Главы 9-11 / Шепот седого Рейна / Форост Максим
 

Главы 9-11

0.00
 
Главы 9-11

9.

«Гора Герзельберг, что в Тюрингенском лесу близ Эйзенаха, была известна как гора Фрау Гольды. Рассказывают, что в пещере под горой люди теряли счёт времени, а некий поэт Тангейзер целых семь лет провёл в объятиях Фрау Гольды… Это не правда, всё было не так».

(Легенда о Тангейзере. Путевая книга «Летучего»).

 

– Берта… фрау Берта… – к доброй Берте Евтихий пришёл один, а Берта стояла теперь, уперев руки в широкие бока. – Скажи мне, будь так добра…

Он едва переступил порог её дома, как его окружила орава неумолкающей детворы. Добрая Берта, высмотрев, что рядом нет воинов Видукинда, осмелела и стала сама наступать на Евтихия. Евтихий едва посмел спросить её:

– Скажи мне, а кто в этой округе – чужак, кто здесь пришлый? Меня интересуют…

– Да тут полно чужаков! – недослушала тётка Берта, и цыкнула на детей так, что те рассыпались прочь по лавкам и сразу затихли.

Домик её был беден: темнели бревенчатые стены с торчащей из щелей паклей да холодил выметенный до земли пол. Связка сушёных грибов висела над огнём, да земляничный морс в кувшине стоял на столе. Видимо, грибами и ягодой промышляли в лесу её дети.

– Я спрошу иначе, – Евтихий поколебался, не зная, как выразиться проще. – Есть ли в округе кто-нибудь, кто на деле гораздо старше, чем выглядит?

– Что-о? – опешила добрая Берта, она выпучила глаза и захлопала ими.

– Я имею в виду, фрау Берта, нет ли в округе того, кто похваляется знанием минувшего? Ну, или грядущего. Кто, скажем, гадает или прорицает.

– Дожили, – охнула добрая Берта и принялась стыдить: – Королевский посланец! Ищет пропавших, а сам пошёл по гадалкам. Мне моих Грету и Ганзеля гадалка, что ли, отыщет? Срам тебе, срамота! Эх, стыдобище.

Евтихий выскочил из её дома, словно облитый с головы до ног помоями. А во дворе к нему тотчас подскочил старший из мальчишек доброй Берты и ухватил за рукав:

– Эй, ты – миланец, да? Слушай, тебя ищут. Тебя весь день тебя ищут die Waldkarle, – мальчишка показал рукой за околицу.

– Что ты сказал? – не понял Евтихий. – Я не разобрал. Waldkarle – это, лесные… карлы? Постой, – он вдруг вспомнил, как говорил ему Видукинд: «der Karl» это по-саксонски мужик, деревенщина. – Ты хочешь сказать, что меня ищут какие-то лесные жители? – он догадался.

– Ja, это die schwarze Elfen! Чёрные эльфы, – паренёк потащил его за руку мимо деревенских дворов. – Я их видел в лесу. Мне можно – эльфы детей не обижают.

– Дружок, ты говоришь, что повстречал в лесу эльфов, и они попросили меня найти?

– Они чёрные как черти, и такие же проклятые! – сынок доброй Берты не моргнул глазом. – Да вот же они – смотри. Их уже бьют!

С криками и бранью селяне-саксы гнали вон из деревни стайку детей и подростков. Ребята держались вместе, цеплялись один за другого и у всех чернели как угольки глаза и курчавились тёмные волосы. Точь-в-точь как у чёрного всадника. Один из селян-саксов замахивался на детей железными вилами.

– А ну прекратить именем короля Карла! – Евтихий рванулся, выхватил у сакса вилы и швырнул их через забор. – Я – королевский посланец, а эти дети – под королевской защитой. In nomine Karoli Magni regis frankorum!

Возглас на государственной латыни всех образумил. Кое-кто, правда, повозмущался:

– Это не дети, а шайка попрошаек, герр миланец. Это не божьи нищие, а воришки! – но спорившего затолкали за спины. Селяне по одному разошлись, мрачно поглядывая то на Евтихия, то на лесных жителей.

