Напарник

Часть вторая

Лугару — что отражение человека. Не его ли двойственная сущность говорит о неоднозначности наших поступков и суждений? Как часто мы изменяем друг другу? Как часто мы изменяем себе?

Эрик Шванц, 1685 г.

Резкий шалфейный дурман наполнял душное, прогретое помещение клубами зловонного дыма и Леонард, не выдержав, открыл окно.

— Только встал на ноги и вознамерился слечь? — недовольно поинтересовался Виргильд, проводя по воздуху едва тлеющим пучком. — Помяни мое слово, мастер Великий Охотник, я больше не буду убирать твое дерьмо!

— А ты думал, помощник мертрайера только цветочки на лугу собирает? — беззлобно усмехнулся Леонард. — К тому же тебе не привыкать.

Виргильд уловил намек и, насупившись, поджал губы:

— Дядя сказал тебе, да?

Леонард кивнул — конечно, Пауль сказал: за все свои выходки Виргильд, наконец, получил более-менее стоящее наказание и уже неделю вычищал загоны овцепаса от навоза.

— За Морковкой присматриваешь?

Вир хмыкнул:

— Спрашиваешь. И это Карл Луи Бригский! Как тебе пришло в голову назвать своего мерина Морковкой?

Леонард пожал плечами:

— Ну, он любит морковку. Негоже называть животное именами святых. И выброси уже эту дрянь.

Виргильд закатил глаза и, пробурчав что-то себе под нос, окунул тлеющие листья в ведро с чистой водой. Травы с коротким шипением выплюнули последнюю порцию дыма и потухли.

Леонард провел рукой по отросшей щетине. Господи, и этот придурок присматривал за ним несколько дней? Пожалуй, собственное выздоровление можно считать чудом. И заслугой Пауля Шванца, разумеется, ведь именно алхимик отварами сбивал лихорадку, растапливал печь и приносил целебный мед.

От Вира тоже был толк: он сообщал о делах в Бриг, приводил к нему нужных людей, а сегодня юнец принес Леонарду действительно ценную вещь — потерянный пистолет.

Оружие, ранее незаменимое, ныне лежало на столе полуразобранное и, увы, абсолютно бесполезное. Похоже, Виргильд вытащил его из какой-то грязной лужи (хотя Леонард не помнил, чтобы внизу обрыва было так сыро), и очистить сложных механизм от засохшей смеси глины и земли оказалось той еще задачкой.

Леонард сидел за столом, засучив рукава тонкой сорочки, и осторожно протирал металлические внутренности тряпицей темно-зеленого бархата. Виргильд потянулся было захлопнуть окно, но под пристальным взглядом Леонарда лишь немного прикрыл ставни.

— Почему ты просто не вылечишься зельями? — паренек развел руки в стороны. — Всего пару колбочек и ты на ногах, нет?

— Нет.

— Ну почему-у-у?

Виргильд не унимался.

— Ты даже не представляешь, что это за зелья, как они действуют и почему, — короткий взгляд, достаточный, чтобы уловить упрямое выражение, застывшее на лице паренька. — Хорошо, сядь рядом.

Юнец сорвался с места и мигом уселся напротив.

— Думаешь, от шифу раны затягиваются сами по себе? — Леонард улыбнулся. — Считаешь, что и разрезанная кожа лугару срастается воедино по злому волшебству?

Вир непонимающе смотрел на него.

— А разве нет? — он слегка наклонил голову. Леонард давно подметил эту привычку: Виргильд всегда так делал, когда внимательно слушал, прислушивался или присматривался к кому-либо.

— Что-то не может взяться из ничего. Эликсир способен остановить кровотечение, помочь костям срастись, но источником этого чудодейственного исцеления является сила человеческого тела, не более.

Он выковырял из замка пистолета очередной комочек засохшей грязи.

— Иными словами, зелье не исцеляет, лишь помогает продержаться дольше.

— Так вот почему ты не мог встать с постели три дня, хотя дядя не обнаружил серьезных повреждений, — задумчиво произнес Вир. — Зелье исцеляет, но и одновременно и ослабляет, верно?

Леонард удовлетворительно кивнул — парень схватывал на лету.

