плевать она хотела, что. И тем не менее…

— Зачем ты спас меня?

В маске отсутствовали линзы, и сквозь пустые отверстия на неё уставились два сверкающих глаза, расширенных от обиды — мол, как она посмела такое спросить.

— Потому что мне по силам. В этом моё призвание.

Илона выдохнула. Он совершенно безобиден. Хотя бы по отношению к ней.

— И что теперь? Пойдём своими путями?

Глаза Вестника приветливо сузились.

— А вы хотите свести их? Никто не заставляет нас рано уходить.

И сердце Илоны окончательно растаяло.

— Никто.

С того мартовского дня и пошла их недолгая, но честная дружба. Илона показала ему здание морга, проведя небольшую экскурсию, и именно тогда она познакомила его и с Германом, предложив ему здесь убежище в случае, если ему будет некуда идти.

Вестнику было, куда идти. Он отказался, добавив:

— Я живу для того, чтобы не дать людям попасть сюда раньше времени. Да и я сам пока достаточно живой для того, чтобы остаться здесь.

Энергия смерти угнетала, пусть он давно привык к ней. Чувствительный к грани призрачного мира, Вестник предпочитал общаться с живыми, чем с мёртвыми.

Между тем, несколько раз он наведывался в морг, рассчитывая найти там за работой Илону. По большей части ему не хватало общения в чужом городе. Илона и Герман не допытывались до его прошлого или настоящего имени, чем Вестник был более чем доволен. Как-то раз ему позволили свободно занять кабинет Германа на целый час, чтобы он приготовил для себя несколько зелий. Вестник осознавал, что за ним подглядывали, и делал вид, что не замечал того.

Всё шло слишком идеально. Его не покидало ощущение, что этот ток спокойствия скоро прекратится. События сменят друг друга. А, может, и хуже — его предадут.

Однажды, когда Вестник вновь явился к моргу, он застал Илону снаружи, с покрытой чёрной шалью головой. Чутьё подсказывало, что сегодня ему здесь не место. Илона поприветствовала его и отвела в тень под хоровод падающих снежинок.

— Я вот, что хочу сказать, Вестник. Я не зря свела тебя с Германом. Ты помни — как тебе понадобиться помощь, больница святой Елены к твоим услугам. Но меня здесь, к сожалению, совсем скоро уже не будет.

Вестник заметно расстроился, опустив клюв. Значит, более чем вероятно, они больше не встретятся.

— Воля ваша. Не каждый справится с этим бременем.

Илона кивнула. Невзирая на защитные браслеты, скрывавшие истинную душу, он ясно ощущал её неопределённость и боль принятого решения.

— На мне висит бремя иное. У меня иные методы спасать погибающих. Я боец. А не падальщик.

Вестник промолчал, оглядев больничный двор, а затем осторожно положил клюв ей на плечо, несмотря на то, что она была выше его на полголовы. Как на прощание, шумно дыша, он сказал:

— И бойцы, и падальщики… все, чей выбор неоднозначен, в итоге найдут исцеление. Дай Бог, наши пути ещё сойдутся.

Илона улыбнулась, одёрнув его за клюв.

— Не сомневаюсь. Нам всем воздастся по заслугам.

***

Герман в свою очередь так же позитивно отнёсся к неожиданному знакомству с Вестником. Впрочем, как и многих, его настораживало то, что тот никогда не снимал «птичью» маску. Если же не брать это во внимание, Вестник прекрасный собеседник, и из его бесед очевидно, что ему очень многое известно из сферы оккультизма, алхимии и истории.

Узнать бы подробнее и про его знания, и про него самого, авось пригодится. Жадный до тайн Герман не скупился не перед чем, но пунктуальность не позволяла ему переходить за рамки слишком часто.

Судьба, однако, подарила ему такой шанс сыграть на доверии Вестника.

Младшая сестра Германа, Ирма, работающая по соседству в хирургическом отделении, однажды рассказала ему, полная восторга перед необъяснимым, как пациенты сразу нескольких палат разом выздоровели после того, как к ним проник некий человек. Словить его не получилось, как и распознать лицо под марлевой повязкой.