Их было человек восемь. Ростом от мала до велика, но не старше двенадцати лет. Все в стёртой тряпичной обувке, в рванине с чужого плеча и в дырявых соломенных шляпах. Крайне недоверчивые, настороженные и… все какие-то смуглые.

– Эй, ну-ка! – Евтихий осторожно позвал их. – Разве это вы ищите чужого человека, приехавшего из Медиолана?

– Нет, это он тебя ищет!

– Кто это – он?

Один из мальчишек требовательно протянул руку ладошкой вверх:

– Дай денег – скажу.

Евтихий вынул из-за пояса медную монетку.

– Ребёнка обидишь? – мальчишка возмущённо округлил глаза.

Евтихий одобрительно хмыкнул и подал вторую монетку. Мальчишка схватил обе и скрылся за спинами старших. Один из ребят важно цокнул языком и сказал, будто бы невзначай:

– Эх, не любят тутошние селяне бродяг, кузнецов, мельников и бардов. Пойдём-ка, чужак-миланец! Приведу тебя, куда ты хотел, – он устремился по дороге в лес, и стайка смуглых оборванцев заспешила следом.

Дорожка выбежала из села и растворилась в лесу, распавшись на тропки, полянки, ложбинки. Вожак вёл смуглолицых мальчишек, петляя между приметных деревьев. Лес вокруг них сомкнулся. Кустарники и можжевельники скреблись, хватая за одежду.

– Я правильно понял, что мне привет от Чернобородого? – Евтихий спросил вожака, но тот промолчал. – Я увижу его? – он повторил.

– Размечтался! – подросток присвистнул. – Его тебе ждать как до новой луны!

В лесу вскрикнула иволга и прошумел ветер.

– А вы-то все – кто такие? – Евтихий приглядывался.

Вожак не ответил, но один из мальчишек поменьше гордо задрал дырявую шляпу:

– Мы – египтяне! Разве не видишь?

Он – тоже египтянин? – Евтихий нахмурился и сжал губы.

– Ну да, – буркнул мальчишка и сразу замотал головой: – То есть нет, но он велел показать тебя нашему тану. Он ведун и бард. Тан – это тот, кто тебе нужен.

Мальчишки сопели – все восемь. С елей прямо на них сыпалась хвоя. Хвоя шуршала и ломалась у них под ногами.

– Ведун? – Евтихий уточнил.

– Ведун и бард. То есть, рифмач! Он сочинял песни и вдруг отыскал грот на горе Герзельберг, а там жила Фрейя. Ну, то есть Венера, только тамошние зовут её Fräu Holda.

– Так-так, – Евтихий внимательно слушал, стараясь отделить правду от вымысла. – Германская богиня Фрейя?

– Ну да. Тан спал с нею по-взрослому, а снаружи прошли годы. Так он рассказывает.

– А Фрау Гольда наградила поэта даром прорицания, – закончил Евтихий. – Я знаю эту песню. Но лесные египтяне в неё не вписываются.

Мальчишка с презрением посмотрел на него и ничего не ответил.

Где-то звенел ручей. Солнце просачивалось сквозь ветки. Оно освещало невысокий ольшаник. Но ольха перед ними разошлась, и на берегу лесного ручья, на поляне, открылось нечто вроде посёлка из крытых телег и повозок.

Эти повозки хлопали на ветру холщовыми пологами, на их дышлах сушилось тряпьё, под днищами телег лежали в тени люди, а у колёс суетились дети. Дымил костёр, и на огне что-то варилось. Женщины, завидев чужого, вскочили и разом заговорили на незнакомом языке. Мужчины лениво повылезали из-под повозок.

Евтихий медленно вступил в их круг, прошёл посреди разбросанных на траве циновок, посреди колотой посуды и детских игрушек. Одна женщина вдруг разбросала на расстеленном платке дощечки с вырезанными рунами и, запрокинув голову, окликнула:

– Эй, чужой человек! Ты пришёл сюда, чтобы разузнать судьбу?