— Но как же эликсиры, что дают силу и скорость?

— А что они? — не понял Леонард. — Они заставляют сердце биться чаще, а мышцы не чувствовать усталости. Но сердце остается человеческим, как и каждая жилка. Думаю, любой смог бы бегать как лугару или чувствовать, как он, но что-то нас ограничивает. Не знаю. Может, на то воля бога: чтобы мы не навредили друг другу и самим себе.

Виргильд выглядел разочарованным:

— Выходит, никакой силы зверя?

Леонард усмехнулся: каким все же наивным был паренек. Да ладно неопытный юнец, многие жители во всех провинциях верили в магическую сущность лугару, искали несуществующих колдунов и ведьм, повинных в проклятии, считали, что мертрайеры читают над эликсирами тайные заклинания. Когда-то и сам Леонард верил во что-то подобное.

— Ты недооцениваешь силу человека.

Несмотря на открытое окно, от растопленной печи веяло жаром. Леонард утер лоб и вернулся к работе.

— Сила человека ограничена, ты сам сказал, — кисло заметил Вир. — А что, если преодолеть это ограничение? Больше зелий, как-то подобрать их, смешать.

Когда-то он уже слышал подобное — Бенджамен рассуждал точно также.

— Неужели смерть? — Виргильд понизил голос. — То есть сильный мертрайер просто падает замертво?

— Бывало и такое, — Леонард отвлекся от пистолета и взглянул на новоиспеченного помощника. Яркие голубые глаза светились жадным любопытством. Действительно знакомый взгляд. — Это не самое страшное.

— Нет? Что может быть хуже?

— За гранью человеческого лежит грань животного. Смешав эликсиры, выпив слишком много, ты сам становишься лугару.

Виргильд смотрел на него с сомнением:

— Ты видел такое?

— Видел.

— Расскажи мне.

— Это долгая история, — неохотно ответил Леонард и перевел взгляд на оружие. Пальцы небрежно водили бархат по металлу и дереву рукоятки: сомнения, что удастся привести пистолет в рабочее состояние, крепли с каждой минутой.

— Мы ведь никуда не спешим, — Виргильд подставил ладонь под щеку, устраиваясь удобнее.

Леонард кивнул.

— Его звали Бенджамен Морен. И он был моим напарником...

* * *

— Его зовут Бенджамен Морен. И он — мой напарник.

Адель Дюран, Снежная дева Ордена, бросает на него быстрый равнодушный взгляд и возвращается к записям. Серое перо дрожит в ее руке, выводя на бумаге ровные строки. Леонард щурится, чтобы лучше рассмотреть их, но не может разобрать ни слова. Аккуратным почерком Адель записывает в дневник детали его прошлого, делает пометки в ходе разговора. Когда Леонард пытается узнать что-то о напарнике, женщина едва заметно хмурится, словно он нарушает негласное правило их беседы, и пренебрежительно черкает пером. Так они сидят больше часа, после чего Адель, наконец, задает вопрос о Бене.

— Ты знал о его экспериментах? — из-под темных ресниц смотрят темные глаза.

В просторном холле горит открытый очаг, лениво потрескивая высыхающим деревом, но Леонард никак не может согреться. Сцепив руки, он сжимает и разжимает пальцы.

— Немного.

Перо в руке Адель оживает, и он без интереса следит за тонким движением.

Не раз ему приходилось слышать о ней, единственной женщине, что была допущена к тайнам Ордена. Начинавшая свою жизнь в качестве прислуги, Адель Дюран теперь возглавляла экспериментальный отдел алхимических лабораторий — действительно редкое достижение, для женщины — невероятное. Леонард понятия не имел, чем там занимаются, знал лишь, что Бенджамен страстно хотел попасть туда.

«Представь себе, я буду работать с самой Снежной девой, — как-то обмолвился он. — Знаешь, почему ее так зовут? Говорят, в постели она — что снеговая баба. Но, кто знает, возможно, именно я растоплю ее сердце и как следует поджарю попку. Видел бы ты ее, Леонард! Красивее я не встречал».

