Падение

Солнце еще не показалось, но небо на востоке уже приобрело нежный голубой оттенок. Стало заметно светлее, но не для Леонарда. Ему эти утренние сумерки казались темнее ночи. Питающий глаза эликсир утратил силу, как и прочие. Теперь по улице Бриг шел не воин с чутьем и силой зверя, а простой человек. Уставший, но все еще предельно осторожный, сосредоточенный.

Лугару он не боялся — страх перед монстром покинул его задолго до первой охоты, стоит отдать должное Ордену, — а вот память о третьей метке была достаточно свежа. Именно она заставляла Леонарда оставаться настороже, не расслабляться ни на секунду.

«Луна пробуждает в лугару то, что живет в каждом человеке», — так когда-то говорил Бенджамен. Он вычитал эту фразу из найденного в архиве мертрайерского дневника. Одного из сотен. Бен любил читать, мог часами сидеть в библиотеке, листая измятые страницы. Как ученый-алхимик он тоже вел свой журнал, но Леонард никогда не интересовался, что он туда записывал.

Ему не нравилось, что Бен забивал свою голову изречениями мертвецов, цитировал их при любом удобном случае, а порой и невпопад. Размышления о внутреннем звере (Леонард уже знал их наизусть, так часто Бенджамен повторял их вслух) чем-то зацепили пытливый ум напарника, но самому Леонарду казались до недавнего времени лишь неудачным сравнением, игрой слов без особого смысла. Всю глубокую суть он познал в Лесаль, когда жители встретили его с вилами и топорами.

Лугару убивал. Это держало всех поселенцев Бриг в страхе, но как скоро страх сменится гневом? И на кого он обрушится? На чудовище? Или на того, кто не может его убить?

Леонард надеялся, что его речь указала нужное направление. Мертрайер должен представляться оружием, если угодно, избавителем, но никак не грабителем или жуликом, что пытается разбогатеть на чужом несчастье. Как только подобная мысль поселится в чьей-то голове (а она уже поселилась — Жосс тому примером), ее, как недобрую заразу, быстро подхватят другие, дай только повод. И тогда чистоту намерений охотника не сможет подтвердить ни символ Ордена, ни розовый отлив кинжала. Сейчас каждая новая жертва — шаг к опасной грани.

У избы Леонард погасил факел. Ему не хотелось возиться с лампадой. Вообще ни с чем не хотелось возиться — мрачные мысли наливали голову свинцом. Он опустил засов с внутренней стороны и на ощупь прошел к кровати. Ружье нашло свое место на полу, нож и пистолет — на столе у изголовья, ножны с кинжалом Леонард положил прямо на кровать, к стене. Наспех стянув сапоги и жюстокор, он упал рядом.

Холщевый мешок, набитый сеном, казался мягче королевской перины. Сравнение показалось забавным — сам Леонард не знал, какая она на деле, эта королевская перина. Улыбнувшись бредовой мысли, он еще раз провел рукой по гладкой коже ножен, и заснул.

* * *

— Ну и как, оно того стоило?

— Да пошел ты!

Бенджамен увильнул от пинка и, спасая свой зад от следующего, перепрыгнул на две ступеньки вниз. Леонард спускался следом.

— Еще раз… — начал он.

— Прости-прости, — Бен улыбнулся и примирительно развел руки. — Это шутка.

Манера Бенджамена, как он выражался, шутить, вызывала больше раздражения, чем веселья. По крайней мере, у Леонарда. Бен не раз жаловался, что тот слишком буквально воспринимает сказанное. Возможно, в этом обвинении и таилась капля истины, однако сам Леонард считал иначе: он-то был уверен — если проблема и была, она сводилась исключительно к дрянному чувству юмора напарника.

Но стоило Бену улыбнуться, как сейчас, и желание намять его тощие бока мгновенно улетучивалось.

Леонард повторил жест друга, показывая ладони — все хорошо, никаких обид — и поравнялся с Бенджаменом. На миг позволил глупому, но от того не менее веселому, безрассудству взять вверх: невинная подножка и вот Бен, хватая воздух, повисает над ступенями — Леонард крепко держит его за шерстяной ворот. Теперь его время улыбаться. Это — его шутка.

— Теперь рассказывай, — отпустив напарника, он искоса поглядывал на движущийся рядом силуэт.

Они знали друг о друге ничтожно мало. «Знание — яд. В малых дозах он спасает, в больших — отравляет», — любил повторять Отон Моро, их наставник алхимии. Благодаря незнанию, а, возможно, все же вопреки ему, Леонард и Бенджамен неплохо ладили. Но, в конце концов, и они подошли к этой запретной для разговоров теме. Леонард уже поведал, как оказался в Ордене, и теперь ждал откровения Бенджамена.

— Ой, да со мной все куда банальнее, — отмахнулся тот. — Расскажи лучше про твою невесту. Что сказала, когда… ладно-ладно! Я детоубийца. Доволен?

Леонард замедлил шаг. Повернув голову, он внимательно наблюдал за Бенджеменом, силясь понять, шутит ли тот или на этот раз говорит правду.

— Пресвятая дева! Леонард, даже кюре не смотрел на меня таким уничтожающим взглядом!

Леонард отвернулся, снова набирая темп. Пытался осмыслить услышанное.

— Нет, — наконец, произнес он.

— Что «нет»? — не понял Бен.

— Я не доволен.

Он не заметил, как лестничный пролет остался позади, и они оказались в просторном, залитом красками, зале. Высокие колонны, днем скучно-серые, сейчас были подернуты пестрой рябью. Проходящий сквозь витражи свет преображал помещение, делая его торжественным и величественным. Точеные фигуры у стеллажей напоминали о храме, только изображали они не божьих посланников, а людей: воинов и зельеваров, кузнецов и писарей — тех, кто останавливал чудовищ и отдавал жизнь ради чужого благополучия.

Леонард любил библиотеку, но совсем не той страстью, что Бенджамен. Напарник тянулся к книгам, словно младенец к материнской груди, Леонарда же привлекал покой и недолговечная игра света, открывающаяся взору ранним утром.

Самое светлое помещение Ордена никогда не пользовалось особой популярностью. Лишь мертрайеры-алхимики ходили меж стеллажей, изредка появлялись каратели, уносящие очередной дневник хранителю Роберу. Сейчас в подернутом светлым маревом зале не было ни души, но эта странность ничуть не смутила ни Бенджамена, ни самого Леонарда.

Он наблюдал, как Бен листал покрытые разводами страницы и размышлял. О нем, об Ордене, о себе — мысли вольной рекой текли сквозь него: возвращали в прошлое, уносили в будущее.

Руки напарника, уже покрытые знаками Ордена, держали архивный дневник.

Сколько их тут было и сколько еще появится? Подумать только, у каждого такого журнала своя жизнь — у человека, который вел его, была своя жизнь. Единственным напоминанием об этом остались смятые страницы. Возможно, уже на следующей неделе отведенную ячейку займет и его собственный журнал.

— Ого! — восторженный шепот привлек внимание Леонарда. — Тут даже пятна от крови остались! Как думаешь, его загрызли?

Восторг Бена казался неуместным. В голове смутным эхом отозвался недавний разговор — «Я детоубийца. Доволен?».

Так ли хорошо Леонард на самом деле знал его? Конечно, предполагал подобное — в Ордене нет безгрешных — но признание Бенджамена произвело на него куда большее впечатление, чем он ожидал.

Отон Моро был прав: знание — яд, яд смертельный. Он кислотой разъедал разум, зарождал в нем опаску. Можно ли доверять тому, кто поднял руку на ребенка? Почему это произошло? Как? Болезненное любопытство терзало Леонарда — он хотел и одновременно не хотел слышать историю Бенджамена. Чем она станет для него? Лекарством от сомнений? Или, возможно, последней каплей злой истины, что убьет хрупкое доверие?

— А часто ты видел кровь… раньше?

Бенджамен рассмеялся, громко, от души, и Леонард понял, как на самом деле глупо прозвучал его вопрос.