– Судьбу? – отозвался Евтихий. – Если ты гадалка, то сама и узнай по рунам, стану ли я гадать или нет.

– О да, мы-то гадатели, – женщина медленно проводила его взглядом, – а ты – кто?

Евтихий обернулся – краем глаза он заметил под её рукой хрустальный шар для гадания. Точно такой он расколотил в Медиолане.

Тут выскочил мальчишка-вожак из ребячьей стайки и закричал во всё горло:

– Я его привёл, тан! Тан Гейзер, я его привёл, – он ухватил Евтихия за рукав и показывал на него пальцем.

Евтихий мягко высвободился. От одной из повозок поднялся человек с бледным лицом и острой рыжеватой бородкой, какую порой носят королевские чиновники. Евтихий подошёл к нему:

– Тебя называют таном, и ты хотел меня видеть, – сказал он. – Приветствую тебя, тан.

– Я знаю. Знаю, как меня называют, – тан не захотел поднять на него взгляд. – Но я совсем не хотел тебя видеть, – заметил он лениво и тотчас выговорил мальчишке: – Зачем его привёл? Нельзя приводить сюда чужих, нельзя!

Мальчишка защищался:

– Тан Гейзер, нас собирались избить вилами, а вот этот…

– Ладно. Знаю. Он спас. Что тебе? – последнее было сказано Евтихию, тан соблаговолил поднять на него светлые с рыжиной глаза, совсем не такие, как у лесных обитателей. – Что тебе, а?

– Танами называют вольных людей, – заметил Евтихий. – Но только не здесь, а у бриттов. Ты – бритт, тан Гейзер? – он прямо спросил.

Тан Гейзер не ожидал вопроса и на миг растерялся.

– Да, но… Пусть так. Я вырос у бриттов.

«Вот и ещё один чужак, – отметил Евтихий, – как и пастух Петер».

– Ты – Гейзер, а это значит то же, что Герзель, так? – не отступал Евтихий. – В саксонских говорах нередко переиначивают слова. Ты назвал сам себя таном Герзелем в память о горе Герзельберг?

– Послушай, чужак, – у тана вдруг задёргалась бородка. – Я знаю, что он приказал мне посмотреть на тебя. Но он не приказывал мне говорить с тобой! Всё, что надо, ты поймёшь сам. Если сумеешь.

– Только один вопрос, – Евтихий искоса глянул на мальчишку, который во все глаза смотрел на тана и на чужака. – Красавицу Фрейю, древнюю богиню германцев, ты встретил тоже у бриттов? Ответь, а то в твоей легенде многое не сходится.

Тан Гейзер тоже глянул на собравшихся вокруг мальчишек и с расстановкой сказал:

– Я встретил её в Тюрингии на востоке германских земель у подножия горы Герзельберг. Я врать не буду. Я – честный Томаш.

– Ах, так тебя зовут Томаш, тан Гейзер? – Евтихий непринуждённо ворохнул ногой одну из валявшихся циновок. – Согласен, когда много имён, то всегда легче путать других и скрывать правду.

Тан Гейзер оскалил зубы. Разговор заставлял его нервничать:

– Можешь звать меня так, как меня звали у бриттов. Я – Тал Иесин, бард и певец.

– Даже так? Тогда поясни: ты переспал с Фрейей, супругой германского бога Одина, а Один, бог прорицания, вместо того, чтобы тебе отомстить, почему-то подарил тебе дар прорицания. Ты не запутался в мифах, честный Томаш? – Евтихий уставился тану в глаза.

– Не было никакого обманутого Одина! – взвился тан Гейзер. – Вон отсюда! – рявкнул он на мальчишек, и тех как ветром сдуло. – Не Фрейя, не Гольда, а Мэб, Мэб! Её звали Мэб. Её золотые косы, её золотое платье, её золотой голос! Я знаю, я познал это, я помню…

Солнечный свет позолотил стволы вязов и листву ольшаника над ручьём. Ручей, не переставая, пел.

– Золотые косы? – припоминая, повторил Евтихий. – Пение над рекой, утёсы, пловцы. Да? Кажется, я тоже знал и видел её.