Однако Леонард видит перед собой не привлекательную женщину, а старуху. Паутина морщин покрывает ее смуглую кожу: в уголках тонких губ уже навечно засели скорбные линии, мрачные думы отложили отпечаток на высоком лбу. Остроконечный нос с горбинкой напоминает орлиный клюв, сломанный орлиный клюв. Темно-синий платок прячет волосы, но Леонард не сомневается — пряди под ним покрыты пеплом времени.

— Он собирался добавить больше основного компонента и смягчить его действие вербеной, — казалось важным объяснить, что привело к трагическим последствиям.

Что бы ни было этим «основным компонентом», о котором твердил Бен, Адель понимает, о чем речь, удовлетворительно кивает.

— Я ранил его кинжалом, чтобы лишить возможности передвигаться, — продолжает Леонард, с трудом веря в правдивость собственных слов. — Дал гери — лекарство от проклятия. Мне показалось, что оно не помогает, и я достал порошок аконита. Кажется, использовал весь флакон. Не помню точно.

Адель молча записывает его слова, отрываясь от бумаги на миг, чтобы опустить гусиное перо в чернильницу.

— Что с ним? — в который раз спрашивает Леонард.

И в который раз не получает ответ.

— Отон Моро говорил, что смешивать зелья и увеличивать дозировку опасно? — спрашивает Снежная дева.

— Да.

Очередная пометка в дневник, будь он проклят.

— Говорил ли он, что следует делать, если лугару ранил напарника, или когда тот попал под действие проклятия иным путем?

От холодного тона воздух словно наполняется льдом, от самого вопроса льдом наполняется все внутри.

— Да.

Леонард понимает, к чему ведут его эти вопросы, и отчаяние захватывает его.

— Вы поможете ему? Сможете помочь?

Она же возглавляет целый отдел, она — мастер-алхимик и должна знать. Не может быть, чтобы не знала. Если есть гери — слабое лекарство от проклятия — должно быть что-то мощнее. Что-то, что поможет. И она должна знать!

Но она лишь выводит буквы на серо-желтом листе.

— Ты нарушил четверное правило Ордена, — отмечает Адель все тем же холодным тоном. Действительно Снежная дева. — Мертрайер должен делать то, ради чего Орден позволяет ему дышать: мертрайер должен убивать лугару. Ты не сделал этого. И не проявил милосердия к напарнику.

Она говорит о серьезности нарушения, о последствиях, но Леонард не слушает. Он, наконец-то, понимает, почему их беседа длится так долго и почему они разговаривали о нем, а не Бенджамене: он еще представляет ценность. Он, но не Бен. Для мертрайеров Бенджамен Морен, его напарник, перестал существовать.

Леонард смотрит на Адель Дюран, Снежную деву Ордена.

— Я хочу видеть его.

Она, наконец, откладывает дневник в сторону.

— Иди за мной.

В тишине они проходят мимо кельи и оружейной, огибают лестницу — ту, по которой так часто ходил Бен, спускаясь из библиотеки. Проходят рядом с кабинетом Натана, и Адель напоминает о необходимости посетить мастера нательных рисунков. После первой охоты Леонард — полноценный член Ордена, и на его руках будет отображен знак мертрайеров: крест четырех мечей и перекрывающий их щит. На нем будет красоваться величественный дельфин, символ Дофине, а сверху пройдет темная линия — его первая метка. Знак его ошибки.

За поворотом — лаборатории. Леонард впервые проходит за кованую дверь, на которой запечатлены все элементы мертрайерских эликсиров, кроме главного.

— Как думаешь, у меня получится?

— Мне не нравится твоя затея, Бен.

Шаги глухим эхом отлетают от каменных стен. Круг ступенек ведет к другой, более массивной двери, за ней — еще одна. Мощная защита, чтобы не впустить (или не выпустить?) кого-либо.

С тяжелым скрипом они открываются перед Леонардом, пропуская в жаркое чрево лабораторий, откуда доносится монотонное гудение.

Пройдя еще одну дверь, он понимает, что гудение это на самом деле — далекий крик, смесь человеческой мольбы и животной ярости. Дыхание перехватывает, и Леонард ускоряет шаг. Он не думает о том, что может увидеть за очередной толстой дверью, страшится думать. Но то, что предстает перед глазами, он не смог бы представить и в самом диком кошмаре.