— Ты словно вчера родился, — напарник отложил журнал, заложив пальцем страницу. — Все в этой жизни видели кровь. Хотя бы на панталонах жены.

Бен наклонился над столом и, придвинувшись к Леонарду, и заговорщицки прошептал:

— А ты хоть раз был с девственницей?

— Бен, прекрати. Ты прекрасно меня понял.

— Значит, не был?

Губы Бенджамена расползлись в широкой, довольной улыбке, обнажая желтые зубы.

— Хватит обо мне, — небрежно бросил Леонард. — Ты итак все знаешь о моей жизни.

— О да, весьма драматичная история, — Бен демонстративно вернулся к дневнику, перевернул страницу. — Как выберусь за эти стены, предложу ее какому-нибудь жонглеру.

Жонглеру, значит. Леонард опустил руку на журнал и придвинул к себе.

— Эй! — Бен вцепился в корешок.

— А теперь ты рассказываешь мне свою историю, — пальцы подцепили край шершавой страницы. — Мне ведь тоже нужно поведать что-то жонглерам.

Теперь они стояли у массивной кованой двери. Ее узорчатые прутья представляли собой диковинную картину из металла: у пола пластины изображали спутанные корни, выше превращались в ветви, листья, цветы. Здесь можно было найти гроздья винограда, редкие листья рябины и острые шипы боярышника. Бенджамен как-то сказал, что в узор вплетены все ингредиенты мертрайерских зелий. Кроме главного.

За увитыми металлическими лозами прутьями лежала дорога к лабораториям. Дальше нельзя — не ему, не сейчас: Леонард не учился на алхимика и еще не стал полноправным членом Ордена. Еще неделя. Их первая совместная охота, тогда.

— Как думаешь, у меня получится? — Бенджамен смотрел на него, сощурив правый глаз. Ухмылка на одну сторону делала его похожим на уличного пройдоху.

— Мне не нравится твоя затея, Бен, — честно ответил Леонард. — Нам следует подготовиться к полнолунию, а не заниматься экспериментами.

— Я готовлюсь к охоте! — возразил напарник.

И Леонард не стал спорить. Просто пожал плечами: делай, что хочешь, Бенджамен, я тебя предупредил.

— Пойду, — он отошел от двери, позволяя Бену скользнуть по ту сторону решетки. — Марк с меня шкуру снимет, если опоздаю.

— Это он может, — хихикнул друг. — Удачи на тренировке.

Его высокая, сутулая фигура скрылась за поворотом.

— И тебе удачи, — ответил Леонард в пустоту.

Тук, тук…

Бенджамен спускался в подземную часть особняка. Как много раз до этого, как много раз после.

Тук, тук…

Глухой звук отскакивал от каменных стен, поднимался вверх, наполняя Леонарда смутной тревогой.

Тук, тук…

Тогда его впервые посетило предчувствие: острое ощущение, смутная уверенность — скоро напарник уйдет навсегда.

Тук, тук…

* * *

Незнакомые стены заставляют схватиться за кинжал. Негнущиеся пальцы слушаются плохо, и от скованности сердце словно пропускает удар. Растерянно Леонард рассматривает избу: смутно знакомые низкие шкафчики, висящая на крючке треуголка — его треуголка. Но он не помнит, как вешал ее туда, не помнит, почему оказался здесь.

Сквозь тонкую материю, прикрывающую окно, просачивается свет. «День» — непроизвольно отмечает Леонард. Деревянной рукой проводит по волосам, убирая со лба влажные пряди. Туман сна, наконец, отпускает. Все верно: он там, где и должен быть. Бриг. Задание Ордена. Он помнит. Пожалуй, можно оставить кинжал в покое.

Прикосновение к вискам, переносице — попытка отогнать остатки видения. Будь рядом Бен, он бы не упустил момент для очередной колкости. «До чего ты дошел, Леонард! Как говорил мой дед, первый шаг к безумию…»

Леонард повел головой и насмешливый голос растворился, оставив его в тишине. Чертов Бенджамен! И когда твой призрак оставит в покое?

Тук, тук.

Негромкий, но навязчивый, требовательный стук. Вот что его разбудило. Святые угодники, кого там несет?

Леонард неуклюже соскользнул с постели. Собственная неповоротливость раздражала: незримые цепи словно опутали тело, тянули к полу. «Еще только день», — напомнил он себе — прошло слишком мало времени, чтобы восстановиться.

— Кто?

— Элизабет, Лулу и папа.

Услышав детский голосок, Леонард нахмурился: он ведь проснулся? точно?

— Эмм…месье, — второй, низкий и шершавый, голос. — Прошу прощение за беспокойство. Я Пауль Шванц, алхимик. Могли бы мы поговорить?

Пауль оказался мужчиной средних лет. Седина еще не охватила шапку его волос, но уже плотно обосновалась у висков и неглубоких залысин. Взгляд привлекала накрытая тряпицей корзина, что Пауль придерживал обеими руками. Пухлые ладони утопали в пышных, обрамленных рюшами и вышивкой рукавах.

— Чем обязан? — Леонард старался, чтобы вопрос прозвучал вежливо.

Пока он выполняет задание, он будет вежлив со всеми. Даже с теми, кто посылает в его обитель воров. До следующей охоты почти месяц, и за это время он сделает все, чтобы не повторять старых ошибок.

Улыбка светловолосой девочке, что прячется за ногами отца — совсем не сложно:

— Здравствуй, красавица.

В ответ та неуверенно отсалютовала тряпичной куколкой. Пропустив вопрос, Пауль задал свой:

— Можно войти?

— Если разговор долгий, — короткой паузы было достаточно, чтобы поймать его кивок, — то предлагаю обсудить все дела в кабаке за…

— Сожалею, месье, но я вынужден украсть ваш завтрак. Это важно. И нас не должны слышать.

Каждый из них придерживался заданных ролей: улыбка на улыбку, поклон на поклон. Жестом Леонард пригласил посетителей в дом. «Прошу заходите» — «Благодарю вас, месье». Ну, и надолго этот спектакль?

Девочка проскользнула первая и по-хозяйски направилась вглубь избы.

— Лиз, — окликнул ее отец. — Далече собралась?

— Туда, — простой ответ. Девочка указала на каменную печь и, повернувшись к Леонарду, запоздало поинтересовалась, можно ли ей пройти так далеко.

— Мы с Лулу испечем пирог и вы тогда не будете злиться, — предложила она.

Он и не думал злиться, но девочка смотрела с опаской. «Ты уже и детей пугаешь», — голос Бена упорно не желал выходить из головы.

— У меня уже есть пирог, дорогая, — Леонард обошел малышку и легонько подтолкнул к столу. — Посиди с отцом.

Он сдернул с окна занавеску, позволяя свету наполнить избу. Впитав золотой оттенок, сухие стены преобразились, стали светлее и, будто, приветливее. Щурясь, Леонард прошел к кровати, искоса поглядывая в сторону стола. Лиз завороженно оглядывалась, оставив куклу на коленях, Пауль задумчиво изучал нехитрую потолочную конструкцию: протянутые нити удерживали веточки кустарников и травы. От недостатка тепла растения морщили потемневшие листья, наполняя избу слабым горьким запахом.

— Думаете, стоит вывесить их на улицу? — сев на кровать, Леонард принялся разминать онемевшие пальцы.

— Не стоит, — возразил алхимик. — Травам необходим воздух и солнце, но влага прохладных ночей погубит ваши старания. Почему вы не топите?

Леонард неловко пожал плечами:

— Возможно, сегодня.

— Было бы неплохо. — Пауль переложил корзину на стол, поднимая в воздух мелкие золотые искры.

Гости за пустым столом в пыльной избе — видела бы мать, сгорела б от стыда. В прочем, какое это имеет значение? Он и сам гость в этом доме.

— Вам не хватает помощника, месье.

Отчего бы Пауль ни сделал этот вывод — от нехватки времени для топки, от неумения обращаться с травами или от результата прошедшей охоты — он попал в точку.