Когда посреди ночи Герман вышел покурить в середину смены, он в очередной раз застал чумного доктора на углу морга.

— Мне рассказали о сегодняшнем массовом исцелении, — Герман смело направился к нему. — Ваших рук дело?

— Моих, — усмехнулся Вестник. — А вам я бы посоветовал бросить то, чем вы сейчас занимаетесь, и найти расслабление в иных вещах.

Поначалу Герман окатил его непониманием.

— А, вы про это? — повертел он сигаретой. — Предскажете мне рак лёгких?

— Окажите мне честь, Герман, и избавьте меня от вашего возможного лечения, если вы доживёте до этого.

Герман посмеялся и, бросив сигарету, втёр её в землю. Забавный тип, этот Вестник. Каким бы опасным он не мерещился Сафонову, Герману он внушал полное доверие. О да, Сафонов обожает делать шум из ничего, так пусть же они вдвоём проучат его за самоуверенность и слепую принципиальность. Поэтому Герман и молчал об их удивительном знакомстве.

— Пройдёмте тогда со мной, — Герман обходительно завёл руку за плечи Вестника и провёл его в морг.

Им удалось пройти незамеченными. Он пустил Вестника в кабинет и предложил сесть в кресло, что тот и сделал, устроив на коленях сумку.

— Так, валяйте, что же вы хотели? — для фона Герман включил радио и упёрся ладонями на стол.

Вестник колебался, бездумно поглаживая ремни сумки.

— Я… далеко не из тех, кто панически бежит за помощью в любой сложный момент… Но я вынужден. Мне нужна ваша помощь.

Он поднял глаза, и они блеснули белизной как две жемчужины. Беспокойные руки хватались за всё — за сумку, за рукава пальто, за клюв маски и за края капюшона, который он, наконец, скинул с рыжей головы.

— Какого плана? — уточнил Герман, чья настороженность постепенно росла.

Вестник задышал громко и тяжело. Как обычно.

— Завтра я совершу ещё одно действо, которое, я думаю, окончательно меня сломит. Исцеление… мой свет забирает очень много сил. И тогда я впадаю в очень тяжёлое для меня состояние. Оно как кома, в ней я выгляжу как мертвец. Говорят, моё сердце перестаёт биться. Я и в обычном сне не дышу. Что уж говорить об… этом.

Он нервно вцепился в ремни, переводя дыхание.

— Мне нужно, чтобы вы меня спрятали, когда я приду к вам завтра. Я бы обратился к Илоне, но, раз она уволилась… — Вестник пожал плечами.

Герман кивнул. Он бы мог такое устроить. Да только смысл?

— А что взамен? Вдумайтесь, я потенциально укрываю беглого преступника.

Вестник усмехнулся в привычной манере.

— Шантажируете? Зачем? Вы и так согласитесь.

Герман покраснел. Они с Илоной часто спорили друг с другом, сталкивались мнениями и философией на жизнь, и так же часто находили друг в друге общее. Наверное, это и впрямь сыграет роль достойного посвящения их окончившейся рабочей дружбе.

— Тогда сам подумай, птиц. Что бы ты ни задумал, тебя уложат на месте. Досюда ты и не доберёшься. Давай я заберу тебя на машине, у меня как раз выходной.

Вестник улыбчиво сщурился и обвил случайный локон вокруг пальца.

— Обводный канал. Раньше полуночи не приезжайте…

[10 апреля 2015 года]

Он нашёл их. Те самые люди, что завладели старыми рецептами.

Вестник прокрался к складскому помещению и, придерживая клюв маски, заглянул в щель между непроницаемыми полосами скотча, залепившими окно. Десять человек с грязными душами, не сознающих, что творят. Он так и не выяснил, каким образом они обнаружили его утерянные бумаги, которыми они намеревались воспользоваться. Не сейчас, но определённо готовились к тому.

За длинную историю существования Вестник оставил бессчётное количество заметок на тему алхимии и древних обрядов. Половину из них пожрало нещадное время. Половина из оставшейся половины распространилась по всему свету, неся суматоху и хаос руками неумелых глупцов. То, что оставалось, и то, что Вестнику удавалось разыскать, он уничтожал, дабы никому более они не принесли зла.