Леонард не верит, что перед ним Бенджамен: в существе, подвешенном к потолку, едва ли можно распознать человека. Едва ли можно распознать волка. С освежеванной морды тянутся к полу вязкие бурые капли — смесь крови, слюны и слизи. Влага блестит на лишенной шерсти и кожи пасти, окрашивает зубы красно-розовым. Вместо глаз — пустые, также влажно блестящие, глазницы. Без волчьих ушей обтянутый обожженными, буро-черными мышцами череп так похож на человеческий…

— Господи, — выдыхает Леонард.

О боге здесь не забыли: рядом с истерзанным телом стоит кюре и читает молитву, отпуская несчастному грехи. Лапы огромного волка неестественно вытянуты, они уже начинают принимать человеческое строение, и это ясно говорит лишь об одном: Бенджамен умирает. Двое свежевателей быстро завершают свою работу, ловко работая ножами, и сдирают с лап последние куски кожи. Третий, их помощник, тут же проводит по ранам раскаленным железом, не позволяя им затянуться.

От этого прикосновения существо — Бенджамен! — испускает из себя протяжный стон, похожий на вой, и обессиленно дергает цепями. Этот крик, что мольба о помощи, выводит Леонарда из оцепенения.

— Прекратите, — едва слышно произносит он.

— Твой напарник послужит на благо людей и после своей смерти. Орден может гордиться им. Шкура лугару — редкий, бесценный дар, — праздно говорит Снежная дева.

Благо людей? Гордость?!

Леонард слышит стук собственного сердца, шум крови в ушах и еще:

— Нам нужны кости! Шевелитесь, ублюдки, пока он не обратился!

— Прекратите! — Он уже орет и срывается с места.

Его, разумеется, не слушают, даже не позволяют приблизиться — два мертрайера быстро сбивают Леонарда с ног, несмотря на яростное сопротивление, скручивают как девчонку, одним ударом выбивая из груди воздух.

Его держат, пока куски плоти летят в огромную растопленную печь. Хотя огненный рот закрывает заслонка, едкий дым наполняет воздух. Глаза нестерпимо щиплет, и по щекам текут слезы, во рту — сладко-горький привкус горелого мяса, от которого выворачивает внутренности.

Леонард кричит, пытаясь вырваться — отчаянно, бездумно. Конечно, так у него нет никаких шансов. В один голос с ним кричит Бен, когда из его груди с хрустом вырывают несколько ребер. Вой переходит с хриплое бульканье, и существо дрожит в агонии.

— Убей.

— Я не убью тебя.

Если бы он знал тогда...

— Прости меня, Бен!

Леонард кричит эти последние слова для своего друга. Кричит хриплым, сорванным голосом — ему важно, чтобы Бенджамен услышал его.

И он слышит.

Существо вяло поворачивает голову в его сторону. И в следующую секунду из цепей выскальзывает лишенное кожи человеческое тело. Бесформенной грудой оно падает на холодный пол, щедро политый кровью. Все закончилось.

Бенджамен Морен. Его напарник. Его друг. Мертв.

Леонарда трясет. Безумная ярость душит его горячими, влажными, как кровавый пот Бена, руками. Но его держат хорошо.

— Это то, на что обрекает нас проклятие. И мы те, кто будет с этим бороться. Запомни это, мертрайер.

Голос Адель Дюран звучит над самым ухом.

Он будет звучать в его голове и после: с каждым убийством лугару, с каждым кошмарным сном.

«И мы те, кто будет с этим бороться».

* * *

Они сидели молча. С тех пор, как он закончил свою историю, Виргильд задумчиво теребил шкуру, пропуская шерсть меж пальцев. Сам Леонард уже в третий раз собрал пистолет и нажал на спусковой крючок. Колесико внутри раскрутилось и почти сразу остановилось с глухим стуком.

С раздражением он отложил бесполезное оружие в сторону. Что теперь? Достаточно ли будет одного ружья? Тяжелое и массивное, оно идеально подходило для засады, но при близком столкновении со зверем, когда счет шел на секунды, оказывалось крайне неудобным. Стоит обдумать, как лучше поступить: рискнуть обойтись тем, что есть, или поехать в город к мастеру-оружейнику. Для последнего нужно время, но было ли оно?