— Вы упомянули важный разговор, — напомнил Леонард.

Очередная вежливая улыбка со стороны алхимика. Поднявшись со стула, он легким жестом сдернул с корзины белый платок.

— Сперва я хочу извиниться за внезапный визит. Надеюсь, вы простите мою неучтивость.

На столе появился запечатанный горшок.

— Козье молоко, еще теплое. Мы проходили мимо фермы Кальвина.

Следом показались лепешки. Леонард наблюдал, как Пауль ловко извлек из тканевой салфетки обжаренное тесто, и в голове его начал вертеться еще не заданный вопрос — «Зачем?».

— Думаю, вам пригодится и это.

При виде стеклянных колб Леонард поднялся и подошел ближе.

— Настойка с бузиной, порошок из листьев рябины и масло боярышника, — объявил алхимик.

Откуда он знает?!

Осторожный взгляд на руки Пауля не дал ответа — тыльную сторону ладони надежно скрывал отворот сорочки.

— О нет, я не мертрайер, месье, — заметив его внимание, Пауль открыл кисти рук, демонстрируя чистую кожу. — В отличие от моего брата. Он часто просил эти ингредиенты, вот я и подумал, что пригодится и вам.

Девочка лениво протянула ручонку к пузырьку, но Леонард опередил ее, подхватив стеклянную форму. Направил ее на свет, вглядываясь в золотисто-оранжевые оттенки: никакого осадка, никаких примесей — зелье переливалось под солнечными лучами, будто жидкий янтарь.

— Работа мастера.

Пауль сдержанно поблагодарил его. Чего же он ожидает за свои дары?

— Если ваш брат мертрайер, почему вы обратились в Орден?

— Мой брат умер, — неохотно отозвался Пауль. — Не здесь, не сейчас. Но это то, о чем я хотел поговорить, месье?..

— Леонард. Можно просто Леонард.

— Хорошо, Леонард, — алхимик переплел пальцы. — С тех пор как умер мой брат, я присматриваю за его сыном. И я пришел просить за него. Пожалуйста, отпустите Виржиля. Барри сказал, что он задержан по вашему распоряжению. Уверяю, он не лугару. Я не знаю, почему вы решили иначе. Но, клянусь, каждое полнолуние он был дома.

Пауль говорил быстро, взволнованно. Непривычно наблюдать такую перемену после спокойных почтительных речей. Если ты так печешься о племянничке, чего ж отправил его в избу мертрайера, добрый дядюшка? Вслух Леонард произнес иное:

— Если это правда, почему вы пытаетесь купить мое доверие?

— Месье! — воскликнул Пауль. — Я уязвлен до глубины души.

Леонард вздохнул:

— Давайте будем честны друг с другом, месье Шванц. Вы хотите свободы для Виржиля. Правда, он представился мне другим именем — Виргильд. Мы ведь говорим об одном человеке?

— Да, — кивнул Пауль. — Так звал его Эрик.

— Эрик? — не понял Леонард.

— Его отец.

Вот как. Эрик Шванц. Имя казалось смутно знакомым. На миг мысли вновь перенеслись в библиотеку Ордена, ее залитые молочным светом залы, но память о нужном событии ускользала, утекала прочь.

— Вы хотите свободы для Виржиля, — повторил Леонард и демонстративно поднял колбу с зельем. — И это вы считаете «ценой».

Флакон с золотистой жидкостью занял свое место на столе, рядом с другими. Лицо Пауля залила краска. Прежде, чем алхимик успел что-то ответить, Леонард продолжил:

— Я освобожу вашего племянника, месье Шванц. Но я предупреждаю вас. Если я еще раз обнаружу, что он пытается вынести зелья из моей избы, я отрежу ему руку. В лучшем случае.

* * *

Когда алхимик с дочкой ушли, Леонард еще задумчиво сидел за столом. Перекатывая по рту кусок пресной лепешки, он вновь и вновь возвращался мыслями к состоявшемуся разговору. Подумать было о чем.

Эрик Шванц. Имя вертелось на языке. Отец Виргильда, мертрайер. Почему это казалось важным? Что же за человек этот Пауль? Добрый дядечка, что беспокоится за своего подопечного или расчетливый хитрец, умело скрывающий свои истинные мотивы? Раньше он знал ответ на этот вопрос. Думал, что знал. Теперь же уже не был в этом уверен.

Глоток молока. Леонард был благодарен Паулю за его дары — нехитрый завтрак придал ему сил. Пора приниматься за работу. Подойдя к ушату, он умылся, перевязал волосы. К полотенцу не притронулся — ему нравилось, как по коже скатываются прохладные капли. Разрядив ружье — сегодня оно ему не понадобится — заботливо прочистил сложный механизм и убрал пули в тайник. Туда же, где хранил самые ценные зелья — в зольник печи. Там нашли место и полученные от Пауля эликсиры. Еще одна причина, по которой Леонард не спешил топить — лучшего места для мертрайерских снадобий он не нашел.

Оружие могло и не пригодиться, но с пистолетом и кинжалом было спокойнее. Жюстокор поверх камзола. Не застегиваясь, Леонард вышел на улицу, в объятия прогретого солнцем воздуха.

Первым делом он отыскал Барри и попытался расспросить его о Пауле, но ничего нового не узнал. Отзывчивый, приятный в общении человек, неплохой зельевар, вдовец. Жену потерял три года назад — та не смогла разродиться вторым ребенком — с тех пор в одиночку воспитывал дочку. А год назад приютил Виргильда.

— Думал, что от того помощь будет какая. Конечно, — Барри фыркнул конем. — От этого дождешься. Добряк наш Пауль, господин мертрайер. Пытается засадить мальчишку за книги, но в огне тот видел науки. Палка ему нужна по заднице, да лопата в руки — вот мое мнение.

Больше он ничего не сказал. По дороге к дому стражи Барри был немногословен, неохотно смотрел по сторонам, потирал оплывшие глаза. Должно быть, мыслями он все еще находился в теплой кровати, из которой его вытащило появление мертрайера.

— Ты хоть еду ему оставил? — спросил Леонард, ожидая, когда стражник откроет избу.

— Что? А-а-а… нормально все, — отмахнулся тот. — Ничего с ним не случится.

Они прошли через весь дом, минуя пустые комнатки, и остановились в похожем на кладовку помещении. Окон тут не было, и весь скудный свет проникал сюда из открытой настежь двери.

— А где все?

Барри подхватил с полки лампаду:

— Кому как повезло, — усмехнулся тот. — На сегодняшнее дежурство тянули соломку. Бессонные ночи, сам понимаешь. Ну и я попросил Жосса присмотреть за ребятами. Зная его, могу сказать с уверенностью — без дела парни не останутся.

Полыхнувший в руках Барри огонь отразился на его лице, освещая неровный ряд зубов.

— Скажи, а сколько человек Жосс брал для охоты?

— Ты имеешь в виду ту охоту? — улыбка тут же оставила Барри. — Если не считать добровольцев, четверых: Эндрю, Пьера, Натана и Энзо — лучшие охотники Бриг. Были.

Он завозился на полу: снял засов и откинул деревянную дверцу, обнажая черный проход. Путь в подвал был открыт.

* * *

Бездействие раздражало. Виргильд проклинал мертрайера — за то, что так некстати вернулся в избу, Барри — за то, что оставил его одного. Наконец, он злился на самого себя за собственную неосторожность и самонадеянность. Но раздражение постепенно улеглось, оставив после себя тягучую пустоту. Виргильд лежал на спине и, прикрыв глаза, перебирал жесткую шерсть. Скучно. Темнота, что так пугала Барри, лишь нагоняла сон. Интересно, сколько времени прошло? Час? Три? А может, он ненароком задремал и наверху уже наступил день? Виргильд потянулся, разминая затекшие мышцы и устало вздохнул, представив реакцию дяди. Устроит же он по возвращении.

— Мой мальчик…

Забавы ради Виргильд попытался изобразить недовольные интонации, что часто слышал в голосе Пауля. Выждав паузу, с укором посмотрел на черный металл решетки.