В сумке, с которой он не расставался ни на миг, он хранил записи свежих и рабочих алхимических рецептов. Обычно память не подводила его, но письменные напоминания деталей изготовления он предпочитал иметь при себе. В той же сумке он держал свои главные лекарства, боевые зелья и охотничий нож. Последние ему пригодятся без лишних вопросов.

Прогнать тьму из продавшихся душ не удастся. Придётся устранять.

Это не просто неучи, начитавшиеся дешёвых книжек. У них есть предводитель, который осознаёт, ради чего устроят ритуал. Что обычно хотят люди, идущие на сговор со злом? Любви. Богатства. Власти. И чтобы досталось это любой ценой. Быстро и сразу. Невзирая на желания тех, кто встаёт на их пути, которые не меньше хотят либо любви, либо богатства и власти, либо всё сразу.

Таких людей Вестник видел насквозь.

Они нарисовали на полу меловый круг, расставили свечи и фонари. И никаких чёрных ряс или иных нарядов в подобном духе. Верхнюю одежду они сложили у входа или развесили на забытой арматуре. Вот-вот начнут.

Огни затанцевали на восковых цилиндрах. Предводитель, держа те самые проклятые бумаги, произносил заклинание по центру нарисованного круга, девять молодых людей вскинули руки, встав по его краям.

Вестник нащупал в сумке зелье и пробежал к дверям.

Они не ждали его прихода и едва среагировали. Сквозняк задул свечи. Один из парней, объятый пламенем, упал и закорчился на полу, когда Вестник бросил огненную склянку. Зародился хаос под град криков. Злость и ненависть правила балом. Предводитель продолжал читать, пока остальные, разбежавшись муравьями к стенам, расчехляли ножи или пистолеты, висящие у них на ремнях.

В бою Вестник отличался ловкостью и скоростью бега. Он успел скользнуть ближе, закинув в стрелявшую девушку новую склянку, и не поймать её пуль. Из осколков стекла вырвалось пламя, накинувшееся на неё голодным хищником. На бегу достав нож, Вестник набросился на другого юношу, выбив у него пистолет, и нанёс удар в сердце.

Ему отплатили парой выстрелов в живот…

Неважно.

Подхватив выбитое оружие, Вестник накинулся на стрелявшего в него парня, поглощая телом пули, и положил его ударами ножа. Сразу после, круто развернувшись, он выстрелил в голову бегущей к нему девушки. Её боевой оскал растаял, пока она падала ниц.

Тяжесть налегла на разум. Помещение заполнялось едким дымом. Важнейшего из участников ритуала он до сих пор не сразил!

Со спины на него накинулись, не дав пройти дальше, и грудь Вестника загорелась от ножевых ран. В ответ, следуя инстинктам, он перекинул врага через спину и потратил последние пули на нового противника.

Ему пришлось перебить группу целиком, прежде чем добраться до предводителя.

В него и стреляли, его и резали. Жестокость овладела движениями, ломая кости, вспарывая горла и животы. Внутренний свет тихо кричал от ужаса, пульсируя под кожей, невольно проникая в тела убитых, пока Вестник отшвыривал их от себя.

Предводитель нанёс ему последнюю колотую рану, когда Вестник выломал тому руки, заставив выронить страницы и кинжал, и крепкой хваткой за горло прижал к полу.

— Одумайся… — прошипел Вестник. — И таких, как ты, можно спасти.

Внутренний свет забился сквозь кожу, сквозь перчатку, проникая в чужое тело, в чужую душу.

Предводитель по-звериному оскалился, шевеля ногами, старясь оттолкнуть Вестника, ударить посильнее.

— Не одумаешься… — заключил он и заколол в сердце.

Окутавший помещение дым улёгся, пусть и не ушёл насовсем. Краем пальто Вестник протёр лезвие ножа и убрал в сумку. Придут ли сюда другие? Придут ли сюда за ним?

Пусть приходят.

Вестник подобрал бумаги, за которыми так жарко охотился, и сунул их в фонарь. Только теперь боль заявила о себе на полную громкость. Кашель прорвался из лёгких вместе со слезами, полившимися из глаз. Горящая бумага успокаивала его — он поступил правильно, ничто не напрасно.