Известия, что принес Виргильд, не радовали: пожар уничтожил кузню, а вместе с ней — все следы лугару; Барри пропал. Кое-кто видел, как он, необыкновенно возбужденный, с ружьем наперевес шел (едва не бежал!) к лесу. Расследованием занимался помощник Барри — Флавьен, в прочем без особого успеха: следы от кузни уходили в лес, где терялись среди звериных троп. Был ли Барри лугару или очередной жертвой — точно сказать невозможно, однако с тех пор никаких нападений не происходило. Должно быть, действие луны прекратилось — теперь монстр появится лишь к полнолунию.

Жители были недовольны бездействием мертрайера, однако недовольство это открыто не выражали. Пока нет. Леонард знал: стоит произойти очередному убийству, и ситуация в корне изменится. Оставить все как есть и направиться в город — решение, что окончательно испортит его репутацию.

У него был план, как не допустить подобного, план ловушки для лугару. Но для исполнения понадобится помощь: кто-то должен вновь провести его по туннелям шахт. И полагаться на Вира Леонард не хотел.

Он не мог сказать, что за эти несколько дней узнал паренька хоть несколько лучше: говорил тот много, но по сути — совсем ничего. Порой ему удавалось разговорить Леонарда на тему Ордена («В конце концов, я теперь твой помощник, мне надо знать больше»), после чего они, как и сейчас, долго молчали.

Виргильд мог несколько часов пребывать в собственных мыслях, Леонарда же начинало грызть нехорошее подозрение: возможно, юнец пытался вытянуть из него нечто более существенное, чем рассказы об охоте или мертрайерском оружии. Поэтому старался следить за каждый произнесенной фразой: никаких секретов Ордена, даже намека. Но, похоже, следил за собой Леонард не очень хорошо — затянувшуюся тишину Виргильд разрушил неожиданным выводом:

— Я знал, что мертрайеры используют в эликсирах что-то от лугару, но не думал, какой ценой получают это.

Речь о главном элементе любого эликсира. И Вир знал о нем?

— Такова цена спасения многих жизней, — повторил Леонард заученную фразу, в истинность которой, в прочем, не верил. — Это отец рассказал тебе?

Виргильд не сразу понял, свел вместе брови и вопросительно посмотрел на него:

— Ты про лугару? Что их используют для зелий?

Леонард кивнул, отмечая, как неожиданно на лице Вира мелькнула растерянность.

— Да. То есть нет, — он отвел взгляд. Словно врал. — Я просто подумал. Ведь после охоты мертрайеры отрезают монстру лапу, как доказательство сделанной работы, и уносят с собой, да?

Вир говорил слишком осторожно, и это не нравилось Леонарду. Будто не он, а паренек клялся не выдавать чужих тайн. Леонард вновь наклонил голову, соглашаясь: трофей — лучшее доказательство успешной охоты, даже если лапа монстра уже превратилась в человеческую руку, в Ордене всегда узнают, кому она принадлежала.

— Вот мне и пришло в голову, что это не просто подтверждение выполненного задания, но и компонент для эликсиров. Поэтому они такие ценные.

Что ж, об этом паренек догадался. И сколько времени пройдет прежде, чем он осознает другое: отрезанных лап-трофеев и единичных случаев типа Бенджамена не достаточно для обеспечения потребностей Ордена. Скоро в его голову придет следующий вопрос — «Что бывает с мертрайерами, что не прошли испытание первой охоты?», а за ним — «Всех ли преступников ожидает виселица?».

С одной стороны Леонард не хотел, чтобы Виргильду было известно больше положенного. С другой — он желал, чтобы юнец узнал правду. И узнал ее раньше, чем наделает глупостей.

Он потянулся за корзинкой, стоящей на другом конце стола. В ней под белым платком лежал ломоть хлеба.

Виргильд каждое утро приносил еду: молоко, яйца, несколько кусков засушенного мяса, которое Леонард отваривал вместе с чечевицей. За все это добро, как и за лекарства Пауля, конечно, придется расплачиваться. Жадный Антуан Пти наказал следующее: «Пока мертрайер не ведет работы по поимке зверя из Бриг, его ежедневное жалование выплачиваться из казны не будет». Об этом указе Вир сообщил вчера. Отчасти справедливо, но Леонард все равно прозвал про себя старосту старым козлом и находил это прозвище крайне удачным — волнистая бородка месье Пти всегда напоминала ему о рогатом травоядном.