— О, ты разбиваешь мне сердце своей безответственностью!

Вир поморщился: в его исполнении одна из любимейших фраз дядюшки прозвучала слишком наигранно, неестественно.

— Ты разбиваешь мне сердце своей безответственностью! — повторил он с чувством.

Снова не так. И как у дяди получается? Всего несколько слов и хочется убежать куда подальше, лишь бы не слышать напыщенных наставлений. О! Мысль!

— Ты разбиваешь мне сердце своей безответственностью.

Да, так хорошо. Высокомерные нотки сделали свое дело и звучание, наконец, удовлетворило Виргильда.

— Дядя, ты снова преувеличиваешь, — ответил он воображаемому фантому. — Тебе уже давно пора привыкнуть. Я не Лиз, за которой нужен глаз да глаз.

— За мной не нужен глаз!

Подражая тоненькому голосу сестренки, Вир улыбнулся. Представил, как кладет руку ей на голову и взъерошивает волосы. Лиз никогда не любила этот жест, терпеть не могла. Каждый раз кидалась в ответ с кулаками. И каждый следующий раз он не мог сдержаться и дразнил ее снова.

Так и в его фантазии Лиз колотила его ногу, а он лишь смеялся. Отбегал подальше, на злость дяде превращая серьезный разговор в детскую игру, и смеялся снова.

Оказалось, заливался смехом он и в самом деле. Опомнившись, Виргильд притих, перевернулся на бок. Воображаемая беседа позабавила его, но настоящий разговор с Паулем вряд ли закончится столь безобидно. Не в этот раз, когда он был схвачен мертрайером и заперт в клетке, словно преступник. Небось, дядя заставит собирать листья колючего боярышника или варить пахнущую тухлыми яйцами мазь от гнойничков. В лучшем случае неделю, да. Ну и, разумеется, вновь бросит свое коронное «Ты позоришь имя своего отца, Виржиль!».

А что бы сказал на это сам отец? Сумел бы понять? Одобрил бы?

Вир притянул к себе колени. Когда он был маленьким, отец нечасто бывал дома: посвящал все свое время работе, спасал жителей страны от чудовищ — так говорила мать. Так говорил отец. Виргильд верил, что так и было. В какой-то момент он стал считать отца героем, одним из тех, о которых жонглеры слагают баллады. С нетерпением ждал его возвращения, порой неделями и даже месяцами. Он привык к ожиданию.

За год жизни в Бриг ему так и не удалось свыкнуться с мыслью, что отца он больше не увидит. Казалось, совсем скоро он придет за ним. Вместе они направятся домой по желтой от упавших листьев дороге. На пороге их встретит мать — от нее будет пахнуть ромашкой и горьким вереском — затем они войдут в дом. На кухне — праздничный стол, и Виргильд, несмотря на укоры матери, схватит немытыми руками горячую куриную ножку.

Ему хотелось домой. И чувство, будто он всего-то задержался в гостях у дядюшки, лишь усиливало тоску. Виргильд не мог вернуться, потому что в прошлое не ведут каменные тракты и проселочные дороги — лишь блеклые тропы памяти.

«Эй, дружок! Чего нос повесил? — прозвучал в голове веселый голос отца. — Жизнь — девчонка капризная, плакс не любит. А ну улыбнись! Вот так. Улыбнись и она улыбнется тебе в ответ»

В самом деле, с чего он так скис? Он еще покажет, на что способен. И сам запрёт Барри в каком-нибудь чулане при подходящем случае. Так-то! Виргильд растянул губы. И в этот момент его ожидание подошло к концу. Наверху скрипнула дверь, послышался топот шагов.

* * *

— За мной. Осторожно, тут крутые ступеньки.

Предостережение оказалось очень кстати: в потемках, которые едва ли рассеивал луч лампады, легко оступиться. Леонард спускался медленно — собственная шея нужна ему в целости — и сильно отставал от Барри. Тот уверенно шел впереди, тяжело ступая по скрипучему дереву. Снизу тянуло холодом и сыростью, от которой влажный воздух пропитался запахами мха и плесени.

— А как Жоссу удалось спастись?

Леонард преодолел последний виток лестницы, равняясь со стражником.

— Лучше тебе… лучше вам, господин мертрайер, об этом с самим Жоссом поговорить, — неуверенно предложил Барри.

Леонард подивился, как быстро тот скачет с уважительного обращения на дружеское — по ситуации. Похоже, Барри сам не определился, как относиться к Леонарду: как к помощнику или наставнику, товарищу или смотрителю.

— Мне не сказал, не любит об этом, — добавил он.

— Да было бы что рассказывать! — послышался полный презрения голос. — Удрал, наложив в штаны. Ха! Представьте себе. Наш суровый Жоссик бежит по Кузнецкой и раскидывает какашки.

Говоривший зашел на смех — противный, неестественный.

— Заткни пасть, щенок! — прикрикнул Барри. — Или я запру тебя здесь еще на неделю.

Они подошли ближе, чтобы Леонард мог разглядеть массивную клетку, а в ней — прислонившегося к прутьям Виргильда. Защищаясь от света, он прикрывал глаза рукой.

— И забудешь, — подхватил юнец. — Знаю я тебя, месье Красный Кушачок. Я уж думал, что сдохну здесь от холода, и пока ты опомнишься, черви выедят содержимое моей головы.

— Было бы что там есть, — усмехнулся Барри.

Одну за другой он зажигал свечи на канделябре. Стало светлее.

— А-а-а, а вот и месье мертрайер, — протянул паренек, прищурившись. — Бесконечно рад видеть вас в здравии и целостности. Уверен, лугару не может похвастаться ни тем, ни другим, а?

Взгляд Леонарда невольно остановился на шкуре. Без зелий он не мог чувствовать страшного запаха, но даже так к горлу подкатывал ком. Опять. На миг в голове пронесся обрывок старого сна.

«Как думаешь, у меня получится?» — спрашивает Бенджамен и спускается в лабораторию. Ту самую лабораторию.

Виргильд придвинулся ближе и, поймав секунды повисшей тишины, довольно улыбнулся:

— Конечно, я не видел, как Жосс бежал и вонял. Хотя не отказался бы от такого зрелища, хм. С лугару вообще как. Ты либо убегаешь, либо остаешься. И если остаешься, ты либо умираешь, либо ты и есть лугару.

— Месье Давье, не слушайте эту чушь, — подал голос Барри. — Жосс хороший мужик. Этот щенок просто затаил обиду.

Леонард положил руку на плечо стражника, заставляя умолкнуть. Он будет слушать каждого в Бриг, а что из сказанного является чушью — решит сам.

— По твоим суждениям я тоже лугару, — Леонард усмехнулся. — Я не убегаю и, как видишь, еще жив.

— Вы мертрайер, месье, — безразлично отозвался Вир. — И вы куда ближе к зверю, чем думаете.

Леонард криво улыбнулся. Он-то прекрасно знал грань между человеком и лугару. Знал и то, как ничтожно эфемерна она для мертрайеров. Но кто мог рассказать об этом деревенскому парню? Отец?

Он подхватил стоящий у стены стул, придвинул к клетке. Барри молча наблюдал за ним, деловито напустив на себя скучающий вид. Встав у канделябра, стражник играл с огоньками, поглаживая пламя пальцами.

— Что ты знаешь о мертрайерах, Виргильд? — спросил Леонард.

— То, что знают все, — руки паренька перебирали светлую шерсть. — Орден берет на службу сильных людей, что хотят сражаться с монстрами. И бандитов, для которых служба — шанс избежать виселицы.

Он слегка наклонил голову, присматриваясь к Леонарду:

— А к кому относитесь вы, месье?

— Действительно хочешь знать?

За спиной нервно завозился Барри — ответ интересовал и его.

Виргильд кивнул.

— Что ж, — Леонард сцепил руки, потирая сухую кожу. — Я скажу тебе, если честно ответишь на мои вопросы. Идет?

Снова кивок. А дело идет куда лучше, чем в их прошлую встречу.