– Может быть. Но я за связь с нею покаялся! Я был в вечном Риме и каялся самому папе Стефану. Я знаю, я помню! Меня не хотели к нему пускать. Кто я такой? Но я хотел исповедаться только одному папе Стефану…

– Тал Иесин, – тихо позвал Евтихий. – А ты знаешь, что этот папа Стефан умер более тридцати лет назад?

 

10.

«Талиесин – древний британский поэт, ставший героем преданий. По одному из них, Талиесин был воспитанником старой ведьмы. Он жил, вероятно, в VI веке и был придворным бардом короля бриттов. Сохранились стихи Талиесина, но подлинная его биография и годы его жизни практически неизвестны…»

(Жизнеописание барда Талиесина. Путевая книга «Летучего»).

 

У тана Гейзера заметно дрожали руки.

– Я был сиротой, я рос у чужих людей, я был в услужении у старой ведьмы, – повторял он. – Скажи мне, чужак, ты веришь честному Томашу?

– Я тебе верю, – сказал Евтихий. – У тех бриттов, что живут в язычестве, действительно есть свои ведьмы.

Тан Гейзер затряс головой:

– Молчи и слушай! Когда я родился, меня отдали ведьме, а она засунула меня в кожаный мешок и кинула в реку. Я поплыл, и через девять месяцев меня выловили рыбаки. Они распутали мешок и восхитились красотой младенца. «O Tal Iesin!» – воскликнули рыбаки, что по-валлийски значит «О прекрасное чело!» Веришь ли мне, Талиесину, поэту и барду?

Евтихий сжал губы в тонкую нить и, собираясь с мыслями, отошёл в сторону.

– Эй, ты куда? – не вытерпел тан.

Евтихий вернулся:

– Давай начистоту, тан Гейзер, – Евтихий вздохнул. – Преданию о спасённом из воды младенце – тысячи лет. Ведьма и жрецы просто посвящали тебя в барды, это был обряд второго рождения. Мешок, или короб, или закрытая лодка – это образы материнской утробы. Но я снова встречаю знакомые водные символы – река, лодка, пловцы, рыбаки. Вот неподалёку живёт один странный моряк. Это случайность? Скажи, не твоя ли Мэб теперь на рейнском утёсе…

– Но ведь девять же месяцев! – не дослушал тан Гейзер. – Не мог же я просидеть в кожаном мешке девять месяцев!

– Считаешь, не мог? – переспросил Евтихий. – Ну, скажем, в символическом обряде время исчислялось иначе. Предположим, – Евтихий сощурил один глаз, будто прикидывая, – что один день идёт за один месяц.

Ему показалось, что Талиесин слегка побледнел.

– Что? Что с тобой, тан?

– Да что ты понимаешь в той жизни, которая течёт у него! – закричал Талиесин. – Вон! Вон отсюда!

Евтихий поднял брови. Он не предполагал такой реакции Талиесина.

– Пошёл вон! – тан Гейзер в истерике размахивал руками. – Эй! – он схватил не весь откуда взявшегося мальчишку, вожака ребячьей стайки. – Я говорил тебе не водить сюда чужаков? – он срывал на мальчишке досаду. – Я говорил тебе?

Тот вырвался и убежал. Евтихий жёстко ухватил тана за плечо и встряхнул:

– Ну-ка, говори, что тебя так задело. То, что день идёт за один месяц, или то, что Мэб живёт на рейнском утёсе?

Талиесин ударил его по запястью, вывернулся, попытался ударить под вздох – Евтихий перехватил его руку, но тан опять вывернулся.

– Франки идут! – завопил тот самый мальчишка.

Через лес опрометью бежали выставленные в дозор ребята. Их писклявые вопли подняли переполох, бродяги-«египтяне» повскакивали с мест. За мальчишками нёсся собачий лай и раздавалось подуськивание всадников. Бродяги бросились врассыпную.

