1 - Всё, что говорят перед словом «но», не считается.

Ханс выскальзывает из дома сразу после того, как родители гасят свет. Беззвучно закрыв за собой дверь, юноша быстро шагает по главной улице к полям. Поздним вечером деревня кажется вымершей, только собаки где-то брешут, да шумят вдали поздние постояльцы трактира.

Ханс идет быстро, изредка оглядываясь по сторонам — очень уж ему не хочется, чтобы его сейчас заметили.

Наконец, деревня остается позади, и Ханса окружает пшеничное поле. Вдали темным пятном маячит роща. Именно к ней и идет юноша, раздвигая пшеничные колосья.

Наконец, он ступает под сень деревьев, старательно вглядываясь себе под ноги, чтобы не вывихнуть себе что-нибудь в окружающем его мраке. Впрочем, он так часто бывал здесь, что, кажется, выучил каждый корень.

От дерева отделяется силуэт и шагает к нему. От неожиданности он вздрагивает, а мгновение спустя понимает, что это Айша.

— Что, не узнал? — смеется девушка и заключает его в обьятия, прижавшись к нему своим маленьким нежным телом. Он обнимает ее в ответ и утыкается носом в висок.

— Я думала, ты не придешь сегодня, — мурлычет она, прижавшись щекой к плечу.

— Прости, милая. Заждалась меня?

Айша мотает головой. — Это неважно. Главное, что ты здесь.

— Я хотел… — начинает было Ханс, но его рот накрывает тоненький пальчик. Айша тянет его к себе, и надо бы ее остановить, он ведь позвал ее поговорить, но она такая хрупкая, такая податливая, что Ханс решает — разговор подождет.

Много позже они сидят в высокой траве, изнеженные и расслабленные, и молчат. Губы горят от поцелуев, тело — от прикосновений, и Хансу не хочется портить этот момент, поэтому он продолжает молчать. Айша и не подозревает, какая буря царит в его душе — трется о его грудь щекой, словно кошка, смотрит ласково и нежно.

— Может, хватит нам скрываться? — тихо спрашивает она, не сводя глаз с Ханса. Тот невольно замирает, и она чувствует напряжение, пробежавшее по его мышцам. Улыбка гаснет, она садится прямо и смотрит на него.

— Ханс, мне надоело прятаться по углам, как крысе. Сколько мы уже таимся? Полгода? Это даже не смешно. Другие женятся уже, а мы по лесам бегаем, словно дети.

Ханс хмурится. — Глупостей не говори. Не дело это.

— Что не дело? Не дело взять тебя за руку на людях? Не дело вслух говорить, что я люблю тебя? Ханс, хоть раз в жизни скажи мне, что не так? Или я тебе не дорога?

— Айша, милая, ты и правда дорога мне, но…

Девушка вздрагивает и, не прекращая сверлить юношу взглядом, замирает. Она ждет продолжения, а он не может подобрать слова.

— Но ты — дочь ведьмы. — наконец выдыхает Ханс, и лицо Айши меняется. Она поднимается с влажной травы и нависает над ним.

— И что? — голос звучит надломленно и зло. Кажется, что она сейчас заплачет. Ханс невольно отводит взгляд. Для него это тоже нелегко, неужели она не понимает?

— Ты говорил, что тебе все равно. Что ты будешь со мной, несмотря ни на что. Ты лгал?

— Я не лгал. Мне и правда все равно. Но другим не все равно. Что скажут мои родители, если я приведу тебя в дом, как свою невесту? Они же… они с ума сойдут! Это позор на весь мир! С нами на улицах здороваться перестанут! — когда Ханс продумывал эти слова в своей голове, они звучали обоснованными и убедительно, но сейчас, сказанные вслух, кажутся просто жалким оправданием. Впрочем, Айша, кажется, вовсе не слушает его. Взгляд устремлен в пустоту, по щекам бегут слезы.

— Лжец, — тихо шепчет она. — Ты просто жалкий лжец.

— Айша, перестань, — Ханс тянет к ней руку, но она отшатывается. Юноша поднимается с травы. Айша отступает еще на несколько шагов и отворачивается. Хансу остается только вздохнуть.

— Слушай, нам лучше больше не видеться. Сюда я больше не приду, и ты не ищи со мной встреч, ясно?

Она не поднимает головы, только утирает градом катящиеся слезы. Устало вздохнув, Ханс отворачивается и идет к деревне. Когда он достигает конца рощи, до него долетает надломленный крик.

— Будь ты проклят! Ты и твоя семейка! Будьте вы все прокляты!

Ханс не оборачивается, только морщится. Вот ведь удумала сцены устраивать…