— Что еще ты скажешь о мертрайерах?

Виргильд прошел по клетке, от края, что был ближе всех к Леонарду, к другому, где стояло отхожее ведро, вернулся:

— Вы используете тайное оружие, чтобы ранить лугару. И тайные препараты, чтобы стать сильнее.

— Поэтому ты хотел украсть их?

— Что? Я?! — паренек снова ухватился за решетку. — Я же говорил, что ничего не крал. Я бы вернул, правда.

— Рассказывай байки в другом месте, — подал голос Барри. — Тебя поймали на месте преступления.

— Смотри, не подпали себе усы, Красный Кушачок, — оскалился Вир. — Тебя там вообще не было!

Леонард поспешил напомнить парню, что действительно застал его в собственной избе и зельями в карманах.

— Мы договорились о честных ответах, правда?

Виргильд насупился, поджал губы.

— Я говорю правду, месье, — выдохнул он. — Я бы вернул зелья.

— Дядя попросил тебя взять их?

Паренек вскинул голову:

— Не надо обвинять дядю, — отчеканил он. — Я такой же алхимик, как и он.

За спиной Леонарда послышался короткий смешок.

— Что-то не так, Красный Кушачок? — Виргильд прижался к решетке всем телом. — Может, моя мазь не спасла тебя от прыщиков на петушке? Поэтому ты так недоволен?

— Да ты! — захлебнулся Барри. — Сейчас я твой язык…

Он направился было к клетке, но Леонард вновь остановил его: Виргильд говорил, нужно, чтобы он не останавливался, не отвлекался. Зло сопя, Барри вернулся к канделябру.

— Помяни мое слово, Вир, я высеку тебя. И так, что неделю срать не сможешь, — зло бросил он.

Парень улыбался в ответ — похоже, угрозы его не слишком впечатлили.

Одной рукой Леонард потер виски. Начальник стражи — человек, с которым ему предстоит работать над защитой города — на полной серьезе препирался с юнцом. Господь, вразуми этих людей!

— Так зачем ты взял зелья?

— Чтобы изучить состав.

Похоже, не врал.

— Знаешь, что это запрещено?

Виргильд наклонил голову — знал он, прекрасно все знал. И это поражало. В самом деле, не собрался же он с ними на рынок, на подобное решится лишь безумец — Орден крепко держит торговлю в своих властных руках. Да и судя по дорогой вышивке на рукавах Пауля, семья алхимика не бедствовала.

— Хотел помочь, — паренек добродушно улыбнулся. — Остановить лугару с помощью этих зелий.

Эликсиры, что побеждают монстра. Ха! Похоже, Эрик Шванц все-таки ничего не говорил сынишке. Вир рассуждал как обычный, далекий от Ордена, человек: опирался на слухи да песни жонглеров. Леонард слышал пару раз такое. «Сказание о волчьей ягоде», кажется. По этой доброй сказке хитрый мертрайер оставил для лугару приманку — тушку ягненка, под шерстью которого спрятал зелье из волчьих ягод.

«Волчья отрава для волка как раз

На пиру у вороны лежит волчий глаз»

В голове завертелась веселая мелодия. Помнится, Леонарда позабавила песня, когда он услышал ее впервые. Ведь он-то знал: лугару ни за что не притронется к мертвой туше — чудовищу нужна охота, она для него важнее еды. И даже если простой яд смог бы убить его, на пиру у вороны оказался бы вовсе не глаз волка.

Однако «Сказанию» верили многие: уводили в лес обмазанных ягодным соком ягнят и овец, оставляли и мертвые туши. И лишь потом, разочаровавшись в методе, обращались за помощью в Орден.

— Что ты знаешь о лугару? — спросил Леонард.

— Это люди, что в полнолуние становятся волками, — послушно ответил Вир. — Луна сводит их с ума, и они начинают убивать. Животных, людей — без разницы. Никогда не бывает достаточно. Даже если лугару вырезал стадо овец, на следующую ночь он может кинуться на коз.

Виргильд с сомнением посмотрел на Леонарда. Тот махнул рукой, призывая продолжить.

— Металл не причиняет ему вреда. Ни рогатина, ни меч, ни пули — ничто не берет лугару. Еще он больше волка, сильнее, быстрее. И любит охоту.

Виргильд провел языком по сухим, потрескавшимся губам.

— Он — хозяин леса, знает каждую тропку и каждый камень. А коварство у него от человека. — Голос паренька стал тише. — Ты будешь караулить его, ждать всю ночь, а он не явится. Ты поставишь ловушку, а он не пойдет по предназначенной тропе. И лишь когда ты поверишь, что его нет рядом, лугару подойдет к тебе.

Виргильд отодвинулся от решетки и перешел на шепот.

— Бесшумно. Птицы летают громче, кошки ступают тяжелее, чем он. Ты обернешься — не потому, что услышишь, нет — потому что почувствуешь его присутствие. Спину обожжет горячее дыхание, и тогда ты увидишь. Его огромные, с полруки, клыки, белые, как альпийский снег. Розовый, блестящий от слюны язык. И глаза — желтый омут, на дне которого потонуло черное пятно зрачка. В его отблеске ты увидишь свою дрожащую от ужаса душонку. Но прежде, чем ты успеешь пошевелиться, он ХВАТЬ!

Виргильд бросился на решетку, заставив Леонарда по привычке схватиться за рукоять пистолета. Сзади послышался грохот и злое бурчание:

— Твою ма-а-ать!

Паренек ушел в дальний угол своей небольшой камеры, смеясь в полный голос, повернулся к Леонарду и весело поинтересовался:

— Я хорошо рассказываю, месье мертрайер? Хотите услышать еще?

Беседа более не казалась забавным пересказом известных легенд. «Лугару — демон преисподней», «Лугару — не исповедавшийся грешник», «Лугару — ведьмин слуга» — ничего подобного. То, что сказал Виргильд...

Леонард нахмурился.

— И когда ты видел его?

— Что? — подал голос Барри.

Стражник подошел ближе и облокотился о спинку стула.

— Он видел лугару? — Барри говорил подчеркнуто тихо.

— О чем вы там шепчитесь, месье Красный Кушачок? — Виргильд хитро прищурился. — Кто кого видел?

— Ты видел лугару? — переспросил Леонард.

Он не был до конца уверен в своем предположении: в конце концов, кто-то мог подробно рассказать парню о монстре. Но больно уж красочным казалось описание, больно живым.

Виргильд опустился на пол — не спеша, с неизменной ухмылочкой — поправил одежды.

— И что если так?

Он смотрел нагло, самоуверенно.

— Мертрайер задал тебе вопрос, щенок! — взвился Барри. — Ты видел лугару? Отвечай!

Ох, Барри-Барри, как можно быть таким несдержанным? Очевидно же: парню нравится выводить тебя. В этом ли суть игры, что затеял юнец? Что ж, стоит задать свои правила.

— Он слышал, — Леонард повернулся к стражнику, ободряюще улыбнулся.

«Ну же, Барри, ради всего святого, держи себя в руках».

— А еще он помнит о нашем маленьком уговоре, — Леонард обратился в сторону Виргильда. — Ведь правда?

— Конечно, — подтвердил тот. — Я видел лугару, месье.

Серьезный тон, серьезный ответ. Так-то лучше.

— Когда? Где?

Виргильд скрестил руки, спрятав кисти в меховых лапах.

Леонард привык обращать внимание на каждое движение: люди отводят взгляд, переступают с ноги на ногу, закусывают губы, сжимают кулаки — порой это говорило больше, чем слова. Незначительные детали указывали на ложь, страх, скрытую агрессию — на все, что могло обернуться против него самого. Или сыграть на руку. По этим деталям Леонард читал Виргильда как открытую книгу.

Парень закрылся: выстроил защиту вокруг чего-то важного, чем не хотел делиться. И чем ближе разговор подводил их к монстру Бриг, тем сильнее Вир выдавал себя. И тем острее должен был понимать — говорить ему придется. Леонард знал: вся бравада, колкие словечки и улыбки — лишь прикрытие, попытка скрыть волнение.