Покидав циновки и котелки с варевом, они кое-что успевали прихватить с собой. Евтихия оттолкнули. Кто-то из скитальцев, убегая, прижимал к груди свёрток – то ли с ребёнком, то ли с вещами. Покатился по земле никому не нужный хрустальный шар, рассыплись руны. Талиесин пропал – словно сгинул.

Доезжачие выскочили из леса. По опустевшей поляне вскачь с хрипом и лаем пронеслась свора. За собаками вылетели конные загонщики и, осматриваясь, закружили по поляне. Цепочка пеших кнехтов, гремя как на охоте колотушками, появилась последней. Это были не франки. Это были саксы – люди герцога Видукинда.

Сам герцог верхом на чёрном коне выскочил из-за деревьев. С морды коня падала пена. В охотничьем азарте Видукинд размахивал привязанной к запястью плёткой.

– Поть-поть-поть! – он подгонял собак. – Что тебе, миланец? – он увидел Евтихия. – Повидал-таки чёрных эльфов? Вдоволь нагляделся?

– Видукинд, прекрати эту травлю, именем короля Карла!

Герцог вскинулся, указывая плёткой через поляну в лес, и закричал:

– Эй, там они! Взрослых лови, именем франкского короля! – Видукинд закружил вокруг Евтихия по поляне, с недоумением поглядывая сверху вниз. – Не вмешивайся, миланец. Хорошо? Ты же не местный. На лесных гадателей у меня полно крестьянских жалоб. Эти бродяги – ничьи. Не мои, не ландсеньоров, не короля, не епископов. Я вправе затравить их собаками.

Видукинд, нервно посмеиваясь, поглядывал на разгромленные повозки круглыми, будто удивлёнными, глазами и беспрестанно вытирал губы тыльной стороной ладони.

– Герцог, – позвал Евтихий, – ты такой же посланец королевской миссии как и я. Но ты – правитель этой области, а значит миссия формально проверяет именно тебя. Герцог! Миссия вправе запретить любые твои действия!

Видукинд резко остановил кружащего коня. Конь уронил пену прямо перед ногами Евтихия. Герцог через голову коня наклонился, буравя Евтихия сероватыми саксонскими глазами:

– Эти гадатели, как их называют, эти скитальцы – сонмище слуг Лесного царя, des Erlkönigs. Они крадут деревенских детей и продают их фризам, а фризы увозят их в Египет. Я не могу этого допустить – я же христианский правитель. Сейчас я изловлю их вожака, ведуна и чернокнижника Тангейзера, а он под калёным железом сознается во всём, что нам необходимо. А братья ломбардец и голландец запишут его слова на пергамент… Что это здесь такое?

Герцог увидал рассыпанные по земле руны, спрыгнул с коня на землю и, на миг замерев рукой над дощечками, наугад поднял одну из них.

– Heil dir! – обрадовался он. – Это же руна Sieg. Смотри скорее, миланец! – он показывал кривую молнию, нарисованную на куске дерева. – Это же знак победы. Скажи мне скорее «Heil dir!» У нас принято усиливать руну Sieg возгласом Heil. Это – приветствие. Слава тебе! Благо тебе! Скажи мне это. Не хочешь?.. Ты не хочешь сказать мне «Heil dir»?...

– Видукинд, а ты уверен, что ты – христианский правитель?

Герцог не ответил. Видукинд зажал руну Sieg в кулаке, а Евтихий молча смотрел ему в глаза. На земле оба они были одинакового роста, и герцог смешался, опустил глаза первым. От леса спешили к ним брат ломбардец и брат голландец. Промолчав, герцог развязал на поясе кошелёк с рунами и опустил в него новую дощечку. Евтихий наступил на валявшиеся в пыли руны:

– Герцог, а ведь ты знаешь, что это ложь. Дети безбоязненно ходят в лес за грибами и земляникой – гадатели ничьих детей не крадут. Да и случись такое, селяне сами перебьют бродяг вилами. Видукинд, этими слухами ты возбуждаешь недовольство королём Карлом. Ты замышляешь бунт, герцог?