Закрыть бы двери, чтобы пока не застали это месиво. Что Вестник и сделал, едва шагая на грани обморока.

Тьма витала в воздухе. Слабая, неразвившаяся, она увянет и просочится обратно в глубины призрачного мира. Она должна исчезнуть.

Но была и ещё одна тьма, что накатила на него самого.

Пошатнувшись, Вестник свалился на пол и отполз в дальний угол за груду металла, сокрывшую его со стороны ворот. Боль прожигала насквозь. Ясности сознания еле хватило на то, чтобы нащупать в сумке склянку с синим зельем. Оно остановит кровотечение и слегка сузит раны, на первый период должно помочь…

Обычно для него требуется шприц. Какая теперь разница.

Вестник залпом осушил изначально не полную склянку и выпустил хриплый крик, откинувшись на спину.

Дело за малым. Время рассудит. Тьма уйдёт…

Ворота склада заскрипели, открывая перед Денисом и Агатой страшную сцену.

— Твою ж мать!

Помещение было усеяно мёртвыми телами. Десять человек. Так их, в итоге, десять, не восемь, как предполагали раньше. Тянувшись скрюченными пальцами к потолку, два горелых трупа застыли, скорчившись, в позах агонии посреди их «коллег», павших от колотых и огнестрельных ранений. Осколки стекла со следами горючего вещества блестели в засохших лужицах крови. Пустые глаза жертв перестали искать убийцу. Из одного из трупов выглядывали внутренности. Посередине полустёртого колдовского круга распростёрся самый старший из погибших.

Агата провела рукой по кирпичной кладке, пока шла вглубь импровизированного зала для ритуала — на стены напирала плотная энергия жестокой погибели. Сохранялись и следы нечеловеческой тьмы… и слабый огонёк жизни, бившийся вдали, пытаясь выбраться сквозь смерть.

Нет. Скорее, показалось.

Агата, присев у зарезанной девушки, зажала её запястье и вскоре опустила.

— Опоздали. Полчаса как, не меньше.

В склад шагнули и остальные. Денис и Даниил, водя дулами, обыскали близкую к выходу половину помещения.

— Смычок мне в глотку… Кто же их так положил? — шептала про себя Илона, бродя меж мертвецов и переступая через раскинутые конечности.

Споткнувшись об одинокий фонарь, Денис пнул его и пробормотал проклятия. Агата прыснула на секунду, но подозрение не покидало её. Сильная душа, цеплявшаяся за жизнь. Тот огонёк света не мираж, он где-то теплится в этом здании. Не считая их четверых, билось и другое сердце.

А впрочем… Жертв здесь, возможно, и не десять. Одиннадцать!

— Денис! Тут точно кто-то живой! — озираясь, воскликнула Агата. — Я не чувствую, кто и где, но кто-то ещё не умер. Чья-то душа…

— Так ты тоже чувствуешь? — встрепенулся Даниил, изучавший ритуальные символы.

— Я бы, Агаточка, тебе не советовал его вытаскивать, кто бы это ни был, — грубо отозвался Денис, нагнувшись над мертвецом в центре круга. — Их всё равно заберут после смерти на тёмную сторону, мы не поможем.

— Согласна. Собаке собачья смерть, — поддержала Илона, рисуя Воздушные руны — надо было определить, прошёл ли ритуал успешно, или же это побеспокоенный неопытным культом дух устранил его членов, прежде чем вернуться в чертоги.

— Но он бы нам рассказал, что произошло, в конечном счёте, — вставил Даниил.

Обуреваемый злостью, Денис поднял глаза, чтобы вылить лишний поток негатива через короткий спор с Даниилом, и тотчас замер. Спиритические гогглы выдавали в захламлённом углу растущую ауру, отсвечивающую золотым. То самое выжившее сердце.

— Агата, сзади!

За её спиной поднялась человеческая фигура в маске чумного доктора. Мантия-пальто целиком запятнана кровью, капюшон покрывал опущенную голову, однако выдавал торчащие из-под него волосы. Фигура выпрямилась, и сквозь чёрные, лишённые стёкол глазницы маски, блеснули два слабых белых огонька.