— Лугару напал на нас с отцом, когда мы шли из Гренобля, — наконец, произнес Виргильд. — Чуть больше года назад.

Вот оно что. Так, выходит, умер Эрик Шванц.

— Мне жаль твоего отца, Виргильд.

Короткий кивок в ответ.

— А как тебе удалось спастись?

— Вы не слушаете меня, месье, — юнец посмотрел на него с укором. — Я же сказал: «Либо ты убегаешь, либо ты умираешь». Как видите, я жив.

Леонард предпочел не обращать внимания на язвительный тон, подался вперед:

— Хочешь сказать мне, что бегаешь быстрее лугару? — спокойно спросил он.

— Нет, — честно ответил Вир. — Но по деревьям я точно лазаю лучше.

— А ты уверен, что это был лугару? — вмешался Барри. — Господин мертрайер говорил...

— Сейчас это неважно, — оборвал его Леонард.

Еще не хватало, чтобы Барри пересказывал их вчерашний разговор.

— Я знаю, Красный Кушачок, — тем не менее ответил Виргильд. — И господин мертрайер знает.

Его пальцы снова обняли меховые лапы:

— Он учуял его вчера. Эту шкуру.

В нос ударил резкий запах. Несуществующий, нереальный. Разумом Леонард осознавал, что не может ощутить источаемую шкурой вонь. Однако она болезненно ударяла в нос, собиралась в горле соленой горечью. Перед глазами замельтешили зеленые огни, блики наточенных ножей.

Он встал со стула и прошел к лестнице, чеканя шаг. Глубокий вдох. Надо успокоиться.

— Барри, подойди, пожалуйста, — Леонард старался, чтобы голос был ровным. Кажется, получилось.

Спиной он чувствовал, как с удивлением и неподдельным интересом смотрят на него две пары глаз. Или больше? Почему казалось, что больше?

Леонард залез в карман и извлек щепотку табака. Резкий запах перебил несуществующую вонь. Стало легче. Нужно отвлечься от проклятой шкуры, сконцентрироваться на чем-то другом.

— Все в порядке?

Барри выглядел обеспокоенным.

— Да. Скажи, когда начались нападения?

Он говорил тихо, так, что его слышал лишь стражник.

— Пару месяцев назад, — в тон ему ответил Барри.

— А нападения на скот?

— Ничего особенного. Волки и раньше из леса выходили да животину нашу истребляли. Но на то у нас есть охотники.

Простые вопросы — простые ответы, которые редко давали зацепку. Как и сейчас.

— Что на счет людей? Возможно, кто пропадал?

Густые брови Барри сошлись на переносице:

— Было дело, — мрачно произнес он. — То есть люди-то всегда исчезали: кто в лесу заплутает, кто оступится и шею свернет, да и звери дикие не дремлют. Но за месяц до нападений… ох-ох...

Барри провел рукой по усам.

— Где-то в середине июня исчезла Марта, — сказал он. — Девчушка чудесные булочки выпекала. Жаль, вы ее не застали, месье.

В его голосе послышались нотки сожаления. Интересно, он печалился о девушке или о булочках?

— За Мартой — подруга ее — Гиетт, — продолжил Барри. — Простая крестьянка, но, скажу я, с очень привлекательными формами.

Стражник довольно улыбнулся, сощурив глаза, продолжил:

— Парень у неё из местных был, Жан. Но частенько её видали у кузнеца дома — к сыну его захаживала.

Да уж, отличное отвлечение от шкуры. Хорошей памятью на имена Леонард никогда не отличался. А тут, пока запомнишь каждое, так и собственное забудешь.

— Погоди, — прервал он Барри. — Давай еще раз. Пропадали только девушки?

— Нет же! — возразил Барри, с укором добавил. — Ты не дослушал меня, Леонард. Она сгинула, так недели не прошло, и Жан тоже будто сквозь землю провалился. Поговаривают, — он бросил быстрый взгляд в сторону клетки и сказал совсем тихо, — прознал он про тайные отношения да и убил девку. А потом сбежал из Бриг.

— Барри, я ничего не понял, — Леонард бессильно развел руками. — Кто кого убил? Кузнец подругу пирожочницы?

Барри страдальчески закатил глаза.

— Нет, Леонард, не так. Марта — как ты говоришь «пирожочница» — пропала первая. Не знаю, куда. Никто не знает. Всё, забыли о ней. Следом исчезла ее подруга — малышка Ги.

— Гиетт? — уточнил Леонард.

— Да, Гиетт, — подтвердил Барри. — И вот уже тут я предполагаю, что ее убил Жан.

— Кузнец?

Взгляд Барри был достаточно красноречив.

— Нет, — раздраженно выдохнул он. — Жан у нас был кожевником. Ему многие шкуры для выделки приносили. Скажу тебе так, Леонард, отвратительный тип был этот Жан. Сынишка Тибо — насильника и убийцы. Сам Жан, да простит меня Всевышний, недалеко от него ушел.

— Я слышу, что ты там бормочешь, Красный Кушачок.

Виргильд все же услышал их.

— Не убивал он никого.

— Тебе-то почем знать? — хмыкнул Барри. — Тут все ясно как день: узнал, что девчонка с другим и…

Он закончил предложение громким хлопком в ладоши.

— Ты додумываешь, Барри, — холодно отметил Вир. — Ты никогда не знал Жана и твои слова — просто жалкая выдумка.

— Это не выдумка, — гордо заявил тот. — Это я называю «умное заключение».

Виргильд хмыкнул в ответ. Леонард тоже улыбнулся — термин стражника казался ему забавным.

— Как я понимаю, ты был знаком с Жаном? — уточнил он у Виргильда.

— Я знаком со всеми жителями Бриг, месье, — фыркнул тот. — В конце концов, я здесь живу.

Да, не помешало бы и ему лучше познакомиться с жителями. Мысленно Леонард еще раз повторил: «Сначала пирожочница Марта, потом ее подруга Ги, затем один из ее ухажеров. Не кузнец».

— Можешь добавить что-то к тому, что уже было сказано? — поинтересовался Леонард.

— Не верьте этой гадости о Жане, — предложил Вир.

Прислонившись к решетке, юнец смотрел в сторону Леонарда, но будто куда-то мимо него. Должно быть, сказывалась нехватка сна — вряд ли ему удалось выспаться на холодном полу.

— Жан всегда был добр, — вялая улыбка. — Он не мог никого убить тогда. Не смог бы. Болен он был и слаб. Да, он болел. Ни один раз к дяде приходил за лекарствами, только ему все равно ничего не помогало. Ну а Гиетт он любил больше жизни. Не понимаю, за что. Все знали, что она для каждого готова юбку задрать. А когда она пропала, Жан ушел искать ее, потом его уже никто не видел.

— Ага, отправился на поиски любви аж неделю спустя, — буркнул Барри.

Виргильд поднял голову.

— Ты что-то сказал? — растерянно спросил он.

— Сказал, — махнул рукой стражник. — То, что додумываешь ты хуже меня. Если твой Жан так уж любил малышку Ги, чего ж он отправился искать ее лишь спустя неделю?

Промелькнувшее на лице Виргильда недоумение исчезло. Юнец вновь скрестил руки на груди и озорно ухмыльнулся:

— Для настоящей любви нет временных преград, Красный Кушачок. И можешь не благодарить меня за открытие этой великой мудрости.

Он отвесил Барри шутливый поклон.

И снова все свелось к забаве. Леонард провел рукой по волосам. Знал ли паренек что-то еще?

— А что там с кузнецом? — напомнил он.

— Жив-здоров, — ответил Барри. — Можешь сам навестить его. Зовут Михаэлем, кстати. Живет, хе-хе, на Кузнецкой, ближе к концу. Забавно, да? Кузнец на Кузнецкой.

Леонард удовлетворенно кивнул. С этим Михаэлем стоит поговорить. Трое людей пропало. И эти трое были связаны между собой. Возможно, совпадение. Возможно, и зверь-то тут ни при чем. Но версию следует проверить. Часто лугару в первую очередь убивал кого-то из близких. Никто не мог сказать точно, почему. Возможно, монстр хотел уничтожить то, что было важно для него в человеческой жизни. Или как раз человеческая часть тянула полузверя к родным местам.

Леонард верил: Марта, Гиетт и Жан были связаны не только друг с другом. Есть кто-то третий. Кто-то, кто и был лугару. Михаэль?

— Кто-то еще пропадал?

— Да нет, это все, — рассеянно ответил Барри. — После этого и появился монстр.

— А та женщина? Ммм… Бертиль? Она была в близких отношениях с пропавшими?

Барри убрал упавшую на лоб челку, зачесав ее назад. Судя по засаленным волосам, это был привычный для него жест.

— Я не знаю, Леонард, — он покачал головой. — В Бриг нет чужих: все мы кем-то приходимся друг другу. Но чтобы она была близка с кем-то из пропавших… не знаю, не знаю.

— Хорошо, — Леонарда устраивал и такой ответ. — Виргильд?

— Мне нечего добавить, — паренек развел руками. — Когда мне можно будет домой, месье? Меня будут искать.

Леонард улыбнулся.

— К слову, об этом, — он подошел к клетке. — Твой дядя просил за тебя.

— Вот ведь, — Виргильд скривился, словно отпил скисшего молока.

— Думаю, вам с ним стоит многое обсудить, — продолжил Леонард. — Дома. На этот раз я отпускаю тебя, Виргильд Шванц. Но запомни: еще раз попытаешься украсть у меня, и это будет стоить тебе жизни. Понял меня?

Юнец смотрел ему в глаза, упрямо закусив губу. Очередной мальчишеский вызов. Какой он все-таки ребенок. Неужели в свое время Леонард был таким же? Открытым, наивно уверенным в безграничности собственных сил. Верилось с трудом.

— Ты понял меня, Виргильд?

Леонард никогда не говорил громко — не понимал, зачем повышать тон, если смысла сказанного это не меняло. Сейчас он произнес фразу отрывистее, резче, чем раньше. Этого оказалось достаточно. Как и всегда.

— Я понял, месье.

— Хорошо, — Леонард обернулся. — Барри?

Стражник подошел, гремя связкой ключей.

Вскоре они вышли из дома. Ярко-белый солнечный круг покрылся желтизной. Светлое золото заливало улицы, предвещая: большая часть дня уже позади, скоро время заката. И это не радовало: день близился к завершению, а Леонард еще хотел навестить Жосса, Михаэля и Пауля. Если Виргильд не врал о болезни, стоило узнать у алхимика, чем болел Жан до своего исчезновения.

— Благодарю за помощь, — он кивнул Барри.

— Это честь для меня, господин мертрайер, — важно ответил тот.

— Виргильд, — кивок пареньку.

Леонард уже собирался уходить, когда Вир напомнил ему об обещании:

— Наш уговор, месье, — юнец прислонился спиной к деревянной стене. Склонив голову вбок, он с любопытством поглядывал на Леонарда и хитро улыбался. — Вас приговорили за кражу?

Вот уже второй человек в Бриг считает его вором.

— Вы не похожи на убийцу, месье, — пояснил Вир. — Может, вы доброволец?

Что ж, уговор есть уговор. В конце концов, какой смысл заключать соглашения, если не собираешься выполнять свою часть сделки?

— Увы, — Леонард пожал плечами. — Скажем так. Меня застали с особой знатного рода.

— Но за это не приговаривают к смерти, — неуверенно заметил Барри.

— Она была не совсем одета, — пояснил Леонард, — и не совсем в сознании. Меня осудили за покушение на честь знатной госпожи.

Он видел, как изменилось лицо стражника. Ему было знакомо это выражение. К убийцам и то относились лучше. У них всегда могла оказаться некая оправдательная причина: прикончил кого-то из мести, защищаясь, да даже за деньги — мало ли на какую кривую дорожку заведет судьба. Какое оправдание может быть действиям насильника? Может ли вообще быть оправдание такой низости и подлости? Вряд ли.

Леонард мог бы сказать больше. Рассказать о той нелепой случайности, что произошла на самом деле. Но даже ему истина казалась похожей на вымысел. Тот, что придумывают трусы и лжецы в попытке обелить себя. Он не хотел быть таким. Не хотел таким казаться.

— Вы бы нашли с Гиетт общий язык, — хихикнул Виргильд.

— Надеюсь, вы с дядей тоже его найдете, — улыбнулся Леонард в ответ.

Довольная гримаска мигом исчезла с лица паренька.

Короткий поклон, пожелание удачного дня.

Он прошел несколько домов, выходя к Центральной. Улица вела к церкви святой Берты: невысокая башенка, увенчанная крестом, хорошо просматривалась за крышами домов. Стоило наведаться к местному кюре, получить благословения на предстоящую охоту. Но это может подождать.

Михаэль? Пауль? Жосс? К кому направиться в первую очередь?

Недолго думая, Леонард свернул на Улицу Цветов — дом охотника был ближе прочих.

* * *

Неудачный выбор. Жосс даже не стал с ним разговаривать. «У меня много работы, мертрайер. И тебе бы лучше заняться своей», — вот их беседа закончилась, не успев начаться. Ничего. Ночью Жосс вряд ли будет так увлеченно заниматься тренировкой, тогда можно будет поговорить с ним еще разок. Ну а пока на очереди кузнец.

Его дом находился на противоположном конце поселения, и Леонард дошел к нему уже в сумерках, задержавшись за разговором с Кальвином. Фермер встретился ему по дороге с полей и, в отличие от Жосса, был куда многословнее. Он подтвердил — кузнец действительно был в близких отношениях с Гиетт, кроме того, последние два месяца он вел себя довольно странно: перестал пускать посетителей, стал нелюдимым, раздражительным, выходил крайне редко. Дом его находился на границе с лесом, недалеко от места, где жители нашли первую жертву. Очередная зацепка? Похоже на то. Одно совпадение — случайность, два совпадения — знак, три совпадения — след. И след вел Леонарда в кузню.

На улицах было пустынно: люди серьезно отнеслись к предупреждению и этим вечером избы не покидали. В прочем, жители итак рано разбегались по домам, ложились чуть стемнеет, и вставали с первыми петухами. Так делали не только крестьяне или фермеры — солнечный день задавал ритм жизни каждого в Бриг — экономили на свечах и лампадном масле.

Но в кузне было светло, из-под двери нужного дома просачивалась тонкая желтая полоска. Похоже, Михаэль еще работал.

Леонард потянул за дверной молоток, с неожиданной легкостью дверь отворилась. И тут из проема на него что-то бросилось. Кто-то. Леонард не видел лица, даже не успел понять, что происходит. Его тело, его руки помнили все уроки и действовали, опережая сознание. Он перехватил чужое запястье, уходя с линии нападения, повалил человека на землю и лишь секундой позже узнал в нем Виргильда.

— Это не я! — истерично взвизгнул тот.

Даже в желтом свете его лицо казалось белым.

— Он уже… я не мог ничего сделать… ничего!

В безумном взгляде метался искренний ужас. Леонард обернулся к избе, туда, куда смотрел юнец. На полу в луже крови лежал молодой человек, его безжизненные глаза застыли на лице двумя серыми кляксами, из разорванной груди вялыми толчками вытекала кровь.

— Что за?.. — пораженно прошептал Леонард.

— Это не я… это не я… это не я.

Виргильд дрожал под его руками, зачарованно глядя на перепачканные в пыли и крови ладони.

«Я боюсь вида крови, мне станет дурно», — вспомнил Леонард. Так это что, была не выдумка?

— Не убоюсь я зла… чаша… о, Господи! кровь! Господи! — голос паренька дрожал, срываясь на писк.

— Эй, — Леонард схватил его за подбородок, заставляя повернуть голову. — Смотри на меня.

Он смотрел. Испуганно, отчаянно. Признаться, и самому Леонарду было не по себе. Что, черт возьми, тут произошло?

— Вот так. Скажи, что случилось? Это ты сделал?

Виргильд дернулся, замотал головой:

— Нет! Нет! Нет! Нет!

Снова перевел взгляд на ладони, застыл. Судя по тому, как часто и тяжело он дышал, страх не отпускал его — наоборот, разрастался до настоящей паники.

— На меня смотри! — рявкнул Леонард.

Виргильд слушался. Большие от темноты и ужаса зрачки, казалось, заполнили его глаза целиком.

Что он тут забыл? Почему снова оказался не в нужном месте, в столь нехорошее время? Одно совпадение — случайность. Два совпадения — знак...

Леонард заставил Виргильда сесть.

— Успокойся, смотри на меня. Только на меня. Выпрямись!

Он стукнул Вира по плечам.

— Теперь повторяй за мной: «В королевском саду рябина растет...»

— Что? — растерянно пробормотал тот.

— Просто повторяй, — настаивал Леонард.

— В королевском саду рябина растет, — повторил Виргильд.

— «Рядом растет виноград...»

— Рядом растет виноград.

Вир попытался согнуться, но Леонард одернул его, заставляя держать спину.

— «Вереск по осени пчелам даст мед. А также растет там трава».

Паренек послушно повторял нехитрые слова и с каждой фразой его дыхание выравнивалось.

— «Крапива, мелисса, улитка-трава, лапчатка, дурман, аконит...»

— Крапива, мелисса… это что, рецепт какого-то зелья?

Леонард убрал руки, выдохнул:

— Это просто стишок, помогает отвлечься.

Честно. Он ведь хотел отвлечь Виргильда, сосредоточить его внимание на чем-то кроме крови. Конечно, мертрайерский стих-запоминалка — не лучший выбор, но он — первое, что пришло в голову.

— Теперь поднимайся и скажи уже, что случилось.

Виргильд встал на ноги, нервно потирая друг о друга руки, сгорбился.

— Х…Хотел сказать…чтобы Михаэль…он же не любил его…чтобы не говорил плохого…о Жане, — промямлил он, отрешенно глядя под ноги. — А он…он убил его! Убил!

Ничего не понятно. Леонард глубоко вдохнул.

— Расправь плечи, наконец! — резко бросил он. — Возьми себя в руки. Не девица на балу, ей богу.

Паренек закусил губу — от обиды или сдерживаемой злости — но послушно выпрямился. Хорошо. Леонард знал: страх сковывает тело, заставляет сжиматься, защищаться. Но его всегда можно обмануть. Оскалиться, зарычать — обернуть ужас в гнев. Говорить громко, держать осанку — обернуть в уверенность. Маленькие хитрости, которым его научили в Ордене.

— Убитый — Михаэль? — понял Леонард.

Кивок в ответ.

— Кто убил его?

Виргильд не ответил — завороженно он смотрел куда-то мимо Леонарда. Куда-то ему за спину. Леонард проследил за его взглядом и в следующую секунду потянулся за пистолетом. Он не верил собственным глазам. Может, это злая игра его разума? Ведь увиденное никак не могло быть реальным.

На пересечении Улицы Цветов и Кузнецкой, в тени дома стояла фигура. Человеческая, но с нечеловеческими глазами: два желто-зеленых уголька лучились отраженным светом, словно маленькие фонари. Темный силуэт согнулся, встал на четвереньки и — прежде чем Леонард перевел курок для стрельбы — скрылся за домом в виде огромного лесного хищника.

Лугару. Невероятно! Сегодня луна уже пошла на убыль. Неужели монстр был так подвержен ее влиянию, что обернулся даже в день после полнолуния? О подобном приходилось слышать, но увидеть в живую — совсем иное. Да и не верил Леонард, что так бывает, уж больно эти истории походили на страшные сказки. И вот такая сказка оказалась истинной правдой.

Он знал, что должен делать. Руки быстро проверяли карманы жюстокора: почти все зелья он отложил в тайник, но точно оставил парочку в одежде. Пальцы подцепили нужную колбу.

— Так, Виргильд, теперь слушай меня внимательно, — Леонард говорил быстро. Времени в обрез. — Оставайся здесь, запрись в кузне и не выходи. Понял меня?

Юнец заупрямился, попытался возразить. Уговаривать его было некогда: с каждой секундой лугару уходил все дальше. Леонард выдернул пробку и влил эликсир себе в рот. Свежесть мяты и аниса холодил язык. Легкое покалывание пробежалось по рукам, опустилось к животу, к ногам. Его бросило в жар, и в то же мгновение мир взорвался яркими звуками и ощущениями. В один миг Леонард узнал острый запах крови, псины, лампадного масла; услышал, как дико билось сердце Виргильда, как набирало ритм его собственное. Бесцеремонно он схватил паренька за шкирку и запихнул в дом.

— Закрой глаза, дыши через рот — делай что угодно, если так легче, но не выходи. Ни в коем случае не выходи.

Он надеялся, Виргильду на это хватит мозгов. Захлопнув дверь, он, не оглядываясь, побежал по кровавому следу.

Зелье подействовало: разогретые мышцы наполнились силой, вместе с чувствами зверя пришла и звериная скорость, мощь. Четвертый день нечеловеческой реакции и нечеловеческой нагрузки. Леонард знал, какой будет расплата. Но знал и другое — он доберется до лугару раньше. Гораздо раньше.

Монстр ушел в лес, и он несся за ним, перепрыгивая большие корни и упавшие ветки. Сам как дикий зверь. Здесь сумерки превратились в полумрак, который все больше сгущался меж деревьями. Лугару пытался скрыться в чаще, углубляясь все дальше. Леонарду не хватало сумеречного зрения, но нужного эликсира под рукой не было. В прочем, новообретенные инстинкты вели его не хуже волчьих глаз: помогали чувствовать каждый куст, каждое препятствие. Он ловко проскальзывал между ними, преследуя стойкий запах шерсти.

Лугару, видимо почуявший преследование, дважды менял направление, но это не сбило Леонарда. Он нагонял чудовище, чувствовал — цель рядом. Неожиданно деревья расступились, и Леонард выбежал на елань. Посреди возвышалось одинокое ветвистое дерево, закрывавшее массивной кроной тускнеющее небо. В этой части леса ему еще не доводилось бывать.

Причудливый изгиб ствола походил на застывшего гиганта, по краям поляны росли невысокие кустарники, за ними — непроглядная тьма. И в одном из кустов затаился монстр.

Леонард взял во вторую руку кинжал. Осторожно он переходил от одних зарослей к другим, полностью доверившись собственным ощущениям. У очередного куста раздражающий запах был особенно сильным, но что скрывалось за густыми ветками — не разглядеть.

Секундное промедление могло стоить жизни, но стрелять Леонард не спешил. Один выстрел в молоко и все потеряно: у него не будет лишней минуты на перезарядку. Хватит ли ему кинжала? Вряд ли.

Лугару тоже не спешил атаковать. Каждый из них — и охотник и хищник — замерли, выжидали, надеялись на ошибку противника. Зверь оказался менее терпелив. Он выскочил из своего убежища — но не того, где его ждала встреча с пулей — из соседних кустов. Спасаясь от смертоносных когтей, Леонард вынужден был отпрыгнуть в сторону. В прыжке он развернулся к лугару, уже собирался нажать на спусковой крючок, но неожиданно ноги не нашли твердой опоры при приземлении. Земля ушла куда-то в бок, и он запоздало понял, что за тьма таилась за кустарниками. Отчаянно он попытался ухватиться за крутой склон — за ветку кустарника, за траву, за что угодно — лишь бы избежать падения в обрыв, но рука лишь скользнула по гладким камням.

Деревья, закрывающая небо крона, желтые огни сощуренных глаз — все увиденные мельком образы смешались в безумном круговороте, вращались быстрее и быстрее. Что-то с силой ударило Леонарда в бок, вышибая из легких воздух, и бешенный круговорот потонул во мраке.