– Ты ничего не понимаешь, миланец, – торопливо бросил герцог вполголоса. – Королю Карлу именно это сейчас и желательно. Хорошо управляемое недовольство, – Видукинд стиснул зубы. – Ненависть саксов выплеснется на чужаков, а не на франков. На лесных «египтян», на «чёрных эльфов». А те, побежав от расправы, выведут меня туда, где скрывается их вождь.

– Ольховый король? – Евтихий крепче придавил сапогом руны.

– Ольхового короля нет, – вскинулся Видукинд. – Есть только Агасфер. Они – бродяги и гадатели, а он – их хозяин, Скиталец и Прорицатель.

– Meinen Herren, господа мои, – подоспел, еле отдышавшись, брат ломбардец. – Так это самого Агасфера видел комит Евтихий той ночью у пастуха и… и отпустил его?

Герцог Видукинд медленно выдохнул, опуская руку на пояс с мечом. Вокруг них по поляне кружили его загонщики, а доезжачие подзывали собак.

– Scheiße, инородец, недочеловек, – Видукинд на полвершка вытащил меч из ножен. – Ты вечно, что ли, будешь отпускать тех, кого я ловлю!

– А ты не потому ли скачешь на чёрном коне, – не отступил Евтихий, – что тебя самого должны принимать за Лесного царя?

Герцог выхватил меч полностью. Евтихий не сдвинулся с места:

– Посмей же, напади на королевского посланца в присутствии монахов-свидетелей. Тебе придётся убить их обоих. А как карает саксов Падернборнский капитулярий за убийство священников? Знаешь ли, что будет с тобой, вчерашним бунтовщиком и язычником?

Видукинд, бранясь по-саксонски, отступил и спрятал меч в ножны.

Что ж… Эта ссора даёт Евтихию возможность отстать от королевской миссии и съездить туда, куда он считает необходимым.

Из леса вернулся загонщик и что-то мрачно доложил герцогу на языке саксов. Евтихий разобрал только имена Tanheiser и Taliesin.

Видукинд хмуро обернулся и бросил Евтихию:

– Мы его упустили. Он скрылся. Миланец, ты этому рад?

 

11.

«По свидетельству Марнера, миннезингера XIII столетия, хитрые карлики Lurli стерегли под этой скалой проклятые сокровища. А в сумерки и при лунном свете являлась на скале дева и так пела, что пловцы разбивались о скалы и тонули в пучине. Сказывают, у этой девы было каменное сердце… Но это не правда».

(Легенда о Лорелее. Из путевой книги «Летучего»).

 

Он оставил окрестности Эресбурга и, не теряя ни часа, бросился в края, где в Рейн вливаются воды Майна. Близ городка Бахарах, там, где поднимается над Рейном утёс, на самой вершине, живёт… хозяйка той реки и горы. Ему необходимо расспросить её.

Утёс Lureln Ley – гора над водой. Этот бродяга Тангейзер и тот странный пастух Рип ван Винкль рассказывали про горы и воды. Один пас коров под горой и был моряком, а другой жил под горой и младенцем его бросали в реку. Евтихий раздумывал… Нет, вряд ли виденные ими воды и горы так важны, однако… однако один из них говорил о богине с золотыми косами!

Рейн огибал утёсы и скалы. С берега давила жара, а от реки поднималась прохлада. В полях раньше срока зацвёл вереск. В рейнской воде кружились прихваченные с берега ветки и оброненные с высоты птичьи перья. Берега утопали в зарослях бересклета. Над кустами проносился ветер, и тогда они шелестели, словно Рейн шептал, но недоговаривал свою тайну.

Вот, это уже не шёпот Рейна – это шелест ручья. Ручей всё ближе, и плеск падающей воды всё отчётливей. В сумерках, в темноте или в призрачном лунном свете, здешние воды – смертельно опасны. Шум водопада не даёт пловцу расслышать, где плещется вода о торчащие со дна камни.

Евтихий привязал коня к стволу разросшейся под утёсом ольхи, взбежал по тропе вверх. Хижина хозяйки утёса стояла как и прежде, никто не посягнул на неё, не разобрал, не разрушил.