На рефлексе Даниил выстрелил в его направлении, оттащив Агату за руку. Фигура нырнула за завалы и устремилась прочь вдоль стены.

— Ты что творишь! Убьёшь же! — заорал Денис, выслеживая дулом беглеца. — Вестник! Ты нам нужен живым!

Хоть кому-то он нужен живым.

Снова пуля пролетела над головой, с которой слетел капюшон, выпустив волну длинных рыжих волос. Стрелявший в него молодой человек набросился со спины точно так же, как и те, что лежали ныне на полу. На рефлексе Вестник придавил Даниила спиной к стене и, сжав ему горло, проронил:

— Не заставляйте меня сражаться и с вами.

Парализованный его импульсом, Даниил бессильно сполз на пол, и где-то совсем близко закричала его огненная подруга. Готовясь мстить, Агата вызвала новое пламя в беспокойных пальцах и...

Складское помещение встряхнуло. Хлынула свежая тьма. Дым возобновил самотёк, клубясь из центра потёртого круга.

— Что это за хрень!.. — прохрипел Даниил.

Вызванный мёртвой группой дух набирался мощи.

Вестник выбежал наружу, захлопнув за собой ворота, мысленно заглушая растущую панику. Он точно видел Агату, как она собирается сдержать магию круга. Он ей поможет.

— Сука, он закрыл нас?!

— Не суть! Оно усиливается! Илона, помоги!..

Дым выпирал сквозь щели. Крики внутри разрывались от страха. Бормоча на русском, на английском, на всех языках, что приходили в голову, Вестник давил ладонями на двери, и старая краска отделилась рваными лепестками от трещин, что разошлись от рук. Линии золотой энергии, видимой лишь призрачному миру, распростёрлись и дальше, прошли дерево и железо, потонули в бороздках меж кирпичей.

Тёмная магия не сдавалась. Дым отчаянно пробивался из здания.

В этот момент тело Вестника лишний раз напомнило о том, что он на краю. Свет сопротивлялся истощению. Пара колотых ран раскрылась и ритмично забилась кровью. Действие лекарства пошло насмарку.

— Не получается! — послышалась Илона. — Агата, крепись!

— А-а! Твою мать!..

— Денис! Куда же ты полез, дебил!..

Трещинки вмиг погасли, и, словно взрывной волной, Вестника откинуло наземь, когда ворота распахнулись настежь, пыша чернотой.

… только не засыпай, не здесь...

Поправив покосившуюся маску, Вестник вскочил на ноги и будто крылья расправил руки, боясь упасть снова, боясь утратить свет.

… бежать, нужно бежать, иначе не помогу ни им, ни себе...

— Ты куда! Илона! — слышался вопль Дениса. — Брось его, потом поймаем!

Запылали задетые лёгкие, когда ночь на бегу запестрела мыльными мазками.

Более чем вовремя, на промзону подъехал автомобиль Германа Соболева. Затормозив на скорости, раскидав колёсами снег и грязь, Герман высунулся из окна и махнул Вестнику:

— Давай сюда, скорей!

Вестник оглянулся на склад, откуда, запыхавшись, выбежала Илона. Испуская пар, она встала и одобрительно кивнула. Он мог уходить.

У них есть колдунья Небесного Пламени, мощной магии света в противопоставление тьме. Они справятся и без него. Должны, по крайней мере.

Дотянувшись до задней двери машины, Герман распахнул её, и, дождавшись, когда Вестник неуклюже запрыгнул внутрь, надавил на газ…

***

Он почти не помнил, как его довезли до больницы святой Елены.

Мечась в жарком бреду, он пролежал всю дорогу на задних сидениях и бессвязно шептал. Герман насилу терпел его присутствие, ведя машину по улицам.

— Эх, Вестник, Вестник, ты болван. Кто же отправляется в одиночку против целой группировки?

Вестник слегка приподнялся и прокаркал:

— Бывало и хуже…

Герман цокнул языком и нажал педаль газа, когда загорелся светофор.

— Тебе повезло, что Илона дала тебе бежать. Денис бы прибил нас обоих… Так, ладно, успокойся, не отвечай ничего.