Отломив от хлеба кусок, Леонард вернул оставшуюся часть в корзинку.

— Если ты собираешься быть алхимиком Ордена, ты должен будешь участвовать в подобных...

Он не сразу смог подобрать нужное слово. «В подобных зверствах», «В подобных пытках» — вот что вертелось в голове.

—… мероприятиях, — закончил он. — Тебя это не пугает?

Виргильд поерзал на стуле, глупо улыбнулся:

— Я буду убивать только плохих лугару.

Леонард не смог сдержать смеха и тут же пожалел об этом: ребра отозвались болью, и он невольно приложил руку к больному месту. Виргильд наблюдал за ним с недобрым ликованием, хитро прищурив глаза.

— Так-то смеяться надо мной.

Играючи, он выловил из корзинки оставшуюся часть выпечки и с наслаждением впился в нее зубами.

— Между прочим, я ничего смешного не говорил, — голос юноши был полон возмущения, его рот был полон хлеба. — Смерти заслуживают те, кто убивает. Как тот лугару, что напал на отца.

— И как же ты поймешь, кто плохой? — Тихо усмехнулся Леонард. — Тот, кто убил твоего отца, был кому-то сыном, мужем, родителем. Возможно, и хорошим человеком. Для меня Бен был другом, но кое-кто мог называть его убийцей: своими руками он убивал не рожденных детей до того, как Орден принял его.

Виргильд выглядел озадаченным, но ничего не сказал.

— Когда я убил лугару в Уверте, жители насадили его голову на кол, — также тихо продолжил Леонард. — Уже человеческую голову, Виргильд.

Он заметил, как паренек сглотнул.

— И выставили ее у главных ворот, чтобы вороны выклевали глаза, а мухи отложили яйца прямо в черепушку. Для них монстр был злом и заслужил подобного. Знаешь, что я видел еще?

Вир покачал головой.

— Я видел, как ревела его мать, пожилая женщина. Как она молила позволить похоронить единственного сына, и как ей не дали на то разрешения. А еще я видел, как она смотрела в мою сторону. И знаешь что? Для нее я, а не ее сын, был убийцей.

Виргильд отложил надкусанный хлеб.

— Ты всегда такой серьезный и мрачный, Леонард. Просто жуть. Если собирался испортить мне аппетит, поздравляю — тебе это удалось, — бросил Вир и встал со стула.

Пройдя к ведру, в котором он не так давно гасил тлеющий пучок шалфея, Виргильд ладонями зачерпнул воду и, проливая часть прямо на себя, поднес к губам.

— Я собирался в очередной раз напомнить, что Орден — не место для игр, — спокойно ответил Леонард. — Давай ты уже бросишь эту идею с Орденом и скажешь, наконец, чего хочешь от меня на самом деле.

Паренек закашлялся.

— В смысле? — хрипло спросил он.

— Я не дурак, Вир, — Леонард указал на стул. — Сядь.

Юнец не спеша вернулся на место.

— Говори уже.

Но он замялся, попытался отвести разговор в сторону:

— Ты так не хочешь, чтобы я помогал тебе? — Вир поджал губы.

— Я не хочу, чтобы очередной мой напарник распрощался с жизнью, особенно из-за своей глупости, — Леонард раскрыл ладони, призывая Виргильда вернуться к нужной теме.

— Я не глупый, — важно заявил тот.

Леонард выжидающе молчал. Вир ерзал на стуле, ухватившись за звериные лапы — лн делал так всегда, когда его что-то беспокоило.

— Значит, были и другие напарники, кроме Бенджамена? — Виргильд, наконец, заговорил. И снова не о том. — Что стало с ними?

Конечно, можно было рассказать о Жаке Ру, с которым они оказались в Лесаль; о том, как крестьяне пошли на них с вилами. Или об Эдварде Верте, Зеленом Эде, который после очередной охоты вырубил его прикладом и забрал всю награду. Но на сегодня достаточно историй.