Лора сидела на камне спиною к нему и смотрела на реку.

– Так ты есть владычица Рейна? – Евтихий спросил её издали.

Лора отпрянула, отскочила к самому краю утёса и замахнулась на него палкой, как будто собралась ей отбиваться.

– Здравствуй, Лора-на-Горе, Lora-in-Ley, Лорелея! – Евтихий пытался говорить безмятежно.

– Ай, это ты, теперь я узнала, – она неприветливо поджала губы. – Ты тот самый любопытный лодочник. Я-то смела надеяться, что ты забрёл тогда по случайности. Зря надеялась. Случайностей не бывает. Ты и сегодня не на огонёк зашёл?

Всё-таки, её латынь слишком правильна для саксонской селянки…

– Ты и есть та самая Мэб, правильно? – Евтихий подошёл ближе, а Лора насторожилась. – Я знаю одного барда, который знает твои золотые косы.

Волосы у Лоры были чёрные и короткие, но о золотых косах Лорелеи говорили все лодочники.

– А-а, понимаю, – Лора опустила палку. – Это Талиесин. Ты от него? Так бы и сказал в прошлый раз. Или… или ты от него?

Этим тоном все они обозначают Скитальца. Они стараются не называть его по имени. Евтихий посерьёзнел. На лице Лоры отразилось замешательство.

– Лора, я тебе не отвечу, но я задам пару простых вопросов.

– Ну-ка, спроси.

– Сколько тебе лет?

Лора удивлённо приподняла бровь и поудобнее перехватила палку:

– Не так много, чтобы считаться старухой, но достаточно, чтобы не сидеть в девках. Доволен?

– Спрошу иначе: сколько прошедших веков ты видела?

– Что? Ах, вот как… – она мотнула головой, солнце блеснуло на её волосах и на миг сделало их золотыми. – А тебе-то какая разница? – на солнце она прищурилась.

– День за один месяц? – рискнул Евтихий. – Или месяц за один день?

– Э-э, да ты ничего не понял, – вырвалось у Лоры. – Не месяц за один день, а только один день в месяц. День новолуния. Эй? – она вдруг насторожилась и окликнула его с подозрением: – А ты точно ли от него? А он сам хочет ли, чтобы я всё это тебе рассказывала?

Евтихий пожал плечами:

– Ну, он же захотел, чтобы меня увидел тан Гейзер и чтобы я поговорил с ним. Тан Гейзер – это твоя любовь, Лора-Меб?

– При чём здесь тан Гейзер? – она всплеснула руками. – Я не Мэб. Я была не с ним. Понятно тебе?! Не с ним! – она вызывающе бросила это, а потом, вдруг пожалев о своём выкрике, стала теребить кончик шнурка на платье. Но её пальцы замерли, и она с тревогой подняла глаза: – Что-то случилось, да? С ним что-то случилось? Ты же его видел. Я только теперь поняла! Что с ним? Ну, не томи!

Вот сейчас она говорила не о Скитальце, совсем нет. Это другой тон. Евтихий, сжимая губы, соображал, почти что угадывал. О ком она говорит? Оставалось рискнуть ещё раз:

– Ах, Рип из Винкля? – он осторожно сказал, не сводя с неё глаз. – Ну, так он жив и здоров, Лора.

– Так что же тебе тогда надо! – она выкрикнула с неподдельным облегчением.

Евтихий обессилено прислонился к стволу дерева. Как же он ошибался! Он соотнёс Лору с Талиесином в силу близости их возраста. А связать юную Лору с дряхлым пастухом Петером-Рипом не пришло в голову.

– Лора, скажи, у тех, кто живёт с Агасфером-Скитальцем, – он бросил нелепую игру в неназываемые имена, – есть только двенадцать дней в году? Дней новолуний, да?

Лора замотала головой:

– У всех идёт год, – она попыталась объяснить, – а у тех, кто с ним, только двенадцать новолуний. У всех целый век, а с ним… только месяцы… Нет, не месяцы, года три получается, – Лора вконец запуталась.