Раненый доктор кашлял от нервного смеха.

Приехав, Герман вышел из машины на несколько минут, затем вернулся и вытащил Вестника на руках — как оказалось, чтобы уложить на каталку, которую он пригнал. Вестник был худой и невысокий, поднять его широкоплечему Герману труда не составило.

Над головой проносились ветви деревьев, обведённые лучами фонарей, косяки дверей, плиточные потолки с квадратными лампами. Кровь давно перестала течь, но тело изнутри колотило как молотками по раскалённой наковальне.

— Я словно медбрат, а не патологоанатом, честное слово. Куда хоть тебя определить, подстреленный воробей?

Вестник тяжко вздохнул, завороженный течением потолка.

— Спрячь меня в камере. Я усну надолго.

— Это же морозильная камера! — возмутился Герман.

— Прекрасно. Пусть все думают, что я мёртв. Я в любом случае не почувствую холода.

Каталка замерла, и на Вестника навалилась знакомая энергетика смерти. Маска и пригвоздившая его усталость не дали ему осмотреться. Впрочем, он и так знал, где он. Задача предстояла непростая. Мелочи и предрассудки превратились в мелочи и предрассудки. Неважно, что они перешли все рамки приличия, неважно, что они, не сговариваясь, перешли на «ты»…

— Э-э… ты осознаёшь, что я должен буду всё с тебя снять? И маску тоже!

Вестник сглотнул, машинально коснувшись ремней.

— Делай, что должно. Поглядишь на очередной обнажённый труп.

— Но-но! — Герман нагнулся над ним, расстёгивая пальто. — Послушай, давай я позову Ирму. Она прооперирует тебя, подошьёт раны…

Вестник не дал закончить, и даже в изнеможённой интонации слышалась улыбка.

— Не надо… Спасибо. Я переживу.

Герман вторично цокнул языком и, откинув края пальто, поддёрнул пропитавшийся кровью пуловер.

— Вот дьявол. Как ты умудрился выжить? — множество ножевых и огнестрельных ранений открылось перед ним под одеждой Вестника. — Нет, в таком состоянии тебя класть нельзя. Хочешь, не хочешь, но тебя придётся омыть — как прочих и законных гостей нашего заведения… Прекрати смеяться, это не смешно. У тебя, небось, и лёгкие все залиты… Дай-ка я помогу.

Бессильный даже расстегнуть ремни, Вестник дал Герману сделать это за него. Внутри маска, что не удивительно, оказалась забрызганная кровяной мокротой. А кто же таился под ней? Обыкновенный человек, намеренно уложивший себя на смертном одре.

— А ты точно чумной доктор? По-моему, они давно вымерли.

Рыжий мужчина с израненным лицом вымучил ещё одну улыбку.

— Клянусь на Библии. Самый настоящий.

Сон подступал к нему. Тело быстро обмякало, пока Герман снимал с него пальто. Сумка у него в машине, он будет первым и последним, кому она достанется. Там же и рецепты, бумаги, и сохранившиеся зелья — всё, что он так стремится уберечь от простых людей.

Ох, как опрометчиво…

— Даю неделю… — выдавил Вестник.

— Чего? — спросил Герман, стягивая пуловер.

— Если через неделю я не очнусь… можете похоронить меня или… сдать в анатомический театр. Сумку уничтожь со всем содержимым.

Герман покосился на него.

— Уничтожить?

— Это очень важно, я… очень тебя прошу… не ты сам, так отдай Илоне.

Пуловер гадким комком ткани полетел на пол вслед за пальто. Герман неуверенно кивнул и свёл со лба Вестника слипшиеся волосы.

— Я всё устрою. Отдыхай давай.

В этом жесте Вестник уловил тревогу. На споры силы иссякли, как и на сопротивление сну. Он вверил себя судьбе и опустил веки.

И слишком поздно заскреблось предчувствие…

Герман сильно ценит редкие материалы, у него не хватит духа сжечь бумаги.

…он не уничтожит их, заберёт мои рецепты, я должен был догадаться…

Дай Бог, он одумается их применять. Иначе не миновать трагедий.