— Виргильд, ты либо говоришь, либо нет.

Юнец, наконец-то, понял, что в очередной раз увильнуть не удастся. Глубоко вдохнул и выпалил:

— Дай мне рецепт гери!

Таки все это ради эликсира: взлом избы, путь через шахты, бредни об Ордене. Да этот дурак рисковал жизнью ради чертовой формулы. Безумец! И первой же мыслью Леонарда было сказать об этом, однако он вовремя себя одернул.

— Я хочу создать лекарство от проклятия на его основе, — с яростью объявил Вир.

Господи! Чем дальше, тем лучше.

— Я знаю, что это запрещено, — продолжил паренек. — Но мой отец мечтал создать этот эликсир и я хочу, чтобы его дело продолжало жить.

От напряжения его голос подрагивал, выдавая за уверенными речами плохо контролируемое волнение.

— Чтобы говорить такие громкие слова, для начала перестань дрожать как куцик, — усмехнулся Леонард. — Скажи, зачем тебе лекарство? Что ты будешь с ним делать?

На вопрос Виргильд не ответил:

— Так дашь мне гери или нет?

Леонард нахмурился. В голове родилось нехорошее подозрение.

— Я хочу, чтобы ты сейчас услышал меня, Виргильд, — спокойно произнес он и, поймав упрямое выражение лица, вкрадчиво добавил. — Пожалуйста.

— Значит, не дашь, — пробурчал паренек, скрещивая руки. Он откинулся на деревянную спинку и пренебрежительно махнул рукой. — Я слушаю тебя.

— Лугару убивает. И убивает тех, кого ты хорошо знаешь: с кем встречался на улице, к кому заходил в дом, с кем перекидывался пусть даже ничего не значащими фразами. Сегодня это сосед, а завтра на месте жертвы может оказаться твой дядя. Или даже ты. Это не пугает тебя?

Паренек поежился:

— Пугает, — осторожно произнес он. — К чему ты клонишь?

— Если знаешь, кто лугару, скажи мне, — просто ответил Леонард.

Вирильд выглядел озадаченным, даже напуганным.

— Так случается, что проклятие забирается в тела наших близких. Я пойму, если ты хочешь защитить кого-то. Но никто не сможет защитить одержимого от него самого.

Неужели он попал в точку? Виргильд сидел перед ним бледный, словно бесплотный дух, нервно закусив нижнюю губу. В самом деле, монстром мог оказаться кто-то, кто был ему дорог, кого он хотел спасти. Иначе зачем еще ему лекарство? И сейчас перед ним был сложный выбор: встать на защиту одной, бесценной для него, жизни или спасти десяток других. Осталось подтолкнуть его к верному решению.

— Лугару никогда не станет человеком. Не хочу тебя разочаровывать, но это так. — Леонард развел руками. — Величайшие алхимики пытались создать лекарство, безрезультатно.

Он придвинулся вперед, чтобы поймать взгляд паренька:

— Я знаю, каково это, когда проклятие забирает того, кого ты знал.

Виргильд вскочил со стула и с неожиданной злостью посмотрел на Леонарда.

— Ничего ты не знаешь, — зло бросил он.

— Так скажи мне.

— Тебе надо прочистить уши, Леонард, — паренек смотрел исподлобья, так, что светлая челка закрывала один глаз. — Я уже сказал — это дело отца. И я завершу его, с твоей помощью или без. А сейчас у меня есть дела.

Паренек спешно проследовал к выходу.

— Это какие же?

— Тебя не касается, — Вир скрылся за дверью.

Кулак с силой ударил по столу, отчего опустевшая корзинка из-под хлеба сдвинулась с места.

Проклятье! Так близко. Ведь почти удалось разговорить Виргильда, и в последний момент рыбка сорвалась с крючка. Он слишком надавил, слишком поспешил. Сколько теперь понадобится времени, чтобы они вновь пришли к этому разговору? До полнолуния больше двух недель — будет ли этого достаточно? Леонард верил — причина поиска эликсира вовсе не в «деле отца», как утверждал паренек.

— Кого же ты хочешь спасти, Виргильд? — спросил он у пустой избы.

Повисшая тишина была ему ответом.