– Он отпустил Рипа на двадцать лет раньше тебя. Так? Поэтому Рип стар, а ты – нет.

– Нет, не отпустил – это не то слово, – сопротивлялась Лора. – Рип ушёл сам, и дни потекли у него как у всех. А прежде Рип был молод и силён, и я… и я… – Лора замолчала.

– Скитальцу нужны моряки? – быстро спросил Евтихий.

– Ну да, – Лора растерялась.

– Скиталец на днях приходил к Рипу, – сообщил Евтихий, – и снова звал Рипа с собой. Для чего?

– Да-а? Я этого не знала, – она с болью протянула. – Тогда я не пойду, не пойду с ними, – она замотала головой и вдруг выкрикнула со слезами: – Я даже не представляю, как он теперь выглядит! Он же стал старый, понимаешь ты? Рип состарился!

– Это Рип водил корабли в Египет? – перебил Евтихий.

– Нет, не он! – выкрикнула Лора. – Я влюбилась в Рипа как дура, когда встретила его в порту в одно новолуние. Я пошла за ним к Агасферу! А Рип взял у него вольную, простился и вдруг ушёл. Я осталась. Нет, всё не так: это остался Рип, а я для чего-то уплыла в тот проклятый Египет, чтобы Скиталец смог вывезти оттуда этих… своих… А Рип старел год за годом! Какие-то несколько месяцев на кораблях – и двадцать, тридцать, сорок лет на берегу!

Лора кусала губы и горько досадовала на свою откровенность. Евтихий помолчал и, наконец, вздохнул:

– Скажи, зачем Скитальцу те странные египетские люди?

Она растерялась, развела руками и показалась от этого беззащитной и жалкой.

– Он – Скиталец, и они… скитаются. Он – Гадатель, и они… гадают.

– Я это слышал, Лора. Так говорят все. А какова правда?

– Он свободен, и они… свободны. Всё беды из-за свободы! Свобода пьянит. Это был полёт! Какой-то полёт с ним из новолуния в новолуние! Я изменила Рипу… А с ним нельзя было не изменить! – она оправдывалась. – Он сам и есть – свобода! А Рип ушёл… Я предала его? Скажи, я предала? – она выдохнула почти с ужасом.

– Кто были те люди? – Евтихию важно было понять. – Все эти мужчины, женщины, дети, которых он привёз на кораблях. Кто они были?

– А я-то откуда знаю! – провизжала Лора. – Мне-то зачем это знать! Уходи, уходи, уходи отсюда! – она закусила кулаки и со слезами завыла, едва успев от него отвернуться.

Евтихий тяжело вздохнул. Уходя, он сказал:

– Лора, свобода может оказаться злом, если только использовать её неправильно.

– А правду говорят, – окликнула его Лора, – что тан Гейзер счёл свою любовь грехом и исповедался в Риме? Ведь эта золотоволосая Мэб, она сошла на берег раньше Талиесина. Ах, Талиесин, ах, честный Томаш…

Лора, не оборачиваясь, бранила Тангейзера и причитала о нём.

 

  • Йохансон / Цена патриота / Миронов Дмитрий
  • Решение судьи Максима Макаренкова / «ОКЕАН НЕОБЫЧАЙНОГО – 2015» - ЗАВЕРШЁННЫЙ  КОНКУРС / Форост Максим
  • Пролог / 14 минут / Дикий меланхолик
  • Cristi Neo. Видения в пути / Машина времени - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Чепурной Сергей
  • Королева-беспризорник / О глупостях, мыслях и фантазиях / Оскарова Надежда
  • Горы дымят... / Путевые заметки - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Ульяна Гринь
  • «Катерина» / Дубов Сергей
  • Псевдопричитание / О любви / Оскарова Надежда
  • Someone who wins / Nerd
  • Зуб / Зеркало мира-2017 - ЗАВЕРШЁННЫЙ КОНКУРС / Sinatra
  • Глава №2.  Где-то в параллельной вселенной Любви и Добра. / Простота — это то, что труднее всего на свете. / Лазарева Искра

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль